Правильный контекст

Спеллу


The sky above the port was the color of television,
 tuned to a dead channel



1.
Его называют Раф. Но это уменьшительное не от Рафаель, а от «рафинад».

В который раз он оказывается на пороге одной и той же комнаты. Дверь за его спиной медленно закрывается, но он и не думает отступать и твёрдо знает, что назад пути нет.

Огромное помещение с высоким потолком и грязными светло-кремовыми стенами кажется тесным и душным, потому что куда не посмотри – оно доверху забито всяческим хламом.
 
По периметру комната заставлена старой мебелью: потёртыми серыми офисными столами, перевёрнутыми креслами со сломанными подлокотниками, тумбами и полками для бумаг, шкафчиками для одежды с сорванными с петель дверцами и одинокими панелями из ДСП с обтёртой краской и кофейными пятнами.

Ближе к центру высокими пыльными пирамидами громоздятся бесчисленные бумажные и пластиковые папки, журналы, файлы, перемотанные бечёвкой стопки макулатуры, исписанной, испечатанной, с чернильными пятнами бумаги, картонные ящики, груды ручек, колпачков, стержней, огрызки карандашей, россыпи погнутых скрепок и ржавых скоб для степлеров, фирменные блокноты и календари, настенные часы и потёртые карты.

Раф стоял на пороге этой комнаты много раз, и именно сейчас он чувствует уверенность, необходимую для того, чтобы пройти через весь этот хлам. Его глаза постепенно привыкают к яркому жёлтому свету лампочек накаливания. Нигде не видно вентиляционных труб, но в комнате стоит тихий гул, как будто вибрируют сами груды мусора. Надо спешить.

Он начинает пробираться вдоль левой стены, ступая по полу, усеянному допотопными дисковыми телефонными аппаратами, дешёвыми серыми компьютерными мышками и обломками клавиатур, обходя по дороге торчащие дверцы вещевых шкафчиков и распихивая стопки макулатуры. Продвигаться через этот мусор физически несложно, но требуется непрерывная концентрация внимания на окружающих вещах – и через несколько минут, когда исчезает из поля видимости входная дверь, Раф понимает, что пробивать себе дорогу сквозь хлам не так то просто. Оставаясь физически бодрым, он начинает нервничать и раздражаться: напряжённая сосредоточенность на каждом движение быстро утомляет психику, а сдавленность и хаотичность пространства мешает телу чувствовать себя расслаблено и уверено.

Каждый следующей метр пути требует нового решения – его невозможно пройти как предыдущий участок. Только что он пропихивался между двумя бумажными пирамидами, а сейчас вынужден перелазить через стол, предварительно сняв с него два системных блока. Через секунду перед ним вырастает завал матричных принтеров и тяжёлая серверная стойка с распахнутой стеклянной дверцей, которую невозможно закрыть и приходится пролезать под ней, чтобы двигаться дальше.

Яркий жёлтый свет постепенно сливает всё разнообразие вещей вокруг в одну застывшую протяжённость, и внимание Рафа начинает концентрироваться только на том, что находится на расстоянии не более метра от него. Теперь он окончательно осознает правильность своего решения двигаться вдоль стены, потому что пойди он напрямик, через центр комнаты, – уже сейчас бы не знал, откуда начал свой путь.

Несколько раз Раф теряет равновесия, зацепившись за кабель или выбрав ненадёжную опору, но окончательно выходит из себя после того, как ушибает локоть об станину грязного фрезерного станка, торчащего из-под груды пахнущей мазутом и машинным маслом ветоши. От резкой боли Раф дёргает всем телом и обрушивает на себя двухметровую пирамиду старых документов и журналов. В клубах пыли, поднявшейся от падения макулатуры, его нервное напряжение достигает точки кипения: в приступе бешенства и клаустрофобии он начинает кидаться в разные стороны, с каждым движением увеличивая хаос вокруг себя, пока в конце концов не оказывается погребён под грудой хлама – в ловушке из пыли, вони и грязи.
Его злость и раздражение превращаются в страх. Пот заливает лицо, делая окружающий хаос ещё более вязким и тягучим, добавляя к бушующей гамме чувств отвращение и уныние. Искусственный свет сплавляет разнообразие вещей вокруг в маслянистую массу, подмешивая к ней Рафа – его тело и эмоции, – пытается сковать его волю и утопить сознание в образующейся однородности.

В этот момент Раф с абсолютной очевидностью понимает противоположность своей цели тому, во что он в данный момент все глубже и глубже погружается, и мысль эта, в сумме с кипящей ещё внутри него злостью, вырывает его из моря мусора и буквально тыкает носом в приоткрытую дверь в стене комнаты.

Из-за двери веет прохладой и сыростью. Не обращая внимание на чувство облегчения и радости от того, что трудный переход так неожиданно завершился, Раф быстро выходит в тёмный коридор за дверью. По правую руку от него в нескольких метрах от того места, где он стоит, проход под прямым углом сворачивает налево. Раф выбирает это направления и уже через секунду широким шагом идет по хорошо освещенному коридору офисного здания.


2.
Коридор оказывается довольно длинным и людным. Люди заходят в комнаты и выходят из них, идут Рафу навстречу или проходят мимо него по коридорам, параллельным тому, по которому он шагает; некоторые с ним здороваются, но большинство не обращает на него внимания; многие несут в руках папки с документами, блокноты, журналы и сумки.

Раф несколько раз меняет направление движения: сворачивает из коридора в коридор, спускается и поднимается по лестницам, пересекает большие и небольшие, заполненные людьми и полупустые холлы и залы, проходит мимо открытых и прикрытых дверей, ведущих в комнаты, в которых люди едят, о чём-то спорят, сидят, уставившись в мониторы, курят, что-то празднуют. Каждое новое помещение на его пути отличается и в то же время похоже на все остальные таким образом, как будто это отличие лежит в стороне от сферы его внимания, постоянно ускользает от него. Раф замечает определенные общие для всего окружающего черты: например, отсутствие окон и вентиляционных труб, или каких-либо других признаков вентиляции, – коридоры и комнаты, залы и лестничные клетки освещены приятным мягким светом галогенных ламп и везде сохранена идеальная комнатная температура воздуха. Но эти общие черты носят скорее атрибутивный, несущественный характер – Раф в полной мере осознаёт их дополнительное, но не ключевое значение для понимания реальности. Они на что-то намекают, но не дают ответа.

С каждым новым поворотом на этом пути к Рафу начинает возвращаться уже знакомое чувство раздражения и злости. С каждым новым шагом, не смотря на свободу перемещения, комфорт и уют окружающего пространства, большой выбор возможных направлений движения, в нём зреет озлобленность, отвращение – он будто вновь оказывается погребённым под грудой бумаги и грязного тряпья, в окружении мусора и хлама.

Даже поверхностный анализ этих ощущений позволяет Рафу понять, что они не связаны с какими-то идеалистическими представлениями о внутренней свободе человеческого существа – он никоим образом не относит себя к тем унылым искателям истины, которые видят зло во всём, что связано с цивилизацией, мечтающим о простой жизни в деревне или в горах, вдалеке от шума городов, избавившись от влияния политики и глобальной экономики.
Его поле битвы здесь – в толпе, на площади, в офисе, в прокуренных заведениях, там где борьба за власть и за деньги, там где ненормативное искусство и химическая обработка пищевых продуктов, сетевой маркетинг и сетевые организации транснационального терроризма, в мире обесцененных глобальных ценностей, общих понятий, бесконечно растущего горизонта мироощущений, для которых не успевают придумывать слова – в этом искусственном аде и рае, которые человечество создало для самого себя.

На самом глубоком уровне своего сознания, там, где не нужно слов чтобы знать, Раф понимает, что настоящая свобода человека невозможна без вызова, без борьбы, без побед и поражений, без жажды свершений, в чём бы она не проявлялась. Поэтому то, что он ищет, лежит за пределами этой мнимой двойственности природы и цивилизации, и не должно восприниматься им с этих позиций.

Погруженный в такие мысли Раф с разбегу задевает плечом высокого полноватого парня в джинсах и чёрной жилетке поверх белой рубашки. Немного растеряно, быстрым движением Раф поднимает правую руку в его направлении и с натянутой улыбкой произносит:

– Извини.

Он уже начинает идти дальше, но вдруг слышит у себя за спиной:

– Эй, дружище, ты что-то ищешь?!

Раф поворачивается и смотрит на парня. Тот спокойно стоит в нескольких метрах от него и доброжелательно улыбается во все тридцать два зуба. То, что Раф сперва принял за полноту, скорее свидетельствует о его здоровье и хорошем аппетите. У него тёмная кожа и чёрные волосы, завязанные в короткий хвостик. Вообще он смахивает на хозяина преуспевающего мексиканского ранчо индейских кровей, однако, если присмотреться, в нём всё-таки угадываются европейские черты.

– Эээ, – неуверенно начинает Раф. – Сложно сказать. Да, наверное.

Он делает шаг по направлению к незнакомцу, который, кажется, начинает улыбаться ещё шире и всем своим видом показывает желание помочь.

– Дело в том, что я не совсем понимаю, что именно… Вы хорошо знаете это место? – спрашивает Раф скорее для поддержания разговора.

Парень пожимает плечами:

– Да как все. Зато я хорошо знаю, как искать.

Эта его фраза звучит немного вызывающе, но Раф решает не отказываться от помощи, раз представился такой случай.

Незнакомец делает паузу, а затем спрашивает:

–  Ты уверен, что здесь нет того, что ты ищешь?

Добродушная улыбка не сходит с его лица – по ней в нём угадывается человек, который сразу умеет создать вокруг себя атмосферу непринуждённости.

– Нет, здесь нет, – медленно начинает Раф. – Ну, я не могу быть уверен на сто процентов, но всё, что я видел здесь – всё не то…

Незнакомец кивает головой, будто говорит: «Продолжай».

–  Не то, чтобы всё вокруг казалось мне ненастоящим или не представляющим никакой ценности, – Раф силится найти правильные слова, – ведь все вещи в равной степени ценны, верно? – он нервно потирает руки. – Просто здесь всё имеет отпечаток какой-то… дополнительности. Дополнительного, сопутствующего значения, коннотации,  какой-то контекстуальности, а не очевидности. Понимаешь? – Раф делает паузу, но после утвердительного кивка незнакомца продолжает. – Каждая вещь здесь – просто набор значений, предикатов, прилагательных, за которым невозможно рассмотреть её сущность. Я понимаю, что это понятие наивное и во многом глупое, что любой предмет, по большому счету, – не что иное, как набор предикатов, определений, которые и отличают его от других предметов. Но в том-то и дело, что я хочу найти костяк, на который эти определения навешаны! – Он снова останавливается и о чём-то задумывается. – Ну, если такого костяка, этой сущности пресловутой, нет, и всё сводится к тому, как мы говорим, то значит за всеми этими определениями и бесконечными коннотациями должен скрываться соответственный синтаксис, набор опорных точек нашего языка, ведь так? Какие-то логические константы, без которых речь превращается в набор звуков…

Раф останавливается и растеряно улыбается:

– Сложно объяснить словами это ощущение.

Он собирается ещё что-то добавить, но его собеседник неожиданно кладёт тяжёлую ладонь ему на плечо и говорит:

– Друг, это несложно найти. Тебе просто нужен правильный контекст.

Он расплывается в улыбке и добавляет в ответ на недоумённый взгляд Рафа:

– То, о чём ты говоришь, действительно вовсе не является чем-то настолько надуманным, как «сущность», но есть вполне реальным предметом. И ты, конечно, прав, говоря о том, что это невозможно выразить словами, потому что слова как раз и созданы для коннотаций, так сказать для бесконечного приближения к предмету, но не для окончательного его понимания.

Незнакомец перестаёт улыбаться, и взгляд его становится серьёзным:

– Но в том-то и заключается ирония: для того, чтобы найти нечто такое, тебе нужен правильный контекст, дополнительные значения, которые укажут твоему телу путь.

Он несколько секунд внимательно смотрит на Рафа, а затем, снова расплывшись в широченной улыбке, говорит:

– Смотри, сейчас я тебе покажу. Ты сказал тебя, зовут Раф, так?

Раф кивает:

– Так. Но, по-моему, я не говорил тебе…

Он не успевает закончить фразу, потому что незнакомец резко перебивает его:

– Ррааф! Ррааф! Звучит как псиный лай. Твоя мамаша слабо думает, если дала тебе такое идиотское имя! – Он начинает хохотать.

Раф замирает, ошарашенный такой сменой тональности разговора, но через секунду в бешенстве кидается в сторону обидчика:

– Ты чё, оху...

Но он не успевает дотянуться до объекта своего гнева. Незнакомец, пользуясь своим высоким ростом и большой массой, быстрым движение обеими руками толкает Рафа в грудную клетку с такой силой, что тот отлетает назад на метров пять и приземляется на спину, ударившись при этом головой об пол.

Раф возится секунд десять, пока туман в мозгу не рассеивается и он не начинает осознавать окружающую действительность. Незнакомца и след простыл, а сам он валяется на гранитном полу посреди большого круглого холла, поднимающегося тремя этажами-балконами вверх и заканчивающегося там куполом, расписанным замысловатым кубическим орнаментом. Людей вокруг немного – они проходят мимо, поглядывая на него, но никто не пытается ему помочь.

Несмотря на жуткую головную боль Раф всё ещё кипит от злости. Он медленно поднимается на ноги, придерживая правой рукой затылок и, не находя рядом с собой своего обидчика, решает устроиться в небольшом баре, расположившемся в нескольких метрах от него.

Бармен кидает на него косые взгляды. А когда Раф, усаживаясь в табурет, со злобой отпихивает от себя не допитый кем-то бокал пива так, что тот чуть не падает на пол, бармен грубо орёт:

– Эй, урод, поаккуратней будь!

Раф стискивает челюсть, округляет глаза и подталкивает бокал так, что он падает на пол и разбивается. А затем быковато произносит:

– В жопу пошёл.

Бармен подскакивает к тому месту у стойки, где расположился его всё ещё оглушённый посетитель, быстрым движением хватает его за шкирки и перетаскивает через стойку так, что Раф оказывается животом на том месте, где только что стоял злосчастный бокал. Затем бармен зажимает шею Рафа у себя под мышкой, чтобы тот не имел возможности воспользоваться кулаками, и подставляет его лицо под струю холодного пива из барного краника.

Импровизированный душ продолжается, пока Раф не начинает колотить руками об стойку и хрипеть: «хватит». Бармен отпускает свою жертву и позволяет ей отпрянуть через стойку подальше от мучителя.

Раф протирает рукавом глаза и начинает осторожно усаживаться обратно в табурет:

– Извини, чувак, был неправ, – говорит он сквозь кашель и отхаркивание. – Перенервничал.

Бармен берёт рюмку и наливает в неё коньяк:

– Ничего, бывает. – Он протягивает рюмку Рафу. – За счёт заведения. Успокаивает.

Раф выпивает коньяк залпом и начинает обтираться от пива салфетками.

Бармен приступает к уборке устроенного Рафом беспорядка:

– В таком виде лучше на улицу не выходить – можно в раз простудиться.

Раф откашливается в салфетку и спрашивает:

– У вас можно курить?

– Нет, - отвечает бармен.

– Тогда всё-таки придется выйти наружу. А где тут выход?

– Вон там есть выход на крышу, - бармен кивает головой в сторону балкона.

– Отлично. Скоро вернусь.

– Давай.

Раф поднимается на самый верхний уровень, под самый потолок, и идёт по окружности балкона пока не находит дверь в предбанник, который ведёт на крышу. Он спокоен и расслаблен, но это скорее от усталости и головной боли. Раф проходит предбанник, открывает дверь наружу, делает несколько шагов, рассматривая листы рубероида у себя под ногами, затем поднимает взгляд и замирает.

Он нашёл то, что искал.

Мысль, мимолётное замечания, сделанное его внутренним «я» для самого себя: «Небо!» – эта последняя слабая попытка его «эго» сохранить контроль над происходящим – превращается в то, во что превращается любое слово перед силой очевидного – в пустой набор звуков.

С того места, где остановился Раф, открывается великолепный вид на центр города: крыши, траффик на дорогах, реку на востоке и небольшие холмы на ее правом берегу, овраг на севере, в котором расположилась Панорама, и спальные районы, раскинувшиеся на юге и юго-востоке.

Но вся эта красота – лишь отзвук, проблеск, не способный исказить его знания очевидного в данный момент, потому что это знание охватывает все его существо и питает его силой. Силой неба.

«Неба, напоминающего экран, включённый на мёртвый канал» – рождается в его голове первая за несколько минут мысль, и… эта мысль в который раз переносит Рафа на порог комнаты, которая, куда не посмотри, доверху забита всяческим хламом. Дверь за его спиной медленно закрывается, но он и не думает отступать и твёрдо знает, что назад пути нет.