Кинф, блуждающие звезды. книга вторая 18

Алкиност от ярости побагровел; его алая яркая чешуя налилась темнотой и потускнела, гребень на его голове встал дыбом и угрожающе вибрировал.
- Что, - прошипел он совершенно нечеловеческим голосом, приближая свою плоскую змеиную голову к лицу мальчишки, который от ужаса побелел, как полотно. – Что ты хочешь, повтори-ка еще разок, чтобы слышали все, кто подслушивает по всем углам этого дома!
Его хвост стремительно развернулся и шарахнул по полу, да так, что мы едва не упали со своих сидений, а мальчишка зашатался, растопырив руки, как при землетрясении. Вино, разлитое по полу,  от удара взлетело тысячами алых капель.
Из-за шикарных новых портьер выкатился церемониймейстер, которому подслушивать должно по роду его занятий; раскрылись двери, и в зал ввалились пара солдат, охраняющих наши покои, где-то в коридоре послышался стеклянный звон – там некто, несущий нам с Черным вина, уронил поднос. Татуировщик, на которого почему-то никто не обратил внимания, от испуга громко заверещал. Все скрытые от наших глаз люди, прячущиеся или просто не высовывающиеся из своих укромных уголков, посыпались как переспевшие сливы с дерева, обнаружив себя.
- Достаточно ли свидетелей твоей подлости и твоей лжи? – прошипел Алкиност, все темнея. Его обычно такие светлые и прозрачные глаза теперь налились черной кровью, и голос все больше походил на змеиное шипение. Я с трудом понимал, что он говорит. – Или нужны ещё? И если я теперь, сию секунду, тебя съем – никто не обвинит меня в жестокости, ибо ты уже заслужил казни, клевеща на принцев, и тому есть свидетели. Ты лжец; и весьма опасный лжец. Ты многое слышал о Зеде и его друге Торне. Но ты отчего-то лишен к ним уважения; в твоих глазах они всего лишь орудие для осуществления твоих гнусных планов. Ты завистлив и жаден. Ты готов отправит на смерть людей ради удовлетворения своей прихоти, глупой прихоти… не думаю, что люди этого кнента захотели бы видеть тебя императором.  Не будет тебе дома! Мертвецам не нужны дома.
Думаю, на этот раз добродетельный Алкиност не блефовал; и если он не сожрал наглеца тотчас, то только потому, что Черный возник у него на пути, когда тот уже нацеливался, подобно змее.
- Стой, государь! – крикнул он, раскинув руки и своей спиной загораживая наглеца от оскаленной пасти. – Стой!
Дракон отпрянул – зубы оскалены, в глазах бушует ярость.
Черный развернулся к наглецу – тот скорчился от ужаса, когда Алкиност метнулся к нему, - и весьма непочтительно ухватил его за ворот.
- Дом, говоришь? – задумчиво произнес Черный, встряхнув мальчишку за шиворот. – И непременно у Аринды отнять? Это можно; но ты, засранец, с нами поедешь. Пшел, - он кинул просителя к дверям и разве что пинка ему не вставил. Солдаты подхватили просителя и вытолкали его взашей. Слуга-краб, не охваченный нашим вниманием, просочился в двери без посторонней помощи, все так же боком.
Алкиност все не успокаивался; более того – теперь он злился еще больше, и уже – на Черного.
- Что за напасть?! – заорал он, как только за просителем закрыли двери. – Отчего ты, Зед, так тщеславен?! Да что с тобою? Неужели ради однодневной славы стоит соваться в ад?! Ибо даже Драконы обходят то место стороной! Ты ишак, Зед, упрямый и глупый! Небо щедро оделило тебя храбростью, но, видит Небесный Отец, взамен оно отняло у тебя разум!!!!
Черный на ответил, упрямо сопя.
Вечер был испорчен бесповоротно.
И Черный впал в немилость у Дракона.

                ****************************
С утра конюхи нам заседлали дареных лошадей – странно, что Драконы не велели отобрать их у нас, засранцев неблагодарных, - и Черный, насвистывая песенку, мастерски проверял подпруги и всяческую прочую лошадиную упряжь… Лицо его было безмятежным, совершенно безмятежным, и не похоже было, чтобы он был сильно огорчен этим фактом – а ведь раньше даже дрожание уса повелителя приводило его в уныние!
Так я ему и сказал, задав после вопрос – а какого черта?!
- тоесть , я понимаю, что ты хочешь быть рыцарем без страха и упрека, - сказал я, - но разве нужно ссориться с Драконом ради какой-то славы?! Я… я ничего не понимаю…
- В этом-то все дело, друг мой! – весело ответил Черный, вскочив на своего скакуна. – Нам непременно нужно поехать туда куда зовет нас этот загадочный молодой человек, и это тайна поинтереснее старых замков беглого короля. Этот молодой человек, - Черный склонился ко мне, так, чтобы не услышал никто иной, если б таковые тут оказались, - наш с тобой соотечественник.
- Да ты что!
Я был ошеломлен, пригвозжен к месту этой новостью.
- Самозванец?! – осторожно произнес я. Черный, оглядываясь по сторонам, лишь кивнул. – Но как ты узнал?!
- Он замешкался на входе, хотя потом влетел так скоро, словно за ним была погоня, - а отчего? Оттого, что включал пояс – или проверял, включил ли его, - ответил Черный. – Я очень хорошо это видел. Я оттого и не дал Алкиносту укусить его – он либо поломал бы зубы, либо… этот умелец прорубил бы себе путь наружу из Алкиностова брюха мечом. Когда я ухватил его за одежду, я почувствовал легкую вибрацию поля.
- Таааак! – протянул я, и сердце мое ёкнуло. – Вот интересно – а он, этот самозванец, знает, что мы…э-э… его земляки? Или не знает? Вот в чем вопрос!
Черный задумался, прищурившись и склонив голову к плечу.
- Думаю, не только знает, - ответил он, - но и пришел к нам нарочно… ему что-то нужно именно от нас. Вопрос – что? В замке Аринды или как там её я буду размахивать мечом, а ты хорошенько следи за этим умником, хорошенько! И за этим спутником его – что еще за красавец? Случайный наемник или сообщник? Так или иначе а свои пояса тоже стоит активизировать. На тот случай, если он решит от нас избавиться…
Словом, все вопросы у меня мгновенно отпали,  и мы вместе, бок о бок, выехали из резиденции Давра.
На Черном был простой походный костюм, украшенный серебряной тесьмой и вышивкой, я нацепил светло-серый бархат. Кроме всего этого слуги подали нам еще и плащи с шапками  - сказали,  что прохладно для прогулки налегке. Правда, при этом мы нацепили все наши причиндалы – и пояса, и перстни, и колье, а Черный еще и умыкнул из парадного зала праздничные ножны для своей Айясы. Странно, но мне казалось, что он нарочно выбирает вещи дорогие и особо ценные, как для большого путешествия.
Вроде как собиралась наступать зима, и даже снежок немного припорошил улицы и дома, нарисовав приятную пряничную картинку – как в праздник. Первый снег всегда чист; его еще не успели затоптать и заплевать, думал я – странные мысли крутились в моей голове, словно не о чем. Словно не знали, по какому пути бежать дальше.
Строго говоря, мы выехали просто на прогулку, коих в нашей принцевой жизни должно было свершаться по десять штук на дню, и если б этого самозваного принца не оказалось на нашем пути, мы могли бы с чистой душой и спокойной совестью сделать круг почета по загаженным улицам города и вернуться  в замок Давра, пить зеленый чай и коротать дневную пору на прохладной террасе…
Но самозванец был тут как тут. Он, его давешний спутник и еще некто, закутанный в жалкий балахон странствующего врача – а проще говоря, шарлатан, коих болталось по обнищавшему кненту немало, -  стояли на обочине улицы, по которой мы с помпой проезжали. Поджидали.
А он серьезный парень, это мошенник!
Народ радовался; вчера видимо, немало было прирезано дареных овечек и петухов, и рожи на улицах, такие бледные вчера, нынче казались круглее и краснее, а щеки залоснились. Может, от жирной наваристой похлебки, а может, от доброго винца, которого вчера тоже было выпито немало. А когда Черный, увидев самозванца, мотнул головой – мол, давай, поехали! – то народ и вовсе возликовал, ибо это жест показался им наивысшим проявлением демократии, а сам факт такого редкостного качества в принце, как «мужик сказал – мужик сделал», и вовсе привел зрителей в экстаз! Этак можно всякий раз вваливаться во дворец и клянчить для себя всяческий благ, думалось некоторым. Ох, не к добру Черный согласился на претензии нашего соотечественника – а кстати, он хорошо маскируется! Я вот до сих пор не заметил ни единой черты, которая бы выдала в нем самозванца!
Может, Черный ошибся?
Я еще раз пригляделся к самозванцу – не, вроде, настоящий. Даже грязь под ногтями есть. Одежда его, вчера показавшаяся мне весьма добротной, при дневном освещении оказалась весьма поношенной и чистой лишь относительно – много чище, например, чем у тех же крестьян, но много грязнее моей.
Не к чему подкопаться! Самозванец, судя по всему, был агентом весьма высокого ранга – если он действительно им был. Во-первых, его речь – нас с Черным сразу выделяли их толпы аборигенов, и до сих пор наш говор привлекает внимание, и люди гадают, из каких дальних стран мы прибыли – а может, мы и вправду потомки регейцев?!
Самозванец говорил чисто, с характерными для этой местности особенностями и оборотами речи.
Во-вторых – он даже походил на местных.
Что-то этакое было в нем особенное, местное. Не национальность – хотя это тоже; ну, он словно был кровь от крови и плоть от плоти этой земли. Он словно всю жизнь жил тут, впитывая обычаи и привычки. Увидел паука – скрестил пальцы, делая отрицающий беду знак. Услышал птичью трель – вон, сидит бормочет торопливо просьбу богам чтоб послали удачи.
Я сам когда-то бормотал «божья коровка, полети на небко, принеси мне хлебка…», глядя на яркие глянцевые крылышки букашки, ползающей по моему пальцу.
Таким вещам невозможно научиться… 
Я поморщился недовольно; вечно этот Черный все усложняет! Отчего не выяснил все сразу?! Зачем заигрывать с самозванцем, зачем соглашаться на его шантаж – я невольно поймал себя на том, что начал мыслить как человек, рожденный в этом мире, и мысли мои были прежестокие!
Покосившись на самозванца, я с недоброй усмешкой рисовал его себе где-нибудь в темном подземелье, за толстой решеткой… Это верно, мы не могли б отрубить ему голову или причинить какой-либо иной вред, но Черный вполне мог посадить его в темницу, и еды ему не давать, хе-хе… потом, за миску бобов, он сам бы снял свой пояс и все прочие защиты, если у него таковых оказалось бы много.
Я еще раз покосился на самозванца. Жаль, что сейчас не лето. Тогда, под предлогом искупаться, мы бы принудили его раздеться на берегу реки, и стащить тогда его пояс было бы делом техники. Даже если б эти двое остались его сторожить – не думаю, что они надолго составили бы конкуренцию Черному… гм! Одни проблемы!
Краб, так мне не понравившийся вчера, тоже ничем особенно от толпы не отличался. Человек среднего возраста, роста и телосложения. Весьма посредственный тип. Бегающие маленькие глазки, аккуратная черная бородка, пыльная грязная одежда, за которой давненько не ухаживала не женская рука, ни руки служек на постоялых дворах. Это весьма просто объяснялось – отсутствием денег, и персонаж этот абсолютно не походил на нашего соотечественника.
Третий… гм… что-то в нем этакое было, но на земляка нашего он тоже не походил.
У него было слишком гладкое лицо
Если, к примеру, у того же самозванца на носу вспухал прыщ, нормальное явление для его юношеского возраста, а краб был отмечен оспой – слегка, это даже не бросалось в глаза, так, немного точек на бледных тощих щеках, - то третий был настолько гладок лицом, словно никогда не ветер, ни зной не касались его кожи. Это был молодой человек, лет около двадцати пяти. У него были длинные черные гладкие волосы, зачесанные назад и сплетенные в косу, блестящие на солнце как зеркало. Его смуглое, почти бронзовое лицо было словно фарфоровое, с выписанными на нем черными соболиными бровями, ресницами и яркими кукольными синими глазами. Зубы его были здоровыми и белоснежными даже по меркам нашего с Черным мира, и когда он улыбался, девицы в радиусе трех метров от него падали в обморок. Словом, человек этот по здешним меркам был красив, как бог – и, наверное, зарабатывал он немало, так как сам являлся живой ходячей рекламой своему мастерству. Однако, одет он был в рубище, и на веревке, что заменяла ему пояс, болтались какие-то жалкие мутные стеклянные банки с заплесневелыми мазями внутри – думается мне, что он был изрядным плутом, нарочно прикидываясь нищим а меж тем, под коричневым балахоном у него наверняка поддета куртка, добротная и даже подбитая мехом, а в кармане был припрятан мешочек со звонкими монетами. В левом ухе у него красовалось старинное эшебское украшение – серьга из черненого серебра и прозрачной капелькой маленького камешка, сверкающего всеми цветами радуги – ого! И ест он не только сухой хлеб с засохшим сыром – в его плутоватых глазах я прочел, что странствующий врач о-очень любит свининку, и от барашка, запеченного на углях в остром соусе, он не откажется… Зачем он увязался за этим никчемным созданием? - спрашивали веселые глаза шарлатана. Да как же! Вся эта затея с Ариндами могла прийти только в очень глупую голову; а глупость всегда сопровождается смехом так что позабавимся от души! И шарлатан мне подмигнул.
И я рассмеялся.
Заснеженная дорога, чистая, как нетронутый лист бумаги, вела прочь из города, и я невольно оглянулся на ворота, из которых нас выпустила стража в новеньких стеганных куртках и блестящих на солнце касках, похожих на тазики. Наверное, я буду скучать по этому городу…
Дальше дорога наша протекала в полнейшем молчании.
Черный смотрел в даль, как и полагается народному герою, шарлатан, кажется, слегка задремал в седле – конек его был на редкость смирным и смышленым животным, и шел осторожно, тщательно выбирая  куда ступить, чтобы лишний раз не встряхнуть хозяина. Краб с его беспокойными бегающими глазками тоже вперил взгляд в светлую даль, а самозванец…
Интересно, а на что польстился самозванец? Что ему нужно в замке этой ведьмы, или кто она там такая?
Черный велел мне бдить – вот я сейчас и начну!
Из своей сумы, притороченной к седлу, я добыл Книгу Легенд о Мирных Королевствах – моего вечного спутника, - и с принялся искать хоть какое-либо упоминание о том месте, куда мы направлялись.
Информации оказалось много, но в основном это напоминало страшные сказки, которые рассказывают подвыпившие люди в трактирах, где собирается всякий сброд – и верят в это лишь серые необразованные люди. Таково мое личное мнение.
Вот что я там прочел: «Вечная ведьма Аринда, Древняя, как сам мир, всегда и вечно живущая, повелительница Дома в Темном Ущелье (какое потасканное название, хоть бы пооригинальнее что придумали!). Дом тот строили неизвестные мастера сотни лет; он вырублен из монолита скалы, и ведут в него три тысячи ступеней…»
Внизу располагалась картинка, красочно изображающая этот самый дом. Нарисованная самыми мрачными тонами, она была выписано с поразительным тщанием, а сам дом напоминал заброшенный город, погребенный под вековой пылью. Ступени, отчасти разрушенные, были похожи на мост через пропасть; их украшали статуи – жуткие и гадкие, если таковые существовали на самом деле, нечто среднее между монстром и освежеванным человеком. Над входом в город-дом, на каменной арке, порядком истертое временем, виднелось вырубленное из камня лицо. Над самим городом, довершая мрачную картину, носились стаи ворон или какой-то иной нечисти – с этим художник точно не определился.
От одного вида этого замечательного места у меня мурашки пошли по спине. Я передернул плечами и еще раз глянул на самозванца. Хотелось сохранить в память как можно точнее образ этого извращенца, желающего жить на кладбище.
Продолжив читать, я узнал об этом замечательном месте еще больше интересного.
«Ведьме прислуживали сплошь демоны Иги, пожиратели трупов (еще одна красочная картинка, изображающая двоих редкостных негодяев жуткой звероподобной наружности, тащащих в ночи свежевыкопанного мертвеца в саване). Они патрулировали ночью покинутый город, освещая его своими красными глазами, и горе тому, кто забредал в то место нечаянно!» - а,  тоесть , они и живыми не брезговали…
Касаемо самого дома Аринды тоже много чего написано было – в том числе, и про вожделенные сокровища. Да, мол, есть там много дорогих вещей, и золото там валяется на улицах, кинутое кем-то когда-то в страшной спешке. Интересно, куда так можно было спешить?
«И вот те, кто там побывал и чудом остался жив, рассказывают, что золотом там усыпаны все улицы – под слоем пыли лежат монеты, иногда – колье, какие-то обломки – сплошь из золота! Хлам, каковой можно встретить в кузне, например, или у мастера, вытачивающего ключи, связки гремящего старого металла – только золотой! Сплошь драконье зеленое золото, много… Это, пожалуй, единственное место на земле, где о драконах не слышали уж тысячу лет – а золото там было!»
И у путников сносило крышу.
«Подняв с пыльной дороги одну блеснувшую монету, человек находил еще и еще. Потянув за конец спутанной проволоки, он поднимал гремящие стопки широких колец, нанизанных на неё, сделанные когда-то неизвестно для каких целей… золотой мусор! Изломанные старые вещи, применения которым нет – и человек охмелевал, и начинал ворошить вековой тлен, поднимая все больше и больше… старые обломки ключей, посуда – человек набивал этим карманы, забыв о всякой осторожности, и ночь и страшные стражи настигали его…»
Дальше описывались ужасы погони, и то, как человек кидал золото на дорогу, откупаясь от преследователей, и как он потом летел по лестнице, пересчитывая ступени задом…
Очень, очень поучительно!
Только какого ж черта все эти горе- путешественники искали в той стороне?
Ответ на этот вопрос книга давала весьма расплывчатый.
Во-первых, разумеется, золото.
Во-вторых – это непосредственно сами сокровища Аринды, которые она охраняла, потому как золото для неё ценности не представляло, коли свободно валялось на дорогах, и никто его не убирал – ага! За золото-то как раз никого и не убили. Просто напугали и из города выгнали. Кое-кто даже приносил оттуда то, что чудом зацепилось в кармане, когда преследуемый начинал «откупаться» от слуг Аринды.
Но вот святая святых охранялась куда тщательнее и всякий, посягнувший на неё, жестоко карался – а потому, как гласила книга, тех, кто вернулся из сердца города, было всего трое.
Это были самые отчаянные люди!
«Один, старый вор, забрался дальше всех и подробно описал все, что там увидел. Он решил выкрасть то, чем так дорожила Аринда, и явился под покровом ночи ко входу в город. (Уже достаточно мужественный поступок, не так ли?) Он ожидал восхода солнца, чтобы у него в распоряжении был целый день на поиски сокровищ. Лежа у самого входа в город, спрятавшись под своим серым плащом, похожий на серый валун, он видел, как снуют туда-сюда по пыльным улицам слуги Аринды, освещая все красными глазами.
Едва забрезжил рассвет, как он бесстрашно (какое точное словцо!) вступил в тихий город. Никого на пустынных улицах не было видно, лишь следы слуг Аринды говорили о том, что тут кто-то ходил.
Вор не стал подбирать золото (какой умный человек! Чего его подбирать? Оно всюду валяется!), а пошел вглубь города. Он шел долго, и видел брошенные дома-призраки, высокие и поразительно красивые, пустые улицы, разрушенные мосты над сухими руслами, и странные статуи, застывшие в самых причудливых позах. И ноги его привели, наконец, к маленькой белой башенке с красивым белым куполом – она выглядела не такой брошенной и разрушенной, как прочие здания. И он вошел туда.
Прежде всего он отметил, что внутри здания было очень светло и чисто – словно бы светился сам потолок светом чистым и яркими. Стены внутри были гладкие, словно отполированные, и сплошь из мрамора, а посередине на натертом до блеска полу, стояло нечто.
И храбрый человек ощутил в своем сердце ужас.
Нечто походило на громадный округлый кусок киселя, серо-перламутро-розового,  словно бы подвешаный странным образом и заключенный в тонкую серебряную раму. Оно шевелилось беззвучно, и на поверхности его то и дело появлялись лица, мелькали руки, тела, словно «это» было громадным непостижимым глазом, подглядывающим в другой мир.
Человек, несмотря на свой испуг, хотел подойти ближе и рассмотреть как следует это странное месиво, но, откуда ни возьмись, на него налетела странная птица и сбила его с ног.
Пораженный человек только и мог, что закрываться от неё руками, а она знай долбила его острым клювом, и расклевала ему все руки в кровь. Птица было такой тяжести, что он не мог столкнуть её с себя, а когда ему это наконец удалось, он с удивлением понял, что она сделана из желтого металла.
Она вертела головой, как живая, и можно было увидеть каждое встопорщенное перышко на её горле – но она вся была сделана из металла!
И сторожила этот странный кисель.
Человек хотел посадить её в мешок и принести домой. Но мешок не выдержал бы её веса, да сам человек не смог бы уйти, унося такую тяжесть.
Но самое странное произошло потом.
Башенка эта была практически пуста и чисто прибрана, но кое-какой непорядок в ней все же был – это были трупы тех, кто осмелился дойти до этого заветного здания. Три или четыре мертвых человека лежали по разным углам, и один – прямо перед таинственным «глазом».
На вид никаких повреждений на убитом не было. Конечно, вор мог и ошибиться, так как вместо человека уж давно лежал высохший мумифицированный скелет, но как будто бы не было на нем лишних дырок.
Вор хотел перевернуть его и осмотреть, но птица, которая до этого преспокойно чистила перья, вдруг словно с ума сошла. Она снова налетела на него и заставила отступить.
И тогда он понял, что есть еще нечто, зачем и приходили сюда эти люди; и это нечто, наверное, находится в руках одного их них, убитых – только птица не знает, у которого, и охраняет их всех. Поэтому они и лежат до сих пор в этой башне.»
Интересно, а отчего слуги Аринды их не съели?!
Зачем мотаться на кладбище, если тут, под носом, преспокойно лежит свежак?!
Это могло означать одно: слугам Аринды тоже нельзя было трогать то, что охраняла птица.
Или это было не безопасно, или она не разрешала до этого дотрагиваться вообще никому.
Все интереснее и интереснее!
Несомненно, если этот самозванец так смело поехал с нами в этакое пекло, он как минимум защищен поясом. На который и рассчитывает.
И Черный ему нужен для того, чтобы отгонять в этой башенке врагов, если таковые найдутся. Пока он сам будет искать то, из-за чего весь сыр-бор.
Я еще раз глянул на мошенника. Интересно, а что это вообще такое, ради чего он так смело отправился с нами в пекло? Наверное, что-то весьма уникальное.
Я снова вернулся к изучению книги, надеясь найти разгадку там.
Дальше шли описания того, как хитроумный вор обманывал птицу и по очереди осматривал покойников.
«Ни у кого ничего такого он не находил. Обломки золота и прочую мелочь в карманах.
Но у одного, в порядком истлевшей кисти, накрепко зажатая, была уродливая кукла из обожженной глины.
Сначала он подумал, что это некая игрушка, может, принадлежащая ребенку того, кто пошел в это странное и страшное место. Но стоило ему коснуться лишь пальцем этой вещи, как руку его скрутила страшная судорога, и палец моментально высох и умер.
Вот оно то, что охраняла птица – и что убило всех этих людей!
Вору достаточно было отпущено на его веку ума, чтобы не прикасаться больше к этой вещи, и он ушел прочь от неё, убрался вон из города, набив полные карманы и плащ золотом.
Он рассказал эту историю людям – страшную правду о доме Аринды и о её главном сокровище, и сказал, что ни при каких обстоятельствах трогать эту вещь нельзя.
«Но если есть сторож, - сказал под конец своего повествования этот мудрый человек, - значит, есть и тот кто может это взять безо всякого вреда для себя. И он придет, рано или поздно. И  бойтесь тогда его, люди!»
О-очень поучительно.
Вот, значит, как – тот, кто сможет её взять…
Неужели опять - Черный?!
Значит, самозванцу нужно, чтобы Черный её взял – и что тогда?
Он не понесет её туда, куда ему прикажут. Потому что ему дела нет до чьих-то амбиций и желаний. И еще – потому что его пытались надуть с этим домом Аринды. Если б к нему пришли и выложили все начистоту – помоги, брат! – он бы, может, и помог… но так дешево врать!
Интересно, а что за резон врать?
Да потому, что если Черный что-то возьмет в руки, то он это нипочем не отдаст.
Легче отнять у голодного тираннозавра добычу, чем у Черного то, что ему принадлежит.
Я глянул на Черного; он безмятежно высвистывал песенку, вертя головой по сторонам, и ехал себе дальше…
Стоп! А куда он ехал-то?! Откуда он знает, куда ехать?!
В миг мозг мой закипел.
Черный никогда не был там, и просто физически не мог знать, куда следует направляться.
А он куда-то ехал… и эта команда следовала за ним! Ни слова ему не говоря! Значит, ехал он правильно!
Я вовремя прикусил язык и не разорался на всю окрестность, что здесь что-то не так, хотя это чувство навалилось на меня и не давало покоя. Здесь затевалась какая-то странная, непонятная мне игра – и я боялся помешать тому хитроумному плану, что состряпал Черный.