Когда отшумели все праздники 4

                Когда отшумели все праздники – 4


     Сколько раз Ирина видела в своих снах,
 как на станек* к ней приходит Виталик.
 
     Причем, сам станек в этих снах всегда выглядел экзотически. Однажды даже снилось, что Гавелак** находится на высокой вершине, и чтоб туда попасть – нужно долго лезть по крутому склону, обдираясь о тернии и шипы.
     Во снах видела, а наяву не разглядела, пока не подошел вплотную, глаза в глаза.

     - Здравствуй, - сказал, а она покосила глазом.
Боже мой, Виталик! Пять лет без четырех месяцев! Нисколько не изменился. И даже не потолстел, как ей рассказывали. А она?! Полюбуйтесь-ка, оренбургский пуховый платок! Повязан подмышками и под коленками.  Кашемировая шаль! Накрывает сверху от носа до ног.  Да еще и нос течет, да что течет, уже кончик покраснел,  распух, и глаза не накрашены. Что их красить, когда нос течет.

     - Приветики, - пролепетала, краасавица. Шаль сбросила, платок развязала, все бросила на трон. Так ее стул – тяжеленный,  деревянный, складывающийся -.называл Асхат.
     - Мне тут Серебряный «проставиться» должен, пойдем? – сказал Виталик.
     - Пойдем, - ответила, сомнамбула.

     - Это все хорошо, - подытожил Серебряный в «млекарне»***, - но надо что-то продать.
     - Еще как, – сказала Ирина, - Я должна пятьсот крон Светоушке, абсолютно левой чешке, только потому, что она имела несчастье нынче быть в соседках, а завтра я хочу не работать, это еще, по меньшей мере, крон триста.
     - А с каких это щей ты завтра хочешь не работать? –  пристал Серебряный,  хотя Ирина ощущала только излучение виталиковых глаз:
     - Завтра день гибели Александра Сергеевича Пушкина, и мои князья-издатели устраивают по поводу этой скорбной даты вечер памяти в кафе «Пушкин», по улице Гусова, 14.  Кафе «Пушкин» принадлежит потомку Пушкина, но со стороны брата,  тоже Александру, Пушкину, но сам он на вечере присутствовать не будет, будет присутствовать его отец, тоже Пушкин, разумеется.
     - Ну, ни фига себе, - сказал Виталик.


     В результате, она заняла тысячу крон у Тони, абсолютно не левой молдаванке, всегда выручающей ее в самых неотложных ситуациях,  все те же деревянные игрушки, расписные тарелки, ведьмы, (послезавтра отдам) - отдала Светоушке долг,  и подошла к Виталику, с как будто приклеившимся к нему Серебряным:
     - Теперь я могу «проставиться».


     - Теперь могу «проставиться»  я, - сказал Виталик сорок минут спустя, когда рынок уже закрывался - если мы поменяем где-нибудь пятнадцать евро.


    
     Ирина всегда «балилась»**** сама.

     Здесь Виталик взял ее возик*****, и по снегу,  горячему снегу, доволок до склада. Как только он увидел знакомые двери, тут же на него накатила тоска:
     - Помнишь, как я застрял здесь пять лет назад? – сказал он, передернувшись.
     - Здесь все поменялось. Теперь лифты пневматические. В них невозможно застрять.
     - А я как сейчас помню, как вы с Сашкой-негром смеялись надо мной, застрявшим там.
     - Мы не смеялись. Мы просто хотели тебя развлечь, пока приедет аварийка, - сказала Ирина, как могла, примиряюще.

     - Да ладно тебе, - сказал Виталик, – Что я, не помню, что ли?  Поехали ко мне?
     - Ко мне.


     Они еще около часу у болгарина-Коли выясняли, кто к кому поедет. Коля делает самый лучший в мире кофе. Победила Ирина. Прямо в трамвае Виталик начал ее целовать. Как десять лет назад. Хорошо еще, что не упали, не были пьяны, как десять лет назад:
     - Я так по тебе тосковал!
     - И я по тебе.
     - Я так тебя хочу!
     - И я тебя.
     - Я так перед тобой виноват!
     - И я перед тобой.

     - Да, ты передо мной виновата, - вдруг сказал Виталик, отрываясь от Ирины, -  Все получилось из-за Сашки-негра. Я все это время думал, думал, и пришел к выводу.
     - Я тоже думала, думала, и пришла. К выводу. Ты все это придумал, чтоб оправдать свое предательство.

     Они чуть не поссорились, но, слава богу,  доехали.
     - Помнишь, как мы пили из горлышка бутылку фернета? Повторим? – сказала Ирина, опять, как могла, примиряюще.
     - Вот почему ты сейчас такая хорошая, а тогда была такая плохая? – пролепетал Виталик, - Я тут все узнаю. И эту дорожку. И даже эту березу.
     - Ты еще узнаешь свою постель, на которой я сплю, когда приезжает мама. А так-то там новая перина, из лебяжьего пуха. И подушка. Я, когда жарко, эти подушки меняю. Одна просыхает от слез, другая ждет.
     - Слез?
     - Ну, а чего же, Виталик?!
    
    

    

2.

     Больше всего Виталик убивался тому факту, что Франтик уже спит. Он был его любимчиком, и надеялся, что мальчик его вспомнил бы. Владик не спал, но уже спросонья сказал «Нет», на что Ирина заметила: 
     - Пуберта!*
     Зато Наташка обрадовалась Виталику, да так обрадовалась, что выкатила бутылочку десертного красного вина и блины, потрясающие блины с маслом, сахаром и сметаной, стало понятно, что вовсю гуляет Масленица. Они пили чай часа два, и мололи всякий вздор втроем, на кухне, за огромным, не сложенным с Ваноц**, черным столом, даже пытались привлечь Франту, но тот в этот час сидел за покером на Интернете.  Виталик, в прошлом заядлый преферансист,  постепенно перетек к нему, а мать и дочь вышли на балкон покурить:
     - Ты его действительно хочешь вернуть, мама?
     - Его невозможно вернуть насильно, он может вернуться только сам. Мне достаточно и той одной ночи, которую он мне сегодня подарит.
     - А как же Ивана?
     - Виталик сказал, что они вот уже полтора года не живут вместе, но что до сих пор относятся друг к другу как брат и сестра.
     - Не понимаю я таких женщин.
     - А я понимаю, Натанечка. Понимаешь, Виталик такой человек, что от него уйти невозможно. Женщина согласна оставаться с ним даже на правах сестры, лишь бы иногда, хотя бы изредка,  видеть его глаза, слышать его голос,  чувствовать его прикосновения, дышать с ним одним воздухом…
    
      

                Ирина Беспалова,
                Февраль 2010, г.Прага