Не расефай!

       Это мне мой папа рассказывал. Он, в отличие от меня, дослужился до капитана аж первого ранга и кавалера ордена «За службу Родине». Сыну повезло меньше: сын присягал Родине, а в 1994 году вместо Родины появилось Отечество...
       В те времена, когда папа командовал кораблём, слова «офицерская честь» ещё не вызывали повального недоумения; ордена давали не только штабным, и вообще флаг был другой. Лично я ничего против Андреевского флага, в принципе, не имею. Просто я ему не присягал… Но к рассказу это никакого отношения не имеет. Я всего лишь хочу сказать, что это было достаточно давно, когда ещё были живыми старые артиллерийские крейсера проекта 68-бис, в чьих душных кубриках потерял свою военно-морскую невинность не один нынешний адмирал.
       Попал как-то раз мой папа да во состав одной флотской комиссии, которая ездила по кораблям и проверяла всё подряд, в том числе и антитравматизм личного состава. Как раз примерно в те времена родился этот мозгодробительный термин – «электропожаровзрывобезопасность». Ездили они, значит, ездили, да и оказались в небезызвестном Тихасе, где флагманом 10-й оперативной эскадры тогда был славный крейсер «Адмирал Сенявин». Тот самый, который с начала 80-х уже практически не плавал и торчал, привязанный верёвками к стенке, потому что на нём во время помпезных стрельб произошёл взрыв в одной из носовых башен главного калибра, унеся тридцать семь жизней... 1978 год, многие помнят. А комиссия та была примерно годом раньше того взрыва, где-то так.
       Заходят они – то есть комиссия – в одну из этих самых башен, а там такой вот кукольный театр: полумрак, свет вырублен, и какой-то ниже среднего роста краснофлотец из родственников Улугбека (а может, Дерсу Узала) старательно встав на цыпочки, на ощупь копается отвёрткой в висящем над ним жёлтом распределительном щите с пугающе красным трафаретом «~380 в». Конечно же, никакого резинового коврика, никаких перчаток, галош диэлектрических... И мурлычет под нос какое-то своё «в краю монголий плещет море» по типу «что вижу, то пою», хотя ни хрена он там в полумраке, конечно, не видит.
       Допеть ему не дали, кинулись втроём, отшвырнули от щита, пока не убило к чертям собачьим. Отдышались и спрашивают:
       – Ты, чудо природы! Тебя что, трах-тибидох, не учили ничему?!
       – Усили...
       – Кто тебя учил, кто?
       – Сталсына пелвой статьи усил...
       – Чему? Чему он тебя учил, дитя луноликое? Это ж тебе не олень и не северное сияние, это ж триста восемьдесят вольт, тит твою в клюз, так звезданёт – одни подошвы останутся!.. Старшину сюда!
       Через три минуты прибывает старшина-артиллерист, румяный белобрысый верзила с типично рязанской физиономией.
       – Учили этого балбеса?
       – Так точно, учил.
       – Зачёты сданы?
       – Так точно.
       – А какого ж хера тогда он тут это?!
       Парень угрюмо играет желваками и, похоже, продумывает варианты гарроты-маззолаты для непутёвого подчинённого.
       – Ну? Что умолкли, пионеры-партизаны? Давай, курбаши, докладывай в присутствии старшины! Что за щит, зачем нужен и чего у него внутри... Как он тебя там учил?
       Молчание. Напряжённое сопение и тоскливое переминание с ноги на ногу.
       – Ну? Что он тебе, твой старшина, про этот жёлтый ящик говорил? А?!
       Снова сопение. Мучительно вспоминает...
       – Он говолил... Он говолил... – и вдруг налицо просветление, в щёлочках глаз что-то вспыхивает. – Он говолил: «не расефай эпало»!
       И тут длинное-предлинное многоточие.
       Потому что всё правильно. Флот – не тундра, крейсер – не чум и не юрта. Долбануло тебя током, ещё чем-нибудь куда-нибудь убило – сам виноват. Твоё эпало – единственное и неповторимое. Так что: НЕ РАСЕФАЙ.

1999

   * из ненапечатанного сборника "Макароны по-флотски"