Всему своё время
– Бабушка, – позвал Алёша, – пойдём обедать.
– Сейчас. Погоди-ка, – сказала бабушка, взяла одинокую тетрадь и, что-то записав, помедлив, произнесла: – Теперь идём.
– Бабуль, – Алёша потеребил бабушку за рукав платья, – а что ты пишешь?
– Перлы заношу.
– А что такое – перлы?
Алёша подошёл к столу, взял тетрадь и прочёл:
"Горький родился в семье столяра-краснодеревенщика. Шумилов, 10-а.
Кулигин – мещанин. Часовщик-самочка. Ворошина, 10-г.".
Он читал чётко, медленно, по слогам. Там было написано ещё много чего, но он отложил тетрадь.
– Бабушка, а кто такой – краснодеревенщик?
– Алёша, правильно будет – краснодеревщик. Это столяр, специалист, который изготавливает мебель из дорогих пород дерева.
– А часовщик-самочка? Что есть специалист – самец?
Алёша знал, что из живущих у них хомячков, один был самец, а другой – самочка.
Бабушка засмеялась, можно сказать, даже захохотала.
– Ты меня уморил. Пойдём обедать.
В столовой папа и мама вместе накрывали на стол. Сегодня был День учителя, и они приготовили праздничный обед.
– Вкусно пахнет, – сказала бабушка. – Пойдём, Алёша, руки мыть.
По возвращении, как бы продолжая разговор с Алёшей, бабушка, улыбаясь, произнесла:
– Перлы, Алёша, – это выдающиеся высказывания.
– А что в самочке выдающегося? – удивился он и готов был уже к перечню других, не менее интересных для него тем, но отец перебил словами:
– Вы это о чём?
– Да вот, тетради проверяю да ляпсусы записываю. Алексей прочёл, теперь интересуется.
– А что такое – ляпсусы? – не унимался внук.
– Ну, это ошибки, обмолвки, упущения непроизвольные. Бывает, человек случайно что-то скажет неправильно. Не по незнанию, а по невнимательности.
– Ну, тут твои – молодцы. Такого понапишут, нарочно не придумаешь, – усмехнулся папа и продолжал: – Ты, Алексей, возьми «Учительскую газету». Всякого начитаешься. Бабушка тоже там как-то печаталась.
– Мам, ты что, сочинения проверяешь? – снова обратился он к матери. – Сегодня бы могла отдохнуть. Праздник всё-таки.
– Да Горького закончили. «На дне».
– А, так твои, значит, самоучку в самочку превратили. Ловкачи!
– Прекратите разговоры! У мамы был, как говорила бабушка, командирский голос.
– Есть! – засмеялся папа и обратился к Алёше: – Садись, абитуриент.
Алексею было уже пять лет. Он готовился к поступлению в школу. Кто такой абитуриент, он знал и поэтому смолчал.
Все уселись вокруг стола. Папа сказал тост. Подняли бокалы. Мама с бабушкой сразу заохали, предлагая друг другу сок, а Алёша медленно жевал и думал про хомяков – самца и самочку. Нет, они не были часовщиками. Зачем им часы? У них вообще не жизнь, а красота. Хотят – спят, хотят – едят, хотя, что такого хорошего в их жизни. Противоречивые мысли занимали его часто, поэтому со всеми своими вопросами он шёл к взрослым.
– Бабушка! – обратился Алёша к бабушке во время наступившей паузы. – Расскажи про самочку.
– Прекрати, Алексей! – скомандовала мама. – Дай поесть спокойно!
Мама вышла и принесла что-то на большом блюде.
– Цыплята-табака! – сказал папа, торжественно вскинув руки.
– А почему – табака? – опять спросил Алёша.
Бабушка опять рассмеялась:
– Мне кажется, что мы не были такими любопытными в детстве.
– Мы тоже, – поддержал папа и, уже обращаясь к бабушке, сказал: – Мама, а помнишь, ты рассказывала про цыплят «по-грачски».
– Это как? – мама тоже повернулась к бабушке.
– Да, – бабушка вздохнула. – Вот тётя Маша у нас никогда цыплят не ела.
– Почему? – поторопился Алёша спросить.
Тётя Маша была много старше бабушки и не дожила до его рождения.
– Да потому, что… – она помолчала. – Грустная это история, не праздничная. В войну гражданскую это было. Тётя Маша ещё маленькая была. Чуть старше тебя, Алёша.
Бабушка посмотрела на Алёшу, протянула руку, чтобы погладить его по голове, но он быстро соскользнул со стула и прижался к ней.
– Да, чуть постарше. Война тогда многих крова лишила. Страшная разруха кругом. Что делать? В сарае жили. Весна. Холодно, голодно, а детей – четверо.
Отец – на фронте с первых дней. Мама очень за детей боялась. Ну, как начнут проверять, да узнают, что отец – дворянин. Перестреляют. Старалась лишний раз никому на глаза не попадаться. Когда на работы надо было идти, работала хорошо, чтоб детей сиротами не оставить.
Вот тогда-то Машенька, старшенькая, наладилась с соседским Ванюшкой, Ванькой-Встанькой – так его называли, всё куда-то отлучаться. Иногда продукты приносила: то хлеб, то сахар. Приходит однажды, а за пазухой – три грача дохлых. Мать как заругается, а Маша ей и говорит: "Не ругайся, лучше послушай".
Долго, говорят, они шептались. Мама плакала, в чём-то убеждая Машу.
Только потом все узнали, что они с Ванюшкой ходили на свалку грачей силками ловить.
Наловят, ощиплют, а потом идут на рынок и продают румынам за цыплят.
Потому-то тётя Маша никогда цыплят не ела. Они ей войну напоминали. Сколько горя та война принесла, сосчитать невозможно.
Все притихли. Говорить о войнах не хотелось, хотя только вчера бабушка со своим классом ходила на Малахов курган к единственному оставшемуся в живых дереву – миндалю. Старую крону его спилили, и он дал новый молодой отросток.
Дерево-память! Память! Вечная слава и вечная память, высокая, неизгладимая.
– А я кино про войну люблю. – Алёша выскользнул из рук бабушки. Он не понял, что же это такое – цыплята "по-грачски" и почему всем стало грустно.
Что ж, всему своё время.
Свидетельство о публикации №210021900109