Брошенный мир

Посвящается тем, кто видит волшебные сны…

Попробуем прожить
За полчаса сто жизней
В одном озарении осколки видений
Всего, что было до нас
И будет потом.
Затихнув, сердце к сердцу
Прислушаться, вглядеться,
И до невозможного
Станут похожи печальные повести
Разных времён.
Flёur

Уже и не вспомню, как давно мне впервые приснился тот самый - очень странный мир… Кажется, с того момента пролетели тысячи лет… Возможно, он сопровождал меня с рождения, с самого детства. И до сих пор заглядывал в гости, нерегулярно, иногда не показываясь годами, словно старый знакомый, с которым когда-то развела жизнь, но иной раз мы все же сталкивались в самых неожиданных местах и сразу привечали друг друга.
Я узнавала его мгновенно, даже не успев погрузиться в него полностью… по запаху, окутывающему меня словно эфир, по особенному свету, который изливался из каждой частицы воздуха… настолько этот мир казался особенным и парадоксальным. Мир, в котором не чувствовалось присутствия человека. Мир безраздельного властвованья стихий и абсолютной свободы… Хотя я и не представляла, насколько он безграничен и многообразен, но почему-то твердо знала, что людей в нем не было.
Не задумываясь, отчего он с таким упорством продолжает мне сниться, я просто наслаждалась этим миром, словно даром судьбы. Я не хотела знать, что ждет меня на следующем шаге, а растворяясь в густом пьянящем воздухе, напоенном ароматами трав и весенней листвы, с невесомой примесью грусти и первозданной невинности. И каждый новый сон оказывался продолжением предыдущего. Не абстрактный сюрреализм с хаотичным нагромождением образов, а словно мир, существующий на грани грезы и реальности, в который я могу попасть лишь через сновидения, и где меня неуклонно влечет импульс, настолько слабый, что возможно лишь предполагать его присутствие. И я, подчиняясь, непрестанно шла куда-то, упиваясь самим фактом движения.
Необычно сочные острые цвета здесь воспринимались с болезненной чувственностью. Каждая деталь была индивидуальностью, обладая неповторимым сочетанием линий и света, и одновременно она являлась частью большего, наделяющего ее привораживающей таинственностью и простотой. Возможно, во всем был виноват особый солнечный свет… Солнце виделось там иным, более ясным, ничем не замутненным… более близким. Чудилось, оно даже пахнет – раскаленным камнем и обжигающей фотонной пылью, что непрестанно струится сквозь мировое пространство и время. По утрам в этой империи лесов и долин выпадала обильная роса. На каждой травинке переливалась всеми немыслимыми цветами капелька, сверкая, словно таинственный маленький дух. Вдоль моей путеводной тропы медово золотилась аркада деревьев, вздымающих ввысь монументальные своды свежей зелени, и чудилась в них таинственно-друидическая древняя сила, настолько могучая, что почти осязаемая на кончике языка… Это была сама жизнь в виде чистой, девственной энергии. Зеленая бесконечность всех возможных и невозможных оттенков, даже малахитово-черная в неисчислимых тайниках листвы, от самого насыщенного хризопраза и смарагда до бледного хризолита…
И очень долго ничего не менялось. Лишь тенистые боры с огромными реликтовыми соснами, перешептывающимися скрипучими голосами, сменялись невесомыми серебристыми рощами. Меня сопровождал только стрекот цикад, гомон птиц и постоянное жужжание пчел. Порой я совершенно не слышала странного зова и шла словно по инерции… Но он неизменно присутствовал поблизости, проявляя себя когда лениво, а когда довольно решительно, например, буквально выталкивая меня в реальность, стоило только появиться первым признакам неминуемого дождя. Он вел меня, точно поводырь, заменяя Тень, которая никогда не появлялась в этом мире сновидений…

Но однажды все изменилось. Леса резко оборвались, словно встретив на своем пути непреодолимое препятствие. Я вышла на безграничное пространство и очутилась по колено в море… настоящем море, где ветер гнал волны, пригибая тонкие стебли к земле, и кудрявые серебристо-сиреневые соцветия походили на пенные барашки волн. Безбрежное море вереска, казалось, испускало свое собственное свечение, отраженное в небе. И только далеко-далеко на горизонте, словно рифы, темнели в предзакатных сумерках как будто полуобрушенные скалы. И вдруг зов окреп, став уже очевидным, и повлек меня в направлении этих скал, заставляя погрузиться в вересковые волны… И лишь тогда я впервые задумалась… Куда я иду? Что это за девственный мир, сохранивший древнюю магию стихий в умиротворении и гармонии? Почему здесь не чувствуется присутствия людей? Но самое главное, кто же так упорно призывает меня?
Ночь, наполненная туманами и дурманящим запахом, перешептывалась с травами и перемигивалась в прорези тьмы со звездами… Она не раскрыла ни одного секрета. Но утро, кроме росы на ресницах, принесло удивительное открытие… Те самые скалы, что показались в расплывчатом сумраке вечера, обратились городом. Огромный мегаполис вздымал высотки, словно персты, к небу в попытке дотянуться до космического невода. Белые дома, ощетинившиеся антеннами, отсвечивая утренние лучи, сияли, слепя глаза и словно бы купаясь, завязли в этом густом мареве лета… Необычный город, не пахнущий людьми, приближался с каждым шагом, но в душе, не смотря на твердую уверенность в том, что он необитаем, не было тревоги или страха, только ленивое удивление и самое простое оправдание – ведь это сновидение – в нем возможно все…
Вересковые воды плескались у самых домов, кое-где вторгаясь в тесные улочки и заполняя прибойной волной притихшие дворики. Зов внезапно стал еще отчетливее и нетерпеливее, будто почувствовав мое приближение. Я вышла на едва угадываемое шоссе лишь на закате, когда дома зарделись, зеркаля окнами прощальный свет, плескавшийся на горизонте сусальным золотом… Словно в окнах зажигались живые огни. Исполинский город приветствовал меня сонной тишиной, пустыми дорогами, безлюдными улочками и темными провалами окон… не единой души… Весь он казался скелетом гигантского кита, выбросившегося в порыве отчаяния на берег из моря вереска и медленно истлевшего под неумолимым воздействием солнца и времени. Циклопические высотки, словно ребра, простирались ввысь из позвоночника широкой автомобильной магистрали, разрушенной корнями деревьев. Эти деревья, некогда бывшие лишь украшением дороги и парковыми насаждениями, теперь захватили власть, взломав ставший хрупким за века асфальт. В некоторых окнах еще виднелись стекла, а в некоторых сквозняк трепал полуистлевшие тюли и гардины. Природа шаг за шагом продолжала наступать на беззащитные останки цивилизации… все поверхности покрывали разнообразные лишайники, сея кругом свои споры, на тротуарах сквозь булыжник и плитку прорастала трава и вовсю цвели полевые цветы. Повсюду виднелись изъеденные ржавчиной, отчасти превратившиеся в пыль, кузова машин, разбросанных в пространстве в хаотичном беспорядке, будто смерть накрыла всех неожиданно и одновременно. Везде хозяйничали птицы, и эхо от их гомона перебрасывалось от здания к зданию, отскакивая от стен и растворяясь в бездне, безразлично взирающей на покинутый оплот человечества.
По моим ощущениям эти дома пустовали уже не одно столетие. Они так долго простояли в одиночестве, что уже и не помнили других времен, перенаселенных людьми и задыхающихся в отравленном воздухе. Спустя века у них появились свои собственные души. Дома обрели индивидуальность. И я чувствовала всей кожей любопытство и бурю других эмоций, которыми дышали мириады окон и раззявленные зевы подъездов с распахнутыми дверьми.
Зов неумолимо влек за собой, направляя по определенной траектории из сновидения в сновидение по гулким мостовым и тротуарам, хотя меня соблазняли похожие на заброшенные сады скверики таинственной темной зеленью, подглядывающей из полуобрушенных арок, хотелось забраться внутрь какого-нибудь исполина и побродить по квартиркам среди вещей, которые от прикосновения могли рассыпаться пылью. А потом забраться на заросшую травой крышу и посмотреть на брошенный город с высоты птичьего полета… а может и полетать даже.
В какой-то момент эти сны захватили все мое существо. Теперь они снились почти каждый день… Импульс достиг такой чудовищной силы, что преследовал меня и в реальности… а сама реальность истончилась и расплылась, потеряв внятность. Она сама казалась лишь вымыслом. Я потерялась между явью и иллюзией, выпустив вожжи из рук…
И вот, когда город уже начал казаться бесконечным, зов привел меня к заброшенному заводу и, словно марионетку, дергая за разные ниточки, повел между строениями. Большая часть складов и каких-то цехов давно превратились в руины, но по строительному мусору и останкам техники можно было догадаться, что завод производил то ли каких-то военные машины, то ли оружие. Наконец я вошла внутрь огромного склада. Фронтальная стена обвалилась, отчего он походил на театральные подмостки, а все его покрытое плотным слоем пыли содержимое - на грубые декорации. Несколько проемов вели в запредельные недра, где с урчанием клубилась живая тьма. И зов толкнул меня в один из них, казавшимся естественным туннелем в горе, ведущим в таинственную пещеру. Я ничего не видела, но спокойно открыла душу навстречу объятиям мрака, позволив себе стать его частью. Коридор закончился, по-видимому, очередным складским помещением. Окна в нем отчего-то были мелкими и располагались высоко под потолком, а под ними царствовала все та же тьма. В несколько окон проникали солнечные лучи, косо падая на противоположную стену, и в этих лучах застряли фрагменты каких-то конструкций и деталей, казалось, кучей сваленных на полу.
И вдруг, взвившись до грани возможного, зов оборвался и наступила звенящая тишина, а вместе с ней нахлынуло чувство одиночества и страха навсегда остаться в этом ненасытном мраке. Паника длилась доли секунды, а потом ко мне начал возвращаться слух. Зов, словно электрический разряд, оглушил все мои чувства, и теперь те понемногу приходили в себя. И я услышала тяжелое, медленное и размеренное дыхание. Оно, казалось, доносилось со всех сторон, окружало, дробилось, многократно отражаясь от стен, и с возвращением слуха только наращивало децибелы. Чудилось, что дышит сам склад, на самом деле, являясь чревом огромного мифического чудовища.
В поисках разгадки я сделала шаг в глубь зала, потом еще и еще. Казалось, тьма безгранична, но виделось в ней нечто еще более темное. Сконцентрировавшись, я высвободила немного энергии, позволив ей рассеяться виде света. Протянутая в неизвестность ладонь озарила небольшое пространство вокруг нервным белым светом, и вдруг прямо передо мной медленно открылся глаз… огромный с вертикальным, мгновенно сузившимся зрачком и небесно-синей радужкой, исчерченной, словно иероглифами, четким затейливым узором. И снова тьма, в одно мгновение слизнувшая свет с моей ладони, обступила со всех сторон, и неестественная тишина сверлила мозг пронзительным звоном. И не понятно было, то ли мне все это показалось, то ли я потеряла сознание от неожиданности.
«Добралось все-таки, дитя света… - оглушительно прогудел в моей голове сонный голос, - Давай-ка  взглянем на тебя!»
Под потолком что-то низко пророкотало, послышался странный, нарастающий гул… внезапно весь склад содрогнулся, и часть стены просто смело, словно исполинским тараном. Свет хлынул обезумевшей волной, мгновенно затапливая все углы и щели, безжалостно изгоняя мрак.

продолжение "Последний из рода" (книга сны осени)