Секс И Ненависть

Он знает, что я никогда его не ударю. Поэтому ухмыляется прямо мне в лицо, когда я делаю резкий наклон вперёд и скалюсь прямо в наглую, нализавшуюся сметаны морду.
- Что?
Иногда его потребность поёрничать совпадает со днями, когда Зверь нервно ходит по тесной клетке и кидается на каждого, кто рискнёт подойти к железным прутьям. И, как обычно бывает в таких случаях, Дольх не просто подходит к прутьям, но ещё и просовывает между них руку. С куском кровоточащего, слишком аппетитного чтобы на него не позариться, мяса.
Глухое, раскатистое рычание, которое говорит о моём крайне дурном расположении духа и служит своего рода предупредительным знаком: убирайся, прячься, беги, пока я не вырвал твою трахею.
Но всё тщетно, и ты продолжаешь широко ухмыляться и без тени страха смотреть в нифритово-зелёные глаза, обычно светящиеся кошачьей листвой.
Напряжённые мышцы горят и ноют, требуя чтобы я принял хоть какое-то действие, но я упрямо стискиваю поводья рыжей твари, рвущейся вперёд и воющей так, что звенит в ушах.
- Du hast den Arsch offen..
Едва ли выше моего обычного тона, но переплетённое с таким количеством ненависти и грязи, что на секунду в сером небе мелькает белый зигзаг обжигающей молнии.
А потом твои губы формируют тонкую, злую линию, и ты презренно фырчишь, начиная делать поворот в сторону, дабы выскользнуть из позиции загнанной дичи.
Тяжёлый удар ладони на пару сантиметров левее твой головы.
Мёртвая, плотная тишина, через которую можно резать ножом.
Уже полностью оскаленные клыки и полыхающие пламенем Ада глаза, которые заставляют тебя вздрогнуть. Почти незаметно, но достаточно, чтобы я это почувствовал.
Одна секунда слабости, и зверь уже никогда не отступит, зная своё влияние на добычу.
Добыча.
Ты - моя добыча, которая сейчас упирается руками и ногами.
И это провоцирует ещё больше.
Прижать тебя к гладкой поверхности стены всем своим весом, поставить ноги в "замок", схватить правой рукой за подбородок и вздёрнуть твою голову, обнажая бледную, нежную кожу горла и движущийся от тяжёлого сглатывания кадык.
Впиться в губы.
Зло, остро, давяще, прорываясь сквозь сомкнутую линию защиты и вторгаясь на твою территорию, насилуя без зазрения совести.
От тебя пахнет свежевыступившим потом, а по коже бегают мелкие возбуждённые мурашки. В моей собственной крови повышается уровень адреналина, а гормон отвечающий за либидо подскакивает вверх.
Это быстрая, переполненная рычания, треска, сочащегося болью взвизгивания, выворотов, клацанья, режущих кожу и мышцы ударов трёпка. Два зверя, огромный рыжий пёс и юркий горностай. Второй не чета первому по силе, но зато он обладает проворностью и наносит море раздражающих, вводящих в бешенство укусов.
Грубое притягивание сопротивляющегося тела к себе, ненавистное перекидывание через плечо, слишком сильный бросок на прохладные простыни.
Расходящаяся по швам ткань, потому что это - преграда, потому что каждая секунда времени - золото, способное подарить победу.
Кажется, мы забыли что такое нежность.
Мы забыли что такое любовь. Страсть.
Есть просто переполняющая злоба и оставляющая свежие, кровоточащие раны грызня. Металлический, солёный запах алой крови вытесняет остатки мыслей, и всё, что мы можем, это цепляться друг другу в глотки и кататься по кровати в каком-то диком, зверином танце.
Никаких просьб, уточнений или проявления заботливости.
Резко, больно, синхронно крича в белый потолок и оставляя глубокие наливающиеся кровью каналы на коже.
Хватаешь, царапаешься, ломаешь позвоночник и хрипишь, стонешь, с ненавистью сжимая зубы на моём плече.
Резкие, мощные, сносящие с места толчки вперёд и опасный оскал, сопровождаемый горящим взглядом.

После этого мы не говорим два дня. Ни одного слова. Просыпаясь в одной постели, опускаем ноги на мягкий ковёр по разные стороны и живём так, будто и нет друг друга.
Я пью свой кофе на балконе, выкуривая три сигареты, а ты сидишь на кухне за своим лэп-топом и слушаешь музыку. Через час я ухожу на работу, а ещё через пятнадцать минут ты злобно закрываешь за собой дверь, выходя на учёбу.
Я возвращаюсь позднее чем обычно, а ты приходишь домой под утро. Думаешь, что я сплю, но я лежу с закрытыми глазами и слушаю как ты сбрасываешь с себя измятую за день одежду. Идёшь в душ, а потом залезаешь под одеяло.
Мы засыпаем спиной друг к другу.
Что-то гложет изнутри, царапает внутренности и тихо скулит на утро третьего дня. Я не выдерживаю.
Когда ты появляешься из ванной комнаты мокрый, с полотенцем на плечах и с прилипшими к шее, потемневшими от воды тёмно-серыми прядями, собираясь пройти мимо по направлению к шкафу, я порывисто хватаю тебя за руку и заваливаю на кровать. А точнее - на себя, откидываясь назад и тут же сжимая твою талию в крепкое кольцо рук.
Ты вырываешься, с твоей чистой кожи скатываются волны недовольства и раздражения, но я не собираюсь выпускать тебя из недавно причинивших вред рук. Мягко касаюсь губами затылка, делаю глубокий вдох и опускаю веки, оказываясь в закатном весеннем поле, где растёт полынь и вереск.
Тяжёлое сглатываение и пробуждающийся внутри жар, захватывающий высокие скулы и едва заметно проявляющийся на загорелой коже. Жарко, жарко, жарко..
Перекатиться набок и чуть ослабить мёртвую хватку, но по-прежнему удерживать тебя на месте, зная, что выскользнешь из капкана при первой попавшейся возможности.
Горностай. Серебристый горностай.
Лёгкий, извиняющийся поцелуй чуть выше лопатки, незаметное касание кончиком носа до холки. Глухое, совсем тихое дыхание и неосознанное движение пальцев, поглаживающих твой втянувшийся живот.
А потом ты начинаешь расслабляться, и твоя спина вжимается в мою широкую грудь. Дыхание становится более глубоким и частым, а изгиб шеи более крутым, позволяя мне ласкать чистую, горькую кожу влажным языком.
Медленные, изучающие движение рук, и я поклоняюсь твоему гибкому, стройному телу, не обделяя вниманием ни один кончик серебристого пера, ни один мизинец.
Медленный, текучий мёд и прохладно-тонкий слой льда, ломающийся с каждым глубоким вдохом и вызывающим нежное мычание движением.
Мы не произносим ни слова, а после ты собираешься и уходишь на встречу с друзьями.
Но на следующее утро, когда я сонно открываю глаза и касаюсь носом твоего виска, роняя с губ усталое "Guten Morgen", ты поворачиваешь растрёпанную голову и улыбаешься.
Внутри что-то ёкает, и я не могу оторвать глаз от твоего спокойного, умиротворённого лица.
А потом ты подаёшься наверх и оставляешь на моём подбородке сухой, до удивления невинный и нежный поцелуй.