Последний из рода

Продолжение рассказа "Брошенный мир" (книга сны осени)

На миг я ослепла…
А в голове продолжал ворочаться странный голос, перешедший в низкий, скрипучий смех.
«А ты очень напоминаешь человеческое дитя, - голос был окрашен во властные тона, он был грозным и древним, как глас самой Земли, когда она показывала свою безжалостную мощь, спуская с поводка стихии, - Я уже и не чаял вновь лицезреть людей».
Не знаю, какие эмоции преобладали в этих словах – любопытство или ненависть. Я вдруг ощутила себя маленьким, ничтожным существом, захотелось куда-то забиться и сжаться в одну точку. Пришлось зажмуриться, принуждая сердце успокоиться, хотя ноги подкашивались, и руки сотрясала невольная дрожь.
«Кто ты?»
«Тот, кто не должен был возрождаться! Тот, кто имел несчастье остаться в живых… Тот, кто видел закат последней цивилизации людей и принял участие в их изгнании, кто лицезрел уход последних. Тот, кто смертельно устал от одиночества… И, наконец, тот, что так долго звал тебя! Открой же глаза и посмотри на последнего из своего рода. Я так ждал этой минуты …»
Его речь разливалась во мне, словно широкая река горечи.
Страха не осталось. Лишь благоговение и восхищение. В неверном свете подрагивающего полумрака передо мной возвышалось гигантское существо, воспеваемое в сонмах мифов и легенд. Мощное, покрытое сложными фактурными пластинами чешуи тело, с мерно раздувающимися, точно исполинские меха, боками, переходило в невероятно длинный хвост с толстым основанием, постепенно сужающийся до тонкого хлыстовидного кончика. Огромные задние лапы и чуть менее мощные передние несли на коленных и локтевых суставах острые роговые выросты. Чуть подальше лопаток отходила третья пара конечностей, преобразованная в гигантские крылья, устроенные наподобие крыльев летучих мышей: первый палец был свободным и заканчивался хищно загнутым когтем, а между грацильными фалангами остальных четырех и телом была натянута летательная перепонка, пронизанная сосудами и сухожилиями. Длинная, гордая шея высоко несла треугольную, слегка вытянутую морду, ощетинившуюся роговыми мощными шипами. От выдающихся заглазничных костей назад отходили два мощных изогнутых роговых выроста, соединявшиеся с шипами, обрамляющих голову по бокам, кожными перепонками, а от небольшого, но широкого, шипа над ноздрями брал свое начало гребень из острых выростов, постепенно увеличивающихся от головы к телу и достигающих максимального размера на поясничном отделе, и сходивших на нет ближе к кончику хвоста. В глубине глазниц, также увенчанных по краям рядом мелких шипов, горели холодным сапфировым светом глаза… И все это невероятное переплетение легенд и реальности слабо фосфоресцировало в полутьме, и невозможно было определить его истинные цвет и размеры. Оно было огромное, потрясающее, пугающее…
Я жадно пожирала его глазами, находя что-то необычное и магическое в любой, даже самой мельчайшей, детали его облика… А существо терпеливо ожидало, пока я успокоюсь, умиротворенно склонив свою треугольную голову чуть набок, и в свою очередь сверля меня пронзительным тяжелым взглядом… Мои мысли представляли собой сплошной вихрь эмоций и разрозненных фактов, которые упрямо отказывались сложиться в единую осмысленную картину… Одно слово упорно вертелось на языке…
«Да… Ваше племя называло нас по всякому, без разбора: Вивернами, Линдвормами и Вурнами, … Гиврами, Василисками и Нидхограми, иногда просто Змеями, но чаще всего нас обзывали Драконами… Все эти названия объединяло одно – ненависть, подпитываемая страхом. Возродив нас, и сотворив еще массу роковых ошибок, люди испугались, когда мы вышли из-под их контроля… Они, к несчастью, посчитали нас глупыми, неразумными тварями, жаждущими власти и разрушений. И с тем же безумным упорством, с каким они возрождали наш род, они начали наше истребление… Своими действиями человечество подвело мир к грани хаоса. И только тогда осознало всю глубину своего преступления против самой Природы. Но было поздно, сама Гея восстала против людей…»
«Что… что ты имеешь в виду?!»
«Именно то, что говорю. Это невозможно было остановить или обратить вспять. Всю безграничную мощь своих стихий обрушила она единственно на человека, сметая с лица земли целые страны, погребая под камнями, ледниками и водой огромные поселения людей… И никакие прогнозы и техника не могли помочь человеку. Тектонические плиты трескались без видимой причины и тогда сгорали, тонули, погребались заживо миллионы людей, а с ними миллиарды невинных существ. Каждое мгновенье возникали новые страшные болезни, а хорошо известные мутировали с такой скоростью, что никакой научный прогресс не успевал с ними справиться.
И тогда племя людей охватила паника. Ядерное оружие, которое они с такой любовью создавали для уничтожения себе подобных, стало бесполезным, его не к кому стало применять… Гея показала всю иллюзорность человеческого могущества.
В бессильной злости и страхе, люди обрушили весь гнев и злобу на нас, возненавидев драконов всей душой…
Наш род, совсем немногочисленный, и так страдал от осознания, что мы не должны жить, что мы не на своем месте в Мире и Времени. Нам осталась в дар мудрость предков со времен перворожденного. Мы владели многими тайнами Геи и могли управлять огненной стихией… И лишь в нашей памяти сохранился древний язык, на котором могут общаться между собой почти все живые существа… Но с людьми мы, как не пытались, так и не смогли даже на несколько мгновений вступить в ментальный контакт, настолько их мысли были замутнены страхом загнанной в тупик дичи и ненавистью, - в каждом его слове слышалась тупая боль и грусть, - Та жалкая горстка, что осталась от нашего рода, пыталась скрыться. Но это было бесполезно. Нас везде атаковали, люди не жалели своего стратегического запаса…»
Он вдруг умолк, пристально глядя на меня… И я подумала, что, возможно, одиночество и страстное желание поговорить хоть с кем-нибудь и послужили причиной столь отчаянного призыва. Ведь это совершенно невыносимо, знать, что ты последний, и что время не властно над тобой…
Мы очень долго молчали… Я, наконец, успокоилась настолько, что бы ощутить весь ужас его положения и искренне пожалеть это восхитительное, почти непобедимое, но такое безгранично несчастное создание.
«Ты – очень необычное существо…» - вдруг нарушил он молчание и плавно, по-змеиному, опустил голову к моему лицу. Из узких ноздрей при каждом выдохе вырывались струйки дыма, а глубоко внутри рождался гулкий рокот, и создавалось впечатление, что под его натянутой кожей бушует живое пламя, наделенное разумом и яростью, и подчиняющееся лишь его воле.
Дракон, будто прочитав мои мысли сквозь глаза, тихо зашипел, чуть обнажив ряды хищно заостренных зубов.
«Ты ведь не боишься меня, дитя? Ты ведь не считаешь меня неразумной тварью, живущей лишь инстинктами?»
Я едва заметно качнула головой. Конечно, страх присутствовал, но совершенно иной природы. Даже не страх, а благоговение перед высшим существом, бывшим гораздо мудрее и древнее меня.
Он ни на секунду не отводил взгляда от моих глаз, словно все еще чего-то ждал… какого-то знака, будто сомневался, смогу ли я помочь.
«Как мне величать тебя, дитя?»
«Все знают меня как Азу…» - я запнулась, подбирая слова.
«Я рад, что наша встреча, наконец, свершилась, Аза. Ты можешь звать меня Хорсом. Это не истинное мое имя, от которого я отрекся сотни назад, а остальные не имеют никакого значения. Я стар… - с тихой безнадежностью пророкотал он, опустив глаза, - Слишком стар. Мои мысли и образы выцвели и поседели, пока пребывал в забытье…»
«И как давно ты находишься в добровольном заточении?»
Его глаза сверкнули, метнувшись к проему, залитому светом, и вновь вернулись к созерцанию моей души.
«Да, ты не человек… ты более сообразительна. Я недооценил тебя, дитя. Прости. Ты права, последний раз я видел солнечный свет очень давно. Мне просто некуда и незачем стремиться… поэтому я спал прямо здесь, в самом сердце зла… именно здесь производили оружие для их последней войны…»
Ужасно… Все это звучало просто ужасно! Как я могу бороться с депрессией вековой выдержки?! От безысходности в его голосе даже передо мной мерк солнечный свет.
«Сколько же времени прошло с тех пор, как ты изгнал из этого города последнего человека?! Ведь ты же ненавидишь людей… Причем настолько сильной может быть только личная ненависть. За что? За то, что люди истребили твой род?»
«Последние люди ушли отсюда так давно, что точность утратила всякий смысл. Сотни лет… Иногда века сливались передо мной в одно мгновенье, - словно оттягивая ответ, он устроился поудобнее, сложив крылья и обвившись хвостом, будто собравшийся вздремнуть старый кот. При каждом его движении то одна, то другая пластина чешуи вспыхивала ярко-голубой звездой, и по всему телу, от кончика морды до кончика хвоста, пробегали, словно тонкие ветвистые молнии, - Ты снова права. В какой-то момент мое разочарование в людях обратилось такой ненавистью, что я утратил всякий разум и самоконтроль… Но давно минуло то время, когда я действительно люто ненавидел людей…Теперь уже ничего не осталось… даже такого прочного чувства, как ненависть».
Мне очень хотелось спросить, почему? Почему столь мудрое существо опустилось до бесконтрольной, исполненной ярости твари, оправдывающей самые худшие из несправедливых обвинений? Почему именно этот город? Но я всем сердцем чувствовала - еще не время…
 «Хорс… - я набралась смелости и дотронулась до одной из пластин, что украшали его передние лапы. На ощупь она была точно холодный метал… все-таки людей можно было в чем-то понять: драконы прекрасные машины для убийств, - Я не собираюсь выпытывать у тебя тайны… но я всегда готова выслушать, если ты захочешь…»
Из-под полуопущенных век плескалось синее пламя гипнотизирующего взгляда. Я прочистила горло…
«Я не понимаю, как ты мог провести в этих казематах столько времени, на меня эти стены неимоверно давят, я не могу нормально дышать здесь, не то что соображать…»
- Может, выйдем на свет? – уже в слух закончила я мысль.
Дракон открыл глаза и посмотрел на мою ладонь, лежавшую на его чешуе. Потом медленно вернулся к моим глазам. И все, что я увидела – лишь грусть и тоска.
«Нет, Аза… Не хочу… Сейчас, как и тысячи лет назад, я хочу лишь одного. Смерти…»
«Что?» - это был настоящий удар.
«Неужели ты не поняла? Моя душа давно мертва, а тело обречено на вечность. Все, чего я хочу, воссоединиться со своим родом… Что за злая насмешка судьбы? Почему я не погиб вместе с другими, вместе… - его голос резко оборвался, - Сначала меня спасали ненависть и жажда мести… Ярость обесцвечивала другие чувства… Некоторое время я был даже почти счастлив. Но эти чувства сожгли мою душу и отхлынули в какие-то потаенные глубины, оставив за собой лишь пустоту… И с тех пор во мне тлеет лишь слабая надежда обрести покой. Вот истинная причина, зачем я так долго ждал тебя… В тебе есть та древняя сила, что может меня спасти…»
Я ужаснулась.
«Хочешь, чтобы я убила тебя?!»
«Спасла, Аза… спасла! Достаточно лишь остановить сердце. Я ничего так не желал в своей жизни!»
Меня окатило его болью и безумной жаждой уйти из этого мира.
- Но я не могу убивать! Я могу попытаться исцелить твою душу, залечить раны. И… - я уже знала всю бесплодность моих предложений, - …могу забрать твои воспоминания.
При этих словах послышалось утробное рычание, наполненное сдавленной яростью, меня обдало горячим дымом. Но я не двинулась с места, продолжая смотреть в его глаза…
«Как ты смеешь предлагать мне подобное? Неужели ты также глупа, как эти себялюбивые человечки? Память – мое единственное сокровище! И невозможно исцелить то, что давно мертво… Мое существование лишено всякого смысла. Это роковая ошибка, исправить которую можешь только ты».
Я хотела возразить, но он опередил меня: «Жизнь ради собственно жизни – это не смысл, а иллюзия, какой была подвержена большая часть человечества».
«Существование любой частицы в этом мире наделено своим тайным смыслом… Неважно как ты появился на свет, важно лишь то, что ты не погиб вместе с остальными. Значит, так должно было случиться!»
Он грустно покачал головой.
«Ты слишком юна, чтобы так безапелляционно говорить о таких вещах. Поверь мне, дитя, все могут допускать ошибки, и особенно им подвержена Судьба…»
Я могла бы спорить с ним вечность. Мне казалось, что он лишь оправдывается перед самим собой за слабость, и даже на интуитивном уровне не хочет признавать, что он, как и любое сломанное, но еще живое существо, склонен жалеть себя и искать легких путей.
Мы снова надолго замолчали. Я отчаянно искала выход из положения, а он ждал, когда я соглашусь исполнить его просьбу. Но во мне все восставало против его желания. Наконец я осмелилась предложить:
«Хорошо… Я исполню твою просьбу, но только если ты кое-что сделаешь для меня…»
Предупредив его возражения, я заговорила быстрее, повысив голос:
-У меня есть право оспорить твой выбор, коли я должна его исполнить! Сначала ты выйдешь отсюда и поднимешься в небо, а потом… мы с тобой поговорим.
«Я не могу летать…» - он расправил крылья… у меня вырвался невольный вздох ужаса и жалости: летательные перепонки обоих крыльев представляли собой сплошные лохмотья.
«Как…»
«Все та же война, Аза. Видишь, я лишен даже этого…»
«Позволь… я попробую их залечить»
«Это старые раны, а у них очень хорошая память. Эти крылья уже никогда не смогут поднять меня в небо…»
«Ты явно меня недооцениваешь! Я знаю, каково это – лечить старые раны. И я на все готова, лишь бы ты одумался. Только мне нужно очень много света…»
Он долго смотрел в меня, и в его взгляде читалась неумолимая уверенность следовать своему желанию. Он тоже был готов на все.
«Ну что же, я не исключал возможности, что ты будешь против. Но я все еще верю, что ты сможешь понять…Пошли».
Он двигался так плавно и гибко, что его шаги были почти бесшумны. Скользящими движениями тела и хвоста он напоминал тех маленьких юрких ящериц, что любят греться на камнях в солнечный день.
Нежный утренний свет преобразил его, словно сдернул пыльную драпировку с прекрасной картины. Каждая чешуйка заискрилась всеми оттенками от сапфирового до бирюзового, отсвечивающих в солнечном сиянии циановыми переливами. Кили на каждой чешуйке вспыхивали, зеркаля лучи, и казалось, будто маленькие разряды золотистыми змейками пробегали от пластины к пластине. Он весь горел, будто многогранный драгоценный камень. Кожная перепонка крыльев переливалась жемчужно-голубым. На фоне этого буйства красок все шипы и роговые выросты казались угольно черными, но при малейшем движении в глубине этого антрацитового мрака загорался глубокий синий оттенок…
- Какой же ты великолепный! Потрясающе красивый! – у меня даже перехватило дыхание и сдавило горло от шока.
Он был не меньше потрясен моим восхищением…
«Ты еще не видела Прию…» - он осекся. И мгновенно, подобно тени, его накрыли прежние мрачность и тоска.
«Прошу, наклонись ко мне … - он подчинился, и я положила обе ладони между черными шипами на массивном холодном лбу и призвала солнце. Нежный свет ласково обнял и слегка притронулся к его мыслям, - Умоляю, не грусти, посмотри вокруг, как светло и тепло. Согрейся хоть немного».
Безмолвно Хорс распахнул крылья, но взгляд его чуть прояснился. При дневном свете увечья выглядели еще безнадежнее. Рваные раны давно зажили, и чтобы восстановить целостность, необходимо было вновь их открыть. Пока я их обновляла и сшивала отдельные лоскуты, сращивая сухожилия и возобновляя кровоток в сосудах, время перестало для меня существовать. Оно продолжало свой ход, старательно меня обтекая. Пожалуй, в своем упорстве я оказалась достойной противницей Хорса, который терпеливо ждал, пока я залатаю его крылья, особенно не веря в мой успех.
«Только зря тратишь время и силы. Я не пользовался крыльями несколько веков. Мышцы давно атрофировались, они все равно не смогут поднять меня», - пророкотал у меня в голове его скучающий голос.
«Ты кого пытаешься убедить, меня или себя? Лично, я в себе, да и в тебе, не сомневаюсь. А с твоими мышцами все в порядке, уж поверь мне, - я провела рукой по его груди, чувствуя, как перекатывается огромная сила под натянутой кожей, - Видимо, сотни лет – не такой уж и большой срок, особенно, если ты их проспал!»
Он был явно польщен моим комплиментом, хотя в голове и прозвучал его саркастический смешок.
И все это время я ощущала на себе пристальный взгляд тысяч окон.
Хорс проявлял пренебрежение и безразличие к окружающему его миру, но это равнодушие явно было напускным. Я слышала, как споткнулось и сбилось с ритма огромное сердце, когда он вышел из своего склепа… и сейчас это сердце билось о грудную клетку часто и гулко, и ноздри его трепетали, когда он глубоко затягивался светящимся утренним воздухом.
Наконец последние лоскуты были соединены, и дракон расправил абсолютно здоровые крылья, заигравшими на солнце мириадами оттенков нежной лазури.
«Я еще не встречала никого прекраснее тебя!», - от усталости у меня подкашивались ноги, но солнце быстро возвращало силы.
«А ты – волшебница! - уголки его пасти дрогнули, - И что теперь?»
«Как, что? Лети! – я взмахнула руками и серьезно посмотрела в его глаза, - В тебе моя вера…»
Я, и правда, отчаянно верила, что стоит ему оказаться в своей стихии, и отчаяние притупится, потеряет свою безграничную власть над его душой… кроме этой веры мне ничего не оставалась.
Хорс перевел взгляд на небо и, пробуя силы, взмахнул крыльями, подняв тучу пыли и сорвав листья с ближайших деревьев. Потом еще раз и еще… От дракона веяло грозной, полной скрытой ярости, мощью. Пыль вокруг него закручивалась вихрями, в глубине которых звездами вспыхивали частицы кварца, отражающие солнечные лучи. Последний раз, оглянувшись, он окинул меня странным взглядом, от которого содрогнулось мое сердце.
А потом тяжело, но все же взлетел. Его полет, поначалу неуверенный и ломанный, удар за ударом крыльев по воздуху, рождая ураганные порывы ветра, рывками поднимал его тело все выше. Наконец, он с силой оттолкнулся от крыши покосившейся высотки, обрушив на землю куски бетона и жести… И ВЗМЫЛ ВВЫСЬ, уже уверено и четко работая крыльями. Хорс поднимался до тех пор, пока не превратился в крошечную точку, почти поглотившуюся небом, потом, поймав воздушный поток, заложил крутой вираж и исчез, словно его и не было никогда.
Я легла на потрескавшийся бетон, отбросив все мысли и не сводя глаз с неба, всматриваясь в его глубину до тех пор, пока не растворилась в нем, не стала его частью, бестелесной, лишенной каких-либо собственных мыслей и сознания… Солнце обнимало меня со всех сторон, нежно поднимая ввысь… над этим пустым, всеми покинутым городом – последним пристанищем последнего дракона… Вверх… все выше и выше. И не было уже более преград между мной и этим бездонным куполом. Никаких вопросов и никаких сомнений… лишь бесконечная тишина и покой.


продолжение "Бездна" (книга сны осени)