Бездна

продолжение рассказа "Последний из рода" (книга сны осени)

Я проснулась лишь поздним вечером, когда солнце почти коснулось горизонта, а синева надо мной стала еще бездонней… И казалось, что я лежу на поверхности океана и смотрю в его кобальтовую глубину. И где-то там, в бесконечной вышине, проплывают киты, задевая хвостами космическое пространство. Я даже увидела, как высоко надо мной мелькнули их исполинские силуэты…
«Аза… - Хорс осторожно коснулся моего умиротворенного сознания, - Спасибо…»
Он лежал рядом, свернувшись клубком, словно огромная кошка, и не сводил с меня глаз.
«Почему, Хорс? – вставший в горле ком не давал нормально дышать, и глаза защипало от навернувшихся слез, - Как люди дошли до этого? Неужели они обречены?»
«Люди были обречены с того момента, когда осознали власть разума над природой. Эта могущественная сила вела только в тупик. Причем они шли к такому концу сознательно, так как обладали логическим мышлением, но их разум был ограничен и замутнен, они отреклись от памяти предков, пренебрегали чувством меры. И поэтому не смогли, да и не хотели вовремя остановиться или изменить направление. Люди сознательно предпочли остаться слепцами. И они в ответе за все разрушительные ошибки, в ответе за апокалипсис. Но не печалься об их безнравственности и жадности, девочка… У  них не было иного выбора. Иные пути были лишь иллюзиями, так как не могло быть другого устья у этого русла…»
«Я никогда не поверю в это. Не возможно, чтобы не было выбора! С тем, что можно сознательно или неосознанно ошибиться и пойти по губительному пути, я согласна… Но никогда не приму того, что иного было не дано…» - я чувствовала, как слезы переполняя глаза, холодили виски и впитывались в волосы, разметавшиеся по ломкой жести. Мы лежали на крыше высотки, провожая солнце за горизонт. На небосклоне уже показались первые дрожащие звездочки…Мне вспомнилось, как кто-то сказал, что звезды – это незаживающие раны неба.
 «Пойми, Аза, когда самый первый предок человека начал использовать орудия для охоты и возделывания земли, когда он начал их обрабатывать, чтобы улучшить, все тогда уже было предрешено. Жажда знаний и жажда власти над всем и вся – самые верные спутники разума, толкали людей к краю пропасти, и с каждым шагом, с каждым витком прогресса, их положение было все безнадежней. Все больше людей и больше гениев, все больше ошеломляющих открытий, все желанней открывающиеся перспективы… алчность возрастала пропорционально истощению незаменимых ресурсов. Лезвие бритвы давно уже осталось позади… Началась ожесточенная грызня за последние жалкие крохи, обладание которыми означало власть над другими. Люди угрожали друг другу ядерным оружием и творили все новые беды… Так и появились мы – результат проникновения в самые потаенные глубины земли и беспринципных научных экспериментов, или точнее игр с древними генами. Ну а потом уже восстала сама природа, показав человеку, что она не просто биосфера, а гораздо большее. Но все это было предрешено миллионы лет назад».
«Неужели ты хочешь сказать, что все мы – просто марионетки в руках судьбы?»
Хорс долго молчал, глядя в небо, на котором, словно колотые раны, одна за другой зажигались новые звезды. А потом вдруг вздохнул и накрыл меня крылом.
«Иногда небо рождает чувство вселенского одиночества… Нет, я хотел сказать совсем не это, Аза. У отдельного существа, даже самого крошечного, есть свой смысл, и оно либо его постигает, либо же окончательно теряется в безнадежном поиске, и  исчезает, не познав истины. В своей жизни каждый не раз стоит на перепутье, и от выбора, который он сделает, зависит направление, по которому потечет его дальнейшая судьба. Но при рождении почти ничего не предрешено, можно сказать, что оно само создает свою судьбу. С судьбою же народа все обстоит гораздо жестче. Целому народу почти невозможно свернуть с начатого пути, и первый выбор предопределяет последующие, делая перепутья иллюзорными. Что же касается судьбы всего человечества, то у него не было выбора вовсе, так как природа сама сделала за него первые шаги».
«Все это звучит просто ужасно! Но зачем? В чем же тогда заключался смысл человечества? Если оно ничего не принесло кроме бед, и сгинуло, оставив после себя лишь израненную и опустошенную землю? Ведь почти во всех живых существах на генетическом уровне до сих пор сохранились страх и ненависть к людям… Даже ты возненавидел их…»
«Я сознаю свою ошибку сейчас… Мне потребовался не один век, чтобы понять: все, что я ставил людям в укор, есть нечто данное, с чем они рождаются и несут с собой до конца, точно тяжелую решетку… И я давно понял, что истинное благородство – это любовь к людям, несмотря на то, что они убийцы… А смысл… А можешь ли ты мне сказать, в чем смысл мотылька или чертополоха? В чем смысл твоего существования или моего? Если ты знаешь смысл жизни хотя бы одного единственного существа, считай, ты знаешь смысл самой Природы. Зачем? – это вопрос, ответ на который никому не известен, кроме самой Природы…»
Меня это направление размышлений привело к неутешительному выводу: а есть ли этот смысл вообще?
«Но твоя судьба неизвестна и самой Гее, - вдруг добавил Хорс, - Ты одинока, как и я. Но, возможно, очень скоро твое сердце забьется иначе… возможно, ты обретешь вторую половину души, чтобы освободиться и уйти…»
Потом дракон замолчал и медленно убрал крыло, обнажив израненное небо, рассеченное надвое Млечным путем… Луна еще не взошла…. Я не хотела думать о его последних словах, чувствуя, что могу сойти с ума. Если бы умереть прямо сейчас, я ушла бы совершенно спокойно, мне просто не хотелось больше существовать… Глаза дракона, устремленные на небо, отражали легионы звезд.
Мы молчали очень долго. За это время я, наверное, просыпалась не один раз, потому как во сне время тянулось гораздо медленнее, словно густой сироп. Но реальность почти перестала существовать для меня, превратившись в некое подобие анфилады, сквозь которую я шагала из сна в сон, чтобы встретиться с драконом на крыше и вновь молчать и просто смотреть в безразличную ко всему и всем бездну.

Утро привечало меня одну – перед самым рассветом дракон улетел. На моей коже выпала крупная холодная роса, умыв и пропитав волосы чистой влагой.
Я не знала, смогла ли переубедить Хорса. Во мне жила лишь слабая надежда, что он нашел в себе желание жить дальше.
Когда он вернулся, я задала давно мучавший меня вопрос.
«Хорс, а ты уверен, что в этом мире не осталось драконов?»
«Аза, я почувствовал, кода убили последнего. Мы крепко связаны друг с другом на ментальном уровне».
«Но ведь они, наверняка, есть и в других мирах! Ты не хочешь их поискать?»
Он как-то странно посмотрел на меня, с непередаваемой смесью горечи и жалости.
«Ты преувеличиваешь мои способности, дитя… Мы, конечно, могущественные существа, которым много открыто, но мы не всемогущи. Я не обладаю даром видеть двери в другие миры и, тем более, проходить сквозь них. Этот мир мой единственный дом…»
«О, Хорс… Прости. Я ужасно глупа… Ведь, если бы ты мог, ты бы сделал это тысячи лет назад… Но, возможно, у меня получится помочь тебе в этом!»
«Нет, Аза… - он покачал головой, - Я благодарю тебя от всего сердца, но не приму твоего предложения. И даже, если бы я и сам мог проходить между мирами, то не сделал бы этого. И я не отрекся от своего решения. Я хочу умереть».
«Но как же так?! – я разревелась, словно маленький ребенок, от обиды и горечи, - Ведь есть же выход! И теперь, когда ты можешь летать…»
«Все очень просто, Аза. У меня отобрали смысл жизни… Мы отличаемся от других существ еще одной особенностью. Для нас прежде и главнее всего была и остается наша святыня, теряя которую, мы теряем смысл жизни… И я ее потерял, Аза…»
«Да о чем же ты говоришь, если хочешь, чтобы я поняла и приняла твое решение, объясни: почему?»
«Видимо, придется тебе показать…»
Он молчал, не сводя с меня своего пристального взгляда, проникающего глубоко в душу… И наконец, словно решившись, тяжело вздохнул, отчего внутри у него раздался глухой рокот.
«Садись… Я тебя понесу. Там, у основания шеи, есть место. Только держись крепче…»
«Ты уверен?»
«У нас нет другого выхода…»

Я неуклюже вскарабкалась к нему на шею, осторожно устроившись между острых пластин гребня, и крепко обхватила ближайший шип. Дракон присел, тяжело взмахнул крыльями и взвился в воздух. Не выдержав, я пронзительно вскрикнула, когда восходящий поток воздуха подхватил нас и завертел с неимоверной силой. Но у меня практически тут же перехватило дыхание, и я захлебнулась собственным криком. Хорс, не обращая на меня никакого внимания, ввинчивался все глубже в небо, вспарывая вихри узорами крыльев. Город остался далеко внизу, а меня обдало страшным порывом неожиданно ледяного ветра. Все что мне оставалось, это распластаться на его шее и прижаться всем телом к острой чешуе, которая, казалось, вгрызалась в меня все глубже. Здесь, наверху, было ужасно холодно, так что одежда и волосы, пропитанные росой, скоро заледенели, а ураганный ветер до красноты обжигал кожу и все старался оторвать от дракона. Поначалу я еще как-то пыталась следить за полетом, заметив, что мы перестали подниматься и теперь летели в ту же сторону, откуда я пришла. Город, уменьшившийся до размеров неясного, размытого пятна, давно скрылся, как и вересковое море… Но очень скоро меня страшно замутило, и я с отвращением сплюнула, почувствовав на губах жгучий привкус желчи, так что пришлось сосредоточится на пластинах чешуи, прыгающих перед самыми глазами.
Я потерялась во времени, казалось, что мы летим уже целую вечность. Меня сильно укачало и при любом резком движении мощных крыльев или повороте головы тут же швыряло в бок, так что вскоре я не чувствовала собственного тела от напряжения и холода. Глаза жгло от ледяных едких слез, ресницы заиндевели, и я с трудом могла разлепить веки, но все же заметила, что под нами, далеко внизу, проносятся цепочки горных вершин, прорезанные узкими долинами и бездонными пропастями. Впереди показалось что-то странное, расположившееся по всей линии горизонта, того же цвета что и небо, но неуловимо другого оттенка, и непонятно было, в каком месте одно перетекает в другое. «Да это же море!» - только и успела осознать я, когда Хорс вдруг заложил резкий вираж и начал снижаться по спирали, точно огромная хищная птица. То место, куда мы приземлялись, сильно отличалось от остального ландшафта. Горный хребет неожиданно обрывался странной почти идеально круглой долинной, заваленной огромными черными валунами, разной формы. Будто и не долина вовсе, а просто исполинская воронка или кратер, оставшийся от падения гигантского астероида. Мы снизились настолько, что стало видно, как стары эти горы, и что их склоны покрывала плотная, темно-зеленая пелена леса, которая резко обрывалась за несколько километров до краев черной долины. Хорс стремительно опускался, с каждым витком спирали сужая диаметр круга. И, наконец, сильно отклонившись назад, дракон принял почти вертикальное положение и приземлился сначала на задние лапы, содрогнувшись от резкого торможения, а потом с грохотом опустился на передние. Мы оказались в центре черной долины.
Я скатилась с его шеи почти без чувств, и только когда земля оказалась у меня перед самыми глазами, я поняла, что она выжжена дотла. И вся эта долина – сплошное пепелище, оставшееся после страшного взрыва. Этой земле уже ничем нельзя было помочь, она была мертвой. Одна большая могила, некроз на теле Земли. Несмотря на свое плачевное состояние, я вскочила, с отвращением стряхивая с себя черный пепел. Тело нестерпимо ныло, даже выло, приходя в себя, но все это не имело значения. Я застыла, парализованная страшной догадкой. Будто в одно мгновенье взорвался мозг, и остановилось сердце. Я почувствовала жуткую, ядовитую удушающую волну боли, которая наступала со всех сторон, словно ураган, сметая остальные чувства. Только ужасная, всепоглощающая, безграничная боль, сдавливающая снаружи и раздирающая изнутри. Внезапно стало нечем дышать, я рухнула на колени, содрав кожу об острые черные осколки породы. Меня долго выворачивало наизнанку, из глаз непроизвольно лились слезы, а я все также судорожно пыталась вдохнуть хоть немного воздуха. Наконец между приступами мне удалось сконцентрироваться и поставить блок от проникновения боли. Эта страшный вал наступал одновременно и от самой земли и от Хорса. И я все-все поняла… Да… Поняла насколько тщетными и глупыми оказались все мои попытки, которые изначально были обречены на провал.
«Здесь было наше последнее убежище… Ее звали Прия… Они ударили сюда ракетой с ядерной боеголовкой… столько огня!!! И даже после такого страшного удара она умерла не сразу… ее мучения длились достаточно долго, чтобы она успела осознать, что наша дочь мертва, что мертвы все и не осталось никакой надежды… НИКАКОЙ! И с тех пор я беспрестанно тщусь допытаться у небес, почему это произошло, когда меня не было рядом?! Отчего я не умер вместе с ней?!
Ты – моя последняя надежда! Я бесконечно благодарен, что ты пришла… И прошу лишь об одном… подари мне покой, Аза! Позволь мне соединиться со всеми, кого я люблю… избавь меня от бессмысленного существования… Прямо здесь и сейчас!»
У меня не было слов, меня терзали образы его памяти, взрытой, словно острым плугом, видом этого места и запахом смерти, до сих пор отравляющим воздух. Его душа не была мертва, все было гораздо хуже… она билась в предсмертных судорогах уже несколько веков, истекая страшной болью, не утихающей ни на мгновенье и терзаемая тысячами образов, не тускнеющих со временем.
- О боже… Прости меня за всю мою глупость и непонимание… прости… прости… - рыдая, я приникла к его колючему боку, сдирая кожу с щек и груди, все равно… он накрыл меня своим лазурным крылом, отгородив от этой ужасной выжженной пустыни, что, словно черная дыра, жадно сосала мои силы.
«Не бойся, Аза… Смерть - лишь продолжение жизни…» - раздался у меня в голове его тихий глубокий голос. Я рыдала, толчками выгоняя из себя отчаяние, и все не могла остановиться. Но внезапно осознала, что это место будет сосать из меня силы, пока я не иссякну, а Хорс ужасно страдает… нельзя заставлять его ждать так долго… Силой принуждая себя успокоиться, я отстранилась от его бока и встала прямо перед ним, глядя глубоко в его глаза, стараясь запечатлеть его как можно отчетливее, такого восхитительного и мудрого… его взгляд…
«Прощай, Хорс…» - больше я ничего не могла сказать.
Быстро, не давая себе и ему опомниться, я закрыла глаза, концентрируясь, и приникла к его груди всем телом, ощутив мощные удары о грудную клетку огромного сердца. На миг меня пронзил прекрасный образ летящего дракона, горящего под яркими лучами антрацитовым пламенем и мерно взмахивающего крыльями цвета маренго. При каждом движении по гибкому телу и крыльям пробегали алые искры… Он заполнил собой всю мою душу, отдаваясь глухой болью в сердце. И видя перед собой этот образ его любимой, я, прижавшись еще теснее, тихо запела неведомую до сели песню… творя древнюю магию, древнюю как сама Гея… слова, словно воды, несли, помогая направлять поток энергии в нужное русло, прежде бывшее сухим. Никогда в жизни я не убивала…потому что думала, что чистый свет может исцелить любую рану, что нет на лике земли такой беды, что могла бы иметь лишь один исход – смерть, что ни одна боль не стояла того, чтобы во имя избавления от нее можно было только умереть вместе с ней… Я ошибалась. И признаю это.
Не знаю, как долго я выпевала смерть…неприкаянная душа потерялась в мирах и во времени. Иногда мне казалось, что пронеслась целая вечность, рухнула Вселенная, погибло все, чтобы возродиться вновь… а я все стояла, затихая сердцем к сердцу… Я вжималась с такой силой, словно пыталась врасти – стать с ним единым целым.

Когда я, наконец, осмелилась разомкнуть объятия и взглянуть на него, то встретилась с его глазами, все также смотревшими в самую глубину моей души, и все бездонное небо было сосредоточено в их синеве, и если повнимательнее всмотреться, можно было увидеть все созвездия и венчавший их Млечный путь… Только они уже никогда не стронутся с этой глубины… навсегда останутся во мне эти глаза.
«Ты прав, последний из рода… Смерть – лишь продолжение жизни… и теперь ты свободен…»

А за горами, за морями, далеко,
Где люди не видят, и боги не верят.
Там тот последний в моем племени легко
Расправит крылья - железные перья,
И чешуею нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощением страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор,
Безмерно опасен, безумно прекрасен.
И это лучшее не свете колдовство,
Ликует солнце на лезвии гребня,
И это все, и больше нету ничего -
Есть только небо, вечное небо…