Бабник

Мужчины совсем не так примитивно относятся к женщинам, как это традиционно считается. Некоторые «упаковывают» свое отношение к противоположному полу так, что практичес¬ки невозможно догадаться о его сущности. Так произошло и с героем этого рассказа...   
Первый раз Валентин женился рано — ему едва-едва исполнилось двадцать лет, а жена была лет на десять старше. Это сейчас такие браки в моде и считаются очень прочными, а тогда все думали как раз наоборот. В общем, через полгода супруги расстались без особых взаимных претензий. И детьми не успели обзавестись.
Второй брак состоялся уже много позже, когда Валенти¬ну было под тридцать. Жене — года на три меньше. Была она изящная, холеная блондинка с красивыми глазами и, что значительно реже встречается, острым умом и солид¬ным образованием искусствоведа.
Но и этот брак, просуществовав пару лет, тихо разрушил¬ся. Именно тихо: ни скандалов, ни выяснения отношений, переходящих в порчу домашнего имущества, не было. Про¬сто в одно прекрасное утро Валентин понял, что беседы о возвышенном хотя и облагораживают душу, но хороши раза два в месяц, и не в собственном доме, а в гостях у кого-нибудь из друзей или знакомых.
 Сам же Валентин был эконо¬мистом-международником, правда, на работу за границу его так и не выпустили: с моральным обликом советского чело¬века тогда было строго, и доверить разведенному человеку, пусть и классному специалисту, представлять нашу Родину за ее пределами посчитали недопустимым. Имелось мно¬жество других кандидатов, пусть и не столь профессиональ¬ных, но морально стойких. Они и ездили в краткосрочные и длительные командировки, а Валентин сидел на скромной должности в министерстве и никаких особых перспектив для себя не видел. Да и не очень-то к ним рвался, если честно.
Жена-искусствовед потерпела какое-то время, а потом попросила развода. А получив его, вышла замуж за одного из коллег Валентина и с ним укатила в Италию, где смогла найти достойное приложение своим профессиональным качествам. А Валентин к тридцати пяти годам остался один как перст и как-то, в редком для него приступе откровен¬ности, попросил двух своих ближайших друзей немедленно сдать его в психиатрическую клинику, если они заметят, что он серьезно, с далеко идущими намерениями относит¬ся к какой-то женщине.
- Баба - она и есть баба, что с нее взять! Встречаться — пожалуйста, а жениться — только под общим наркозом. Дур терпеть не могу, а две умные у меня уже были, спаси¬бо.
Если бы Валентин избрал манеру поведения убежденно¬го холостяка, то есть смотрел бы на женщин с ненавистью, шарахался при их приближении и носил рубашки «смерть прачкам», а также забывал чистить ботинки, то женщины, разумеется, обращали бы на него внимание либо принци¬пиально: «А вот я его переделаю!», либо с жалостью:
«Бедненький, неухоженный, неприкаянный». Но Валентин рубашки носил модные и ослепительно чистые, костюмы - отутюженные, галстуки - модные. И скорее забыл бы позавтракать, чем вышел из дома в грязной обуви. Так что любительницам переделывать или жалеть мужчин с ним было решительно нечего делать.
Если бы Валентин демонстративно избегал женщин или, напротив, напропалую бы волочился за каждой юбкой, то его и тут ожидал бы соответствующий стандартный сцена¬рий: какая-нибудь оборотистая дама нашла бы способ прибрать к рукам и строптивца, и Казанову. Не зря ведь говорят: «На каждого волка в лесу по ловушке».
Но наш герой женщин демонстративно замечал: то есть никогда не забывал сделать комплимент, поцеловать руч¬ку, поднести к случаю букетик ландышей или даже тюльпа¬нов. Дама, получившая такой знак внимания, естественно, делала загадочное выражение лица и ждала продолжения, рассчитывая про себя, сколько времени можно пококетни¬чать и в какую по счету встречу сдаться. Но так с загадочным выражением лица и оставалась: продолжения не сле¬довало.
То есть следовало лишь в том случае, когда дама сама проявляла инициативу и предлагала зайти в гости к ней. Или к самому Валентину. Он же приглашениями не прене¬брегал, но был разборчив: его избранница должна была быть умна, ну уж в самом крайнем случае красива. Тогда происходило нечто вроде романа, но всегда только в тех рамках, которые определяла дама. По своей инициативе Валентин решительно никаких шагов не предпринимал и пассивно выжидал развития событий. Никому ничего не обещал, никого ничем не обнадеживал.
Одной из министерских львиц, в частности, Валентин на вечере по поводу Международного женского дня прилюдно заявил: «Даже не знаю, что с вами делать: оста¬вить в мире и спокойствии или влюбить в себя?» Львица,   до этой минуты вовсе не обращавшая на Валентина внима¬ния, сочла делом чести прибавить к своей коллекции еще  один мужской скальп. А поскольку в мире и покое дама   оставаться не пожелала, то произошел второй вариант:  через месяц бывшая львица жаловалась ближайшим подругам на глупость и холодность человека, пренебрегшего   вниманием самой красивой дамы министерства.
Валентин, однако, мало обращал внимания на обиженных им дам. По его собственному признанию ближайшему другу, типично женс¬кие достоинства его не волновали. Он... кол¬лекционировал женские души. То есть ему интересно было очередную даму, образно го¬воря, «подержать за пуговку» и выяснить, чем эта дама живет и дышит. Пуговку же расстегивать оказывалось при этом совершенно не обязательно. В конце концов приспичит, так и сама расстегнет. Не маленькая.
Но откровенные признания Валентин делал редко. Посему за ним прочно закрепилась ре¬путация жестокого донжуана и отчаянного баб¬ника, который ни единой юбки пропустить не в состоянии. Казалось бы, теперь рассудитель¬ные и добродетельные женщины должны были обходить его за версту. Ан нет! Чем скандальнее становилась репутация нашего героя, тем больше дам стремились попасть в число его жертв. И попадали! И затем каждая вно¬сила свою лепту в легенду о Великом и Не¬подражаемом Любовнике и Мужчине.   
Надо сказать, что сам Валентин решитель¬но ничем не способствовал ни созданию, ни упрочению своей репутации. Наоборот, в чис¬то мужской компании, где, казалось бы, сам Бог велел пооткровенничать и похвастаться победами, замыкался и даже на прямые во¬просы лишь пожимал плечами: «А я тут при чем?». Пробовали его подпоить, дабы благо¬родные (и не слишком) напитки развязали язык слишком уж молчаливому кавалеру - и тут ничего не вышло. То есть более разго¬ворчивым Валентин, разумеется, становил¬ся. Иной раз — чересчур. Но говорил о чем угодно: о футболе, международной политике и литературных произведениях, но о дамах - будто бы их и не существовало. Наконец коллектив устал от тайн.    
«Бабник» - вынесло свой приговор общественное мнение. «Бабник», - пожимала плечами вчерашняя избранница, прослы¬шав, что уже другая вовсю пользуется благосклонностью рокового мужчины. «Бабник», - хмыкали мужчины, обремененные животом и проплешиной, когда женщины указывали им на безуп¬речность прически и фигуры Валентина. И на этом здоровый коллектив успокоился и зажил прежней жизнью. Нормальный ход: Иван - передовик производства, Петр — алкоголик, Валентин - бабник. Каждому свое.
Тем больший шок испытали все — и мужчины, и женщины, когда Ва¬лентин явился на службу с обру¬чальным кольцом на пальце, а позд¬нее выяснилось, что это не очеред¬ной эпатаж, а самый что ни на есть серьезный брачный союз. Причем женился герой наш отнюдь не на роковой красавице или общеприз¬нанной интеллектуалке, каковых во¬круг него вертелось великое мно¬жество. Более того, не отбил жену у слишком беспечного мужа и даже не выкрал тщательно оберегаемое сокровище у злого ревнивца. Же¬ной его стала скромнейшая и ти¬шайшая врачиха-невропатолог из районной поликлиники, к тому же мать-одиночка.
Хотя ничего сверхъестественно¬го, собственно говоря, не произош¬ло. Железобетонный принцип, о ко¬тором уже говорилось выше, - «На каждого волка в лесу по ловушке» — сработал. Причем именно тогда, когда ничто не предвещало такого исхода событий. Просто подвело здоровье, прихватил банальный ра¬дикулит, а на вызов из храма здра¬воохранения явилась женщина срав¬нительно молодая, но настолько замученная и затурканная жизнью, что не только возраст ее не имел ника¬кого значения, но и внешность-то едва различалась под слоем много¬летней усталости и неумело наложенной косметики. Явилась и... ос¬талась ночевать.
Стыдно тому, кто плохо подумает! Вызов к Валентину был последним в тот день, на дворе стоял сырой и холодный — хотя и весенний! — вечер, а в ходе осмотра пациента и постановки диагноза случилось непредвиденное: сама доктор почувствовала себя неважно. Валентин, человек многоопытный, без стетоскопа определив сердечную недостаточность и неполад¬ки с сосудами, как истинный джентльмен, забыл о своем радику¬лите и быстро напоил даму необходимыми снадобьями, благо аптечка в его доме была богатая - на все случаи жизни. А потом предложил прилечь в соседней комнате на кушетке и ножки устав¬шие заботливо пледом укутал. А уж потом будить рука не подня¬лась. Так до утра и проспала у него Анна Андреевна, Аня, Анечка.
А утром она впервые в жизни пила кофе, поданный ей в постель, и пыталась извиниться за то, что доставила столько хлопот. Извинений Валентин не принял, более того, сделал вид, что и не понимает, о чем, собственно, речь. Но попросил — не в службу, а в дружбу - заглянуть к нему как-нибудь еще, потому что радикулит все-таки имеется и медицинская помощь может понадобиться буквально каждую минуту. Анна Андреевна обещала, что ближе к вечеру непременно зайдет проведать, и умчалась на работу. А Валентин остался дома.
После обеда начались телефонные звонки. Считавшие себя близ¬кими дамы желали проявить конкретную заботу о занемогшем друге. Сначала позвонила сослуживица с предложением принести какие-то целебные травы и была приглашена «навестить страждущего». За¬тем уже как бы оставленная знакомая из другого министерства: эта предложила свои услуги в качестве диетсестры («Вы ведь наверняка голодаете, бедненький»). Пригласил и эту. Третью, желавшую враче¬вать исключительно душевной теплотой и сочувствием, Валентин пригласил уже просто из любопытства: с таким методом лечения ему сталкиваться еще не приходилось. В результате пришли все три.
Чай со всякими вкусными вещами был сервирован прямо у ложа больного, который в основном этим самым чаем и наслаждался. Дамы же откровенно ждали, у кого быстрее сдадут нервы и кто покинет поле боя первым, оставив его сильнейшему. Но выяс¬нить, кто самая терпеливая и хладнокровная, так и не удалось, ибо к вечеру пришла Анна Андреевна. В белом халате и с чемодан¬чиком. После чего Валентин в самых изысканных выражениях попросил дам удалиться и дать врачу возможность использовать традиционные средства лечения радикулита. А через месяц ошарашил коллектив обручальным кольцом и слухами о том, что и на «бабника» нашлась управа.
С этого времени жизнь Валентина круто изменилась. Для него, потому что появилась женщина, которая без поддержки, помощи и сочувствия, да просто вовремя приготовленного обеда очень скоро свалилась бы всерьез и надолго. Да и лечить Аню нужно было капитально, поскольку сама она к своему здоровью относилась, мягко говоря, легкомысленно, хотя и была медиком. Плюс заботы о сыне, учащемся второго класса, которого Валентин избавил от «продленки» и за несколько поездок на пляж в Серебряный Бор научил плавать «саженками». И так далее, и тому подобное.
Но и отношение к Валентину со стороны коллектива коренным образом переменилось. О нем сначала говорили «бедная жертва какой-то интриганки». Потом — «конченый человек, кроме дома, никаких интересов не осталось». И наконец, «счастливчик, выиграл пару миллионов по трамвайному билету».
Отношения своего к женщинам Валентин не изменил: по-прежне¬му был галантен со всеми и выделял одну-единственную... со¬бственную жену.
«Счастливчиком» же Валентин стал тогда, когда выяснилось, что у его Анечки - незаурядный дар психотерапевта в сочетании со способностя¬ми к гипнозу. Обнаружил в ней эти таланты Валентин - и он же довел их да совершенства. В результате последние несколько лет Анна Андреев¬на работает в престижном медицинском учреждении, и на прием к ней записываются за месяц, а то и более. Ну и платят соответственно.
- Просто я всю жизнь искал женщину, о которой мог бы заботиться, сказал он как-то ближайшему своему другу. - Терпеть не могу амазонок, эмансипированных дам, патентованных кра¬соток. А вообще за холостяцкие годы я научился так разбираться в женщинах, что абсолютно уверен: это - настоящее.
Ну что ж, ему, специалисту, виднее.