Cумерки

Солнце сделало короткую зимнюю петлю, оставив  колодец двора наполняться синей глубиной. На старой кровати с тёмными спинками лежал Пётр. Он смотрел, как движением воздуха еле шевелится занавеска. С потолка мерно капало, отстукивая по дну пластмассового таза.
Трещина в штукатурке была похожа на рану, кровоточащую ржавой кровью. Мёртвая кожа шелушилась по краям.
На мгновение  Пётр забылся, провалившись в глубину быстротечного кошмара, и вновь всплыл, с облегчением обнаружив себя в кровати. Через некоторое время болезненная дрёма вновь охватила его. Сначала ему представился мягкий накат воды, переливающийся в закатных лучах. Вода, набегающая на мелкий серый песок, приносила облегчение, но когда она отступала, начиналось кружение. Всё крутилось и дёргалось, пока не наступал вновь мягкий прибой, принося с собой лёгкость. Вода двигалась в определённом ритме, Пётр заметил - ритм  начинал ускоряться, становится всё более небрежным и резким. Ускорение происходило всё быстрее. Внезапно налетела волна, начался шторм. Гудение бурлящей воды было невыносимо, оно охватывало всё тело, трясло его и сжимало как маленький деревянный корабль.
Пётр очнулся. На лбу и висках проступил пот. Тяжёло поднялся. В комнате было тихо, лишь капала вода. На тумбочке отыскал кружку с холодным чаем. Вкус отдавал извёсткой. Задрал голову вверх, посмотреть, не накапало ли с потолка. От увиденного закачался. Ловя руками воздух – свалился на пол.
На потолке пульсировала новая трещина, разрасталась на глазах, опускаясь масляными губами всё ниже. Края рта сочились слюнными сгустками.
Пётр распластался на полу, зачарованно наблюдая приближение чудовища.
Оно приблизилось вплотную. Трубчатые глазки, состоящие из сотен булавочек, смотрели в упор.
Перед носом движение остановилось. Губы трещины шевелились.
Пётр пришёл в себя.  На полу нашарил чашку. Со всей силы запустил её.
Раздался гулкий треск. Во все стороны полетели куски влажной плоти. Обнажилась зияющая пустота. Это не было похоже на дырку. Пустота имела высокую плотность. Пётр почувствовал несгибаемую холодную энергию. Она резко втянула его…
Мир был плоским как пережжённый оладушек. Он висел в непонятной субстанции, окутанный волокнистым туманом. На отвесном боку торчали ступеньки лестницы. Холодный металл обжигал руки.
Время присутствовало, но оно не имело смысла. Любое действие тянулось бесконечно и одновременно пролетало неуловимо быстро.
С миром было что-то не так, что-то не сходилось, после всех произведённых операций. Существовали какие-то красные точки, непоправимые ошибки, не позволявшие стянуться реальности в финальный стежок сухих отметок и цифр.
Пётр потянулся локтями за край земли.
В мире стояло мокрое межсезонье, похожее на середину осени или весны. Деревья шевелились на ветру мокрыми ветками. Хлюпая по лужам Пётр пошёл не чувствуя своего тела.
Через некоторое  время взору открылись ржавеющие гаражи. Между боксами раскинулась крепкая ива. Воды под ногами становилось всё больше. Зыбь, подгоняемая ветерком, мягко ударялась об дверь белой машины. Вдалеке серыми призраками смотрели пятиэтажки. Мох на ступеньках трансформаторной будки был изумрудный, сочащейся яркой зеленью.
Пётр услышал странные звуки. Огляделся по сторонам и не смог найти источник. Казалось, звуком вибрировал каждый предмет. Это было лёгкое шептание, уходящее в ватные вихри низкого неба. Серый свет пропитывал всё вокруг: чернеющие палки крапивы, торчащие посреди двора, затопленную дорогу, окаймлённую ветлами по краям.   
За шёпотом явно проступил постукивающий звук. Пётр пошёл на него и вскоре обнаружил бьющеюся об сторожку лодку. Это была серая лодка «Крым», Алюминиевый корпус в местах, где слезла краска, слегка поблескивал. Каркас ветрового стекла был снят.
На дне обнаружил тяжёлое деревянное весло. Отталкиваясь об асфальт, поплыл вдоль дороги.
Плыть оказалось нетрудно. Сделав пару толчков, оглянулся. Берега не было видно, лишь кипящее серое небо со всех стон над свинцовой водой. По правую руку пробивался солнечный свет. Столб луча был похож на указывающий перст. 
Вода в освещённом круге была похоже на  расплавленное серебро. Блики слепили глаза.
Пётр перестал толкать лодку. Она продолжала двигаться по инерции, слегка покачиваясь, вошла в круг и остановилась.
- Ну что Пётр вот ты и пришёл, - раздался знакомый голос, пронзая каждую клетку.
- Ты ошибка, зачем мешаешь завершиться миру? – мысль выскочила из мешка сознания минуя волю, трансформировалась в слова.
- Я пришёл сюда. Разве ты не помнишь, как ты сам ходил по воде и воскрешал умерших? – Пётр отрицательно покачал головой.
- Пора сворачивать пространство!
Свет погас, вода начала сливаться с плоскости мира. Лодку плавно несло, пока камешки не стали царапать дно.
Дневной свет становился всё тусклее. Чем темнее становилось небо, тем отчётливее стало проявляться красное свечение, острой линией полоснувшее небо.
Ноги глубоко увязали в земле, оставляя на подошвах липкие комья. Это было похоже на ходьбу по свежевспаханному полю. И действительно, присмотревшись, Пётр обнаружил, что он находится на сумрачном  поле, окружённом острыми зубьями леса. Борозды были сглажены, едва различимы. В центре был роща. Красное свечение зависло над ней.
Красная полоса стала изгибаться, из неё стали исходить маленькие нитки лучей.
- Человек – это глина! – раздался спокойный голос, - с этого начинается священное писание, это и стало сутью человеческой жизни. 
Пётр подошёл к рощи, за голыми ветвями скрывался погост. Облезшие звёзды стояли вместе с покосившимися крестами. Старые керамические фотографии светились жёлтым. В их эфире лица людей неодобрительно хмурились. Фигура полковника, высеченная на граните, показывала наверх и грозила пальцем Петру.
Наверху красная полоса превратилась в огненную рану. Из сердцевины дышал огонь.
- Человек, говорят, пуп земли, ну привет – пупец! 
В руках у Петра возникла сабля.  Серебряный набалдашник скалился головой разъяренной собаки. Это вызвало много смущения. Мультипликационный эффект казался каким-то постыдным действием, как стоять голым посреди оживлённой улицы. Смущение перекрывалось сильным внутренним намерением, давящим грудь изнутри. Оставив сомнение, Пётр отдался действию. Действие захватило, оторвав от эго.
Ощущение полёта было новым, расходилось со всеми доводами логики, если бы Пётр мог рассуждать логически, теперь он находился вне ума. Вертикальное движение очищало, наполняя играющей весёлой силой.
Взлетев до неба, он стал резать и кромсать его изо всех сил. Вниз летели куски огненного пепла, шипя и затухая.
Огненные смерчи крутились вокруг него, пытаясь обойти сзади. Он рассёк их в нескольких местах. Осыпаясь искрами, смерчи разваливались в разные стороны.
- Ну, хватит, я всё понял! – прошипело небо.
Верхом на свирепо фыркающей лошади из бурлящих огненных вихрей ехал всадник. Латы и забрало светились раскалённой лавой. В правой руке держал длинную пику из раскалённого металла. 
Всадник быстро приближался, свесив пику. Пётр завис в полный рост не двигаясь.
Всадник был всё ближе и ближе. Наступил момент, когда казалось, что всадник насадит Петра.
Пётр увернулся. На левом предплечье, где прошла вскользь пика одежда загорелась.
Присев он сумел достать до задней ноги лошади и перерезал её.
Лошадь стала заваливаться на бок. Подминая всадника под крестец, свалилась на пашню. Тысячи мелких огней рассыпались по проторенной борозде.   
Остывающий всадник лежал. От земли вокруг него шёл пар.
- Вот и всё? – Пётр ногой ударил по решётчатому забралу. Под ним открылась насыщенная пустота, такая же, как из трещины в потолке.
- Кто знает, - может, послышался спокойный глубокий голос, - может просто сумерки это трещина между мирами…
Когда глаза привыкли к темноте, Пётр обнаружил себя в своей комнате, лежащего в луже воды из пролитой кружки. Стояла глубокая ночь, необыкновенно тёмная для большого города. Он вытерся полотенцем и лёг в кровать. На лице его расплылась усталая улыбка. Вода с потолка перестала капать. Болезнь отступала.