Белый над синим. Вместо предисловия

= ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ =

посвящаю моему отцу

БЕЛЫЙ НАД СИНИМ
вместо предисловия)

...Как зеркало своей нетронутой тоски,
Свободный человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, горьки...
       Шарль Бодлер

       Белый парус. Нежный и беззащитный лепесток розы, беспечною волей чьей-то шальной руки унесённый в суровый солёный океан. Что-то чистое, трепетное, доброе. Немного печальное. Печальное потому, что лично в моём представлении парус на горизонте почему-то всегда идёт от нас, а не к нам. Есть, конечно, исключение – алые паруса брига «Секрет» – но, во-первых, они были алые, а во-вторых, Зурбаган и Лисс находятся где-то далеко в тёплых морях, где брызги не мёрзнут на лету, и где не торчат над берегами белые конусы заснеженных вулканов.
       Парус, трепеща, улетает с ветром куда-то вдаль – символ то уплывающих несбывшихся надежд, то, наоборот, зовущей искренней Веры, отчаянного устремления человека к чему-то Высшему, что скрыто внутри него самого, жажду коснуться этого и вновь обрести уплывшие было надежды…

Пространство между небом и землёй
Вне времени, вне суеты земной.
Там скрыта даль, размыта грань волною,
И только парус белою стрелою
Соединяет мир…

       Эти чудесные строки написала Ирина Дмитриева. Она увидела стрелу. А мне всё равно лепесток мерещится:

Угас закат багровой тишиной,
Сомлел усталый мир в плену вечерней грёзы…
И, лепестком печальной белой розы
Вспорхнувший, парус над бескрайностью седой
Уносит в дивный сон…

       Романтика дальних странствий и невообразимых приключений. Яркий диск щедрого рыжего солнца; зелёные кокосовые пальмы; резвящиеся у борта весёлые дельфины; очаровательные загадочные островитянки с огромными глазами, качающие упругими бёдрами в такт гулким барабанам; причудливо татуированные зловещие людоеды с разноцветными перьями в курчавых головах. И, конечно, сокровища. Кучи, горы сокровищ! Старинные, окованные потемневшим серебром сундуки капитана Кидда и Чёрной Бороды, набитые сапфирами и дублонами. Пронзительно визжащие рикошетом пули, скрип усталого рангоута, кислая пороховая гарь из жерла старой трёхфунтовой пушки. Смысл не в сокровищах, смысл в их поиске. Вечном поиске, если хотите. Необходимо, чтобы сердце застучало громко, а потом замерло, когда среди ночной тишины кто-то вдруг насвистывает «Lillibullero», а белый какаду из передачи «В мире животных» непременно должен встрепенуться, захлопать крыльями, нахально подмигнуть и картаво пообещать: «Пиастры! Пиастры! Пиастры!».

       М-да.
       Бред, сэр! Всё, что можно, давно открыто. Людоеды мирно кушают сервелат; знойные таитянки за свои манящие танцы получают солидную зарплату в ближайшем туристическом бюро; против Жёлтого Джека извольте получить укольчик в попку-с, а найденные сокровища придётся честно поделить с государством и мафией в соотношении ноль к двум.
       И вообще, сказано же в Писании: плодитесь и размножайтесь, остальное от лукавого.
       Ибо вы, господа, неизлечимо и безнадёжно больны. Вас так и называют – «яхтнутые».
       Да-да, именно так – вас. Во множественном числе. Потому что было бы опрометчивым говорить о единичном, из ряда вон выходящем случае патологии, поразившем один отдельно взятый воспалённый мозг. Ура, я не один. Нас таких много. Нас навалом! Мы видим всё это во сне и наяву. Стройные пики мачт с резко очерченными марсами и салингами, перекрестия реёв, взлетающие ввысь хитросплетения вант и небо, синее небо, перечёркнутое нитями штагов и топенантов… О, эти слова! Бом-брам-лисель-фал… Кабестан… Юферс… Вымбовка… Это может опьянить и совершенно лишить рассудка. И лишает – миллионы людей на планете в самой разной степени подвержены этой чудесной болезни, симптомы которой весьма точно и правдиво расписали Джошуа Слокам, Чэй Блайт и сэр Фрэнсис Чичестер, её знаменитые жертвы и её величайшие воспеватели.
       Но всё же – кто сравнится с Бодлером?

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности Мечты с предельностью морей.
О странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть везде.
Игра, где Человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде...

       Да на кой чёрт?! Чего, спрашивается, ради?

Но истые пловцы — те, что плывут без цели:
Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час ещё твердят: Вперёд!
На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку — любовь, как рекруту — картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла ещё людская речь!

       Вообще-то, он как бы не совсем про паруса, но…
       Тысячи лет люди, умевшие любить, безуспешно пытались найти определение Любви. И воспеватели моря испокон веков никак не могут подобрать идеальные фразы, дабы наиболее ёмко и точно охарактеризовать соотношение трёх великих составляющих – Океана, Паруса и Человека. И очень хочется верить, что так будет вечно, ибо если ты можешь словами объяснить, за что именно ты любишь то-то и то-то – знай, ты это не любишь. Нельзя объять необъятное.
       Но кто сказал, что нельзя пытаться необъятное объять?

       Над планетой пролетят годы. Сотни лет. Тысячи! И покуда дует вольный ветер, над пенными волнами морей лепестками белых роз будут трепетать паруса. Будут звать и уводить за собой. Это аксиома, здесь не нужны доказательства. Земле начихать, знаем ли мы, что она круглая. Солнцу и звёздам совершенно безразлично наше мнение об их химическом составе. Они просто есть, и всё. Им этого достаточно. Так же и вечная тяга Человека к морскому простору; мнения людей о парусе относительны, сам же парус абсолютен. Отставить споры.
       А что же касаемо суровой прагматики нынешних дней цивилизованного человечества... есть предложение остановиться на одном весёлом определении, вычитанном однажды в иллюстрированном американском журнале «Cruising World»: яхтинг – это искусство быть постоянно мокрым и больным на всю голову при медленном продвижении невесть куда за очень большие деньги.
       Так. Всё. Хватит теорий.