Осенний вечер наливался синевой, городские огни сияли уютным желтым светом. Небо было хмурым; кучевые облака привычно накрыли лес, постепенно изливая на землю воду. Крыша вышки надежно защищала от дождя, и дозорный лишь покруче завернулся в плащ. Как всегда, он подлил масла в маленький чадящий фонарик и принялся с особым тщанием вглядываться в темнеющее небо. Откуда-то издалека тянулся то ли туман, то ли ночной мрак. Внезапно небо разразилось сухим треском, в лес вонзилась острая белесая молния и тут же на самых высоких ветках заплясал огонь. Слишком быстро, подумал дозорный и во все горло закричал «Пожар! Горит лес! Две тысячи шагов!», колотя молотком в колокол.
Далекий уединенный городок очнулся: из соломенных домиков высыпали люди, заозирались, всматриваясь во мглу, запричитали. Дозорный, ловко спрыгнув с лестницы, помчался в город.
- Мы не должны допустить пожара в городе! - громко начал глава Совета. - Дождь, как видно, нам не помощник...
В освещенной хижине, хорошо прогретой, сидели полукругом мужчины — старейшины племени Такков. Сигнал тревоги застал их во время очередного Совета. Новость была ужасающей: в самом центре реликтовых лесов вспыхнул огонь, и, если его не остановить, он был способен уничтожить все вокруг. Запасы зерна и овощей, скот с приплодом, жители с нажитым — все требовало защиты. А для этого было необходимо принять своевременное и верное решение.
В комнату вбежал дозорный, прервав гул голосов.
- Огонь идет с северо-востока и распространяется очень быстро! Прямо полыхающее море! Мы должны уходить или придумать, как остановить пожар!
- Спасибо за вести, Заппа. Возвращайся на вышку, - Турито наградил постового хмурым взглядом. Когда тот скрылся в сумерках, глава продолжил: - Привести насосы в действие, собрать народ у реки. Будем стоять до конца.
- Мы не можем так рисковать! Воды может быть недостаточно! - зашумел Совет.
- Турито! Посмотри, ведь это непростой огонь! Мы должны быть уверены, что это не поджог! - взял слово Ниная. Это был мудрый муж, многие годы он возглавлял войско Такков.
- Это молния, Ниная. Давай не будем терять время. - Глава Совета тут же обратился к своему помощнику: - Хапо, собери народ у реки, и выбери мужчин посильнее, пусть окапывают стены и рубят деревья.
Но старый воин не сдавался:
- Мне нужен только один человек и полчаса. Ты поступишь глупо, если пренебрежешь возможностью остановить злоумышленников!
В комнате повисло молчание. Все ждали решения.
- Хорошо, Ниная. Но только один.
Через пять минут, снарядив коня и укрывшись под серым шерстяным плащом, молодой воин Дату отправился на разведку. По словам дозорного, молния ударила возле камней, что грудой лежали среди зарослей аралии. Путь был недалеким, но воину предстояло преодолеть большую часть поля, уже освобожденного от посадок, и густой бор.
- Скачи, быстрый Сингеппо! - подбадривал коня Дату. - У леса я тебя оставлю, но очень скоро вернусь.
Осенний вечер набирал силу, дождь лил с небес, но гроза перестала.
- Неужели это и вправду поджог? - с опаской оглядывая горящий лес, пробормотал воин осипшим голосом.
Пламя подбиралось все ближе к городу, и ничто не останавливало его — будто по чьей-то злой воле огонь двигался узкой полосой, сжирая все на своем пути. И даже ветер, метавшийся по сторонам, не разбивал рыжие клокочущие струи.
У деревьев Дату спешился, похлопал коня по крутому рыжему боку и скрылся в чаще. Сингеппо будет ждать его тут. Молодой воин бежал к камням, не забывая оглядываться и примечать любое движение. Он был скрыт от нежелательных взглядов серым плащом, палая листва и густой папоротник глушили легкую поступь. А лес был полон людьми. Дату замер на мгновение, различив во тьме несколько фигур, словно тени скользивших меж деревьев. Юноша возобновил движение, обходя идущих навстречу чужаков. Они были одеты в черные узкие бриджи, мягкие высокие сапоги и короткие плащи с широкими рукавами. Лиц не было видно: защитные маски оставляли открытыми только глаза. Из вооружения воин заметил лишь луки и блеснувшие на голени ножи. Таких бойцов Дату видел впервые. Пришлось пропустить их вперед, затаившись у древней пихты.
Когда молчаливый отряд скрылся, юноша нырнул в кусты, приглядываясь к огню, что кольцом охватил каменный курган. Дело было неладно; оставалось совсем немного времени, чтобы успеть вернуться и сообщить о готовящемся нападении. Племя Такков на грани гибели: либо огонь проглотит городок, либо вражеские воины истребят все население и спалят останки.
Разбежавшись, Дату прыгнул в огненное кольцо, и преграда осталась позади. Ровно в центре образовавшегося островка, у подножия каменной насыпи, стоял шаман. Высокий мужчина с длинными темными волосами мок под дождем, будто не замечая непогоды; капли омывали его полуголое тело, оставляя мокрые дорожки на коже. Произнося незнакомые слова, он раскачивал на запястье подвеску: крупный камень на тонком ремешке полыхал, разливая красное свечение. Шаман был увлечен обрядом и не заметил чужого присутствия, а Дату как можно тише достал лук, и вот уже стрела была готова сорваться в смертельный полет.
- Эй, остановись! - крикнул молодой воин в надежде вспугнуть чужака.
Колдун резко обернулся, глаза удивленно открылись, гримаса боли и ненависти исказила мокрое лицо.
- Эррррр! Тварррь! - крикнул он.
«Осталась пара секунд, чтобы убить» - подумал Дату. И выпустил стрелу. Костяной наконечник пробил грудь шамана, древко на половину утонуло в плоти. Но он остался стоять. Недоуменно оглядывая стрелу в своем теле, мужчина продолжал раскачивать камень. Еще одна стрела со свистом достигла цель. Грозный рык заглушил гул огня, шаман резко выбросил вперед руку, и камень ударил Дату в грудь. Последняя стрела остановила сердце колдуна.
Очнулся Дату, лежа на земле. Темные волосы мокрыми лентами лежали на лице, крупные капли стекали к затылку и лезли за шиворот. Как и прежде вокруг трепетало пламя, угрюмые облака скрывали звезды. Вскочив, воин схватился за грудь — боль пронзила место удара, словно каленое железо оставило метку на коже, пропалив плащ и рубаху. Шипя сквозь зубы, юноша ощупывал землю, рылся в траве в поисках камня. Горячий неровный предмет уткнулся в ладонь, и Дату, прижимая его к себе, поспешил вернуться к коню. Снаружи пылающего кольца было темно, кричали испуганные ночные птицы, насекомые метались в оранжево-белых отблесках. Дату проверил обратный путь: было свободно, люди в черных одеждах ушли далеко вперед.
Сингеппо нашелся не сразу. Конь стоял у сосны, нервно подергивая ушами и потряхивая заплетенным хвостом.
- Сингеппо! Ко мне! - шепотом позвал Дату. Но животное, уставившись на хозяина, попятилось к кустам.
- Да что с тобой? Это я! - сердце Дату готово было выпрыгнуть, дыхание не желало восстанавливаться, а руки и ноги не слушались. - Не бойся, это я!
Дату приближался, а конь пятился, фыркая и вздрагивая всем телом. Юноша совсем уж было отчаялся оседлать скакуна, но резким рывком успел перехватить поводья и потянул. В ответ Сингеппо истошно заржал, выкатывая огромные глаза и выворачиваясь из пут.
- Остановись, упрямец! - зарычал воин, с силой притягивая морду коня к своему лицу. - Это я! Слушайся!
Возбуждение и страх животного постепенно улеглись, юноша, наконец, запрыгнул в седло и чувствительно пришпорил коня. Поздний вечер укрывал всадника тьмой, встречный ветер трепал волосы и и края плаща, утихающий дождь омывал кожу, но жар, полыхавший внутри, не давал ему остыть. Скоро вдалеке показались сигнальные огни на стенах, замелькали фигуры воинов: родной городок готовился встретить врага оскалом острых копий и тысячами жалящих стрел.
- Нас ждут, Сингеппо! Почтенный Ниная сумел вразумить народ, - склонившись к самому уху скакуна, шептал Дату. Он очень спешил, хотя уже понял, что жители знают о нападении. И случившееся — не сон: шаман действительно вел пламя на поселение, а камень был его оружием. Будто в подтверждение своих мыслей юноша дотронулся до ожога на груди — боль утихала, но не оставляла.
Когда до ворот оставалось лишь несколько сотен шагов, Дату краем глаза увидел, что на границе огня мечутся те самые воины в черном: пламя стало неуправляемым, оно подкрадывалось сзади и мешало чужакам выстроиться для нападения или хоть о чем-то договориться. Их план был разрушен. Очень скоро мелькающие тени исчезли, так и не подойдя к невысоким стенам города.
Сидя на циновке в доме Совета, Дату восстанавливал по памяти произошедшее, старейшины внимательно слушали. Снаружи кипела жизнь: селяне боролись с огнем, качая воду из реки и таская землю. Ночь была на исходе: зарделся розовый рассвет, дождь рассеялся, огонь утихал на подступах. И Совет принял решение.
Турито, пожилой муж, мудрый и опытный, огласил вердикт:
- Храбрый Дату, ты достоин доверия и уважения. Ты добыл в честном бою опасное вражеское оружие и проявил себя самым лучшим образом. И лишь ты готов отправиться в Шат-Мо. Там отдашь камень шаману и расскажешь, что произошло. Все расскажешь, Дату, - глаза Турито сурово поблескивали. - И возвращайся, как только мудрецы дадут ответ.
- Да, господин Турито, - покорно склонив темную голову, ответил юноша.
Едва горящее солнце опрокинуло свой диск на прохладную землю, молодой воин отправился в путь. Уставший и напуганный Сингеппо остался в конюшне, его сменил пегий жеребец по кличке Тоти. Он шел уверенно, тренированные ноги упруго отталкивались от камней и твердой земли. Утренняя роса щекотала ноздри сладким ароматом, холодный туман освежал и бодрил. Но как ни боролся со сном Дату, тот все равно смежил веки, гладил по непослушным волосам; юноша же через силу всматривался вдаль, будил в памяти образы, теребил себя, боясь заснуть.
Минул час, на горизонте показался густой туман, сизый, словно море. Нет, это не туман, подумал Дату. И сердце его сжалось, отзываясь болью. Острой резью пронзило глаза, слезы покатились неудержимым потоком. Шат-Мо, дальняя деревенька, где жили мирные шаманы, сроду не вмешивающиеся в чужие дела, существовавшие отдельно от всего мира и не представляющие ни малейшей угрозы, приняли тяжкий удар, заплатили за всех, кто смог уберечься и защитить свои пределы. Пепелище пульсировало, кое-где еще виднелись бархатные всполохи, дым черными завитками стелился по земле и лениво поднимался в небо. Розовые облака украсились серыми клочьями дыма. Совсем недавно тут стояло несколько крепких хижин, небольшой хлев для скота и алтарь. И ничего не осталось. Злая воля хладнокровно и расчетливо истребила маленькое шаманское поселение.
Не сбавляя хода, Дату направил жеребца к покосившемуся сараю, единственному, что уцелело во время пожара. Ветхая постройка уныло и даже грозно просвечивалась сквозь дыхание утихомирившегося огня, приглашая на разговор.
Тоти выбирал дорогу, огибая тлеющие останки нечастых жилищ, Дату смотрел и множил ту ярость, что рождалась в нем. Какое горе пришло в их край! Настанет время отмщения! Глаза воина напитывались смертью, чтобы вернуть тем, кто принес ее сюда.
Сколько ни ждал Дату, так и не раздались в тиши стоны о помощи. Деревня была мертва. И только сарай смотрел своим черным омутом дверного проема. На ходу юноша спрыгнул с коня, влетел внутрь и резко замер, приглядываясь. Сено, инструменты, бочка, лестница под крышей — и тишина. «Как странно, что сарай с сеном уцелел» - подумал Дату. Медленно он шагал к лестнице, оглядываясь и прислушиваясь; быстро преодолев десяток лестничных перекладин, он очутился наверху. И снова замер. Маленький ящик — и все. А внутри, под легкой деревянной крышкой лежали несколько тонких переплетов. Их язык был непонятен Дату, но это было единственным, что представляло хоть какую-то ценность. Воин бережно извлек их, перетянул тонким ремешком и спрятал под рубаху. Так надежнее.
Обратно Дату полпути спал, тревожно прижимая к пылающей груди спасенные записи. А Тоти верно скакал домой, щадя сон седока.
Синее пламя катилось волной по древнему лесу. Пламя мгновенно уничтожало все, к чему прикасалось. И не оставалось ни следа, ни почерневшего, обугленного или испепеленного дерева. Только черная глянцевая пустота. Насытившись, пламя удовлетворенно урчало, рычало и постепенно покрывалось оранжево-алым туманом. Оно сжималось под сотнями ветров, скручивалось под ливнями и ураганами в гудящую змею, плюющуюся снопами искр, но все же собиралось в комок, пока не скрутилось в огненный клубок и не покатилось по миру, сея тлеющие угли. Иногда они падали с неба, иногда выходили из воды.
Дату сидел на дереве и смотрел вниз. Там копошилось существо. Слизь стекала по его желтому телу, черной паклей свисали с головы жесткие волосы, из нутра вырывались мерзкие чавкающие звуки. Дату бил озноб, ему было страшно, как никогда; он пытался сидеть неподвижно и не выдать себя, но ветка хрустнула. Существо медленно повернуло отвратительную голову и уставилось вывалившимися из орбит красными глазами. Тошнота подкатывала под взглядом влажных глаз. Существо открыло беззубую пасть и длинным языком вытолкнуло из себя красную звезду. Она попала точно в Дату. Жуткие страдания мира хлынули на юношу, дыхание пропало и он повалился с дерева прямо в разверзшуюся глотку чудовища.
Дату проснулся в своей постели. Сон не принес отдохновения: тяжесть неизвестности и постигшей всех беды давили пуще гробовой плиты. Уже перевалило за полдень, следовало немедленно вернуться в дом Совета и узнать, что старейшины намерены делать с этим проклятым камнем. Он так и остался висеть на груди воина — отныне это стало его бременем. И только шаманы могли сказать, безопасно ли нарушить ту связь, что по воле рока скрепила юношу и камень.
Когда Дату вошел в комнату, никого не было; только старушка Сапти сидела на полу и тихо переворачивала серые листы загадочных переплетов.
- Иди сюда, воин, - прохрипела она.
Поклонившись, Дату присел рядом. Морщинистые пальцы ловко бегали по страницам с письменами, тяжелые браслеты глухо позвякивали на тонких желтых запястьях.
- Сними Тэнпи, воин, - потребовала знахарка, указывая на камень, - и покажи рану.
Дату бережно снял с шеи подвеску и расстегнул рубаху. Старуха отложила камень в сторону и поглядела на грудь воина. След от удара стал меньше, но все еще горел и пульсировал, словно внутри жило неведомое существо. Ее теплые руки едва касались ожога, но Дату снедала жгучая боль. Черные глаза запылали, желваки заиграли на смуглом лице. Не то страх, не то ярость наполнили душу, хотелось закричать и помчаться, куда — не важно. Лишь бы быть подальше от этих сухих ладоней. Словно почуяв его переживания, Сапти отстранилась и вернулась к камню.
- Ты болен. И эту болезнь не излечить, воин, - она начертила углем какие-то знаки и бросила горсть песка. - Что творится... - горестно прошептала она. - Демон огня заточен в этом камне, и изгнать его я не могу. Шаманы Шат-Мо не оставили никаких записей. Тебе прийдется унести Тэнпи как можно дальше отсюда. Только так ты можешь спасти наш род. Пока камень горяч, демон сыт. Но скоро он остынет, и пламя вернется в наш край. Иди к Хаддакаб, воин. Брось этого демона в жерло, и вулкан съест его. Может быть, и твоя болезнь сгорит вместе с ним. Пока же Хаддакаб спит, но не поддайся его спокойствию: дыхание вулкана еще слышно. Не медли, воин.
- Да, мудрая Сапти, - склонил голову Дату. Остатки ярости клокотали в нем, но и они не смогли затмить его разум. Все, что сказала мудрая знахарка, Дату запомнил.
Старуха огладила волосы юноши тонкой рукой, прошептала что-то и отпустила.
Дату шел к конюшне, и весь городок прощался с ним. Добрые друзья и соседи провожали его в дальний путь, произносили свлова благодарности и напутствия. Только так они моги поддержать воина в этот час.
Седельные сумки ладно висели на боках Сингеппо, камень терся о грудь, разделяя свое тепло, мысли Дату были далеко. Прежнего не осталось: только решимость, покой и вера. «Я обязательно дойду до Хаддакаб, - думал он. - Проклятый камень будет уничтожен!»
Ворота родного города закрылись на закате, обратного пути не было — только вперед. Сингеппо быстро свыкся с вечерней мглой, его шаг был легок и тих, словно светлый дух вел их сквозь кривые тропы и буреломы. Дату же был сосредоточен; он то и дело прислушивался к своим ощущениям и камню, что тяжкой ношей сдавливал шею. Он был теплым, но прохладнее, чем вчера.
- Скачи, Сингеппо! - молил Дату. - Мы можем опоздать.
Но ночь вступила в свои права быстрее, чем юноша успел покинуть лес. Темные густые кроны деревьев накрыли путника, заухали совы, шорохи и редкие крики зверья наполнили мрак. Только после того, как Сингеппо пару раз запнулся о выпирающие из земли корни, Дату смирился с неизбежной остановкой. Холодная земля и скудный ужин стали единственными друзьями до утра.
- Я поищу хворост, а ты будь здесь, - сказал Дату коню и скрылся среди стволов высоких сосен.
Скоро заполыхал небольшой костерок, разогнав тьму на десяток шагов. Но вид его не радовал. Боль грызла юношу изнутри, память о случившемся не унималась и словно вставляла острые шипы. Его тревожили мысли, страх подкрадывался изворотливой ящерицей и заползал под рубаху.
- Вот и пришел мой черед доказать, чего я стою, - тихо говорил Дату, расчерчивая прутиком землю под ногами. Сингеппо мирно стоял рядом и жевал влажную траву. - Какие грустные у тебя глаза, - взглянув, воин нежно погладил верного друга по шелковистой шее. - Не бойся, Сингеппо, мы обязательно выполним завет племени и вернемся домой. Все будет хорошо.
Привалившись к ровному стволу вековой сосны, Дату незаметно уснул, погрузившись в тревожный сон. А конь тихо жевал прохладную траву, поглядывая на остывающие угли.
Дату горел в море пламени. Оно было таким неизбывным и Великим, что сопротивляться не было ни сил, ни желания. Горечь от несвершенного тихо отступала, на ее место приходило безразличие и голод. Выгоревшие внутренности засасывали огонь, словно в бездну; грудь горела от неутоленной жажды. Загребая пламя руками, Дату впитывал его, вытесняя себя самого. Скоро, когда огня больше не осталось, Дату упал на колени и разлетелся пеплом.
Юношу разбудил короткий треск, словно звук преследовал его еще из сна и чудом очутился в яви. Воин медленно встал, окинув поляну острым взором: костер давно дотлел, зола и головешки уже не чадили, роса покрыла траву ровной сеткой искристых капель, и лишь легкий ветерок был словно живым существом в этом царстве сна и забвенья. Воздух был серо-розовым, рассвет уже вот-вот родится, но пока еще сильна власть сумерек. Это те самые мгновенья глубокой тишины, когда ночные жители уже спят, а дневные еще не очнулись. Но тот сухой треск не был наваждением.
- Сингеппо, ты слышал? - одними губами произнес Дату.
В ответ сонный конь тихо фыркнул, по бархатному боку пробежала дрожь. Юноша напряг весь свой слух, закрыл глаза и принялся внимать. Еще один звук, словно хруст заиндевевшей травы под тяжелым шагом, и дату резко обернулся, открыв глаза. Вдалеке, среди деревьев стоял вепрь. Из его огромных ноздрей выбивались струйки пара, блеск глаз был виден издалека, словно внутри него светило яркое солнце. Он был стар, но все еще очень опасен. Такой зверь не упустит жертву и не даст загнать себя.
Дату быстрым движением подхватил с лежанки мешок с провизией, запрыгнул на коня и ударил, что было сил, в бока, мысленно извиняясь перед преданным другом. Громкое ржание разнеслось по умиротворенному лесу, и с веток ближайших деревьев ринулись в небо испуганные птицы. Вепрь пустился в погоню. Это было невероятно! Дикий зверь преследовал всадника на коне. И пусть кабан был очень велик, силен и опасен, но и добыча была ему не по зубам.
Петляя меж стволов, раздирая тонкие ветки кустарников, Сингеппо мчался на просветы, а юноша подбадривал его и все время оглядывался. Погоня не отставала. Визжа и хрипя, животное ломилось по прямой, расчищая свой путь желтыми клыками и черной мордой. Из-под копыт летели клочья земли и пожухлой травы, а глаза так и горели.
- Не преследуй нас, великий зверь! - крикнул вепрю Дату. - Мы не причинили зла ни тебе, ни лесу!
В ответ животное лишь дико завизжало, яростно мотая огромной бурой головой. Грива на его темной спине вздыбилась, словно острые шипы драконьего хребта. Еще долго гнал он всадника, грозно рыча и крича на весь лес, покуда не достиг ручья.
Когда ветви кустарников скрыли их, Дату ослабил поводья. Успокоенный тем, что вепрь оставил погоню, юноша внимательно всматривался вглубь леса, прислушиваясь к звукам. Позади журчал тот самый ручей. Еле уловимый запах гари вдруг щекотнул нос, и Дату встревоженно замер, пытаясь уловить его направление. Перейдя на шаг, конь восстанавливал дыхание, прядя ушами и вздрагивая всем телом. Так и шли они вперед, продираясь сквозь заросли зеленого хмелеграба и вековых папоротников. Запах не становился сильнее, но и не отступал, а словно тянулся к путнику, дразня своим присутствием.
- Ну-ка, друг, - остановил коня Дату, - надо кое-что проверить.
Юноша спрыгнул с седла, сбросил холщовую накидку и, закатывая рукава нательной рубахи, направился к могучему буку, что исполином вырастал из земли, поднимаясь к небу на добрую сотню шагов. Это воистину был гигант: огромный серый ствол казался гладким, будто ни время, ни животные не прикасались к нему; тяжелые зеленые листья размером с ладонь на гнутых ветвях еще не успели осыпаться и плавно покачивались на ветру и шелестели; коричневатые орешки виднелись повыше, среди листьев, крупные, мохнатые и такие вкусные.
- Вот это дерево... - пробормотал Дату, прикоснувшись к прохладному стволу.
Еще издалека он приметил высокий бук, разлапистый и крепкий. Но подойдя поближе, воин испытал смесь удивления и искреннего почтения, словно перед ним был древний герой, воспетый в легендах и сказаниях.
- Ты поможешь мне, если позволишь подняться и посмотреть, откуда идет дым. Я не потревожу твоих жителей и не наврежу тебе,- обратился к дереву юноша.
Несколько крупных ветвей под собственной тяжестью склонялись до самой земли, и по ним Дату смог легко взобраться до ствола, а там — и к самой верхушке, что скрывалась в густой кроне. Сверху открылась ужасная картина: ровная полоса огня следовала за Дату по пятам, словно выстилала тропу. Очевидно, что все это не с проста, и следует поторопиться, иначе демон возьмет свое сполна. Увиденное так поразило Дату, что, мигом спустившись с дерева, он в полном молчании запрыгнул в седло и пустил коня в «рысь».
- Неудивительно, почему вепрь гнал нас, пока мог. И убить нас есть за что, - удрученно пробормотал Дату.
В ответ Сингеппо лишь недовольно фыркнул, стряхивая с черной гривы опалые листья и паутину.
- Мы навлекли беду на этот край, - сокрушался Дату. - И все из-за этого Тэнпи! Знать бы еще, что это значит...
Опустив взор, он разглядывал бугорок под рубахой. Ожог не болел, пока не дотронешься, и камень лежал в нем, словно так и надо, словно они — единое целое. Но стоит только коснуться камня или кожи под ним, как грудь начинает раздирать самое настоящее пламя, и боль застилает глаза. Но Тэнпи остывает с каждым часом, а до Хаддакаб еще так далеко...
К вечеру нового дня Сингеппо вышел к реке. Мошкара и комары облачками клубились возле нее, легкий пар поднимался от воды.
- Это очень соблазнительно, - сказал Дату, спрыгивая с коня.
Настала пора разогнать гнетущие мысли хотя бы на несколько часов, иначе сон не принесет облегчения. И вода — лучший помощник. Мускулы затекли от постоянной езды, ноги и руки требовали свободы, а впереди бежала журчащая теплая вода.
- Сингеппо, настало время освежиться! Только сначала переберемся на тот берег.
Дату туго скрутил накидку, рубаху и брюки, спрятал сапоги в мешок и закрепил сумки на конской спине.
- Интересно, сильно ли вода остудит Тэнпи? Старушка Сапти ничего не говорила об этом — что ж, будем считать, что хуже вряд ли будет... - неуверенно рассуждал юноша, обращаясь больше к самому камню, чем к себе.
Сингеппо невозмутимо погружался в реку, гордо вскинув рыжую морду, пофыркивая еле слышно и плавно перебирая ногами. Дату плыл рядом, мощными гребками раздвигая воду, что приятно холодила кожу и бодрила. А в груди разливалось странное тепло, пощипывающее и колющее, но приятное и завораживающее. Воин удивленно прислушивался к своим ощущениям, боясь вспугнуть и нарушить робкое предчувствие. Но вот ноги коснулись гладкого дна, и вода схлынула, оставив после себя лишь обжигающую свежесть и прохладу.
Сингеппо игриво выбежал на траву, отряхиваясь и норовя скинуть скрепленные сумки. По эту сторону реки лес был реже, меж стволов крепких пирамидальных пихт проглядывались пушистые поляны с невысоким кустарником, вдали дребезжал закат. Розовое марево окутало небо до самого горизонта, мошкара звенела и тут, а аромат лесных трав густо стелился по всему берегу. По скорому Дату скинул легкое седло, снял нехитрую упряжь и похлопал скакуна по влажному потемневшему боку, подталкивая обратно к реке. Нарвав сочной травы, он смывал пот и пыль со спины и шеи коня, ласково выговаривая его имя.
- Сингеппо, гнедой мой! Славный конь! Выносливый и быстрый, смелый и умный. Сегодня мы останемся тут, вдосталь напьешься и наешься. А завтра опять прийдется торопиться. Как выйдем из леса, поскачешь во весь опор. Только уж сил не жалей! - ободряюще гладил юноша своего друга по бархатной щеке. Черная грива намокла и тонкими лентами свисала с шеи. - Надеюсь, наше купание не разозлит демона... И огонь не уничтожит все, чего касались наши ноги.
Когда Сингеппо был вычищен и доволен, Дату оставил его — конь продолжал плескаться в воде, утоляя жажду и забавляясь от души; сам же поплыл вниз по течению, прогоняя прочь усталость и дурные мысли. Речка делала резкие повороты, врезаясь в берег камышовыми зарослями и болотцами, украшенными белыми речными лилиями. У воды мох разрастался целыми полянами, перебираясь на стволы близстоящих деревьев; темно-зеленый бархат приглушал свет солнца, впитывал его и превращал обычное речное русло в блестящее лезвие средь ворсистого травяного ковра.
Скоро зарево зардело бордовым, и воздух утратил свое тепло, стал прохладным и свежим. Стрекозы уселись на тонких стеблях трав, комарье с новым усердием зазвенело над головой. Пора спать, решил Дату и утомленно погреб к месту стоянки, где потихоньку хозяйничал Сингеппо. Он растащил сумки по полянке, сорвал развешанную на дерево упряжь и деловито улегся на траву, вырывая из-под копыт сочные ростки.
- Да ты, я смотрю, времени даром не терял, - улыбаясь, заметил юноша, походя собирая разбросанные вещи. - Костер разводить не буду, ночь обещает быть теплой. Да и ни к чему это... - обронил он и робко коснулся груди.
Подготавливаясь ко сну, Дату приспособил рядом глиняный фонарь на деревянной ноге на тот случай, если ночью понадобится свет. Что можно ждать сегодня? - спрашивал себя Дату. Тэнпи может быть очень непредсказуем, тем более только что камень долгое время находился в воде. Если вспыхнет пожар, будет ясно, что его навлек демон. И тогда — долой все надежды.
Юноша оделся, расстелил шерстяной плащ рядом с рыжим боком верного коня и улегся, задумчиво вглядываясь в темнеющий небосвод. Есть не хотелось; тяжелой волной нахлынула усталость, слепляя веки и притупляя слух; только тихая пульсация на коже под рубахой возвращала из сладкого небытия.
Когда он воскрес, в его глазах не осталось ничего человеческого — только трепещущее пламя. Голос в огне произнес: «В моих руках вечность и безвременье, пустыни и льды, подземелья и небеса. Но нет во мне души. Я выпью души всех людей и обрету покой». Дату смотрел и видел себя. Ледяной ужас сковал тело, ноги не слушались, но, повинуясь разуму, огненная тьма расступалась перед ним. «Тебе не уйти! - закричал Огонь.- Тебе не убежать от себя!»
Совсем рядом ухнула сова, и Дату резко приподнялся над лежанкой. Ночь сгустилась так, что дальше вытянутой руки было мало что видно, хотя воину казалось, будто он спал лишь несколько минут. Над головой прохлопала птица и с уханьем скрылась во мраке. Еще несколько сов пролетели над путником. Что-то пробежало по руке и лицу; Дату вскочил на ноги, скидывая непрошеного гостя. Конь возбужденно заржал, поспешно поднимаясь с травы и мотая большой головой. Опять что-то зашевелилось на руке и в волосах, чувствительный укус в шею заставил Дату дернуться и вскрикнуть.
- Что такое? Мы залезли с тобой в муравейник?
Сингеппо фыркал и всхрапывал, дергая всем телом. Снова пролетела сова, задев волосы Дату. Каждый раз происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Ловко подобрав с земли походную сумку, юноша отыскал огниво и вернулся к фонарю, чтобы запалить его искрой из-под кресала. Фитилек неровно затлел, подымил и выбросил волну света, на пару шагов разогнав тьму. По лежанке и ногам смело бегали пауки, да столько, что это казалось невероятным. Сингеппо тоже был весь в черных мохнатых тварях, хвост его безостановочно бил по ногам и спине.
Недалеко маленькими искорками отразили свет черные глазки. Харза. Черная клиновидная головка с бусинками глаз, белесый подбородок и желто-бурая грудь. Властный крик сов не смолкал. Харза, немного помедлив, вынырнула из своего укрытия и, сперва осторожно, а потом смелее, приблизилась к человеку. Не переходя границы света, он издала пронзительный писк, и на поляну вышли еще три ее сестрицы. Все крупные, в длинну с руку, с тонкими черными хвостами и острыми иглами-зубами. Ночные хищники могут охотиться стайками, но все больше зимой; сейчас же они пришли явно не для охоты. Хотя вполне могут затравить детеныша кабана.
- Сингеппо, уходим!
Конь весь извелся от кусающих пауков, и не давал себя оседлать. Дату кое-как укрепил сумки, узду пришлось надевать второпях, надеясь, что конь не взбрыкнет и не вырвет ее из рук. Предрассветные сумерки едва сменили непроглядную темень, далеко на горизонте замелькала желтая полоска. Пока они собирались, харзы подбежали вплотную и, пища, принялись кусать Сингеппо. Отвратительный писк и дикое ржание, страх и боль в глазах скакуна, беспрестанные крики сов, что на лету царапали кожу и вырывали волосы, копошение пауков — все это слилось в жуткую картину, где сильный воин и крепкий конь превратились в бессильных жертв. Дату высвободил из ножен короткий меч и принялся ритмично отмахиваться от куниц. Одну он быстро зарубил, но остальные будто не заметили гибели соплеменницы и все так же яростно кидались на Сингеппо. Вырвав фонарь из земли, Дату схватил повод и потянул коня к реке.
- В воду! Скорее!
Река быстро смыла пауков с ног, оставшихся юноша скинул, сняв накидку и хлопая ею по себе и другу. За всей суетой Дату не заметил, как внезапно смолкли совы и куницы, что провожали их истошными криками. Что-то неумолимо приближалось под водой: черная волна огромным валом нахлынула, с головой окунув коня с хозяином. Дату еле успел поднять руку с фонарем вверх в надежде, что вода не потушит огонек. А потом появился он: серо-черная блестящая рыба ростом с человека, с маленькими сухими трехпалыми лапками. Глаза у чудища были очень большими, с круглым мутным зрачком, а пасть была усыпана мелкими треугольными зубами.
- Погаси, - вместо голоса или писка, или скрипа из бескровного рта раздалось безликое шипение. Чудище не раскрывало рта, не смыкало его, но звуки с невероятной четкостью доносились откуда-то из глубины.
Фонарь погас, а Дату так и стоял, боясь пошевелиться, боясь вспугнуть неведомое существо. Сингеппо жалобно всхрапнул. Блеклые глаза рыбы медленно вращались, будто оценивая встретившихся на пути чужаков; лапки сошлись на темно-серебристом брюхе.
- Я бог здешних вод, Тансуи. А ты носишь в себе Тэнпи, Сердце Огня. Погаси.
Дату медленно поклонился, сложив руки на груди.
- Я Дату, из древнего племени Такков, могущественный Ками-Тансуи. Это мой конь Сингеппо, - ответствовал воин. Бог вод все так же бесстрастно смотрел на путника. - Я несу Тэнпи к Хаддакаб, великий бог. Он чуть не спалил наш город, и теперь огонь идет за нами по пятам.
- Леса трепещут в страхе, вести о демоне распространяются слишком быстро. Кто-то разбудил его, и нам грозит смерть. Уже десятки лесов сгорели, птицы несут на своих крыльях страх и ненависть. Погибшие животные истошно кричат, и мы их слышим. Звери бегут, в надежде спастись. А ты несешь в себе Тэнпи. Тебя убьют. Многоликая смерть торопится за тобой. Так что лучше беги скорее, покуда куницы не изгрызли тебя и пауки не ужалили ядом. Когда наступит утро, проснутся другие звери, и тебе прийдется туго.
- Почему ты помогаешь мне, великий бог? - Дату наполнился ужасом от услышанного. Весь мир обернулся против него лишь потому, что он несет камень, который собирается уничтожить. И это божество готово помочь ему, зная, что и сюда прийдет пламя и выжжет все.
Ками-Тансуи коротко засмеялся, мотнув рыбьей головой.
- Я — вода. Огонь мне не страшен, и мой разум не затуманен страхом. Я верю тебе и люблю свой лес, поэтому хочу, чтобы ты ушел поскорее туда, где смогут подчинить демона.
В словах бога была великая истина, и Дату покорно склонился перед ним.
- Благодарю тебя, великий Ками-Тансуи. Тогда мы отправимся тотчас же. Камень уже почти остыл, и я боюсь опоздать.
- Я помогу тебе, Дату из племени Такков, - прошипел бог и придвинулся ближе. - Покажи мне его, - черная лапа потянулась к вырезу рубахи.
Юноша судорожно сглотнул, испытывая смесь страха и непонятного отвращения, затем расстегнул ворот и извлек камень. Божество коснулось Тэнпи, но боли не было: прохладная волна омыла ожог, и боль постепенно утихла. Юноша недоуменно смотрел то на камень, то на рыбу, словно не веря, что случившееся возможно. Ками-Тансуи медленно отнял лапу от подвески и отошел.
- Он теперь потерпит. Иди.
Дату словно в беспамятстве поправил упряжь на коне, закрепил получше сумки и забрался в седло. Сингеппо с места пустился галопом, выпрыгивая на пологий берег и топча следы ночной борьбы.
Целый день они мчались навстречу солнцу, ни разу Дату не останавливал коня, чтобы отдохнуть, лишь позволял тому смерить пыл и перейти на рысь или шаг. К полудню лес стал реже, пока вовсе не превратился в луга с густой травой и раскидистыми дубами и каштанами. И все бы хорошо, но сердце сжимала неуемная тоска; какое-то дурное предчувствие неотступно следовало за юношей. Пару раз он останавливался, чтобы убедиться в отсутствии погони, но так и не обнаружил тревожных сигналов. А к вечеру он увидел на горизонте точку, только намек, но и этого хватило, чтобы облегченно вздохнуть: впереди ждал Хаддакаб. К концу завтрашнего дня путь будет окончен.
А Тэнпи смолк. Но Дату знал, что это лишь на время. Бог Ками-Тансуи вложил свою магию и усыпил демона.
Вечером воин разжег костер и долго сидел в задумчивости, пока не показались звезды. Сингеппо был расседлан, вычищен и сыт и к этому времени мирно сопел рядом с хозяином.
Но к Дату сон не шел. «Осталось недолго, - уговаривал он себя. - Нужно поспать, завтра понадобятся все силы и воля».
Ночь прошла быстро и, на удивление, спокойно. Дату даже снилось что-то приятное и родное. А утром они отправились в последний переход, чтобы ночью исполнить то, что завещало племя. В небесной синеве парил орел, выискивая добычу; воздух звенел свежестью и чистотой. Так легко дышалось сегодня! Словно тяжкая ноша упала с плеч. Но было слишком рано забывать про Тэнпи, что висел на груди.
На закате Дату свернул с поля на широкую дорогу, что серым лоскутом стелилась по отцветающей земле. Дорога упиралась в массивные ворота укрепленного города. А за ним возвышался мирно покоящийся Хаддакаб.
- Сингеппо! Мы у цели! Осталось лишь предупредить людей.
Остановившись у самых ворот, что уже закрылись на ночь, Дату, что было сил, крикнул:
- Мне нужно поговорить с главой города! Вам всем грозит опасность!
- Эй, кому там неймётся?! Пошел прочь, пока не наваляли! - раздался ответ со стены.
- Это очень важно! Вулкан извергнется или начнется пожар! -настаивал воин.
На стене послышались голоса:
- Что там?
- Какой-то сумасшедший говорит, что начнется пожар.
- Стража, взять его!
Дату оставался на месте. Всего минуту спустя ворота открылись, и шесть стражников с мечами вышли навстречу.
- Я не буду сопротивляться, только дайте поговорить с вашим главой! - юноша был настроен решительно. Он почувствовал, как внутри камня вновь проснулся Тэнпи: слабое, еле заметное шевеление и жгучее покалывание в груди.
- Ага, как же... С главой... - пренебрежительно выговорил стражник и связал воину руки.
- Сингеппо, иди за мной, не бойся, - обратился Дату к коню, который возмущенно фыркал и уворачивался от рук стражников.
Внутри стен их встретили воины и их предводитель, все в защитном облачении, будто готовились к битве.
- Кто ты, чужестранец? - властно спросил предводитель.
- Меня зовут Дату, я пришел сюда с важной целью. Я не представляю для вас угрозы. Позвольте мне встретиться с главой, и я уйду.
- Ну, представляешь ты угрозу или нет, еще надо выяснить... Зачем тебе глава? - мужчина, конечно, не доверял чужаку.
- Скоро извергнется Хаддакаб. А если этого не случится, то сюда прийдет огонь и уничтожит все живое. Мой путь был долог, - продолжил юноша, - и я очень устал. Прошу, позвольте мне поговорить с вашим главой.
Несколько секунд мужчина внимательно изучал Дату, потом рассудил так:
- Я доложу о тебе, а пока, - обратился он к страже, - отведите его в каземат. Коня — конюху, пусть разбирается, - и ушел, четко выбивая шаг.
Юноша следовал за своими надсмотрщиками, оглядывая пустые улочки незнакомого города. Невысокие дома были сложены из серого дерева, как и покатые крыши. В глубине городка над домиками стелился густой дым. «Наверное, бани», - подумал Дату. Сумерки были еще только в самом расцвете, но у домов уже зажгли высокие фонари. Все было внове: и каменные стены, и деревянные крыши, и железные светильники.
Они шли вдоль западной стены еще несколько долгих минут. Конвоиры молчали, и Дату отдался своим ощущениям. Тревога нарастала, хотя он был уверен, что глава города, выслушав его рассказ, отпустит с миром и предпримет меры для спасения своего народа. Однако существовала вероятность, что здесь ему не поверят. Что ж, тогда пламя решит за всех. Дату в любом случае попадет к вулкану. А спасутся жители или нет — дело их
ума и расторопности.
Скоро они вышли к небольшому складу, у его входа в земле виднелся квадратный люк. Стражники открыли его, один зажег фонарь и спустил внутрь, потом вышел, и Дату направили вниз.
- Ступай, чужак. Если повезет, завтра тебя примут.
Юноша спустился в слабо освещаемое помещение, служившее некогда оружейным складом. Узкий проход вел в каменный квадратный карман шириной не больше семи шагов. Ни воздуховода, ни — тем более — окон. Одиноко стояла коротенькая скамеечка и железный фонарь на замысловатой подставке. Дату привык к своим глиняным фонарикам на острой деревянной ножке, чтобы было удобно втыкать в землю. Эти же были сплошь из железа, и ножка у них расходилась тремя лапками для лучшей устойчивости. Такие фонари никуда втыкать не надо — сами стоят.
Несколько минут ничего не происходило, и юноша собрался коротать ночь, сидя на неудобной скамье, но вскоре сверху послышались легкие шаги, и люк приоткрылся.
- Эй, как тебя там! Выходи! - звонкий девичий голос эхом разнесся по каземату.
Дату послушно выбрался наружу, с любопытством вглядываясь в растекшуюся вечернюю мглу. Перед ним стояла юная девушка, ростом едва достававшая ему до плеча. Ее облачение весьма удивило воина: цветная рубаха с воротом до подбородка, короткая накидка с разрезами для рук и широкая юбка. Темные волосы убраны в сложную прическу, глаза так и сверкают отблесками огня.
- Рассказывай, раз пришел, - властно потребовала она.
- Вы — глава этого города? - учтиво поинтересовался юноша. Ему не приходилось иметь дела с главой-женщиной. Но раз тут такие порядки, то он с уважением отнесется к их традициям.
- Нет, я его дочь, Юкан. И этот город называется Кадзан — вулкан, значит. Ясно? Теперь говори.
Юноша смиренно поклонился юной владычице и принялся за рассказ.
- Как это, заснул? - недоверчиво спросила Юкан, когда Дату упомянул о встрече с богом вод и о том, как тому удалось усыпить демона.
- Он затих на время. А теперь опять просыпается. И это очень опасно.
- Ясно. И что ты хочешь от нас? - девушка сомневалась в правдивости услышанного, но прежде всего была безопасность ее народа. А поэтому следовало тщательно во всем разобраться.
- Вы должны покинуть город, иначе, извергшись, вулкан поглотит всех. Или Тэнпи уничтожит все, - в сотый раз повторил юноша. - И спасаться нужно уже сейчас.
- Ничего, подождет твой Тэнпи до утра. Кстати, маловероятно, что спящее многие века сердце вулкана проснется... И я не погоню своих людей ночью в поля, - ответила Юкан, взвешивая тем временем все, что сказал ей воин.
- Я должен идти, почтенная Юкан, - сухо проговорил Дату. Нельзя терять ни минуты. И так было потеряно слишком много времени, а камень уже совсем холодный.
- Не торопись. Эту ночь проведешь здесь. А завтра поглядим, - властно бросила она.
Дату понял, что девушка не поверила его намерениям и потому не отпускает.
- Вы боитесь, что я подожгу город? - возмутился он. - Я пришел к вам с чистым сердцем! Вы мне не верите?!
- Ты можешь иметь злой умысел, а твоя история — лишь повод проникнуть внутрь. Так что и нам, и тебе тут будет безопаснее, - девушка была умна, и не могла допустить, чтобы хоть кто-то смог причинить вред жителям ее города.
- Мне нельзя оставаться у вас! Камень уже холодный, он голоден! Я не могу контролировать его силу! - юноша из последних сил пытался вразумить дочь главы.
- Отдай камень мне, и я постараюсь согреть его, - звонко засмеялась девушка, показав ряд белоснежных зубов. - А силу ты уж постарайся удержать, иначе тебя убьют.
Развернувшись, она пошла обратно в город, сделав знак охранникам, и те снова затолкали Дату в каземат. Но снова он пробыл там недолго: грохот шагов — и в проеме показался голова стражника.
- Выходи, госпожа Юкан ждет тебя.
Прихватив с собой фонарь, Дату выбрался из погреба. Ночь уже была в разгаре: небо усыпано мелким бисером холодных звезд, показался острый месяц растущей луны. Издалека юноша разглядел воинов на стенах и маленькую фигурку повелительницы. Внизу, за воротами что-то происходило. Забравшись по ступням наверх, юноша очутился рядом с госпожой Юкан, она была серьезна и напряжена.
- Там пришли, похоже, за тобой, - обратилась она к пленнику. - Только стой молча, отвечать будешь тихо, чтобы они не услышали.
Дату посмотрел вниз: два десятка воинов на лошадях под флагом Императора стояли нестройным рядом.
- Кто вы и чего хотите? - потребовала ответа юная Юкан у пришельцев.
Тот, что стоял под знаменем, так же громко ответил:
- Мы «Имперские тигры»! В вашем городе скрывается враг Империи, выдайте его нам, и вы послужите высшей воле!
- Что-то маловато их для воли Императора... - буркнула Юкан Дату и слегка наклонилась над перилами, чтобы получше разглядеть рисунок на одежде. - Я дочь главы Оядзи, будете говорить со мной! А кто эти воины, что с вами? - девушка указала на людей в коротких черных плащах, что стояли особняком.
- Это специальный отряд! Выдайте нам мальчишку! - в нетерпении каркнул главарь.
- Хм, интересно, почему отряд не отправил посла? Столпились тут как... Или Император теперь действует без оговоренных условностей? - будто сама у себя спрашивала Юкан. - Ты видел их когда-нибудь? - повернулась она к юноше. В глазах ее мелькнуло сомнение и даже растерянность.
- Да, госпожа Юкан. Это те самые воины, что готовили нападение на наш город.
- Иначе мы будем вынуждены применить силу! - напомнил о себе «Имперский тигр».
Девушка нервно тряхнула головой; острый подбородок приподнялся, из глаз сыпали молнии. Еле заметное движение рукой — и лучники взвели механические луки.
- Катитесь прочь, имперские шакалы! Или мы перебьем вас всех! - голос юной повелительницы грозно разнесся над дорогой, словно ледяной водой обдав вражеский отряд.
- Ты за это дорого заплатишь, дрянь! - выкрикнул главарь.
Стрелы посыпались со стен. Подстегиваемые страхом и гневом, чужаки пустили животных в галоп, присвистывая и крича.
- Спасибо, что не выдали меня, - в словах воина было столько чувства, что Юкан невольно смутилась, опустив пылающий взгляд черных глаз.
- Я сделала это не из-за тебя, - обронила девушка. В ней все еще кипела ярость. - Это всего лишь мародеры под прикрытием императорской воли... Они ничего не могут сделать той силой, что у них есть. Только имя императора могло открыть наши ворота. Но я их раскусила.
Юная повелительница медленно спустилась с укрепления, Дату шел за ней, подталкиваемый стражником.
- Однако, если у них есть шаман, то вам не стоит так рисковать из-за меня. Мне лучше уйти.
Юноша беспокоился, что теперь он навлек беду и на этих ни в чем не повинных людей.
- Что правда, то правда. Но уже слишком поздно, и я не могу отступить. Если завтра они прийдут снова, с шаманом, я встречу их своим оружием. А уйти тебе теперь не удастся. Они наверняка оставили кого-то, чтобы поймать, если вдруг я тебя отпущу. Тут безопасней. А завтра посмотрим, кто кого...
Ночь юноша провел в пустой хижине; Юкан посчитала, что чужестранец достоин доверия и сняла охрану. Но сбежать ему все равно не удалось бы: повелительница приказала готовить оружие и собирать самое ценное, чтобы с рассветом уйти, поэтому по улочкам беспрестанно суетился народ, а ворота и стены были под бдительным присмотром.
Юная повелительница с трудом заставляла себя оставаться в постели: гнетущие мысли настойчиво лезли в голову, словно стая ворон, учуявших щедрое угощение. «Зачем я вовремя не отпустила этого мальчишку? Уговорила бы его подождать до утра и без приключений вывела народ из города... - Юкан злилась на себя, ее гордыня не позволила принять своевременного решения. - А теперь надо готовиться к любой пакости; и шамана нам еще не хватало!» - девушка выбралась из-под одеяла и принялась мерить шагами темную комнату. Она знала, что подготовка к походу продвигается успешно, и даже нападение они выдержат, но на стороне противника непредсказуемость и, возможно, колдовство.
- Однако, - продолжала повелительница уже вслух, - если у них есть шаман, то он наверняка показал бы свою силу сразу, не расходуя напрасно угрозы... А значит, его у имперцев нет. Что ж, пустыми угрозами меня не напугать! - Юкан тщательно взвесила сложившуюся ситуацию, и, успокоившись, вернулась в постель.
«Шанс есть!» - приободрила себя девушка и медленно погрузилась в сон.
В сиреневом мареве поблескивали размытые пятна - как огненный фейерверк, или вздыхающее напоследок пепелище, прежде чем оставит после себя лишь напоминание в виде обугленных головешек и серой пыли. И это было завораживающе красиво. «Кажется, теперь я могу тобой управлять...» - облегченно подумал Дату. На периферии зрения возник знакомый силуэт. Полуголая фигура с опущенной головой мерцала, словно мираж, встревоженный порывами ветерка. «Я все еще жив...» - прошипел другой.
В предрассветной мгле видение растворилось, но голос звенел в ушах, прогоняя сон и рождая необъяснимый страх. «Скоро все это кончится, - уговаривал себя Дату. - Свобода или смерть...»
К утру практически все было готово. Гонец ждал письма от госпожи Юкан, чтобы отдать его ее отцу, главе Оядзи, пока тот возвращается из похода. Однако, ворота так и не открылись: вчерашние самозванцы пришли снова.
- Эй, у меня для вашей госпожи плохие новости! - крикнул главарь. - Ну-ка, пригласите ее сюда!
- Я тут, мерзкий шакал! Мое решение не изменилось! Убирайся восвояси или пожалеешь! - Юкан разгневалась не на шутку. Новая встреча не сулила ничего хорошего, а предчувствия никогда не обманывали девушку.
Услышав крики за стенами, Дату стрелой преодолел лестничный пролет и очутился рядом с повелительницей.
- Ты будешь посговорчивей, когда узнаешь, что твой отец у нас! - воин разразился громоподобным смехом. - Так что отдай нам этого мальчишку — и получишь папочку целым и невредимым!
От услышанного Юкан побелела; черные глаза ее наполнились праведным гневом, щеки запылали, пальцы с силой впились в дерево перил, грозя разломать их в щепки.
- Я вам не верю! Где он?
- Ничего, поверишь, когда получишь его голову! - главарь злорадствовал и ликовал в предвкушении долгожданной добычи.
- Падальщики! Да как вы смеете! - девушка была вне себя. - Я уничтожу вас всех и этого мальчишку, если только с папиной головы слетит хоть один волос!
- Посмотрим, милая, как ты запоешь! - потряс кулаком «тигр». - Через пять минут я привезу тебе подарочек! Тебе какая рука больше нравилась у папы: правая или левая?? - снова раздался безудержный хохот. Конь под седоком так и танцевал.
- Хорошо! Я должна подумать! - смиренно крикнула Юкан.
- Нечего тут думать! Отдай мне его — и дело с концом!
- Я должна подумать, - взвизгнула девушка. В голосе чувствовалась зарождающаяся паника.
- Отдайте меня им, госпожа Юкан. - Дату старался говорить уверенно, но его испугало состояние юной повелительницы. Ей еще слишком рано потерять отца. - Я справлюсь. Вы не должны страдать из-за меня.
- Тихо ты, - одними губами проговорила девушка. Лицо ее как прежде выражало отчаянье и боль.
Ладно, думай! Даю тебе час! - вероятно, мужчина испугался, что договориться не удастся, и глупая девчонка взбесится, и тут же пошел на уступки.
- Два! - истерично вскрикнула девушка.
- Черт с тобой! Два! - сдался тот. - Только смотри: если через два часа не отдашь мне этого мальчишку, я отдам тебе отца! По частям! - И скрылся в облаке пыли, что взвилась с земли под копытами коня.
- Почему вы не выдали меня? - Дату был поражен и угнетен.
А Юкан будто и не опечалилась от дурных известий.
- Ну, теперь-то я точно им тебя не отдам! Они блефовали! Я знаю, - девушка была все еще разгорячена, но полна решимости и уверенности в своих силах. - У них нет шамана и нет моего отца. Так что через два часа они получат по заслугам! А ты, - она бросила на юношу взгляд, горящий предвкушением победы, - спеши к Хаддакаб, у тебя есть лишь два часа.
Как и предполагала Юкан, стены города были под наблюдением — не такой уж болван этот «тигр». Ему было необходимо лишь заполучить Дату, а как — неважно. И торг перед воротами состоялся только ради того, чтобы жертва потеряла бдительность.
Сингеппо вынырнул из кустов, что прижимались к восточной стене, где скрывался тайных ход, и на полном скаку опрокинул пешего лазутчика. Тот сидел спиной к городу и мирно ждал, когда беглец появится со стороны ворот. С яростным воплем он бросился вдогонку, но смог поймать лишь тень. На крик из-за угла выскочили два воина и, увидев удаляющегося всадника, припустили, что было сил. Комья грязи разлетались в разные стороны, громкие звуки горна разодрали утреннюю тишину: сигнал тревоги оповестил врагов, что цель уходит.
Тут же послышались крики и топот множества копыт: имперцы с воинами в черных плащах во главе присоединились к погоне.
«Не проси стрелы под лопатку, раз погоня горяча», - вспомнил Дату слова из песни и повернулся, чтобы принять бой. Его с детства учили стрельбе на скаку, и долгие тренировки не прошли даром: стрела ровно прильнула к рукоятке, тетива круто выгнула плечи лука и — пальцы завершили спуск снаряда. Дату не промахнулся. В ответ посыпался град таких же острых жал, но юноша знал себе цену: на десять вражеских стрел приходились две его. Скорость не главное, учили его мастера, но иногда — это все, что может спасти тебе жизнь. И он проверял эту науку на практике.
Сингеппо мчался вперед к виднеющемуся лесочку, что словно река разделял голь у городских ворот и степь, стелившуюся до подножья вулкана. Лесок был редок и узок, но его заросли могли послужить хорошей защитой, когда за тобой мчатся десятки вооруженных и опасных врагов.
Только полторы тысячи шагов разделяли Дату и спасительную рощу, но зевать не стоило: с громким гиканьем летели по пятам лихие воины в черных плащах. «Что делать? - спрашивал себя юноша. - Деревья не будут прикрывать мне спину до самого Хаддакаб». Ему оставалось лишь надеяться, что он все же будет удачлив, и смертоносные укусы стрел не тронут ни седока, ни верного коня.
Внезапно за спинами преследователей показалась целая армия: с жутким грохотом снаряжения неслись в след бойцы Кадзана. Защитные шлемы поблескивали в свете солнца, в руках ждали своей очереди взведенные луки, а за поясами — острые мечи. И вдруг в этом потоке напирающей силы Дату вдруг заметил худенькую фигурку Юкан, что мчалась на калтаром скакуне, немного поодаль, закрываемая со всех сторон верными воинами.
- Да что ж такое! - в сердцах воскликнул Дату и попридержал коня.
Сегодняшний день принес немало сюрпризов, и все не из приятных.
Очень скоро догоняющий отряд врезался в имперцев, и юноша вздохнул с облегчением, увидев, что Юкан не вступает в схватку, а движется по краю, ожидая, когда ближайшие бои обернутся победой. Она будто стремилась подобраться к Дату, но пока было слишком опасно что-либо предпринимать.
Еще несколько сотен шагов, и всадники ворвались под прохладную тень редколесья. Дорогу перегородили скрученные стволы багряника и низкорослый буксус, мелкие кустарнички и неровная почва охладили пыл скакунов. Сингеппо же, привычный к бегу по лесу, как ни в чем ни бывало огибал внезапные препятствия и резво перепрыгивал их, словно мелких букашек. Надежда заиграла в сердце юноши новыми красками: позади подоспела помощь, а впереди уже виднеется просвет, деревца расступаются, широко ложится степь с пожелтевшим ковылем да тальником, а за ней — выпуклой громадой возвышается чернеющий к вершине Хаддакаб.
Несколько толстых стрел стайкой пролетели мимо, пронзая бархатные от мха стволы, но одна все же угодила в цель: взвизгнув от боли, легкий Сингеппо привалился на правый бок и скинул седока на мягкий мох. Сердце юноши бешено колотилось, когда, подскочив к раненому животному, он увидел растекающееся алым пятно на крупе.
- Держись, друг! - лихорадочно повторял юноша, косясь на приближающихся всадников.
Сингеппо неровно прыгал, волоча обвисшую ногу, жалостно ржал от нестерпимой боли, но все же следовал за хозяином. А погоня наступала, голодные глаза преследователей горели алчным огнем, словно масленые брызги, и не было ни дерева, ни камня, хоть на мгновение способного прикрыть спину. Еще одна стрела просвистела у самого лица юноши и с жутким звуком вонзилась во вздрагивающее рыжее тело. Вопль ужаса и боли наполнил зеленоватый полумрак. Сингеппо упал. Смерть подступила очень близко, и слишком ядовиты были ее песни. Не веря ни своим глазам, ни рукам, Дату ощупывал раны, слезы отчаянья застилали взор.
А когда еще одна крепкая стрела с шлепком воткнулась в землю под копытом друга, Дату встал. Никогда прежде его сердце не наполняла такая мощь, упоенная яростью. Никогда до этого он не смотрел на своих врагов с таким отвращением и ненавистью. Они ответят за каждое мгновение боли, за каждую секунду страха, что причинили другим и испытают все это сполна. Вдруг — острая боль в груди, словно вошедшая на всю глубину тонкая игла — и нега, сладкая и невыносимо желанная. И помимо его воли наружу полилось дыхание, словно открылась огромная дверь и освободила неведомую силу. Дату утекал вместе с ней. Нестерпимо быстро кончилось все: свет, звук, опора под ногами.
Кто-то другой смотрел его глазами: изуродованные хищным ликованием лица «тигров» и немые фигуры в масках озарились рыжей волной. В одно мгновение их фигуры объяло пламя, словно сам воздух вспыхнул вокруг них и увлек в смертельный танец. Распахнутые в ужасе глаза, искривленные рты и борющиеся с огнем тела — увиденное приводило Дату в неистовый восторг, по телу разливались потоки тепла и наслаждения. «Моя душа... - шептал кто-то, - мое тело... - хриплый стон становился громче. - Мы едины, и я — твое сердце!»
Что-то переворачивалось внутри, тошнота подкатывала к горлу, мир мутнел и серел, но Дату продолжал наблюдать за агонией преследователей. Обрывались предсмертные крики, с лошадей падали горящие тела.
- Остановись! - чей-то голос проник в его сознание, и он оглянулся: продираясь сквозь искалеченные кусты, приближалась тоненькая фигурка. - Дату! Остановись!
«Какой смешной голосок, - отстраненно подумал юноша, - какие темные глаза...»
Над ним висело серое облако едкого дыма, вокруг кричали люди и лошади, грохот падающих тел и удары мечей терзали слух. А потом кто-то свалился прямо на него, словно тяжелый мешок, набитый хламом. Запах крови и паленой плоти ударил в нос, и он, наконец, пришел в себя. Дату не пытался выбраться из-под тела, а лишь прислушивался к дыханию и жгучей боли в груди, что сменялась в такт ударам сердца сладко тянущей жаждой. Будто кто-то поселился внутри и требовал еще боли, еще страданий.
А потом он увидел Юкан. Ее лицо нависло над ним, словно образ богини милости Авар: бледный лоб, украшенный темными влажными локонами, сосредоточенный страдальческий взгляд, приоткрытые губы, выдыхающие молитву. А позади играли отсветы огня.
- Дату, очнись! Дату! - повторяла она, стаскивая с него труп. - Останови пламя, Дату, не надо! Все сгорит! - девушка почти плакала, голос срывался.
- Юкан, - силы медленно возвращались к воину, - я не хотел... Я не хотел...
- Дату, огонь уничтожит все здесь. Вставай, вставай.
«Какая она сильная», - лениво думал он, пока повелительница помогала ему подняться.
Словно в тумане юноша сел верхом на нового скакуна, ласковые руки Юкан пригладили растрепанные волосы и стерли с лица грязь. Она тревожно провожала его взглядом, шепча молитву, но с ним идти не могла. Скоро битва закончилась, огонь принялся с новой силой за деревья и траву, подступая все ближе к городу. Жители уже покинули родные стены, когда юная повелительница вернулась, чтобы увести свой народ. Но на сердце было неспокойно: молодой воин отправился один, без защиты и помощи, к жерлу древнего Хаддакаб, и не известно, вернется ли...
Желто-серая степь пролегла меж лесов, словно огромное озеро без конца и края. Лошадь галопом мчалась через всю эту безбрежность, а Дату вспоминал те страшные мгновения, когда был ранен Сингеппо и нечто жуткое вырвалось из него самого в этот мир. Несколько долгих минут он все еще плавал в тумане забытья, но свежий воздух и голубое небо быстро привели его в порядок. О том, что произошло, теперь напоминала лишь проснувшаяся боль и горькое чувство утраты.
Демон проснулся, и Дату перестал быть собой, чужая воля рвалась наружу, минуя запреты рассудка. Тяжкая ноша сдавила сердце, и страх поселился в душе. «Как я мог?! Почему не совладал с этим проклятьем? Моя воля слаба, а дух немощен... Мне нет оправдания» - корил он себя без пощады. Слишком отчетливо ему запомнились ужас и отчаянье в глазах невинной девушки, чье сердце было чище росы. Она не отвернулась от него, не испугалась и не прокляла. А Дату даже не поблагодарил ее за помощь.
Серый плащ защищал воина от ветра, что назойливо ластился, словно игривый щенок. Лук, стрелы, короткий меч в ножнах и небольшая полупустая сумка — это все, что собрала для него Юкан. Это все, что осталось. И еще Тэнпи, камень, что приносит только боль и смерть всему, до чего дотрагивается. Сколько еще нужно пережить, чтобы суметь избавиться от него?
Словно отвечая на его терзания, небо наполнилось нарастающим свистом: сквозь тонкую ажурную пелену облаков Дату увидел двух гигантских орлиц, мощными взмахами крыльев преодолевающих большие расстояния за считанные секунды. Они летели с запада, словно тени былых времен, когда по земле ходили великаны, воду населяли огромные рыбы, а в небе царили подобные птицы-исполины. «Плохо, плохо... - Дату с тревогой наблюдал за приближающимися существами, - не к добру все это», - и посильнее ткнул пятками в бархатные бока кобылы.
- Давай, давай, - подстегивал ее воин, хотя та гнала во всю силу.
Дату неловко подпрыгивал в седле: ушибленная спина отдавалась болью при любом движении, мелкие капельки пота пропитали нательную рубаху. Еще несколько тысяч шагов — и котлован раскроет свои широкие объятья. Остается совсем немного, и все будет кончено.
Крик сверху вдруг смолк: одна из птиц резко нырнула вниз и, острым клином рассекая воздух, стремительно падала на Дату. Ее черновато-бурые крылья прижимались к мощному телу, черный блестящий клюв словно наконечник копья целился в движущуюся мишень.
- Грозная птица, остановись! - в голосе Дату звенел металл. - Если ты преследуешь меня из-за этого, - он достал из ворота подвеску, - то я не сдамся, пока не отправлю его в глубины вулкана!
Птица описала круг над всадником.
- Отдай его нам, человек! Твои немощные руки не смогут справиться с его силой! Ты, несчастная букашка, не противься воле духов воздуха! Отдай его нам! - и, крича, огромное созданье устрашающе расперило крылья, открыв охристую грудь.
- Я не сделаю этого, дух воздуха! Поищи жертву полегче! - и словно в доказательство своей решимости юноша пустил в полет тонкую стрелу, что жалящей змеей взвилась в воздух.
Янтарные птичьи глаза полыхнули гневом, на желтых пальцах острыми иглами заблестели черные когти.
- Как ты смеешь ослушаться дочерей богины Эи? - в ярости орлица сбила крылом летящую стрелу и кинулась к Дату.
Еще две стрелы рассекли воздух, но ни одна не достигла цели. Древняя дочерь неба рьяно бросилась на юношу, намереваясь разорвать своими когтями. Ее истошный крик привлек внимание сестры, что парила в голубом небе, будто молчаливый страж. И та рванулась на помощь. Несколько сильных взмахов меча — и орлица отступила, но приближалась другая.
Обезумев от страха, лошадь без разбору металась в зарослях пожухлой травы, спасаясь от смертельных ударов с воздуха. Ее серая шкура потемнела от пота, глаза ошалело косили на седока, что изо всех сил тянул узду, задавая движение. А Дату лишь неслышно молился, чтобы мышастая не подвернула ногу или угодила копытом в чью-нибудь нору. Он знал наверняка, что схватка с полубогами обречена, но сдаваться не собирался.
- Тэнпи уже во мне, грозные духи! - закричал он. - Вы не сможете завладеть камнем! Он теперь только мой!
Еще лишь мгновение орлицы продолжали бить крыльями, но наконец слова юноши были услышаны, и все прекратилось.
- Ты врешь, мерзкая букашка! - птицы рывком опустились в траву, окружив жертву, чтобы не сбежала. Вид этих существ вызывал первобытный трепет и рождал страх: огромные головы с будто неживыми глазами, открытые заостренные клювы, из которых выглядывают сухие языки, мощные лапы с когтями и блестящее на солнце оперение. Их можно было бы назвать истинным, прекрасным чудом, если б не жестокость и непоколебимая сила, с которой они властвовали над всем живым.
- Смотрите! - Дату смерил исполинов гордым взглядом и открыл свою грудь. - Это — след от удара Тэнпи, он вселился в меня. И с того дня мне нет покоя. Он правит мной. Вы чувствуете запах гари? То пылает славный город Кадзан! По моей вине! И я не знаю, кто еще пострадает от этой силы. Но знаю, что пока не потерял над ним власть окончательно, я должен уничтожить его. И вам не быть его новыми хозяевами! - и с последними словами юноша вновь спрятал подвеску.
Орлицы медленно приближались, словно от любопытства, но их нечеловеческие глаза были равнодушны и внимательны.
- Покажи еще раз, человек... - не голос, а шипение вырывалось из птичьих глоток.
«Не надо, успокойся - уговаривал себя воин, чувствуя нарастающую ярость, - я справлюсь, только бы не проснулось ОНО...» Дату боялся себя, боялся того, что может снова вырваться на свободу из его сердца.
Лошадь нервно вздрагивала, переставляя ноги; она осторожно поворачивалась боком, то к одному, то к другому чудовищу, боясь смотреть им в глаза. Но вдруг что-то неуловимо изменилось: полупрозрачная тень скользнула по двум ощетинившимся фигурам и плавно стекла на землю. В тот же миг послышался тревожный крик: в небе кружился белый журавль, его снежные крылья были практически неподвижны, пока он медленно опускался на землю. Духи воздуха плотнее прижались к лошади, охраняя свою жертву. Длинноногая птица степенно подошла к ним, расправила гладкие крылья и вытянула бархатно-черную шею, склоняясь перед орлицами.
Дату не верил своим глазам: никогда прежде он не видел журавля Танте, Танцующего журавля-оборотня, что существовал, казалось, лишь на страницах древних манускриптов и в легендах мудрецов. Это было высокое создание, не бог и не человек, а волшебный дух. Он был настолько чистым, что так и не сумел воплотиться в одном облике.
- Я приветствую вас, сестры Кумати! - звонко воскликнул Танте, подняв голову к небу. - Ваша мать, Великая Эя посылает вам свою волю, выслушайте ее! - и журавль стал мерно покачиваться и взмахивать крыльями, словно в такт своему дыханию: - Не пристало богам приручать демона! Убейте его или отступите, но не пробуйте плоти, не примеряйте мощи, не воскрешайте его из тлена! - тут он низко опустил голову и снова выпрямился, черные глазки гордо блеснули.
- Чушь! - презрительно бросила одна из сестер. - Ты — самозванец, ничтожный махо, способный только на фокусы...
- Убедись, дочь Эи, - прервал ее журавль. Красная головка птицы закачалась, словно травинка на ветру, глаза помутнели, покрывшись тонкой пленкой.
И начался танец. Журавль мягко переступал с ноги на ногу, черные перья хвоста нежно касались травы, ажурные крылья ритмично раскрывались, переливаясь радужной белизной. Танте высоко подпрыгивал на тонких ногах, медленно опускаясь, кружился, обмахиваясь крыльями, и выгибал тонкую шею. Это длилось долго. И все это время орлицы внимательно следили за каждым движением Танцующего, ожидая, когда обращение будет завершено. А Дату благоговейно наблюдал, ибо слышал однажды, как знахарка Сапти описала это действо на очередном Совете, когда воину выпала честь охранять покой важного собрания. И сейчас он даже забыл, что совсем недавно жизнь висела на волоске, в груди разгоралось пламя ненависти, а лошадь трясется в испуге.
Журавль бесшумно присел, не потревожив ни одного стебелька, а потом вытянулся в полный рост; красная головка скрылась в белых перьях вскинутых ввысь крыльев, и фигура вдруг замерцала, растаяла, а на месте птичьего стана появился человек. Это был странствующий монах, обычный среди тех, какие встречаются на нехоженых тропах и людных трактах. Мудрецы говорили, что Танте может превратиться только в монаха, ибо его суть помогать и исцелять. И вот он стоял здесь, чтобы спасти Дату.
- Приветствую вас, дочери Эи, приветствую тебя, храбрый воин, - человек в сером балахоне склонил голову.
- Ты доказал, журавль... - фыркнули орлицы, недовольно вздернув головы. - Однако знай: мы отпустим его, как велела нам наша Мать, но только он свернет со своего пути хоть на шаг, мы выклюем ему глаза и вырвем потроха, а Тэнпи будет принадлежать нам! Спешите, пока мы не передумали! - и тяжело поднялись в небо, подбросив в воздух вырванную лапами траву и сбив лошадь с ног мощными ударами крыльев.
Дату сидел возле кобылы, скручивая полоски ткани — несчастное животное от удара повредило ногу. Безмятежный Танте тихо наблюдал за работой юноши, перебирая в сухих руках блестящие бусины. Он остался с ним добровольно, не объясняя причин и не задавая вопросов. Танцующий и так все знает. Лишь однажды он внимательно посмотрел Дату в глаза, и более не проявлял интереса.
Духи воздуха улетели, но иногда ветер приносил их протяжные крики, словно напоминание о готовящейся каре за непослушание. А сердце юноши тревожно билось в груди от мыслей о Юкан и Сингеппо. Жители наверняка успели спастись, но город теперь разрушен. И еще она увидела его таким, каким он никогда не захотел бы стать. Верный друг же покинул его, возможно, навсегда.
- Не тоскуй, воин, - прошептал монах будто себе, - все возвращается на круги своя. Исполни то, что должен, а потом прими то, что есть. Ибо в этом спасение.
Дату в уважении склонил голову.
- Я благодарю тебя, могущественный Танте, ты спас не только меня... Но мне тоскливо от того, что я не уберег своего друга.
- Но ты уберег много других существ, и это тоже, - монах погладил широкой ладонью серую шею лошади. - А иное творится помимо нашей воли, так что ты не сделал бы больше, чем сделал. И радуйся каждому существу, как будто это и есть твой друг. Тогда он будет тебе благодарен за ту память. И тебя будут помнить так же...
Юноша еще раз глубоко поклонился. От мудрых слов на душе стало спокойно, и с этим чувством он намерился идти дальше.
- Могу я просить тебя, Танте? - воин встал перед сидящим монахом, почтенно сложив руки на груди. - Мне предстоит вернуть демона изначальному огню, но я не знаю, останусь ли жив. Уведи это животное подальше отсюда, больше никто не должен страдать.
- Я позабочусь о ней, воин. Иди. Только возьми вот это, - Танте вынул из складок одежды белое тонкое перо. - Тут скрыто живое дыхание, слабое, но живое. Я даю его всем, кому нужна помощь. Может, и тебе пригодится... - и мягко вложил его в ладонь юноши. - А теперь иди.
Склоны Хаддакаб давно покрылись порослью: его последнее извержение не помнят даже
старожилы, а легенды об огненной реке, что истекала из глубин могучей горы, были сложены не меньше века назад. И за это время природа взяла свое: медленно, но верно застывшие потоки лавы зарастали мелкой травой, вьюнами и кустарничками. Кое-где даже попадались тонкие деревья с жидкой сеткой ветвей и маленькими листочками.
Зачем-то Дату прихватил с собой сумку, будто собирался устроиться на ночлег или привал... Наверное, это было последнее его путешествие, и хотелось верить, что оно закончится удачно. От встречи с Танцующим Журавлем в мыслях юноши все стало на свои места, тревога растаяла, а сомнения улетучились. Следовать дорогой смерти непросто, но делать это намного легче, когда ты знаешь, ради чего.
Подъем по склонам Хаддакаб не был труден — гора была поката и словно верхушка пузыря выглядывала из земли; только кратер неровно торчал, будто подпорченное временем горлышко кувшина. Уютное и умиротворяющее зрелище. Если бы не длиннокрылые силуэты двух далеких птиц в небесном море, можно было бы поверить, что это рай на земле.
Потуже затянув тесьму плаща под горлом, юноша хмуро шагал навстречу солнцу. Скоро перевалило за полдень; теплая осень прощалась с миром, посылая последние сухие деньки; с севера ползли низкие тучи, влекомые холодным ветром. «К вечеру пойдет дождь, - тихо радуясь, отметил Дату. - Посильнее бы...»
Оставшиеся минуты пути он вспоминал всех, кого знал, и прощался с ними — это помогало не отвлекаться на боль, что рождалась, когда демон стонал от голода. Мастера твердили: воин всегда должен быть готовым встретить смерть. И теперь он был готов. На секунду юноша оглянулся назад: далеко внизу расстелился желто-серый ковер степи, еще дальше над Кадзаном клубился сизый дым, а в вышине плыли облака, легкие и пушистые. ««Позади меня огонь, подо мной усталый конь...» - вспомнил Дату шутливый напев, что так любил повторять отец после долгих тренировок. - Все почти так... Только теперь огонь внутри, а коня и вовсе нет».
Скоро Дату стоял в двух шагах от вершины; оставалось лишь вскарабкаться на кривой гребень, и тут же откроется цель его пути. Цепляясь руками за выступы и края осколков, воин подтянулся, свесился через преграду и окинул взглядом верхушку Хаддакаб: кратер вулкана был огромен, но неглубок — стенки плавно стекали ко дну плоской чаши, все еще голой и безжизненной. Где-то здесь, под слоем обломков, песка, пыли и застывшей лавы, таилось жерло, возможно, уже закупоренное. Только теперь юноша понял, какая непростая задача — уничтожить камень в спящем вулкане.
Он шагал по бугристой земле, взгляд искал хоть каких-то признаков жизни Хаддакаб: струйки пара из подземных глубин или горячий источник — но так ничего не обнаружил. Он внимательно прислушивался к ощущениям в груди, но и демон молчал. «Впору брать лопату и копать, - озадачился Дату, - хотя лопата тут вряд ли поможет... Что за шутки?» Юноша искренне недоумевал, ведь разрушить Тэнпи может лишь изначальный огонь, а до него не добраться. Неужели Сапти ошиблась?
И он продолжал исследовать пустой кратер, беспрестанно вертя головой. Холодный ветер залетал в горло вулкана, свистел и игрался, спутывал волосы, тянул за плащ и толкался. Но Дату это не мешало: он был даже рад, что хоть кто-то оказался рядом.
Вдруг откуда-то донесся тошнотворный запах, едкий и сладковатый; словно раздразненный кровью медведь, воин кинулся по его следу. Дух то пропадал, то вновь появлялся, а юноша кружился по коричневой земле, вглядываясь в замысловатый песчаный рисунок. Мелькнуло темно-серое пятно, небольшое, но заметное. Его сухая поверхность его была испещрена сотнями трещинок, будто кожица ящерки, но ближе к центру виднелся влажный участок, гладкий и блестящий — источник зловония. Здесь из недр огненной горы выходили наружу ядовитые пары дыхания земли, именно сюда выглядывал канал, по которому когда-то давно истекала раскаленная лава.
От стука сердца юноше заложило уши: «Наконец, я дошел! Вот оно, то самое место!» Он аккуратно снял подвеску с шеи и медленно вытянул руку над булькающей черной жижей. Пальцы не послушались. Камень так и остался в руке. Не чуя себя, Дату отскочил от источника. «Что же это такое! Я не могу его бросить!» Тогда воин примотал ремешок с камнем к стреле и натянул тетиву. Промахнуться было невозможно, снаряд должен был точно угодить в цель. Но рука не дрогнула, и стрела неподвижно замерла на рукояти. Еще несколько раз он пытался избавиться от камня, но безуспешно. Лишь однажды в порыве злости он швырнул его в песок, и подвеска слетела с руки. Минут пять юноша удрученно смотрел себе под ноги, потом с тяжелым вздохом поднялся и побрел искать камень.
«Уничтожить его я не могу, - рассуждал Дату, - спрятать тоже. Остаться здесь? Кто знает, долго ли еще я смогу его контролировать и не завладеет ли демон моей душой полностью? Убить себя? Тогда кто-то другой может завладеть камнем, охотников много. Остается только...» Уставшей походкой побрел он обратно к зловонной луже, покрепче привязывая ремешок к запястью. Если это — его судьба, то противиться ей он не станет, и так слишком многое было отдано. И вот, стоя возле источника, юноша прочитал свою последнюю молитву и сделал шаг вперед. Вернее, ему так показалось. На деле же он остался стоять на прежнем месте. Ноги не шли.
- Небо! Что же это?! - в яростном бессилии юноша упал на сухой песок, прижимая ладони к лицу. - Что мне сделать? Как уничтожить его?!
Сквозь сомкнутые веки проникал тусклый свет. И новое бытие сливалось с привычным. Дату не видел себя, но ощущал гостем в чужом доме. Кто-то знакомый, но неизвестный воцарился тут. «Глупый мальчишка, - шепнул демон. - Тебе не избавиться от меня! Слишком поздно, слишком. Я же предупреждал! - засмеялся он. - Душа - моя! Мы едины, и я — твое сердце! Я же предупреждал!» - надрываясь от безудержного смеха, кричал он.
Словно очнувшись от кошмара, юноша судорожно вдыхал ледяной воздух, смаргивая с глаз жуткое видение. Пустота и безысходность злой собакой вгрызались в живот.
- Как же так? - спрашивал себя Дату. - Неужели все напрасно? И убитые люди, и выжженные леса, и разрушенный город... И благословение Танте... И вера моего племени...
Мысли улетучились, юноша насильно заставил себя не думать ни о чем — лишь о том долге, что накрепко связал его с Тэнпи. Несколько долгих минут минули, прежде чем он смог окончательно прийти в себя и понять, что следует делать.
Уверенно и бесстрастно воин освободил руку от ремешка, аккуратно сложил в мешочек и спрятал в сумку. Закинув нехитрую поклажу за спину, он целенаправленно удалялся от горячего источника, подыскивая удачное место для остановки. Ровная площадка, сплошь усыпанная мелким песком и свободная от острых обломков, прекрасно подходила. Скинув сумку, Дату снял плащ, разложил его покрывалом и освободился от одежды. Ничто не должно стать помехой в достижении состояния Сэй.
Он очнулся, когда на сиреневом небе вспыхнули первые звездочки; долгие часы полного уединения не раскрыли перед ним истины, но подарили силы для борьбы. Медленно и сосредоточенно юноша складывал свои вещи в пустую сумку. Из складок потрепанного плаща выскользнуло легкое перо. «Добрая былинка, живое дыхание... - разговаривал он с перышком, ласково поглаживая нежный пушок. - Был бы кто рядом, отдал бы тебя, чтоб хоть кому-то ты помогло... А так пропадешь зря... А может, не пропадешь?» - встрепенулся юноша и со всех ног бросился к грязевому источнику. «Ведь Танте знал, зачем давал мне его! - размышлял Дату, вглядываясь в сгустившиеся сумерки. - Он же все знает!»
На ходу он извлек подвеску и крепко сжал в ладони; как и все вокруг, камень был холодным, но внутри него что-то беспрестанно пульсировало и трепетало. Остановившись у самой лужи, Дату присел на корточки и зажмурился.
«Покажись! - позвал он демона. - Я пришел к тебе!» Не долее секунды длилась тишина, и прозвучал ответ: «Да, ты пришел ко мне. Это МОЙ дом, а ты скоро исчезнешь и никогда не появишься вновь», - в голосе существа не было больше смеха. Словно оно предрекало, а не пугало. «Я слишком голоден, и настало время МНЕ править!» «Подожди! - выкрикнул Дату прежде, чем его смела огненная волна, появившаяся будто ниоткуда. - Мне есть, что сказать напоследок!» На миг юноша открыл глаза — все вокруг плыло и таяло, это был его последний миг — и сложил сухие ладони. В одной — камень, в другой — дар Танте. И в изнеможении закрыл глаза.
Отчаянно перебирая ногами и отталкиваясь локтями от земли, невидя, он полз к источнику. Уши закладывало от воя, будто в каждой клетке тела неистово бушевал ураган, грудь ломило от невыносимой боли; а демон метался внутри, сопротивляясь вихрю, уносящему его на зов новой души, открытой и свободной. Вдруг руки Дату провалились по плечо в пузырящийся кисель, но он не был ни горячим, ни даже теплым. Замерев на мгновение, он разжал ладони и уткнулся головой в потрескавшуюся корку давно засохшей лавы.
«Все кончено, все кончено... - устало повторял он. - Пусть твоя кара будет быстрой». Что-то тихонько надорвалось внутри, словно натянутая струна на сансине; в душе разливалась черной кляксой пустота, из которой веяло холодом и забвением; слова и мысли улетали, память будто по крупицам утекала в небытие, оставляя только осознание происходящего. Далеко внизу заурчал вулкан, пережевывая необычное угощение, закряхтел и загудел. Спустя минуту земля задрожала, отзываясь на стук сердца юноши, и разорвавшись, выбросила в небо струю шипящего пара.
Оглушенный и полуслепой, воин ползком пятился прочь от канавы, оставляя на песке следы налипшей на ладони грязи. Несколько сильных сотрясений заставили его подняться на ноги. Шатаясь и чуть не падая, он бежал к краю кратера, в надежде спастись от извержения. И тут все изменилось:в один миг Дату перестал понимать, где и кто он. Словно в тумане он оглядывал незнакомый пейзаж и чувствовал только одно: страх. Будто все былое в нем уснуло, оставив место лишь инстинктам.
Несколько долгих секунд он неподвижно изучал местность, принюхивался и прислушивался; сердце бешено отбивало ритм, глаза безостановочно искали чего-то: спасения или источника опасности. Внезапно прямо у ног серая корка треснула, и в нос ударил невыносимо ужасный запах. Это привело юношу в чувство и заставило двигаться.
Превозмогая слабость и боль, Дату помчался, словно дикий зверь. Совсем рядом взрывалась земля, и в небо ударяли белые столбы ядовитого пара; иногда прямо под ногами осколки проваливались в разломы и трещины. Но вот, наконец, показалась пологая стенка кратера, последняя преграда, за которой — светлая ночь и прозрачный воздух, за которой прячется свобода; упираясь руками, Дату изо всех сил карабкался по ней, стирая пальцы в кровь. Древний Хаддакаб грозно зарычал и заходил ходуном, из гудящего жерла фонтаном устремилась в небо горящая лава.
От грохота заложило уши; Дату терял равновесие и падал на живот, хватаясь за камни, едкие пары не давали дышать, но он продолжал двигаться вперед. Наконец, руки уцепились за скользкий край, и, поднатужившись, юноша свесился вниз. Он кубарем катился по каменному склону, защищая голову от ударов о замлю, пытаясь затормозить падение; а позади надвигался жидкий огонь, словно лапа голодного чудища. Ночь расступилась под отсветами раскаленной лавы, мир окрасился в блекло-оранжевые цвета.
В кромешной тьме мелькали белые точки, то приближаясь, то улепетывая прочь, как стайка игривых мотыльков. Дату пытался схватить их, хотя бы одну, но тщетно: они были слишком шустры, а азарта хватало лишь на несколько попыток. Сквозь пелену дремоты в той же тьме он видел перламутровые блики, словно кто-то пускал солнечных зайчиков ему прямо в глаза. Смотреть не хотелось, и он крепко зажмуривался. А когда вновь открывал глаза, то не видел вообще ничего, но иногда кто-то настороженно и внимательно смотрел на него. Дату это не нравилось, и он снова засыпал.
Однажды он очнулся и почувствовал боль. Она влилась в него так внезапно и мощно, что несколько долгих мгновений было невозможно даже дышать. Грудь раздирало от рвущегося наружу крика, но горло бессильно молчало; душные сладковатые запахи настойчиво проникали в нос, блеклый свет резал сквозь сомкнутые веки; хотелось исчезнуть и перестать чувствовать. Но кто-то требовательно теребил юношу, не давая провалиться в благословенное забытье.
Пару раз он открывал глаза, но что-то белое мешало разглядеть, кто рядом с ним. Это белое иногда двигалось, превращалось в черное, а однажды Дату разобрал в этом покрове полупрозрачный узор перьев, ладно прилегающих друг к другу. Он долго наблюдал за движениями переливающегося белого, а потом, когда оно исчезло, увидел две расплывчатых фигуры: по голосам он понял, что это мужчина и женщина. Их лиц было не рассмотреть, но одно казалось знакомым, будто только что во сне успел мельком его заметить.
Руки и ноги постепенно переставали гореть, голова и вовсе не беспокоила, но в груди что-то по-прежнему свербело. Белое больше не появлялось перед его взором, голоса становились все четче и ближе, а лица — яснее и правильнее. Дату ощущал себя лежащим на мягком тряпье, сверху глядел темный потолок, а сквозь тонкие щели в стенах проникал внутрь робкий свет; душно пахло хвоей и лечебными отварами, в маленьком помещении уютно потрескивал переносной огонь.
Кто-то промелькнул за дверью, отворил, и в комнате стало светло; худенькая фигурка проскользнула внутрь, и вновь стало темно и хорошо. Незнакомец тихо подошел к Дату и, прихватив что-то с огня, присел. В его руках дымилась черная кружка, распространяя пряный аромат имбиря. Вдруг, незнакомец замер, отставил кружку и склонился над ним.
- Дату, ты очнулся? - прошептал незнакомец дрожащим голосом.
Юноша молчал, наблюдая за гостем.
- Дату, это я — Юкан. Ты помнишь меня?
«Девушка», - отстраненно подумал Дату, вглядываясь в укрытое тенью лицо.
- Дату, наконец ты вернулся, мы так долго этого ждали... Я уж думала, Синигами позвал тебя... - голос надорвался, теплая капля упала юноше в ладонь. - Твои руки почти зажили, на ногах ожоги сильнее, но все будет в порядке, - Юкан пришла в себя и быстро заговорила, шмыгая носом. - На груди след так и остался, но... Ты жив, Дату, все кончилось. Я видела, как Хаддакаб извергся. Немногое разрушено, большая часть леса сохранилась, а до Кадзана волна не дошла. Мы его восстановим, не переживай. Жители все здесь, никто не пострадал. И Сингеппо жив...
Она все говорила и говорила. А юноша медленно плыл в полусне, думая о том, какая она милая и добрая. Сон незаметно смежил его веки, и стало тепло и покойно.
В комнате посветлело, и пахло иначе, а огонь и вовсе не горел. Дату хотел приподняться, но почувствовал нежное прикосновение к волосам. Позади сидела Юкан и гладила его по голове, напевая чуть слышно:
«На веточку вишни присел соловей,
Рассвет приглашая в мой сумрачный дом.
Тепло зародил он в сердечке моем
Волшебной, чарующей песней своей.
Я трону дыханьем рисунок стекла,
Оттает затвор, распахну я окно:
Снаружи зима отгуляла давно,
Внутри как и прежде лютует она.
Вишневая ветка качнется едва,
Осыплется цвет, ароматом пьяня,
И грустная, нежная песнь соловья
Разбудит меня от холодного сна.»
Сердце Дату успокаивалось, он будто попал домой, хоть ничего и не помнил. Полежав еще немного в тишине, он снова заснул.
Шло время, каждый день юноша чувствовал себя все лучше и мог бодрствовать дольше. Когда он оставался один, то старался вспомнить, что произошло перед тем, как ему довелось оказаться тут; если же рядом оказывалась Юкан, то внимательно слушал ее болтовню. Занимаясь приготовлением мази или разведением настоя, промыванием ожогов или кормлением Дату, рассказывала обо всем, что творилось в лагере, о самочувствии коня Сингеппо, о прогнозах на выздоровление и перемены в погоде. Она всегда была внимательна, но требовательна.
Однажды в комнату заглянул один из жителей и сообщил, что господин Оядзи прибыл и ждет встречи с Юкан. Она тут же оставила свои приготовления и, бросив мужчине «Пригласите знахарку доделать воину притирания», радостная выбежала прочь.
Вечером, когда Дату вновь очнулся, в комнате бойко плясал небольшой костерок на подставке, издавая сладковатое благоухание. В углу возле двери стояла напряженная Юкан, а подле Дату неподвижно сидел зрелый муж. Он был нестар, но глубокие морщины избороздили загорелое лицо и черная борода с серебристыми прожилками кучерявым клоком торчала с подбородка. Заметив, что юноша открыл глаза, он начал:
- Меня зовут Оядзи, я глава Кадзана. А ты — воин, что разбудил вулкан своим проклятьем. Я хочу знать, откуда ты и почему пришел в наши края.
Темная тень у двери дернулась, но рука главы остановила ее.
- Не надо, Юкан, я хочу услышать это от него.
- Но, отец, он пока слишком слаб и не может говорить, - голос девушки был тих, но в нем чувствовалась уверенность.
Оядзи снова обратился к Дату:
- Я хочу узнать это от тебя. Юкан слишком привязалась к тебе за то время, пока ухаживала за тобой, и не может до конца отделить истину от вымысла. Хоть она и дочь главы и будущая правительница, но все же женщина. Я жду, воин, - черные глаза, блестевшие в свете огня, настойчиво сверлили юношу.
Дату собрался с силами и попытался сказать хоть слово; поначалу голос не слушался, горло хрипело, но немного прокашлявшись, он зашипел:
- Господин Оядзи, я не могу сказать вам истинно, кто я и откуда. Я помню лишь, как жидкий огонь мчался за мной по пятам с высокой горы. Лава обожгла мне все тело, но каким-то чудом я остался жив, и благодарю за это вашу дочь. - Силы ушли, и юноша, тяжело дыша, прикрыл глаза.
- Это правда, что ты носил в себе проклятье огня? - потребовал ответа мужчина.
- Я не знаю, господин Оядзи. Но как иначе объяснить извержение спящего вулкана и мое участие в этом? Мне неведомо, так ли было все на самом деле, но то, что я чувствую, говорит мне, что я был одержим.
Глава молча поднялся на ноги и подошел к Юкан.
- Ты была права, дочь. Сообщи мне, как только он сможет говорить, - и вышел, впустив в комнату свежий ветерок.
Девушка тут же присела в ногах Дату.
- Я знаю, как ты остался жив, - будто повеселев, завела она рассказ. - Это вовсе не я тебя спасла. Ночью, когда ты очутился возле Кадзана, мои воины схватили тебя и принесли сюда. Тогда ты был еще в сознании, и я не сразу увидела страшные ожоги на твоих руках и ногах. Ты даже будто не обращал на них внимания. А потом вдруг упал с жутким криком и с тех пор не приходил в себя. Под утро я уже была готова проводить тебя к Синигами, но ты еще дышал. А ближе к полудню в лагере появился странник, монах, а на поводе он вел нашу Хаиро, на которой ты отправился к Хаддакаб. Он лечил тебя вот здесь, - она мягко похлопала по циновке, на которой лежал юноша, - несколько дней, а потом ушел. Так что это он тебя спас, а я лишь... Повторяла за ним все, что он делал, - неловко засмеялась девушка. Ее темные глаза задумчиво обратились к огню. - А теперь тебе пора отдыхать, - пробормотала она и тихо выскользнула за дверь.
С тех пор Юкан не приходила, и каждый день Дату проводил в одиночестве, размышляя о своей судьбе. Он чувствовал, что силы наполняют его измученное тело, а разум становится все яснее. Скоро юноша смог подолгу сидеть, но ноги все еще не слушались. Господин Оядзи лишь раз возвращался к разговору о его прошлом, но так и не добился ответа — воин ничего не вспомнил. А когда разведчики вернулись с Хаддакаб, глава собрал всех мужчин и с разрешения духов отправился восстанавливать выжженный город.
Утром следующего дня, когда в лагере остались одни женщины, Юкан заглянула к юноше. Он сидел на циновке и растирал укутанные ноги.
- Я вижу, тебе уже лучше... - не то спросила, не то утвердила девушка. Она нерешительно вошла в комнатку, скользя рассеянным взглядом по стенам и полу.
- Да, госпожа Юкан, я уже излечился, - Дату неловко выпрямился, сложив руки на животе. Он был одновременно и рад, и смущен долгожданным визитом молодой правительницы.
- Дату, как ты слышал, глава Оядзи ушел к Кадзану, - громко продолжила Юкан, набирая в грудь побольше воздуха, в руках мелькали подготовленные для молитвы палочки. - Он велел мне передать, что отныне ты свободен и не намерен более держать тебя помимо воли.
- Да, госпожа Юкан, - уверенно ответил воин, склонившись. - Вы очень помогли мне, и нет тех слов, что способны выразить мою благодарность вам и господину Оядзи.
- Если тебе что-то понадобится, крикни, я — рядом, у знахарки, - и в подтверждении своих слов снова покрутила палочками.
Дату остался один, стараясь собраться с мыслями. События обернулись так, как дОлжно, и сердце юноши больше не терзалось сомнениями.
Всю ночь он провел в гармонии Сэй, моля богов вернуть силу ногам, и его голос был услышан: утром юноша встал. Его встретил осенний холод и тяжелый туман, расстелившийся над лагерем. Из сложенных на скорую руку хижин выходили женщины и дети, разбредаясь по делам, кое-где виднелся прозрачный дымок разводимого костра, было слышно лошадиное ржание. Чем-то знакомым повеяло из рощи, в груди до боли сжалось сердце. «Где-то и мой дом... - печально вздохнул юноша. - Где?» Его неумолимо тянуло куда-то, ноги несмело шагали по влажной траве, а в загоне, замерев и уставившись прямо на него огромными глазами, стоял гнедой.
- Сингеппо?.. - прошептал Дату, ласково оглядывая коня. - Какой ты красивый и сильный...
Воин медленно подошел к ограде, протягивая руку к черному носу. Конь ткнулся в плечо хозяину и легонько пощипал рубаху бархатными губами.
- Я собираюсь вернуться домой, Сингеппо. Но дорогу назад знаешь только ты...
Громкое дыхание коня успокаивало и рождало удивительное чувство радости. Это огромное животное осталось предано хозяину не смотря ни на что. Вспомнив печальный рассказ госпожи Юкан, Дату прошелся ладонью по рыжему боку до крупа, где уже успели затянуться розовым две глубокие раны.
- Тебя хорошо лечили, Сингеппо, - облегченно заметил он.
- Ты уже встал?
Юноша быстро обернулся: к загону бодро шла Юкан, длинная темная юбка шлепала по ногам, подбиваемая уверенным шагом. Теперь она открыто смотрела воину в глаза, но рот был напряженно сомкнут, а взгляд — полон смирения и готовности к неизбежному.
- Да, госпожа. Мои ноги слушаются почти так же, как прежде, - сам не зная зачем, преувеличил Дату.
Юкан удовлетворенно кивнула, внимательно наблюдая за юношей.
- Я отправляюсь домой, госпожа, - добавил он после секундного молчания.
- Что ж, - торопливо ответила девушка, отводя в сторону глаза. - Когда ты собираешься уйти?
- Я не знаю, готов ли Сингеппо к переходам, а мне нужно лишь несколько минут.
- Ты же еще не можешь долго быть на ногах! - встрепенулась Юкан, в глазах вспыхнуло беспокойство и растерянность. - А Сингеппо еще не окреп, чтобы нести тебя на своей спине.
Повисло неловкое молчание; правительница, испугавшись произнесенных слов, смущенно потупилась.
- Юкан, - тихо позвал оноша, - я должен узнать, кто я. Только благодаря вам я остался жив и теперь могу вернуть свою жизнь.
- Я велю собрать все необходимое в дорогу, - сдержанно промолвила госпожа, и через полминуты ее тонкая фигурка скрылась в убогой хижине.
Солнце еще не взошло в зенит, когда сумки были уложены, а Дату в ожидании пути успокаивал нетерпеливого коня. Оставалось лишь попрощаться с жителями, и можно отправляться. Дату чувствовал странную слабость, словно в животе кто-то высасывал все силы, но разум крепко стоял на своем. Уткнувшись лицом в гладкую шею верного коня, Дату прикрыл глаза, вознося молитву богине Коун, дарующей благой исход судьбе. Он просил за всех: и за себя, и за главу Оядзи, и за молодую госпожу Юкан, и за Сингеппо, и за каждого жителя Кадзана.
- Ты готов, воин? - нежный женский голос вернул юношу из раздумий.
Он отстранился от коня и почтительно склонился перед правительницей. Она была прекрасна: на щеках играл легкий румянец, черные волосы блестели в замысловатом узле, большие глаза печально и спокойно глядели из-под пуха ресниц.
- Да, моя госпожа...
От теплых слов она словно вздрогнула и затеребила бледными пальчиками подвязки на широкой юбке.
Молча они вышли из лагеря: Юкан, Дату с уздой в руках и бодро шагающий Сингеппо.
Березки провожали путников, ласково поглаживая их по плечам своими голыми веточками, под ногами шуршала палая листва и серая трава, а от земли поднимался сладкий запах прели.
- Ну, вот и все, воин. Прощай, - Юкан встала возле тонкого белого ствола, сцепив ладошки.
- Прощайте, моя госпожа. Мне трудно прощаться с вами, но я должен уйти, - тоска неизбежности заводнила сердце юноши.
- Да, воин, иди, - шепнула девушка, что изваянием застыла у березы.
Дату осторожно приблизился к ней.
- Я обрету себя, и тогда вам не прийдется мучаться сомнениями. Глава Оядзи подарил мне свободу, и я не обману его доверия. Я обязательно вернусь, дорогая Юкан, - проговорил юноша и нежно обнял гордую правительницу.
В полуденной тишине заливались птахи, радуясь солнечному свету, в прозрачном воздухе с тихим шелестом опускались на землю пожелтевшие листья. А среди пестрящих стволов медленно удалялись шедшие бок о бок фигуры: конь и юноша.
Сердце огня
© Copyright: Мария Лискина, 2010
Свидетельство о публикации №210022000658
Свидетельство о публикации №210022000658
Рецензии
Необыкновенно красивая печальная легенда! Великолепная стилизация под восточные сказки, яркие описания и богатый язык изложения.
Екатерина Маслянская 20.02.2010 17:10 • Заявить о нарушении
Екатерина Маслянская 20.02.2010 17:10 • Заявить о нарушении