Сиреневый туман

В селе буйствовал сиреневый туман, да и как ему тут не буйствовать, ведь само село носит название Сиреневое.  Когда-то любовно посаженные кустики разрослись и превратились в мощные кусты, закрывающие фасад каждого деревенского дома со стороны улицы.  К одному из этих домов в припрыжку бежала девчонка, на её спине в такт  подпрыгивала тугая коса, а бант как бабочка то взлетал, то опускался на спину.  «Мам, сдала, сдала, последний экзамен сдала на четвёрку»,  - радостно кричала она, вбегая в ограду дома. Мать сказала: «Вот и умница, давай теперь помоги мне помидоры рассадить, а то завтра весь день буду работать, а время уходит».

    Наташа  с радостью принялась помогать матери, да и рада была, что можно ещё раз обсудить с ней поездку в город, куда она собралась ехать учиться на портниху. «Ох, Наташка, как ты там одна, сроду нигде не бывала», - говорила мать: «А тут, что не одна? Ты с утра до вечера на работе, уходишь – я ещё сплю, приходишь – я уже сплю. Буду  в общежитии жить, а значит не одна, подружусь с девочками, я же у тебя самостоятельная».

    Вместе легли спать на одну кровать.  Девочка прижалась к матери и мечтательно рисовала картину своей будущей жизни в городе: как она научится шить лучше всех, как станет самой знаменитой портнихой в городе, а может даже такой как Коко Шанель. Мать гладила дочку по голове и улыбалась, и когда та уж смолкла, она все никак не могла заснуть. Вспоминалась ей молодость, первая любовь, которую встретила в городе, когда на продавца училась, как свадьбу сыграли, как доченька родилась -  всё ведь вроде как у людей было, а вот ушел муж, встретил другую, посмотрел бы, дочка как выросла, порадовался бы, а он уж далеко, в другие края подался.

     Настал день, когда документы были приняты, а потом и Наташка отправилась в город учиться. Мать нагрузила сумку с провиантом, а дочка сложила все свои наряды. Мать всё беспокоилась: взяла ли теплые вещи, не забыла ли чего, а ей хотелось быстрей уехать к новой неведомой жизни, какой же чудесной она предвкушала её.
В общежитии Наташа освоилась и сразу, подружилась с девочками в комнате. Распоряжаться в комнате сразу стала  Юлька, она казалась Наташе самой красивой девочкой не только в комнате, но и в группе: во первых фигурка тоненькая, ножки стройные, на голове кудряшки светлые и голубые глаза, совсем не то, что она: плотная, волосы темно-русые и прямые, глаза карие, смуглая кожа. Она, конечно,  не считала себя уродиной, но хотелось что-то изменить в себе, чтобы стать более современной, как Юлька, например. Поэтому она больше всего и сдружилась с ней. Вместе сидели на занятиях, рядом в мастерской, помогали друг другу во всём. Вечерами в комнате до упаду хохотали над неудачливыми кавалерами-ровесниками из других групп, никого не воспринимая всерьёз.
     Так незаметно прошли четыре месяца учёбы, и приближался Новый Год.  Каникулы же только в середине января, так что пришлось решать: где же встретить праздник – в общежитии или поехать с Юлькой к ним домой, она жила в пригороде и ездила домой каждый выходной, а теперь и Наташку звала на праздник с собой.

    Наталья согласилась с радостью поехать с подругой, тем более, что всего-то на один день. Когда они приехали в доме уже стоял праздничный дух от ёлки, от печёных пирогов, а когда сели за стол Наташка не столько позавидовала столу (они с матерью не хуже праздновали), сколько дружно собравшейся семье, где отец и мать, сын, дочь, даже бабушки и дедушки. Скоро за столом стало шумно, весело, все рассказывали разные истории, смотрели телевизор, следили, когда пробьют куранты, чтобы загадать желание и встретить Новый Год. Наташа вдруг поймала себя на том, что в её голове крутится одно желание – танцевать с Антоном, братом Юльки.

    Вот пробили куранты, выпито шампанское и Наташа танцует с Антоном  «Сиреневый туман…», звучит пластинка, толи в комнате, толи в голове  девушки, но это уже не имеет никакого значения. Антон для неё сейчас как царевич Елисей из сказки.  Сильными руками держит её за талию,  белокурые кудри спадают на лоб, голубые глаза смотрят на неё, и дышит так близко, близко и ей так хочется прижаться своими пухлыми губками к его капризному рту. «Пошли на улицу, девчата», говорит он, «что нам тут топтаться, там на горе покатаемся, вся молодёжь сейчас там»!

    На горе народу тьма, горят разноцветные лампочки, в будке крутят пластинки, все веселятся, шумят, не успевают отбежать скатившиеся с горы, образуется куча-мала. Антон взял Наташу за руку, тащит к горе: сам сел на какую-то фанерку, её посадил на колени себе и вниз.  Сердце Наташи тоже летит вниз и, кажется, вылетит на ходу, не успело, её рот уже зажат в крепком поцелуе и оно как птичка об стекло  бьётся в груди до изнеможения: «сиреневый туман…» звучит и звучит песня из динамика.

    Утром они с Юлькой легли спать, не долго шептались, сразу почти заснули. Вечером они уезжали в город, Антона Наташа не видела, хотя втайне ожидала, что проводит. Потом были каникулы, все разъехались по домам, но Наташа не могла никак забыть губы, глаза, кудри, жаркое дыхание, сердце всё время сладко ныло. «Вот она, какая любовь», - думала Наташа, - «только любит ли он?».
Когда снова все собрались после каникул, Юлька передала привет от Антона, говорила, что спрашивал про неё, Наташа только краснела.  «Да ты никак влюбилась?» - спрашивала или даже утверждала Юля.Наташа уже не могла вытеснить это чувство из своей груди и рада была каждому привету от него, сама передавала приветы, так прошла зима и наступила весна, когда чувства уже переполняли всю грудь и только мысли о встрече. На майские праздники Юля снова пригласила Наташу к себе и сказала, что Антон тоже хочет её видеть. Предложение было принято с радостью.

    В тот же вечер она узнала от него, что его забирают на службу в армию, что творилось в её душе в ту минуту, она просто источала кровь – разлука на два года? Вечером накрыли стол, собрались друзья, подруги, знакомые, родня, звучали напутствия, шутки, смех, песни, пляски, танцы - всё как полагается в таких случаях. Антон не отпускал её от себя ни на шаг, она и не помнит, как они оказались в его летнем убежище.

    Любимая, жарко шептал он ей, расстаёмся, расстаёмся, запомнить всю тебя хочу надолго, надолго. Руки его то нежно, то сильно сжимали ей грудь, гладили по спине , крепко прижимали к себе, губы жадно впивались в её губы, нежно прикасались к шее, плечам, платье, грудь и плечи покрыты поцелуями, она доверилась ему, вся, вся,  её тело пылает, горит, нет мочи стоять на ногах, опускается на диван, он согревает её своим дыханием, губами, целует грудь, живот, прижался к ней, и, резкая боль пронзила её тело, а потом томительно и сладостно разлилась по всему телу и снова сиреневый туман…

    На следующий день военкомат и предстоящая долгая  разлука, обещания писать, ждать, а пока он рядом, такой родной, желанный, любимый, единственный, ведь она это поняла, как только первый раз увидела его, а сейчас она просто самая счастливая девушка на свете.
Она писала ему каждый день, все свои слова любви передавала вместе со своими поцелуями, от него  ответы приходили, но не так часто, каждое письмо читалось каждую свободную минуту, и были покрыты её поцелуями.

    Наташа так погрузилась в свои чувства, что не сразу и поняла, что с ней происходит.  Настали теплые летние денёчки, и она уже дома: встретила мама: «дочка, как ты похудела, бледненькая какая то, не заболела ли?». Только дома она поняла, что неспроста её подташнивало по утрам, а днём хотелось спать, а мама, мама ничего не замечала. Мама как всегда на работе, только вечером приходит, сытно кормит, принося из магазина деликатесы и в выходные устраивая «праздники желудка».  «Может ещё всё пройдет», - по наивности думала девушка: «наверное, не стоит пока писать Антону, может всё образуется?». К концу лета, на радость матери, дочка и правда поправилась, повеселела и мать с лёгким сердцем отправляла её на учёбу: «слава Богу, отдохнула, набралась сил» - думала она.

    Встретились снова все подружки, и Юлька рассказывала, что им пишет Антон, показывала фотографии, на одной из них он был снят в компании сослуживцев и девчонок.  Неспокойно стало девочке, и решила она раскрыть Антону тайну, которую так тяжело было носить одной.  Ответ пришёл быстро и был как нож в спину. «Ты что? Не знаешь, что надо делать? Иди быстрей в больницу, а то поздно будет», - писал  он. Всю ночь она не могла заснуть: беззвучно плакала, слёзы текли по щекам, к утру, подушка была мокрой, но к утру она твёрдо решила: «ну нет уж, не бывать этому, одна буду воспитывать, а надежда шептала: увидит и полюбит ребёночка, лишь бы её не разлюбил, а разлюбит, будет со мной маленький теплый комочек, его глазами будет глядеть на меня».

    Письма приходить перестали, а Наташа стала спокойной, ещё более старательной в учёбе, она теперь несла ответственность не только за себя, но и за будущую жизнь, а по ночам ей снился сиреневый туман.  В библиотеке она брала книги о материнстве, тайно тщательно их изучала, строила планы: снимет квартиру, будет принимать заказы на пошив и проживут, ничего, только потом, когда встретятся с любимым, он будет гордиться ей. Юлька часто говорила ей о том, что она растолстела, а она только отмахивалась от неё, да попросторнее платья надевала.  Он толкал её своими ножками, ручками и она уже любила Его.

    Со всей предосторожностью собиралась Наташа на зимние каникулы: подбирала гардероб для себя и в тайне для малыша. По её подсчётам должна родить в начале февраля, наделась, что мама не заметит, а как вернётся в город пойдёт в больницу, родит, а там уж -   мама не бросит, поддержит, хоть может и поворчит на неё.
«Куда тебя разносит?» - сказала мать при встрече, Наташа отмахнулась: «летом похудею». «Ладно, истопи баню, приду с работы, попаримся», сказала мать и побежала в свой магазин. Наташа жарко истопила баню, пошла и помылась одна, пока матери не было, и улеглась перед телевизором на диване.

    Ночью она проснулась от боли, которая повторялась, то в спине, то в низу живота. «Мам, вызови скорую, у меня живот сильно болит, может аппендицит», разбудила она мать. Та побежала вызывать скорую, но телефон автомат не работал, побежала дальше, но и там неудача, да только через три улицы нашла исправный телефон, вызвала скорую и бегом домой.
Наташа же в это время почувствовала, как постель стала совсем мокрой, ею овладел страх: «всё не так как она думала, мама всё узнает, что будет сейчас, как больно, сил нет, туман, сиреневый туман, снова боль, повторяется и повторяется вперемежку с сиреневым туманом, вот уж крик, крик младенца… что делать? Спрятать? Куда? Что-то ещё: мокрое, липкое, тянется, ах да пуповина, обрезать, чем?  Нож, где?  Вот. Обрезала, кричит, не кричи, нож по горлу – замолчал? Что сделала? Спрятать, куда? Вот печка – туда». Сиреневый туман, окутал, провалилась, туман чернеет, куда -то тянет, несёт, трясёт.

    Очнулась: мать плачет, женщина в белом халате строго спрашивает: «Где? Говори где?» - «там, в печке». И снова туман, ведут, везут, палата, шепчутся, глаза отводят. Она же стала сразу какой-то пустой, безразличной, только одна мысль билась в мозгу: «неужели это я? Я не могла, я любила».

    Вот теперь она стоит тут, её судят, мать опять плачет, в зале Юлька сочувственно смотрит на неё. Она же согласна со всем, что говорят. Всё как в кино, это не с ней, это снится и опять этот сиреневый туман и слова адвоката: «вот справка:  после  родовой психоз». Судья читает: «пять лет общего режима». Снова сиреневый туман: ведут через зал, к машине, мать кричит: «Дочка, прости, ты мне нужна»! словно молния сверкнула, туман рассеялся,  слёзы покатились по щекам: «Как жить? Хватит ли сил? Милая, милая, мама, может, теперь поможешь мне понять»?