История дубового стола

   

Массивный дубовый стол с резными ножками был немолод.

Лак на темно-красной столешнице потрескался, и на ней выступили старческие трещины-морщинки.
 
Стол жил в этом доме давно.
 
Лет шестьдесят, а может, и больше. Точно стол не знал, ведь считать он не умел.

Да и какая собственно разница? Главное, что он прожил всю жизнь в одном доме.
 
Хозяин привез его в дом сразу после войны.

Время было тяжелое, и хозяин долго копил деньги, пока заказал у известного в городе столяра-краснодеревщика большой дубовый стол.

 Мастер удивился, зачем молодому человеку столь необычная вещь, и тот рассказал, что видел такой дубовый стол в немецком имении, где в 45-м стояла их пехотная часть.

 И хозяин (тогда он еще не был хозяином) решил, что у него непременно будет точно такой же стол, и за ним будет сидеть его семья – жена и дети. Много-много детей.

Правда, ни жены, ни детей в то время у хозяина не было, и быть не могло ¬– он ушел на войну в восемнадцать.

 Когда стол был готов, хозяин нанял телегу и привез его в маленький дом на окраине.

Так стол оказался в доме хозяина, и другого дома он не знал. Хозяина жил один, родителей его во время войны расстреляли немцы.

 В молодости от стола исходил аромат леса, который не мог заглушить даже лак. Хозяин с удовольствием вдыхал запах свежего дерева, и стол был на седьмом небе от счастья. Дело в том, что он боготворил хозяина. Стол знал, хоть создал его мастер-краснодеревщик, но на свет он появился только благодаря хозяину.

Первые годы за столом собирались друзья-фронтовики. Они вели длинные беседы, о чем-то горячо спорили, читали стихи запрещенного тогда Есенина, а по праздникам пели военные песни.

Но однажды осенью, когда воздух был ломок и тонок как стекло, на стол одели парадную белую униформу и наставили закусок и бутылок больше обычного. В тот день гости кричали «горько!».

 Так в доме появилась хозяйка. И хотя она ухаживала за столом, вытирала пыль и укрывала мягкой скатертью, он сразу невзлюбил ее.

Почему? Стол не раз задавал себе этот вопрос, и не мог найти ответа. А ответ был прост – он ревновал хозяина к жене. Но стол не хотел даже самому себе в этом признаться.




Шло время. Осень сменила зима, зиму – весна, а летом, когда с тополей стал падать пух, у хозяина родился первенец.

Стол видел, как счастлив хозяин, и тоже от всей души радовался. Вида, конечно, не подавал – характер у него был сдержанный и невозмутимый.
В отличие от шкафа, что недовольно скрипел в углу по всякой пустяковине.

 Стол сразу невзлюбил брюзгу, хотя тот оказался родственником – шкаф тоже был дубовый. Но шкаф жил в доме давно, и потому на правах сторожила постоянно помыкал и поучал юный стол. А кому понравятся старческие нравоучения?!

К тому же стол чувствовал – шкаф вообще тип не надежный и может предать хозяина в любой момент.

Откуда появилось эта убежденность, стол не ведал, но тем не менее она росло с каждым годом.

Но если старого ворчуна шкафа стол недолюбливал, то кровать, на которой хозяин спал с женой, он просто ненавидел. Нет, это была не ревность, как к жене. Нет, стол действительно ненавидел эту блестящею хромом самодовольную красотку.

Пусть у вас не сложится впечатление, что стол был женоненавистником. Нет-нет и еще раз нет!

К этажерке, что скромно прижалась к стене, к табуреткам на кухне, к полочке над этой развратницей кроватью, стол никаких претензий не имел.

 Тихие скромные девушки. Но на кровать он не мог смотреть спокойно! Бездушное железное чудовище, похотливая мерзкая тварь!

Стол пуританином не был, шумным застольям всегда радовался, ведь он тогда оказывался в центре внимания. И потому звон бокалов для него звучал лучше самой прекрасной и мелодичной музыки в мире.

Но одно дело веселое гулянья, танцы и песнопения, а совсем другое то, что вытворялось на этой металлической красотке!

 Он чувствовал деревянным сердцем, кровать преподнесет хозяину неприятный сюрприз. И оказался прав.




Это случилось, когда хозяин народил уже троих детей.

 После первого сына Игоря, через три года появился второй – Валерка, а еще через пять лет дочка Оленька.

Игорь в то время заканчивал семилетку, а Оленька только пошла в первый класс.

 Надо сказать, что хозяин очень любил дочь, и в отличие от сыновей баловал чем мог.

 Стол тоже души не чаял в девочке. Мальчишки они и есть мальчишки, что с хулиганов возьмешь?!

Старший один раз на спор умудрился воткнуть в него перочинный нож. Не то чтобы глубоко, не то чтобы было очень больно, но стол долго не мог упокоиться.

Он конечно простил мальчишку (ведь это сын хозяина !), но относился к ребятам с опаской.

Другое дело Оленька, ну, просто ангел! С малых лет она заботилась о столе – вытирала его мягкой тряпочкой, при этом приговаривая нежные слова. И где, крошка, их только находила?!

Так вот, как только дети ушли в школу, заявился начальник хозяина.

 Тип, прямо скажем, неприятный, толстый такой, с маленькими сальным глазками и потной лысиной, которую он вытирал клетчатым носовым платком.

Раньше стол видел толстяка всего два раза – на праздник Великой Октябрьской революции и на Новый год, а тут он приперся среди бела дня, когда хозяина нет дома!

 Мало того, жирный боров достал из рыжего портфеля бутылку десертного вина и коробку шоколадных конфет.

Хозяйка засуетилась, усадила гостя за стол и достала из буфета бокалы синего стекла, любимые бокалы хозяина. Толстяк торопливо наполнил бокалы вином и стал что-то любезно плести, обращаясь к хозяйке.

 Та фальшиво конфузилась, а сама тянула руку к бокалу.

 Стол, который любил застолья, на этот раз был крайне недоволен. Как он хотел бы сбросить бокалы на пол! Но это было не в его силах!

Выпив вина, толстяк самодовольно крякнул и принялся нагло лапать хозяйку за арбузную грудь и пухлые бока. Та вяло отталкивала волосатую руку, называла начальника «нахал» и «проказник» и при этом гоготала, словно выпила не бокал, а целую бочку.

 Когда толстяк стал слюнявить хозяйке шею мокрыми губами, стол с надеждой подумал, что она, наконец, отбреет наглеца.

Но она поступила очень странно.

Стол перестал что-либо понимать! Хозяйка почему-то закатила глаза в потолок, глубоко задышала, точно пробежала с полными сумками до рынка и обратно за десять секунд, и начала ласково гладить потную лысину толстяка.

 А потом, потом они улеглись на столь нелюбимую столом мерзавку-кровать!

 Дальнейшее стол не мог вспоминать, не краснея от гнева и стыда. Хорошо этого никто не замечал из-за толстого слоя лака на его деревянном теле.

 Металлическая потаскуха любезно приняла хозяйку и начальника в свои мягкие объятия и скоро развратно заскрипела, как немазаная телега.

Неизвестно чем бы это безобразие кончилось, но в дверь постучали.

Хозяйка проворно соскочила на пол, спешно привела сбитое платье в порядок и стала заталкивать перепуганного толстяка в шкаф.

Вышло это крайне неудачно и даже комично. Стол еле сдержал смех. Так как штаны у неуклюжего ловеласа почему-то оказались спущены, ноги заплетались, и он умудрился пару раз грохнуться и разбить нос до кровавой юшки, пока добрался до спасительного шкафа.

¬ Сбылись худшие предположения стола – шкаф оказался подлым предателем!

Действительно, он гостеприимно и любезно принял в свое пронафталиненное нутро толстого начальника. Старый подхалим! Стол готов был провалиться от стыда за родственника!

Так стол получил наглядное подтверждение догадкам, что они с хозяином живут в доме среди подлых и лживых личностей.

Он отдал бы все, только бы открыть любимому хозяину глаза на происходящие, но стол был нем от рождения .




А время неумолимо ускоряло бег.

С годами пристрастия у стола изменились. Если раньше ему нравились шумные застолья, когда на праздники к хозяину приходили многочисленные друзья и родственники, то теперь он больше ценил тихие семейные обеды.

И он был центром маленького близкого круга. Стол знал, дети хозяина его любит, особенно Оленька. И очень это ценил.

Первым из дома уехал старший сын хозяина Игорь. Он поступил в Бауманское училище и перебрался в общежитие. Домой Игорь так и не вернулся, и с тех пор стол видел его только наездами, в гости. Да и то редко.

Второй сын, Валерка, учился в речном техникуме, но с третьего курса его за драку отчислили. Пошел в армию, служил в Прибалтике. Там после армии женился на литовке и остался жить в Литве, в городе Паневежис, где работал шофером.

 Когда Валерка приехал в гости с женой Алдоной и двумя детьми, сыном и дочкой, стол был сильно удивлен.

Валерка очень изменился, повзрослел, но стал какой-то чужой, а ведь стол знал его с малолетства. И еще стол ровным счетом ничего не понял из разговора гостей между собой.

 Говорили на каком-то тарабарском языке и, только общаясь с хозяином или его женой, переходили на нормальный.

При этом Алдона слова выговаривала странно и неправильно, а Валеркиных детей так вообще  не понять.

Столу было обидно, что хозяин не мог толком поговорить с родными внуками. Хотя он и без слов нашел с ними общий язык. Такой уж человек хозяин! Недаром стол боготворил его!

С родителями жила только младшая – Ольга, любимица хозяина. Она тоже уехала учиться в пединститут, но на втором курсе вышла замуж, забеременела, учебу бросила, через год развелась и приехала с ребенком в отчий дом.

 Хозяин очень обрадовался ее возвращению, чего не скажешь про его жену. Маленькая внучка ее раздражала, и помогать дочери она категорически отказалась.

 Мол, сама нагуляла, сама и крутись, а она свое отнянчила, слава богу, троих вырастила, теперь может и для себя пожить.

Ольга часто ночами плакала, столу было очень жалко девушку. Но чем он мог ей помочь!

Помогал дочери хозяин. Тогда и начались раздоры с женой.

 Они давно не ладили, уж кто-кто, а стол знал это лучше других.

Но если раньше хозяин ради детей мирился с нравом жены, терпел, то теперь дошло до разрыва.

Вопрос решился окончательно, когда хозяйке прямо с неба свалилось наследство – двухкомнатная квартира в Киева аж на самом Крещатике.

При разводе хозяйка потребовала солидную денежную компенсацию, так как «халупа» ей была без надобности.

 Хозяин продал, что мог, влез в долги, но с бывшей женой рассчитался сполна.

Теперь они жили втроем – хозяин, Ольга и ее дочка Вера.

 Ольга так и не вышла замуж, работала на текстильной фабрике, очень уставала, но ночами больше не плакала. Видно слезы у нее кончились, но столу все равно было ее очень жалко.

Однажды, когда Ольга возвращалась со второй смены, ее сбил лесовоз. Насмерть. Потом выяснилось, водитель, их сосед Витька, был пьяный и Ольгу в темноте не заметил. Витьку осудили, дали пять лет.

Хозяин после смерти дочери очень сдал, постарел лет на десять, и левая рука стала плохо слушаться. Но нужно было поднимать внучку, и фронтовик держался из последних сил.

Вера училась в школе хорошо, и столу нравилось, когда она садилась за него делать письменные задания. Вера напоминала столу свою мать Ольгу, которую он любил. Эту любовь стол перенес и на Веру.

После школы Вера поступила в столичный универ, а после получения диплома, вышла замуж за программиста, и уехала с супругом в Соединенные Штаты.

Вначале посылала хозяину письма, сообщала, что у них все о,key, оба работают по специальности, взяли в кредит дом и нулевый «кар».

Но скоро письма прекратились, ведь теперь пользуются не обычной почтой, а электронной, а у хозяина компьютера почему-то не было, и e-mail-ов ему не пошлешь.



Для стола настали самые счастливые времена – хозяин был постоянно дома, и стол мог вдоволь наслаждаться его обществом.

Столу особенно нравилось, когда хозяин садился на стул и раскладывал на нем фотографии детей и внуков, и долго рассматривал их слабыми слезящимися глазами.

Он ощущал теплоту рук хозяин, и не было для стола ничего приятнее на свете.

 Так они и жили.

Стол даже стал терпимей относиться к металлической вертихвостке-кровати.

Ведь и она тоже не первой свежести, хром с ее спинок давно облез, матрас прогнулся, и стол прекрасно понимал, что никакая косметика уже не придаст ей прежнего блеска.

Годы свое берут, как не хорохорься.

 И хотя старый предатель-шкаф скрипел и ворчал еще больше, стол и на него более не держал зла – что вспоминать старое, ведь всю жизнь прожили вместе.

 К тому же, хоть и дальние, но родственники.
Последнее время хозяин почти не вставал с кровати, а однажды так и не проснулся.

 В доме появились чужие люди, они помыли хозяина и надели на него выходной костюм с боевыми орденами и медалями той далекой войны.

Принесли в дом деревянный ящик и поставили его на стол, а в ящик положили хозяина.

 Стол хорошо чувствовал хозяина, ведь их разделяло только дно этого ящика.

И что-то подсказывало столу, что более хозяина он не увидит.

Потом в доме появились сыновья хозяина. Валерка приехал с женой Алдоной, она растолстела и была в два раза больше своего супруга.

 Игорь прибыл один.

Стол вначале его не узнал – еще бы столько лет не виделись, а потом вспомнил, как он по малолетству воткнул в него перочинный ножик, и стол чуть не рассмеялся, что было не совсем уместно.

Ящик с хозяином погрузили на машину и куда-то увезли.

Через несколько дней в доме появилась хозяйка. А стол-то думал, что больше никогда ее не увидит.

Хозяйка позвала людей в грязных ватниках, и они стали выносить все во двор – этажерку, полочки, табуретки.

 Стол из окна видел, как им ломали старые потрескавшиеся ножки и кривенькие бока и бросали в огонь.

Ему было жалко этих невинных девушек, а впрочем, каких там девушек – старых отживших свой век теток, но он-то их знал молодыми и задорными.

 Потом выбили стекла-очки интеллигенту серванту, выбросили книжки и тоже отправили в огонь.

Дошла очередь и до ворчуна шкафа. Так как он не проходил в дверь, старика изувечили кувалдой и вынесли по частям.

Настал черед стола.

 У него абсолютно не было страха перед смертью – стол не видел смысла жить, если нет хозяина.

 Да и кончина на костре, так прекрасна и романтична – отдав тепло людям, превратится в сверкающие искры и улететь в синее ночное небо к звездам!

Когда ему ломали ноги, он не почувствовал боли.

 Одного стол не мог понять, за какие прегрешения их казнят?

 Ведь они служили верой и правдой, и хотя он не любил хозяйку, но ее секретов хозяину не выдал?

А шкаф-предатель так, вообще, ее покрывал.

Стол прожил всю жизнь бок о бок с людьми, но так и не понял их.




– Хорошо горит рухлядь! – шмыгая носам, сказал рабочий, что помоложе.

– Ясное дело, дуб! Дерево благородное! – прикуривая от ножки стола, констатировал другой.

И только развратницу-кровать не предали казни на костре. Ее сдали в металлолом.