Дорога Мемнона. В доспехах Гефеста

После слов Мемнона все обомлели: из жреческого святая святых помещения вышел Ахиллес с копьём, поднять которое не смог и Патрокл. За спиной его показалась Поликсена, дочь Приама, Гелен узнал сестру. Белее кожи, чем у Поликсены не сыщешь во всей Трое, и смоль волос, бровей оттеняли лик принцессы, манил взгляды цветущих губ разрез, искрящих глаз таинственность влекла мужей особой красотою.

– Я здесь, герой, твою мольбу услышала Эос. Твой титул нгусэ нэгэст я в список занесу победный, ещё царя царей не убивал.

Не так представлял ристалище с доблестью Эллады вождь эфиопов. В священном храме кровь не проливают. Не простит виновнику кощунство могучий Аполлон, амнистии для святотатцев не бывает.

– Выйдем, царь, за двор. Кровь твоя слишком благородна для алтаря,– сказал Мемнон.

Цари прошли плац с жертвенниками и оказались за храмовой стеной. Ассистировать Ахиллу вызвался Полиместор, Мемнону – Сарпедон.

– Здоров ли гость заморский, нет ли невидимых ран? Есть просьбы? – вежливо Сарпедон спросил Ахилла.
– Вполне, мольбой врагам себя не унижаю, и снисхождения не делаю для них.
– А ты, Мемнон,– спросил в черёд Полиместор,– готов на поединок? Кого почтишь за трупом присмотреть?
– Эврипила.

Разошлись два смертника, для боя ширь давая.
Так приходит слава, подумал Мемнон. Трофеи бранные, кузнечного искусства достиженье, повешу на врата дворцовые, и назовут их «Дверью Ахиллеса». Невольно ясеневый дрын остановил глаза его, срубленный на склоне святой горы Олимп, как можно было догадаться. На заострённый конец копья был нахлобучен красной меди шпиль, и по клёпаному шву пробегали серебряные головки. И эта злобная проколка бычьих шей угрожала животу Мемнона, и в животе невольно зашевелились кишки, и почки выбросили гормоны страсти, и против воли эфиоп вспомнил стыдливую деву за спиной Ахиллеса. Неужели троянка  встречается тайно с ахейцем? И где? В святая святых, куда вход разрешён посвящённым.

– Итак, Ахилл, царь Фтии, и Мемнон, царь Эфиопии, сходитесь! – приказал Сарпедон и мечом рассек между ними невидимую нить.

Вожди наклонили копья и ринулись, как буйволы на багряную плащевину. Гефестов щит Мемнона не выдержал удар бревна и прободанный, сорвал ременных две петли с предплечья и загремел на каменной земле. Завязший дрын уже был бесполезным, и Ахиллес его отбросил. Ударный грудокол Мемнона проколол корытный щит, описанный Гомером, раздробленным металлоломом осыпался на  броню шедевр кузнечного искусства. Блеснула сталь в руке эллина, но эфиоп успел из ножен меч исторгнуть. Со второго взмаха, казалось, голова его покатится долой. И только лезвия врубились, мечи обломками упали меж бойцов, и Сарпедон разъял сцепившихся борцов.

– Возьмите луки и по три стрелы.

Спальня Зевса в Олимпийском дворцовом комплексе наполнялась розовой дымкой, серый оконный переплёт смутно печатался на голубой стене, розопёристый свет настойчиво щекотал веки, и громовержец прикрыл лицо облаком. Облако соскользнуло на грудь, будто кто тянул его к ногам. Повелитель Вселенной перевернулся со спины на живот и зарылся носом и бородой в кучевую тучу. Начинать правление миром ох как не хотелось, хоть бы с утра обошлись без него. Накануне приказал всем гонцам и вестникам не входить до полного и естественного его пробуждения, а занавесить окна дождевыми тучами распорядиться забыл. И зачем эта стерва Утренняя Заря последние дни упорно лезет к нему в спальню? И не к нему одному. Всех распушит с утра, всё поднимет торчком. Утренней разминкой называет постельные упражнения. Первое выполняется лёжа, второе – сидя, последнее – стоя. Ладно, что не на бегу. Даже хромой Гефест не освобождён от физзарядки. Да он в кузнице за целый день намашется кувалдой так, что про Афродиту забывает. Следует обязать солдафона Ареса, которого, клянётся Гера, будто бы от цветка понесла, чтобы на рассвете делал с Эос потягушки. Сейчас же связаться с бурным богом! Зевс высунул свой сотовый язык и, не разлепляя век, стал концом искать средь облаков ячейку Ареса. Отличное соединение!
«Слушай, ублюдок пестиковый, ты к своей мобилке дорогу не забыл? Спать мешает по утрам, встаёт ни свет и лезет в спальню. Что Афродита? забудь Киприду, чертополошье семя! Прикрой распутницу щитом. Какой совет? Совет Европы? Широкоглазой?»

«Заспал расписание, бугай безрогий. Европа, с которой ты на Крите сочленился, собрание проводит, сынка твоего  в судьи выдвигает1. Благословляй. Конец связи».

Разъярённый Зевс зашевелил языком в ячейке, тыкал и тыкал концом в бутон до тех пор, пока мировое сознание не прояснило ему разум. Зевс очнулся, и оказалось, что орган вкуса поглотила Эос.

– Спаси Мемнона! – Во все ячейки пропищала богиня.– За Рамаданта я проголосую.

Её мёд был слаще амброзии, и Зевс помедлил с ответом. Выпив нектар из уст божества, Олимпиец сказал: – Судьбу проси, а я не буду, я дисциплину знаю. Мойры без ушей, глаз и языка и без желаний. Чем зацепить судьбу? Обратись к Тиха.
– Наплодил судей, а сам в кусты. На Рамаданта вето наложу!
– Которым ты не обладаешь. Сверчка2 смеши.
– Не один на небе гегемон. Есть Ра, Баал, Иштар и других десяток мощных. Твоя гора против их высот, что межевой столбец рядом с зикуратом3.

1Судьи подземного мира - Аид, Рамадант и Минос. 2 Муж Эос, смертный, из-за старости превратился в сверчка. 3. Вавилонская башня

Взорвался бурей Зевс, в глазах сверкали молнии, гортань  раскатисто забухала громами: – Недобитое племя! Бешеное лоно! Интервенцией грозишь? Под трибунал и в Тартар загремишь, тюрьму богов нелепых! Посейдон, мой брат, Афродита бабуля, на суд созываю вас, славные боги.

Голубоволосый царь морей и пеногривая богиня, противники в троянской войне, явились в ту же минуту. Узнав причину гнева повелителя, Афродита нежно урезонила внука: – Ты рано встал, мой царь, Эос помешала испить до дна истому дрёмы сладкой. За это в Тартар не сажают. Будь справедливее к сопернице моей. За то, что ложе любовника моего Ареса осквернила, я для неё не требую темницы, своей я функцией богиню «наградила», вечно млеть желанием мужчины, а не всегда найдёшь для лона достойный аргумент. Представь себе, как люди обойдутся без Зари? Тебе глаза без рассвета резать будет Гелиос, тогда амнистии для Эос ты захочешь. Не дело сторуким1 засов открывать, шморгать им туда-сюда.

Тут с ложа встал Зевес с набрякшим писуном, струю солённую направил на Микены, потопил дворцы, базары, виллы и сел, облегчившись, на трон.

Братан, наблюдавший потоп тех, кому протежировал в осаде Трои, изменил первоначальное желание поддержать Зевса против Эос и сказал: – Мемнона нужно сохранить… Ахилла тоже,– добавил Посейдон.
– Париса, Агамемнона, Приама,– насмешливо рокочет Зевс.– Судебная система прогнила, я трибунал отныне распускаю. Идите вон!

После ухода богов Зевс заказал разговор с подземным царством Муту.
– Привет, мой друг. Как царствуешь в подземке? Слышал, что сошёл к тебе какой-то Йахве. Ты отпусти его ко мне на службу.
«Весьма польщён, что твоя особа вниманием почтила мой удел. До Йахве что, проходит стажировку он на палача. Дай мне срок, к тебе его тогда командирую».
– Желаю царствовать вовек. До связи.

Все стрелы Ахилл отбил рукой, и теперь поступью неотвратимо, свободно, зажав в кулак «перуны», пошёл на Мемнона и в горло вбил пучок, и захлебнулся яростью Мемнон. Он бредил Африкой знойной, Андромедой юницей любимой и армадой в парусах полосатых. Ахилл сорвал с искавшего славы шлем и стал расстёгивать пряжки, стягивавшие латы и поножи.

– Однако жаден ты, как последний нищий, до корысти1! Или ты ими сумеешь гордиться? Мы ли позволим тебе беспрепятственно вынести с поля оружье? – Одёрнул хапугу Сарпедон.

1 Военная добыча, трофеи

Внезапно налетели когтистые странные птицы. Одни стали клевать Ахилла, другие сцепились друг с другом. Кровь оросила тело Мемнона, Ахилл, спасаясь от когтей, роняя схваченные торопливо в охапку доспехи, убежал в храм, мужи военного совета тоже отступили во двор. Погибшие в остервенелой схватке птицы падали на труп Мемнона до тех пор, пока не скрыли его под пернатой грудой. Оставшиеся в живых исчезли также внезапно, как и появились.

Когда союзники разгребли заваливших Мемнона растерзанных птиц, тела царя царей под ними не оказалось.