Самая прогрессивная, самая передовая

1
  Летом 1970 года дома у директора Институт Тонкой Химии, профессора Георгия Ивановича Смирнова, шел разговор. Его супруга, Леокадия Семеновна, была озабочена положением их зятя, кандидата химических наук Андрея Егорова, который руководил лабораторией химзащиты растений в отраслевом Институте. «Жора, ты понимаешь, их Институт никому и на фиг не нужен  и в этой сраной лаборатории он сгниет. – говорила она, - Какие у завлаба возможности? Раз в год на неделю за границу съездить, и все. А доченьке  как жить? Ты об этом думаешь? У тебя есть влияние и в ЦК и в Коллегии МинМУДа (под этим благозвучным сокращением скрывалось Министерство по производству Минеральных Удобрений) придумай какой-нибудь новый Институт и выдвинь Андрюшку в директора. Он, правда, дурак, но директору ума и не надо, а семью он прокормит» - «Лёка, ты совсем дура или прикидываешься? - поинтересовался супруг, - нужна же важная народнохозяйственная проблема, Институт на пустом месте никто не создаст» - «Проблем навалом, - возразила супруга, она сама в недалеком прошлом была толковый инженер-химик, - девать некуда, так что ты уж мне-то лапшу на уши не вешай» - «Ну, чем болтать, назови, например, что-нибудь» - «Пожалуйста. Это мне раз плюнуть. Ионизация воздуха добавлением тяжелых ионов, чем тебе не нравится? Как носились с работой Сычева – и революционная, и передовая, и отечественная, великий эффект - и лечебный и профилактический, заграница от зависти сдохнет!» - «Мамочка, по-моему, эти эффекты – сущая ерунда, просто Сашка Сычев работал инструктором в ЦК, одни его побаиваются, другие – заискивают» - «Вот все твои возражения – действительно, ерунда, я же тебе не лечиться этими дурацкими ионами советую, я и сама в них не верю, а Институт для Андрюшки организовать! Сычев будет в Академии поддерживать, он в член-корры пробивается, ему это Институт очень полезен будет» - «Да, - уже слабо сопротивлялся Георгий Иванович, - А потом за границей нас оплюют, как «открытия» Лепешинской» - «Ну, и как от этого пострадала старая дура? – супруга имела ввиду, что создатель  бредовой теории самозарождения жизни Лепешинская умерла в довольстве и почете. – И, потом, ты помнишь, как Ходжа Насреддин брался за 10 000 динаров через 10 лет выучить ишака читать коран», (он говорил: «Или шах умрет, или я, или ишак издохнет, а  10 000 динаров – деньги хорошие!»). Георгий Иванович призадумался. перспектива отделаться от зятя и ему была весьма приятна: «У тебя, мать, не голова, а Совет Министров. Я подумаю и поговорю с  Иваном Егоровичем в отделе науки ЦК партии, как он скажет, старый пердун» - «И молодец. Садись обедать!»
2
 
   «Приветствую вас, Иван Егорович! – обратился Георгий Иванович к завотделом ЦК при очередном визите. – Как там просматриваются предначертания нашей великой и славной партии?» - «Хе-хе, - польщенно отозвался завотделом, - предначертания – это прерогатива ЦК, а мы что? Мы канцелярия, наше дело набросочек наметить, вождям предложить!» - «Да уж не скромничайте, члены ЦК знают цену и вашему опыту и вашим набросочкам!» - «Ну, может быть, может быть, со стороны виднее, не знаю…Мы сейчас намечаем план развития науки на ближайшую пятилетку, да что-то туго дело идет, мало новых важных начинаний, созвучных эпохе развитого социализма. А у тебя какие-нибудь предложения есть?» - «Да есть одна актуальная идея, добротная, отечественная» - и Георгий Иванович изложил план Леокадии Семеновны. Иван Егорович задумался: «Неплохо, неплохо, Сычеву это будет полезно, так что Президиум АН это поддержит, а как Минздрав и МинМУД к этому отнесутся?» - «Думаю, тоже поддержат. Минздрав за новый метод давно ратует, а в МинМУДе я - член коллегии и с Птичкиным поговорю, у нас с ним полное взаимопонимание» - «Ну, что ж, а у тебя какой-то кандидат на руководство новым институтом, наверное, есть?» - «Как не быть! «Кадры решают все!» – напомнил  Георгий Иванович весьма любимое большевиками изречение Сталина, - Есть в Институте Химзащиты перспективный растущий коммунист, Егоров, - назвал он своего зятя, - вполне подходящий парень» - ему не надо было напоминать чиновнику о семейных отношениях, тот все родственные связи советской бюрократии аж до седьмого колена в голове держал, - «Ну, будем думать. Ты пока обсуди в Министерстве и мне позвони» - «Будет исполнено!» - отчеканил Смирнов. Они иногда играли в солдатики, притворяясь рядовыми безотказными солдатами партии, хотя уже давно были алчными бюрократами. – «Да, чуть не забыл, - спохватился хозяин, - дай мне, пожалуйста, грузовую машину, я сына через неделю на новую квартиру перевожу!» - «О чем разговор, только позвоните – сразу же!» - отозвался Смирнов. – «И вот еще что, на новой квартире надо бы небольшой ремонтик сделать, ты же понимаешь, мы тут на виду, чуть что – сейчас же крик поднимается, мол, кумовство, семейственность! А при чем тут кумовство, ведь настоящий коммунист обязан заботиться о своей семье!» - «Конечно, Иван Егорович, семья - это святой долг каждого коммуниста, а на фоне наших объемов это для нас сущий пустяк. Пусть ваш сын мне позвонит, я его свяжу с прорабом и все будет сделано». В среде советской бюрократии использование казенных средств производства в личных целях было постоянным и общепринятым. Участники этого процесса делали вид, что оказывают мелкие товарищеские услуги, как они выражались «проявляют внимание», на самом деле – грабили государство. Когда профессор обратился к чиновнику с предложением, он прекрасно знал, что  за свою поддержку тот сдерет с него дань натурой, таковы были правила бюрократической игры.
3
 Следующий, у кого Георгий Иванович зондировал почву, был Заместитель Министра Здравоохранения. «Ну, и на кой хрен нам ваши ионы?», - по свойски поинтересовался зам. Они когда-то вместе учились в Университете Марксизма-Ленинизма для руководящих работников, списывали конспекты, удирали с лекций и сохранили приятельские отношения.  Георгий Иванович лукаво улыбнулся: «А я откуда знаю? – весело удивился он, - В пяти больницах проводились клинические испытания, ваша Коллегия утвердила отчет и рекомендовала метод к широчайшему применению. Мы и создаем Институт для всесторонней проработки метода и аппаратуры» - «Ты же знаешь, Георгий Иваныч, Сычеву для разрешения на применение метода нужно было решение Коллегии, а он нам в это время пробивал через ЦК приглашение на IV Медицинский Конгресс, мы бы ему какой угодно отчет утвердили» - «Ну, а раз утвердили – ничего не поделаешь, придется тяжелыми ионами лечить» - «Ну, раз сами обосрались – будем лечить ионами!» - весело заключил Зам. Ему все это было «до лампочки», он, как лечился в Кремлевской больнице – так и будет, а за новые методы и средства не он отвечает, эту ерунду придумал Институт  Биологических Проблем Академии Наук, они и в ответе. «Я-то сам исключительно «Зубровкой» лечусь, все перепробовал, - сказал хозяин, - «Старка» тоже помогает, но не так радикально» - «Нет, я, хоть и не медик, коньячок предпочитаю, - возразил Смирнов, -  говорят, сосуды расширяет» - «Коньяк при стенокардии хорошо, а от недомогания при простуде или утомлении – «Зубровка!» - «Приму к сведению, - с уважением согласился Смирнов, - базовыми учреждениями для проверки метода записать те же больницы?» - «Конечно. Они на свою шею дали положительные отзывы, вот теперь пускай расхлебывают. Но и вы будьте людьми, 5 квартир, метров 600 производственных площадей, лимиты по труду и там, по мелочи, фонды всякие» - «О чем ты говоришь, Василий Петрович, вы же наши заказчики! Это само собой. Готовьте перечни для включения в Постановление». Это был главный способ расширения объемов и штатов – поручения Правительства, только вовремя подсуетиться и все тебе, как на блюдечке с голубой каемочкой.
4
  С Заместителем Министра Минеральных Удобрений разговор у Смирнова был совсем легким: «Георгий Иваныч, ты хоть расскажи мне, в чем лечебная суть тяжелых ионов?» - спросил зам, - «Понимаете, Игорь Васильевич, - пояснил профессор, - среда обитания насыщена свободными радикалами, которые обладают огромной химической активностью. Попадая в биологические объекты, в том числе в человека, они вызывают реакции,  возбуждающие опаснейшие болезни, начиная с рака, и общее ускоренное старение организмов. Вводимые в дыхательные смеси, тяжелые ионы связывают свободные радикалы, в результате чего,  достигается поразительный терапевтический эффект. И геронтологические перспективы метода представляются весьма привлекательными» - «Это наших старперов в ЦК и Совмине омолаживать?» - «И не только их. Этой проблемой успешно руководит член-корр Сычев» - «Это бывший инструктор ЦК?» - «Он самый» - «Шустрый парень, однако! Да, интересная штука, никогда не думал». Заму на медицинскую перспективу метода было начхать, но создание нового института  давало финансовые вливания в отрасль, выделение жилого фонда, да и взаимодействие с Минздравом представлялось всегда полезным, поэтому он охотно согласился поддержать в ЦК идею организации нового отраслевого НИИ и поручил Техуправлению подготовку проекта Постановления. «Ты размещение как себе представляешь, новые здания строить?» - «Наверное» - «Ты посмотри Институт Фосфора, они выстроили новый цех, оказалось он не нужен, у них излишков площади тысячи две квадратных метров, может для начала хватило бы?» - «Спасибо, Игорь Васильч, обязательно посмотрю!» - «Дочка в Менделеевском Институте через полгода защищается, как ты думаешь, ей там найдется местечко завлаба?» - «Несомненно найдется. Конкурс же она преодолеет!» - Чиновники посмеялись. Все знали, что конкурсы на замещение должностей в НИИ – чистейшая туфта. Сообщения о них, согласно правилам, помещали в печати, а в тех редчайших случаях, когда наивные дураки со стороны присылали свои заявления, над ними потешался весь Ученый Совет. По конкурсу проходил всегда «свой», который, бывало, уже год исполнял обязанности завлаба или тот, для которого эта должность и предназначалась.
5
  Разговор в Госплане был еще короче. «А о кооперации вы думали? Ведь этому Институту понадобятся услуги и поставки со стороны целого ряда других предприятий и отраслей. Мы, знаете ли, не Америка, у нас плановое хозяйство, не заложим в планах взаимодействие с контрагентами и смежниками – ничего и не будет!» - «Конечно, Федор Степанович, конечно! Проект Постановления МинМУД готовит, он вам «на визу» придет, но я вам для подготовки принес предварительный набросок: видите, здесь и химия, и медицина, и машиностроители, и автоматика, и строители, и поставки оборудования – все есть» - И он подал начальнику отдела список смежников, подготовленный его зятем. – «И калькуляция, расчет затрат есть?» - «Пожалуйста!» - «Да, Георгий Иванович, с вами приятно иметь дело, что значит опыт руководящей работы! Ну, и что у вас получилось? Н-да, эка вы батенька размахнулись! - чиновники любили вворачивать ленинские словечки, это были, как бы знаки причастности к могучему ордену, - Придется вам аппетит поубавить» - «Вам виднее, Федор Степанович, раз надо - поубавим». К этому Смирнов был заранее готов: когда он дома назвал нужную цифру, зять чуть в обморок не упал, но Георгий Иванович ему объяснил, что руководство непременно урежет заявку наполовину – это было, как бы, ритуальное жертвоприношение, а потом все вершители отгрызут в своих интересах весомые доли и зять успокоился.
6
  Читатель ждет, когда же Георгий Иванович будет продвигать свое предложение, бороться за него, обосновывать, доказывать и отстаивать необходимость и целесообразность создания нового института – и не дождется. Во всей огромной системе управления народным хозяйством не было и не могло быть ни одного человека лично заинтересованного в экономии и эффективном расходовании казенных средств. Конечно, всем чиновникам, с которыми Смирнов обсуждал вопрос, это вменялось в обязанность, но ни у одного их них не было ни малейшего стимула, чтобы блюсти эту самую экономию. Если бы кто-то из них «возник» и воспротивился, то и ходатай и все остальные углядели бы в этом либо скрытую инсинуацию, либо плохой характер. В деловой бюрократической среде сложилась своя  специфическая этика. Особенно уважались два положения: первое – выступать в защиту государственных интересов уместно только в том случае, если при этом страдают и твои личные интересы, в противном случае это неприлично и считается карьеризмом и второе – признаются и рассматриваются только те претензии и соображения, которые основаны на официальных документах. Устные обещания и обязательства не принимаются во внимание, ссылки на них считаются проявлением неопытности или незрелости, например, упрекает один партнер другого: «Вы не выполнили таких-то обязательств!» - «А где это записано?» - «В таком-то протоколе (хотя бы и ерундового совещания)!» - всё, клиент спекся. А если следует ответ: «Но вы же сами обещали!!!» - все отворачиваются, смущаются - моветон…
7
   По неписаным бюрократическим правилам, главные хлопоты всегда возлагались на наиболее заинтересованное лицо: например, готовится защита диссертации, с какой стати рецензент должен утруждаться? Диссертант пишет отзывы сам себе, это называлось «рыба»: весь текст, без адреса и подписей, на похвалы не скупится, а чего стесняться, все же так делают? Или подали работу на Ленинскую премию – сами соискатели организуют обсуждение в авторитетных учреждениях и несут в Комитет решения Ученых Советов. Кто больше принесет – тому и премия достанется. Был случай в ГЕОХИ, руководителя проблемы обидели – он  не похлопотал, верное дело и лопнуло.
  Главным ходатаем по подготовке нового Постановления Правительства, оказался зять профессора Смирнова, свежеиспеченный доктор химических наук Андрей Егоров Он, как челнок, сновал по Институтам, Министерствам, Комитетам, дополнял и согласовывал, а вечерами жаловался на тяжкие труды и крайнее утомление. Леокадия Семеновна трунила над ним, над слабой молодежью и рассказывала, как они с папочкой в молодости пахали и никто им не помогал, все сами, а они, в таких условиях, на всем готовеньком и еще скулят.  Андрей жаловался на сквалыжность чиновников, которые норовят содрать с него три шкуры неубитого медведя. За каждую дополнительную строчку приложения к Постановлению ему приходится платить если не натурой, то векселями, он кипит и возмущается. Георгий Иванович, убежденный сторонник и патриот советской бюрократической системы терпеливо объясняет зятю, какие великие результаты достижимы на основе единоначалия, при правильном подборе руководящих кадров: «Ты вспомни, Андрей, все самые славные исторические деяния совершены самодержцами: Юлий Цезарь, Наполеон, Петр Первый, Сталин – все они творили великие дела только потому, что единоначалие – самый эффективный способ руководства. Все они, кроме Сталина, приходили к власти случайно, а наша партия нашла закон выращивания руководителей любого уровня. У них там какой-нибудь один Форд выбьется, а остальные таланты с голоду подыхают, а у нас, сколько надо руководящих кадров – столько партия и воспитает, причем первоклассных! Любого Эдисона за пояс заткнут. Ведь партия – это коллективный разум и воля рабочего класса, она не ошибется. – он взглянул на зятя, подумал и добавил, - А если какой-то наш руководитель недотягивает – не беда! Он же мобилизует творчество масс. Все руководители ленинского типа черпают неиссякаемую силу и энергию в массах. Вот и сравни: там мышиная возня, конкуренция, все друг другу мешают, пакостят, а у нас, под водительством партии все дружно сотрудничают: делают общее дело – коммунизм строят, чего им ссориться и враждовать. Наша система – самая лучшая, самая прогрессивная! Вот поэтому мы в кратчайшие сроки и достигли всемирно-исторических побед. А чиновники – живые люди, о себе, о семьях заботятся, это все нормально. Потом, ты не забывай о пережитках капитализма в сознании людей! Живем, ведь, не на облаке, есть еще у нас в отдельных людях и карьеризм, и нечестность, и бюрократизм, ничего, успешно изживаем, не сразу Москва строилась!» - «А как же при таком хорошем управлении все наши товары и лабораторное оборудование и машины намного хуже?» - позволил себе усомниться зять. – «Сравнил! Мы полвека развиваемся, а они 5 веков! Да еще такая война. Они, конечно, всякую потребительскую ерунду хорошо делать насобачились, потому что выгодно, а таких ракет, как мы – не могут, не умеют средства концентрировать. Погоди, помяни мое слово, мы их лет через 10-20 оставим далеко позади по всем показателям!»
  Именно такие идеологи единоначалия и возглавляли советскую администрацию. Все они были энергичными, волевыми, деятельными людьми ограниченного ума, при абсолютном отсутствии совести. Как писал классик соцреализма: «Где у других женщин выпуклость – у них выем». Пробьет час и они же уверенно придут к руководству постсоциалистической Россией: в Думу, Министерства, Банки и прочее.
8
  Вторую неделю Андрей корпел над штатным расписанием и каждый вечер обсуждал с тестем свои предложения. «Вот, Георгий Иваныч, самая трудная позиция: зам по научной работе. Очень хотелось бы Матлина» - «Да ты что, совсем обалдел?!» -  «А что такого?» - «Он же еврей!» - «А зато большой авторитет, светило - мировое имя…» - «Ну и что, все равно  МК не пропустит!» - «Да он, говорят, только наполовину еврей-то» - «Партийным органам и четвертушки много. Это же люди без родины! Сегодня ты ему большое дело доверил, а завтра он отвалит. И ты же отвечать будешь и за то, что дело провалено и за то, что доверился, тебе это надо?» - «Что ж их совсем не брать, что ли?» - «Можно и совсем не брать, наши, ничуть не хуже, они преуспевают только благодаря еврейской взаимопомощи, друг дружке помогают, тем и держатся. Но можно и брать, на неруководящие должности, а что он там делает – это только тебе известно» - «А как же ответственность, с кого потом спросить, взыскать?» - «Евреи народ трусливый, они от ответственности никогда не отказываются. Боятся. У меня у самого в Институте синагога. Лабораторией руководит Соколов, а все знают, что он кретин, голова там – Гитерман, а в расписании – Соколов, и никаких вопросов. Правда, от лаборатории за границу никто не ездит: Гитермана не выпустят, а Соколов – дурак, только срамиться, ну и что? Нам зарплата не за участие в конференциях идет!» - «А на научных сотрудников нет ограничений?» - «Есть, конечно, но договориться можно. Все же понимают, что работать надо, никто не копается…Замом, я тебе советую, профессора Федотова из ИОНХа, и внешность импозантная и в ЦК свой человек» - «Говорят, болтун, под ученого косит» - «Самое главное - собрать преданных людей, на которых можно положиться, которые не подсидят, сор из избы не вынесут. Вы не законы природы будете открывать, а тематический план выполнять, для этого Лайнус Полинг не нужен. Будет управляемый человек, и хорошо, а консультантом того же Матлина возьмешь, он и будет объяснять, что вы делаете».
  Подошла Майка, дочка профессора: «Вы за делами государственными не забудьте о семейных. Вспомни, папа, Томку, двоюродную сестру, твою племянницу, она же Ломоносовский кончила, ты ее в Техуправление засунул, она там ни богу свечка, ни черту кочерга и, главное, женихов нет, одно старье, а девочке уже двадцать шестой. Вы ее приспособьте в перспективную лабораторию, куда молодежь пойдет, она там живо замуж выйдет и тетя Лида рада будет. А то она мне сколько помогала!» - «Да, это верно. Умница, доченька, а то  мы с тобой все о высоких материях, а о насущном не думаем! Но это не составит труда. Томку не в лабораторию, а  в отдел испытаний возьми. Там народу много крутится, самое подходящее место, а она звезд с неба не хватает, ей исследования и ни к чему» - «Ну, что ж, так и запишем…» - «Да, чуть не забыл! – спохватился профессор, - Семенов, Главбух Министерства просил его пасынка устроить, а то, что-то стал пить много, надо от плохой компании оторвать, а Семенов очень нужный человек» - «А кто он такой, пасынок то?» - «Да техник-строитель. Запиши его в Отдел капитального строительства прорабом» - «А он вытянет?» - «А кто ж его знает, там видно будет, а пока Семенову угодим» - «Решено!»
  В Советском Союзе все штаты новых предприятий формировались, а старых – пополнялись, описанным здесь способом, поэтому соответствие работников характеру и условиям работы было чисто случайным. Ну, брали, черт знает кого, нашему забору двоюродный плетень, а оказался отличный работник, надо же - начальники потом со смехом делились. Конечно, была обширная область деятельности, где признанным лидерам предоставлялась большая свобода действий в подборе исполнителей – военная. В работах, по созданию вооружения, авиации, ракет и атомной энергии (читай – бомб), участвовали и евреи и кто угодно, там с доверенных руководителей спрашивали только конечный результат, но перенесение этого принципа на все народное хозяйство было абсолютно невозможно, ибо на корню подрезало бы бюрократические прерогативы, а это было смерти подобно.
9
  Наконец, все было согласовано, проект Постановления ЦК и Совмина полгода мотался по министерствам, комитетам, Академии Наук, потом был подписан. Директором Института Тяжело-Ионных Методов (НИИТИМ) назначен доктор химических наук тов. Егоров А.П. Открылось финансирование и в здании несостоявшегося цеха развернулись строительные работы. Георгий Иванович выделил зятю на время 3 лабораторных помещения и там свежеиспеченный директор вместе с заместителем по кадрам и режиму (а как же!), принимал на работу новых сотрудников. «Я от Федора Матвеича!» - бодро объявляет очередной кандидат, - «Здравствуйте, дорогой! Ну, как же, помним, помним! – радушно восклицает директор, -  как ваш батюшка поживает?» - «Да он мне не родной» - конфузится гость. «А это нам без разницы, - отвечает хозяин, мы же не родственными отношениями руководствуемся! Нам вас рекомендовали, как отличного специалиста, вот почему мы вас принимаем» - «А-а, это хорошо, - радуется гость, - а папаша в полном порядке…» - «Ну и прекрасно, передавайте привет!»
10
  Начался монтаж лабораторного оборудования. Ежедневно подъезжали машины и начиналась разгрузка, переноска, перевозка и монтаж лабораторного оборудования, мебели, машин и станков. Инженеры, техники и научные сотрудники, кто весело, кто со злостью, включались в такелажные работы. Постепенно, по мере развития советского идиотизма, грузчики и такелажники повсеместно исчезли. Их функции бездарно и опасно выполняли инженеры и научные работники. На огромном Туполевском КБ бригады конструкторов таскали фрагменты самолетов. А уж погрузка и вывоз своей продукции были святым делом ИТР промышленных предприятий, также, как и шефская помощь колхозам, овощным базам, стройкам, пионерлагерям и т.д. и т.п.. Сотни советских ВУЗов бесперебойно поставляли народному хозяйству толпы ненужных специалистов, их и использовали на всех повинностях. Рабочих оставалось мало, и их не отвлекали.
  «Куда же 30 металлообрабатывающих станков, - спросил один из инженеров-грузчиков начальника опытного цеха, - мы же будем электронные приборы делать?» - «Фонды выделены еще в прошлом году, согласно нашей заявке, теперь территориальная контора требует вывезти, мы и вывозим, а заявку писал отдел оборудования, они и знать не знали, какие приборы вы делать будете, - улыбнулся начальник цеха, - а раз станки выделены – отказываться нельзя, а то другой раз не дадут» - «Не по хозяйски» - ворчал инженер, - «Не более, чем все остальное» - отозвался начальник цеха. «Где-то без этих станков важные работы не сделают» - продолжал инженер – «В Советском Союзе все работы важные!» - философски заметил начальник цеха.
11
  Прошло 5 лет. НИИТИМ успешно развивал советскую, самую передовую науку. Разрабатывались аппаратура и методики, опытное производство выпускало новую технику, проводились исследования и клинические испытания, несколько аппаратов и лечебных методик было передано Минздраву, представлялись отчеты,  на ученом совете уже защитили диссертации полдюжины аспирантов. Все службы трудились, как положено: отдел снабжения снабжал, бухгалтерия считала, охрана охраняла.
  Заведующий лабораторией №3, профессор Кусков, в своем кабинете, за чашкой чая беседовал с Главным конструктором Семеновым: «Не выдержал климатические испытания новый генератор – накрылся, не работает» - по-свойски сообщил завлаб, - «И не должен» - хладнокровно отозвался конструктор, - «С чего бы это?» - встревожился Кусков, - «Согласно техническому заданию. Там написано, что он должен сохранять работоспособность после воздействия повышенной температуры, а испытываете при воздействии» - «А не один ли хер?!» - вскипел профессор (большинство советских ученых материлось, как извозчики, такой шик был, вроде бы «Вышли мы все из народа…»), - «Не один, – пояснил конструктор – если после воздействия, значит, нагретый прибор включать нельзя, а испытатели включают, он и подыхает» - «Вашу мать! Мы в вашей казуистике не разбираемся, когда писали ТЗ, вы соображали, зачем прибор нужен?» - «Мы разбираться не обязаны, - спокойно возражал конструктор, - писали по вашим исходным данным, вы утвердили – все! Поезд ушел».
  Разговор продолжался: «И что теперь делать?» - поинтересовался обескураженный завлаб, - «А ничего. Там комплектующие, которые при повышенной температуре не работают. Значит, в этих условиях и не включайте». – «Здравствуйте! Мы же договаривались в Среднюю Азию поставлять, там же жара» - «На будущий год включите нам в план разработку модификации, мы и доработаем. Получат казахи ваши генераторы года на два позже, ничего с ними не случится!» - «Это, конечно, так. Но у нас в III квартале намечены испытания в Алма-Ате, будет невыполнение тематического плана» - «А вы подайте в Министерство просьбу о корректировке плана за 45 дней до начала квартала, как положено, и – порядок!» - «Да придется».
  Что именно надо разрабатывать, производить, строить, выпускать, насколько эти работы целесообразны и экономически эффективны, в условиях советской экономики никто не знал и знать не мог, ибо эту информацию дает рынок, его же не было – не было хозяев. Таким образом, непосредственно, кровно, лично в выполнении планов никто не был заинтересован, поэтому придумали искусственный стимул: за выполнение выплачивалась премия, однако контроль был чисто формальным, ибо тоже никому не был нужен, и опытные люди легко его саботировали.
12
  В середине лаборатории Кускова стоял большой стол для обработки исследовательских материалов. Вокруг сидели пятеро лаборанток и обсуждали разные животрепещущие вопросы. Говорили о детях, у кого как растут, как учатся: «Ничего не жрут, я чудные груши купила – не нравится!» - «Лучше яблоки: почистишь – сама очистки съешь» - посмеялись. «А мои ничем не интересуются, мы совсем другие были» - все согласились. Потом выяснили, у кого гланды, кого в пионерлагерь надо собирать, одежды не напасешься, все рвут, не берегут… Иногда кто-то вставал из-за стола, подходил к своей установке, что надо переключал, корректировал и снова возвращался к дружеской беседе. Собственно, лаборанток здесь и не было. В Союзе шел непрерывный процесс искусственного возвышения характера работ. Постепенно такие незначительные должности, как «препаратор», «лаборант» и т.п. вышли из употребления, остались «инженеры», «старшие инженеры», «научные сотрудники», при этом содержание работ, конечно, не менялось.
  В кабинете у завлаба сидели двое старших научных сотрудников. Час назад они закончили разбор вариантов усовершенствования генератора и теперь обсуждали новые публикации толстых журналов: один выписывал «Неву», другой «Знамя», а Кусков «Новый Мир». Тогда утвердилось послевоенное поколение прекрасных писателей. Ученые были библиоманы, обменивались журналами и книгами, увлеченно обсуждали новые публикации.
  Болтовня была постоянной и естественной, штаты были раздуты, в лабораториях работало раза в 3 больше, чем необходимо. Зарплата шла по штатному расписанию, экономия никому не была нужна. При 100-процентной занятости, в трудовую деятельность было вовлечено намного больше народа, чем в потенциале населения содержалось работоспособных людей, поэтому примерно половина сотрудников была совершенно бесполезна, а в другой половине попадались и толковые и бестолковые, а иногда и 1-2 действительно хороших работника. Получали все примерно поровну, поэтому зависти не было, наоборот, трудоголиков жалели: вкалывает, как ненормальный, а получает больше нас процентов на 10, чему завидовать?
13
  Жена Начальника Генштаба Вооруженных Сил, генерала Ковшова, Лидия Степановна, плохо себя почувствовала. «Миша, - обратилась она к супругу, - что-то мне нехорошо, вот неможется и все! Приезжал сегодня доктор Сморчков из вашей поликлиники, говорит, дистония, советовал ехать в Швейцарию. Там в Цюрихе есть клиника Манна, очень, говорит, хорошо лечат» - «Ну, ты, мать, совсем обалдела! Это вся западная сволочь заголосит, что, мол, жена Ковшова в Цюрихе лечится, так с кем эти русские воевать будут, они же все раньше от дистонии передохнут!» - «Значит, всем можно, а мне одной нельзя?!» - «Да, пожалуй, что и так. Скажи этому ублюдку Сморчкову, чтобы посоветовал российский лечебный пункт, а то я его генералу позвоню – он ему такую свечу вставит, что сразу найдут!» - «Тогда лучше я сама разберусь. Мне Леокадия Смирнова, ну, что под нами живет, рассказывала, что ее зять, Андрюшка, командует институтом, там какими-то ионами очень хорошо лечат и тонус повышают» - «Да он с виду дурак» - «Дурак или не дурак, а  доктор наук! И уж соседку-то без обмана лечить будет» - «Ну, как знаешь» - закончил генерал.
14
  Услышав о решении Лидии Степановны, Директор НИИТИМа забеспокоился. Сам он в медицине не смыслил ни уха, ни рыла, но видел, что все умные люди относятся к методу иронически, а соседка в их «барском» доме слыла крепким орешком. Он поделился своей тревогой с Главным врачем институтской клиники, которая официально была научно-исследовательским отделением 7-й Градской больницы, где испытывались лечебные методы и средства, разработанные  во ВНИИТИМе. Главврач, благообразный, с академической бородкой клинышком, старый проходимец, профессор Сапрыкин, поинтересовался: «А какого лешего она к нам просится, ей что в Кремлевке места мало?» - «Да дуре-теще захотелось похвастаться, а я теперь гори синим пламенем!» - «Ну, ничего, не беспокойтесь, Андрей Петрович, - успокоил Сапрыкин, - не впервые нам такой снег на голову. Кусков вашей соседке так голову заморочит, что у нее все пройдет, даже то, чего никогда и не было!»
  Ковшову приняли «по высшему разряду», обласкали, обнадежили, ибо никаких заболеваний не обнаружили, и она, с глубокой верой начала лечиться. Знатную пациентку неизменно встречал Главврач клиники, часто заходили именитые доктора, внимательно осматривали, расспрашивали о самочувствии и впечатлениях, отмечали успехи в лечении. Лидия Степановна говорила супругу, что вполне довольна. Так прошли два месяца.
15
  Однако зимой состояние Лидии Степановны ухудшилось. Появились головокружения, ухудшился сон, пропал аппетит, побаливало сердце. Как-то в воскресение ей в туалете стало дурно. Она потеряла сознание и свалилась вперед. Очень крупная женщина распахнула головой дверь, по инерции проскользила через коридор,  уткнулась головой же в миску с водой - собачью поилку и застыла в глубоком обмороке. Генерал, на чьих глазах супруга совершила пируэт, перепугался до невозможности. «Эй, бабы!» заорал он, призывая дочь и прислугу, с их помощью поднял Лидию Степановну и уложил на постель, после чего позвал офицера-порученца: «Как тебя, Сашка, звони в медсанчасть, пускай ихний главный сам сюда спешит, я им, сволочам…, они у меня попляшут, убийцы в белых халатах, долечили, суки позорные, иху мать, небось опять жиды просочились!». Как всякий человек крепкого здоровья, ничем сроду не болевший, генерал презирал медицину и считал всех больных симулянтами, но на супругу его обобщения не распространялись. Порученец позвонил в поликлинику Министерства Обороны, посулил секретарю Главврача, что генерал Ковшов сейчас их всех раком поставит, а поскольку крутой нрав генерала был всем известен, через 10 минут медики были у постели больной. Диагностировав гипертонический криз и спазм сосудов головного мозга, эскулапы вкатили страдалице полдюжины инъекций, дождались, пока она оклемалась и успокоилась, обещали доложить начальству для принятия стратегических решений и удалились, оставив генерала в сомнении и беспокойстве.
  Поразмыслив, он позвонил старому приятелю – земляку и однокласснику, который выдвинулся на видный пост в Минздраве, рассказал о происшествии и попросил совета: «Понимаешь, Боря, беда в том, что все они мне кажутся шарлатанами. Баба у меня, ты же помнишь – конь с яйцами, ее никакая ни зараза, ни работа не брала, сколько она за мной по гнилым гарнизонам моталась, а тут вдруг ***к – и как неживая, а никто ничего не говорит. Криз какой-то – хуиз, причина-то всему есть, а ничего не поймешь».- «Лидке я помогу, - ответствовал земляк, - давай не будем мелочиться, чин у тебя, Мишка, о-го-го, я договорюсь с профессором Шумским, он академик и умней его врача в Союзе нету, но ты имей в виду, он человек независимый. Понравишься – будет лечить по совести, не понравишься – по правилам. Он такой, но зато уж что скажет – все точно, как в аптеке. К нему из-за границы приезжают» - «А он не еврей?» - «Чего не знаю, того не знаю. Но вот у нас в 4-ом Главке как навели расовую чистоту, так теперь сами же и боятся лечиться, так тебе что важно, чтобы у врача хер был необрезанный или, чтобы баба здоровая?» - «Прав, Боря. Это мне наши кадровики мозги заекали: того нельзя выдвигать, у него мать – еврейка, а у того, еще хуже – жена, я с ними и сам охерел. Нет вопроса» - «Тогда я тебе позвоню» - «Спасибо, браток!»
16
  Генерал вышел от члена ЦК Федосеева в плохом настроении. Он долго отбивался от заказа неких крылатых ракеток, которые были плохи и дороги, но потерпел поражение. В общем, он был к нему готов, поскольку знал, что Главный конструктор паршивых ракеток приходился Федосееву племянником, и тому отступать было некуда. Напрасно генерал толковал, сколько квартир можно построить бездомным офицерам вместо ненужных ракеток, член ЦК два часа морочил генералу голову и, напирая на насущные задачи обеспечения безопасности отечества, коими ну никак нельзя пренебрегать, добился от Ковшова согласия подписать договор на разработку и поставку ракеток. Как все военные, генерал уступал с трудом, теперь был зол и винил свой характер, который был, «как из говна пуля».
  А земляк накануне поговорил с академиком. Вскользь упомянув пост генерала, он рассказал, какая славная девка была Лида в юности и как она в далеких гарнизонах высокую мораль насаждала. По возвращении в свой кабинет, еще не остывший генерал  принял сообщение от земляка, вызвал машину и поехал за женой. Через час они вошли в приемную Шумского.
17
  «Здрасте-здрасте, - весело приветствовал громоздкий, мордатый Шумский супругов Ковшовых, - присаживайтесь, будьте, как дома. Ну вот, а теперь спокойненько расскажите, матушка, что вам не нравится» - «Мне удалиться?» – осторожно спросил генерал – «Зачем? Вы нам, голубчик, не помешаете». Лидия Степановна положила перед Шумским толстую лечебную карту, но профессор не спешил ее открыть, только внимательно всматривался в ее лицо, и она рассказала, что ее беспокоит. «А что с вами в Институте делали?» - полюбопытствовал профессор - Лидия Сергеевна ответила.  Шумский задал еще пару незначительных вопросов, потом взял ее запястье и недолго сосредоточенно слушал пульс. Наконец он отвел  взгляд от лица Ковшовой, посмотрел на генерала и доброжелательно улыбнулся: «С вами все ясно, матушка, успокойтесь, вы здоровы и, насколько я понимаю в жизни – вполне счастливы» - «А осматривать не будете?» растерянно спросила Лидия Степановна, - «Да незачем, я же говорю – все ясно и понятно» - «А чем же я больна?» - «А ничем. У вас, матушка, махровый климакс. Можете ничем не лечиться, а можете от нервов и головы всякую ерунду попить, я вам выпишу. А от болей в сердце – валидол или капельки Вотчала. А вы, генерал не пугайтесь, нисколечко ваши отношения и привычки не пострадают» Генерал почувствовал, что краснеет, Шумский его сразил наповал: «Когда же вы успели все про нас понять?» - сконфуженно пробормотал он. «Suum cuique», то есть, «Каждому свое», говаривали древние римляне, - весело отвечал Шумский. – Я ничего другого не умею, а этому научился. Садитесь-ка сюда, милые», он пригласил их к маленькому столику, налил по рюмке коньяку и вольготно расселся в кресле. «И мне можно?» - спросила Ковшова. - «Не можно, а нужно – для расширения сосудов! – назидательно сказал профессор, - Будьте здоровы!» - «Прекрасный коньяк!» - уважительно отметил генерал - «А плохой коньяк у медика – признак профессиональной несостоятельности, - усмехнулся профессор, - Значит, плохо лечит. А теперь расскажите-ка мне, Лидия Степановна, как вы в Петровске мораль утверждали?» Супруги засмеялись. «Ну-ну» - подбодрил академик. «Да что, профессор, там же от тоски сдохнуть было можно, а народ молодой, глупый, кровь играет! Началось все с того, что у нас соседи забузили, лейтенант с женой. Оба красивые и дурные. Она погуливала, а он начал пить и ее поколачивать. Ну, я, как-то после драки и не выдержала, поймала его за шиворот, приволокла к себе, ну малость повозила по столу  и говорю: «Ты это рукоприкладство кончай!» - а он говорит - «Да вы не знаете..» - «И знать нечего, ничего у нее не было!» - «Как же не было, а все говорят…» - «А ты дураков не слушай, говорят, что кур доят. Меня слушай. А еще будешь драться – я тебя так отмудохаю, что мало не покажется!», а во мне видите, профессор, 185, он был паренек складненький, но пожиже. «Катись, говорю, а мне жену пришли!» Приходит, я ей то же самое говорю: «Будешь шляться – налуплю! И Петьке, кавалеру своему скажи, я ему, сукину сыну, яйца оторву!» Ну вот, ребята сначала напугались, не хотелось позора, что их женщина побила, а потом привыкли,  и зажили душа в душу, ребята-то хорошие были» - «А раз хорошие, так и жить хорошо должны?» – спросил профессор, ему явно нравились гости. «Конечно, - подтвердила Лидия Степановна, - Ну, потом люди узнали, там ведь все на виду и повадились, у кого в доме нелады, ко мне ходить, я и стала людям помогать: кого припугну, кого утешу, а кому и делом помогу. Там ведь женщинам делать нечего, а вся дурь от безделья, и стала я им занятия находить: кого в колхоз, кого на склад, кого в кружки» - «Она там даже кружок французского языка организовала, представляете себе?» - вспомнил генерал. - «Да, один ссыльный старичок жил, знаете, как хорошо преподавал, они все по-французски читать научились! Потом Мишу перевели на другое место службы, мы переехали, а там уже слыхали, что Ковшова  мужиков бьет за плохое поведение, ну, опять потянулись люди, пришлось мне и там им жить помогать, и так все 10 лет, до самого переезда в Москву. А на самом-то деле, я никого не била, ну того соседа потрепала немножко» - «Один подполковник целый год рапорты в ГУРВО подавал, просил перевести к нам, хоть на капитанскую должность. Мне, писал, важно не карьеру сделать, а семью сохранить!» - «Да неудобно сказать, а многие благодарили» - «До сих пор помнят!» - подтвердил генерал.
  Гости поблагодарили и стали прощаться. «Позвольте спросить, профессор, - неловко сказал генерал, все-таки история с ВНИИТИМом не выходила у него из головы, - лечение тяжелыми ионами это дурость или жульничество?»  Теперь помялся академик: «Не знаю. Может быть, и то и другое, но не знаю. Достоверных клинических результатов нет, ни биохимическая основа, ни люди доверия не внушают. Никто из известных специалистов метод не применяет» - «Так зачем ей в этом Институте голову морочили?» - «Ну, как же, небось, сколько народу около этого дела кормится» - «И на кой черт такие институты?» - с досадой спросил генерал. «Скажите, генерал, - сказал ученый вместо ответа, - вы, наверное, заказываете много новых вооружений?» - «Конечно. Не просто много, а все» - удивленно подтвердил генерал – «А бывает, когда вам ненужное подсовывают и никак не отбиться?» - генерал вспомнил члена ЦК, подумал и кивнул: «Я все понял, если этим заниматься – всю жизнь потратишь и ничего не сделаешь» - «А лечить когда?» - «Так точно!»
18
  Генерал улучил минутку и соединился с Заместителем Министра Здравоохранения: «Вот такая была у меня история, - рассказал он, - и я обязан сообщить вам, что эти тяжелые ионы – чушь собачья, перевод денег и позор государству!». – «Да, есть еще у нас отдельные безответственные деятели, - охотно согласился Зам, - Спасибо вам, товарищ генерал, я немедленно и Министру доложу и на ближайшей коллегии обязательно вопрос поставлю! Мы призовем их к порядку и добьемся коренного улучшения в работе!» Генерал услышал знакомую риторику, поморщился и распрощался.
  Через неделю Зам принес Министру на визу проект плана работ МинМУДа. Показывая на строчку НИИТИМа, он рассказал Министру о звонке генерала Ковшова. «Ай-яй-яй! Но вы знаете, я тоже всегда считал, что это – херня, – сказал Министр, - а официальной депеши не было?» - «Да нет» - «А раз нет – визируем, если придет – покажите мне, тогда и будем думать» За нецелесообразность государственных расходов, а уж тем более – за здоровье населения никто не отвечал ни перед Богом, ни перед законом, незачем было и шум поднимать.
19
  Около дома нечаянно столкнулись две соседки, Смирнова и Ковшова. «Все хотела зайти, дорогая Лидия Степановна,- горячо заговорила Смирнова, - я до глубины души возмущена таким отношение к вам во ВНИИТИМе! Я зятю прямо сказала …» - «Погоди, соседка, - перебила ее Ковшова, пристально глядя ей в глаза, - ты мне скажи вот что: ты знала, что эти ионы – херня?» - «Да что вы, Лидия Степановна, как вы могли подумать, это же самый передовой метод лечения?!…» - «Стало быть, знала. Ну, Бог тебе судья» - Лидия Степановна повернулась и пошла домой.
Э.Алкснис      7.12.03.    Edu7