НЕ МИР, НО МЕЧ

1
    Виктора Жохова, ведущего конструктора ОКБ, вызвал Генеральный директор Луков, значит, предстоял серьезный разговор. Начальниками отделов и лабораторий на советских предприятиях иногда работали и полные дураки, но чаще просто недалекие, послушные люди, такими было легче руководить, поэтому, когда надо было решить важный вопрос, Генеральный советовался с ведущими конструкторами. Это были опытные и независимые профессионалы, дело свое они знали, а соглашаться на ненужную или невыгодную работу приходилось не им.
  «Слушай, Виктор Маркович, - начал Генеральный. Он был моложе Виктора, но всегда и ко всем подчиненным обращался на «ты», в советской бюрократии так было принято. Считалось, что таким образом проявляется социалистическое товарищество, которого и в помине не было. Тем не менее, обращаться к подчиненным на «вы» позволяли себе только люди с высокой культурой, которых среди российского начальства всегда было мало. - Ты о препарате «Буй» что-нибудь слышал?» - «Ничего, Юрий Матвеевич, авось вы что-нибудь расскажете» - как всегда на «вы» ответил Виктор, так было принято. «Так вот, этот препарат оказывает чудодейственное влияние на растения, - продолжал Луков, - по сравнению с ним вся наша агрохимия – говно.  Сейчас готовится Постановление ЦК и Совмина о развитии производства этого продукта. Ты поезжай в Ленинград, в НИИПХ, они головные, надо бы нам взять на себя автоматизацию этого дела. Вот  ты разберись, нет ли опасных осложнений, выясни, какие могут быть трудности, ну и постарайся понравиться генподрядчику, если эта работа тебе подойдет, возьмешь ее себе, не понравится – посоветуешь, кому лучше поручить».
  Жохов уже лет пятнадцать работал на военных, и ему это осточертело. Не то, чтобы не ладилось: наоборот: и получалось, и премии платили и работать помогали. Вообще в Союзе работы «на оборону» всегда считались самыми важными, приоритетными, но у Виктора постепенно созрело ощущение бессмысленности и бесперспективности этой работы, так оно потом и оказалось. Но это потом, а тогда Виктор просто верил своим наблюдениям. С каждым годом разработки военной техники неуклонно расширялись: предприятия развивались и расстраивались, создавались все новые и новые НИИ, ОКБ, ПКБ, опытные заводы и целые новые отрасли. Нетрудно было предположить, что «индустрия развития» (так Виктор назвал эту деятельность), сожрет все ресурсы и рухнет. Трудовые и технические резервы государства непрерывно перекачивались в оборону, а вследствие этого, вся невоенная продукция с каждым  годом становилась все хуже и хуже. Игрушки было страшно в руки взять, а сельскохозяйственная техника рассыпалась после первых же часов работы, поэтому деревни и сельхозугодья были усыпаны металлоломом. Этот перекос также грозил разрушением экономики. Но, кроме этого, вопреки стараниям идеологов,  угроза  войны с каждым годом представлялась все менее  определенной и неизбежной. До Войны все было ясно: надо защищать социалистическое отечество от капиталистических хищников. Под этим гипнозом прозевали нападение немецких социалистических фашистов. Потом долго готовились отражать агрессию американского империализма, поэтому развернули такую борьбу за мир, от которой, говорили, «камня на камне не останется». К началу 80-х годов и эта химера издыхала, между тем неимоверные масштабы военных разработок, производств, науки и образования пожирали львиную долю бюджета. Виктору стало понятно, что политики надрываются, доказывая реальность несуществующих угроз, только ради того, чтобы не допустить сокращения объемов военных ассигнований. Вот теперь, в 2004, кажется удивительным, что масса народа, занятая в разработках и производстве военной техники, молча трудилась, полагая, что этот «подъем» (в действительности - падение) будет продолжаться вечно, но тоталитарное государство не оставляло человеку выбора: хочешь зарабатывать – работай «на оборону».


2
  ОКБ, где работал Виктор, было крупным и известным, поэтому в Ленинграде его встретили с распростертыми объятиями. «И не раздумывайте, - шумели ученые, - препарат «Буй» - удивительнейшее вещество и для нашей страны его роль неоценима!» Химики увлеченно рассказывали: «Понимаете, его вносят в почву, когда растения идут в рост, и он прекращается. Растение развивается, но вверх не растет: междоузлия сокращаются, растение получается низеньким и крепким, выдерживает любую бурю. Его с большой выгодой применяют и за границей, а у нас эффективность препарата будет несравненно выше. Дело в том, что в нашей стране с континентальным климатом и частыми  ветрами, постоянны колоссальные потери зерна от полегания злаков, так вот, после обработки препаратом, их не будет совсем.  Потом, растения не расходуют вещество и энергию на бесполезную солому и от этого становятся крепче и плодоноснее. Неисчислимые прибыли от повышения урожайности процентов на тридцать, позволяют окупать заводы всего за два года! Но сказочные возможности препарата «Буй» этим не исчерпываются. Можно выращивать такие сельскохозяйственные культуры, которых вообще в природе не было, например, низкорослые вишни, яблони и груши, урожай с которых легко снимать прямо с земли, с помощью механизмов, и разные прочие, очень интересные вещи» - «А потребители, отведав этих плодов земных, сами-то не скукожатся?» - спросил Виктор, - «Нет, всего через две недели после применения препарата совсем не остается, ни в растениях, ни в почве - он полностью разлагается» - отвечали ученые, - «А механизаторы не будут чахнуть, как от ДДТ?» – продолжал допытываться Виктор – «Нет, вы знаете, он сродни веществам, которые есть в каждом биологическом объекте, организм на него не реагирует». Виктору стало ясно, что химики, так же как и он сам, истосковались по полезному, содержательному делу. Они тоже долгие годы работали на войну и им эта работа вконец обрыдла.
  За несколько дней он познакомился с технологией производства препарата, с планами проектирования и строительства, с расположением предполагаемого завода. Оно тоже было приемлемым. Дело в том, что в Союзе исповедывалась чисто искусственная концепция развития промышленности на окраинах: в Сибири, Средней Азии, на Алтае и т.п., где не было ни жилья, ни кадров, надо полагать, для сохранения при ядерном конфликте, но этот завод намечался в Ельце, где и народ живет, куда и доехать можно. В автоматизации подобных химических технологий у Виктора был немалый опыт, он прикинул, как могла бы выглядеть автоматика производства, и поделился с учеными. Кое-какие предложения они отвергли, но главное поняли и одобрили. Напоследок выпили по стаканчику казенного спирта за плодотворное содружество, и стало совсем хорошо. Представили себе интерьеры цехов и помечтали, как будут выглядеть пульты управления и мнемосхемы, на которых будет отображаться состояние технологических процессов и аппаратов. Договорились о контактах, попросили Виктора сделать аван-проект, это такой набросок, вроде технического обещания, и он пошел откланяться к начальству.
   Директор Института сказал: «Передайте привет многоуважаемому Юрию Матвеевичу, ждем от вас предложения для Постановления Правительства через три месяца».  В этом предложении ОКБ должно перечислить, что им нужно выделить и какую оказать помощь для выполнения работы: материалы, оборудование, «лимиты по труду», то есть дополнительный штат и прочее. Перечень приложат к Постановлению Совмина и все, кому не удастся увильнуть, будут помогать ОКБ. А сначала аван-проект. «А насколько дело-то верное, ведь эти три месяца придется нам на ушах постоять?» - спросил Виктор – «Вернее верного, – отвечал директор, - Мы с Институтом Биологии представляли аналитическую записку и Технико-экономическое обоснование в Комиссию Политбюро! (директор поднял палец и сделал многозначительную паузу). Наш Министр докладывал -  полнейшее одобрение. Понимаете, это не наша инициатива: сам Генсек требует принятия неотложных радикальных мер для повышения урожайности. Вот почему товарищ Куприянов лично курирует это вопрос и торопит нас с подготовкой проекта Постановления. Так что не извольте беспокоиться!».
3
  Луков выслушал доклад Виктора, с планом подготовки работы согласился, но недовольно покрутил головой, узнав, что подготовкой Постановления руководит не самый авторитетный член ЦК, а, казалось бы, не все ли равно? Нет, не все. Основной стиль поиска и принятия важнейших экономических решений назывался волюнтаризм. Это значит, за основу принималось не научное обоснование, а мнение или блажь высокопоставленной особы, которая предлагала это решение, всякие же Министерства, Комитеты и Институты представляли требуемое обоснование, то есть только наводили внешний лоск. Так и строились нерентабельные заводы, прокладывались ненужные каналы, открывались пустые прииски, и т.д. и т.п. Поскольку решения были в равной мере необоснованными, успех начинания целиком зависел от влиятельности заступника – сейчас эта роль  скатилась до лобби, а тогда двигателями выступали члены Политбюро. Если говорили: «Этим вопросом занимается Рыбин!» – значит, ассигнования будут выделены, а если Куприянов, то это бабушка надвое сказала. Советские директора, как правило, своего мнения не имели и ориентировались на руководителя верхнего уровня, так и образовывались «властные вертикали». К экономике страны все это не имело отношения, поэтому прогнозировать пути научно-технического развития можно было только по бюрократическим настроениям, что опытные директора, вроде Лукова, и делали. Насквозь фальшивый Научно-Технический Прогресс икнулся России на этапе приватизации: оказалось, что передовые социалистические предприятия не стоят ломаного гроша, ибо их продукция неконкурентоспособна, так ведь никто же другого и не добивался?
4
  Лабораторией, где работал Жохов, руководил скромный недалекий инженер Мухин, типичный «совок». Его главными принципами были: выполнять волю руководства и не мешать работать подчиненным. Когда эти принципы не вступали в противоречие – работа получалась, когда вступали – работа шла «в корзинку», что правилами игры допускалось. Иногда возникали «накладки», тогда восстанавливали содержимое «корзинки» или выбрасывали готовую продукцию, от этого в Советском Союзе никто не страдал. Если работа удавалась хорошо или выполнялся важный заказ, все работники получали премию, но заработок мало зависел от реального вклада каждого участника, да и оценить этот вклад было некому. От всего этого чувства личной заинтересованности и ответственности сохранились у меньшинства работников: только у тех, в чьих генах они были заложены Господом Богом. По американской статистике эта группа составляет около 20%, здесь их  было значительно меньше, ибо ее члены были в невыгодном положении и слыли чудаками. Впрочем, в этом было и свое преимущество: когда эти «белые вороны» вступали в контакт, они быстро опознавали собрата и потом бескорыстно друг другу помогали, иногда на этом вся работа держалась.
  Всего в лаборатории работало человек 30: инженеры, лаборанты, макетчики. электромонтажники, сборщики, еще – вспомогательный персонал: машинистки, копировщицы, завхоз и другие. Тут, как и в каждом подразделении были  свои «яйцеголовые» генераторы идей, высококвалифицированные инженеры - надежные исполнители, безынициативные трудяги, а еще – безработные: хорошие люди, которые от природы не умели и не хотели ничего делать. По американской статистике они составляют около15% и представлены бомжами, в Союзе бомжей не было, поэтому эти люди входили в состав каждого предприятия, подразделения, рабочей группы. Самые занудные начальники половину своего времени тратили на то, чтобы загрузить эту категорию хоть какой-то мало-мальски полезной работой, а более независимые руководители плевали на это и предоставляли убогим делать, кто что хочет. Они, конечно, очень выручали, когда надо было исполнять очередную трудовую повинность: ведь люди постоянно направлялись для помощи в колхоз, на овощебазу, на стройку, на уборку и т.п., поэтому ни у кого не вызывали раздражения. Ведь свою зарплату они не за твой счет получали.
  Поскольку личная материальная заинтересованность работников была сведена, если не к нулю, то к минимуму, оставался, на первый взгляд, один стимул – трудовая дисциплина. Первоначально «стимулом» назывался кол, которым римляне погоняли волов, трудовая дисциплина  была гораздо менее эффективна. Вот почему все большие, средние и маленькие начальники непременно должны были состоять в партии, только это давало косной системе требуемую управляемость, ибо исключение из «рядов КПСС» означало  «волчий билет» и гражданскую смерть.
  В безнадежно внеэкономических социалистических условиях, гораздо заметнее и ощутимее оказывались другие стимулы, совершенно нематериальные, но реальные: интерес к работе, чувство собственного достоинства и уважение собратий по профессии. Надо признать, что при нормальной экономике, эти нежные факторы слабее чувствуются: естественное человеческое стремление заработать, их многократно превосходит  и, поэтому, скрывает.
5
  Самым умным в лаборатории был чудный теоретик, Саша Пинскер. Немолодой, бывший фронтовик, с детски чистой душой, он обладал изумительным знанием математики, и мог любую проблему в два счета распотрошить и представить в виде математической модели. Никакой связи между своими чисто виртуальными представлениями и их физическим воплощением он не видел, и если объект не подчинялся описанию, Саша считал, что тем хуже для объекта. Устройства реальных приборов он не знал и не понимал, поэтому ему их в руки не давали: он их моментально портил. Как все, постоянно сосредоточенные люди, он был анекдотически рассеян.  Подсунутое в портфель трехкилограммовое железо он безотказно уносил домой, даже не догадывался выкинуть дома, и пер металлолом обратно – ну мало ли, что пошутили, а может это нужное, поэтому  разыгрывать его было неинтересно. Однажды утром он вынул из кармана ручку от сковородки. Внимательно ее разглядывая, он бормотал: «Значит, я ее вместо чего-то положил, - потом охлопал свои карманы и безрадостно заключил, - так и есть, ключи забыл!» Он мог задуматься в разговоре или письме, и тогда конец фразы никак не был связан с ее началом. Писал он анекдотически безграмотно, и, если бы его не приняли в ВУЗ без экзаменов, как фронтовика, он бы нипочем не попал: он просто не смог бы написать заявления о приеме. К нему постоянно обращались за помощью и консультациями, и он, от природы ангельски добрый, охотно и совершенно бескорыстно помогал всем, кто обращался, даже не спрашивая имени и принадлежности, сначала помогал, а потом интересовался: «А ты откуда?».
  Самым сильным инженером-практиком был Слава Добавин. Бог одарил его могучей технической интуицией. Он отродясь ничего не читал, кроме справочников и журнала «Радио», но мог сконструировать, собрать и наладить любое устройство, в том числе далеко выходящее за пределы его знаний и эрудиции. Он верховодил конструкторами и макетчиками, и те его обожали и за мастерство, и за веселый легкий нрав, и за активное участие в пьянках. Он охотно брался за любую задачу, и все у него отлично получалось, но определить принципы действия предварительно должен был кто-то другой, например, Саша. Они друг другу симпатизировали, но существовали, не соприкасаясь, в параллельных мирах. Слава никогда не прорабатывал альтернативных вариантов: он сразу находил единственный лучший, хотя не мог объяснить, почему. Он любил экстремальные ситуации: авралы, штурмы, когда все со страху прятались, оставляя ему всю полноту руководства и ответственности. Он никогда не позировал, но прекрасно выглядел в эти часы: командовал уверенно и бесстрашно, ни на кого не оглядываясь, и неизменно выходил победителем из самых трудных положений. Как всякий русский веселый талант, был, естественно, пьянчугой, и в периоды срочных работ Виктор не должен был ни на минуту терять его из виду. Собираются на заводе проверять аппарат с новым регулятором: «Где Слава?» - «Ушел в гостиницу» - «Как, мать-перемать ушел?!» - «Да, сказал, сегодня, видно уже не будут новый регулятор гонять, и ушел» - «Давно?!» - «Да уж час прошел» - «Ну, что там, Виктор Маркович, пускаем?» - «Откладываем. Слава час назад в гостиницу ушел» - «Да, конечно, час – это необратимо», печально соглашается начальство. Оно, как и Виктор знает, что Слава с соратниками-собутыльниками уже допивают третью. Работа сорвана, но завтра, Слава в судороге раскаяния, вылезет из кожи вон, и схема, хотя бы и негодная, будет работать, как часы. В долгую нудную эпоху, когда главенствовал  противоестественный еретический принцип «Незаменимых людей нет, как нет и безвыходных положений», адепты которого положили страну на обе лопатки, нечеловечески трудно было доказывать непреходящую ценность таланта Славы и ему подобных тупорылым советским администраторам, которые просто не понимали сущности и значения одаренности. «Что вы заладили: талант-талант, вам кто нужен, скрипач или инженер? Ничем ваш Добавин не лучше других советских инженеров, а их – как собак нерезаных, - возражает начальник отдела режима, - он и ВУЗ-то закончил вечерний. Давайте назначим Иванова (Петрова, Сидорова), он из Бауманки, не Добавину вашему чета! У вас там, небось, кумовство, наверное, вместе выпиваете - поэтому и талант». Беда была в том, что все эти советские руководители никогда и ни за что не отвечали, в результатах работы никак не были заинтересованы, и качество разработок им было «до лампочки», сплошная электрификация!
  Был Володя Манский – красавец и умница, обаятельный парень, прирожденный организатор. Он внушал людям такую сильную симпатию, что никто не мог против нее устоять, и все сотрудники, заказчики, партнеры и конкуренты соглашались с любыми его предложениями, раньше, чем догадывались, что им это невыгодно. Особых способностей к технике у него не было, но он чутьем определял тех, у кого они были, и привлекал их к работе так, чтобы польза от них была максимальной.
  Был генератор идей Изя Гохман. Светлая головушка его была всегда готова выдавать неожиданные, оригинальные решения любых технических задач. Он был добрый и дружелюбный человек, но очень дорожил своей интеллектуальной собственностью, и на каждую новую идею немедленно оформлял авторское свидетельство, а, поскольку он их пек, как блины, он успел их накатать не менее сотни. В 90-х он отвалит на Запад и вся эта титаническая работа обратится в прах. В Союзе было немало увлеченных изобретателей, которые существовали или подкармливались авторскими вознаграждениями. Они воздвигли гору изобретений, не стоивших выеденного яйца, потому что их экономический эффект был выдуманным. К сожалению, в этой горе, как в куче навоза, бесследно пропадали жемчужные зерна.
  Был Сережа Мамедов, чудный инженер-дизайнер. Он придумывает такое расположение приборов, сигнальных табло и надписей, чтобы оператор с одного взгляда понимал, что делается в технологических аппаратах, это очень важно: чем выше «скорость опознания ситуации», тем меньше ошибок случится при управлении производством.
  Была Наташа Трубочкина, хороший инженер и незаменимый помощник. У нее был свой особый дар: понимать жизнь - что происходит, понимать людей - кто чего хочет, понимать сущность всяких отношений и намерений. Это особая редчайшая способность понимания, ее носители в человеческих сообществах играют ту же роль, что и ферменты в клеточной протоплазме, которые инициируют все реакции: благодаря им другие люди тоже обретают взаимопонимание и находят свое место. Она опекала новичков и неудачников, умела делать все, что угодно и безошибочно бралась именно за дело, наиболее нужное в данный момент.
6
   Вот в такой прекрасной компании, Виктор стал готовиться к новой работе. Вместе с Сашей наметили необходимые теоретические изыскания, методическое и метрологическое обеспечение. Это такие документы, без которых важные работы могут быть выполнены неправильно или неточно. Саша сам их в жизни не напишет, а если напишет – никто не прочтет, но это от него и не требуется. Их напишет Наташа, которая получит от Саши исходный материал в виде неразборчивых и бессвязных черновиков с формулами и вычислениями и сделает из них конфетку. Самое главное – определить, чем надо управлять и что мерить. Чтобы конечный продукт имел нужное качество, надо строго выдерживать технологический регламент. Это такая пропись, где записано, какую температуру, давление и состав следует поддерживать в реакторах. Если эти условия не обеспечить, то продукт получится плохим или негодным. Но это еще в лучшем случае, в худшем – аппаратура будет испорчена, или, не дай Бог, вовсе взорвется, и так бывало. Чтобы автоматически поддерживать требуемый режим, регуляторы должны работать по определенному закону, а измерители – давать этим регуляторам точные сведения о параметрах процесса, так называют количественные характеристики. Но если приборы будут слишком точны и совершенны, они будут дороги и ненадежны, поэтому надо еще определить, насколько автоматика может врать, без вреда для качества. А чтобы все это рассчитать, надо найти справочные сведения, а Интернета тогда не было, и вот Саша погружается в справочники и диссертации и откапывает, и думает, и считает.
  А Слава, по мере получения данных от Саши, соображает, какие взять приборы, какие делать заново. Он любит наиболее сложные, хитрые, новейшие, а надо наоборот, брать самые простые, ибо золотое правило проектировщика: самое плохое техническое средство, решающее задачу – это и есть наивыгоднейший вариант. Конечно, это верно, когда между ценой и качеством есть прямая зависимость: чем прибор лучше, тем он дороже, в Союзе же часто бывало наоборот, и тут разработчика выручала только осведомленность, типа: «N-ские приборы дорогие, но негодные, а М-ские – дешевые и хорошие» и т.п. Слава «озадачивает» своих ребят и  они ищут нужные компоненты. Он же намечает разработку приборов, которых нет в природе, поэтому они делают и исследуют макеты. Это упрощенная часть прибора, на которой можно проверить какое-то качество будущего изделия, например, точность или стойкость при повышенной температуре или еще что-то в этом духе, чтобы в настоящем приборе применить уже проверенное решение.
Если неизвестно, как прибор должен работать – подключается Изя. В своей бездонной памяти он откапывает что-то похожее, додумывает недостающие способности и передает предложения для макетирования и исследования.
  А Володя уже намечает проект будущей АСУ ТП – автоматизированной системы управления технологическим процессом. Он пишет алгоритмы и программы – математические описания пуска, останова и нормального ведения технологических процессов. Все аппараты надо включать в определенной последовательности, притом один нужно продуть, в другом поднять давление, третий разогреть до требуемой температуры, и пока не нагреется, Боже упаси включить следующий! Он прикидывает, как расположить щиты и пульты управления и какую на них вывести информацию. Дело тоже хитрое: аппаратчик должен видеть все, что ему нужно для управления режимом и ничего лишнего, иначе он запутается и наделает ошибок. Чтобы этого не случилось, применяют особую автоматику: «защиту от дурака», она не исполняет ошибочных или опасных команд персонала. На Чернобыльской АЭС она тоже была, ее для исследования отключили, а потом вдохновенный творец этой мирной атомной бомбы, академик Александров скажет, что программу рокового эксперимента писал сам дьявол… В отличие от мудрого и интеллигентного П.Л.Капицы, который понимал опасность любого творения рук человеческих, это был ученый советской формации, для которого моральных ограничений не существовало, чего думать, ведь партия – ум, честь и совесть эпохи! «Партия сказала: «Надо!» –  значит, будет сделано!, он сделал несчастными тысячи людей и вышел сухим из воды.
 А лаборатория трудится в поте лица, и контуры будущей АСУ ТП становятся все более отчетливыми. Мудрый Зам по науке с интересом рассматривает прорисованную архитектуру системы, и бормочет свою излюбленную шутку: «Ну что ж, уже мажется, но еще пахнет!» - это из старинного анекдота времен Войны, об изобретателе, который делал из дерьма сливочное масло.
  Однако, за эту работу еще никто не платит, она остается «внеплановой» и они продолжают разрабатывать  незавершенную систему автоматики стартовых сооружений.
7
  Работы «на оборону» исполнялись по особым правилам. Такая существовала в Союзе «двойная бухгалтерия». В ХХI веке появится осуждающее выражение «двойные стандарты», а они были всегда, и не в переносном, а в буквальном смысле: продукцию для промышленности делали по одним стандартам, «на оборону» - по другим. Там были не только более высокие требования к качеству, там весь порядок работ был совсем другой. И комплектация, и производство, и, тем более, проверка готовой продукции, все другое. Даже люди другие, более квалифицированные и высокооплачиваемые. По расчетам Виктора разработка и выпуск военной продукции обходились втрое дороже.
   Интересно отметить, что, так же, как и теперь (2004), никто не думал о практической ценности и перспективе развития этих работ. Изначально проникнутый патернализмом, верой в отца-благодетеля, хозяина-начальника, российский народ охотно и доверчиво принимал официальную пропаганду за чистую монету и в массе, никакими сомнениями не мучился. В нормальных условиях, при капитализме, наемный работник, волей-неволей вынужден вникать в суть дел работодателя, чтобы оценивать его (и свое!) будущее, то есть прочность своего положения: вдруг эта продукция не потребуется, владелец прогорит, а ты – ищи работу. При социализме же люди напрочь освободились от тревоги и ответственности за свою судьбу, передав ее в руки родного государства, гаранта всего на свете и совсем разучились о себе заботиться. Поэтому, в отличие от Запада, политические лидеры здесь вольны принимать любые решения, какие заблагорассудится, никакого спроса не будет. Безумное количество произведенных ракет, атомного и химического оружия, обычных вооружений, в сотни и тысячи раз превышает максимально потребное при самых опасных внешнеполитических ситуациях. Оказалось, что советская плановая «научная» экономика просто игрушка в руках силовиков-генералов.
8
  Но мало того, что эти вооружения были ненужными, они были, к тому же плохими. Их качество губила секретность. Нелепая система засекречивания работ была придумана в двух целях: во-первых, чтобы обосновать содержание колоссального аппарата ГБ, и, во-вторых, для максимального влияния спецслужб на исполнителей работ. В итоге же работа не только тормозилась из-за отсутствия необходимых документов и справочных материалов, но, что хуже, пропадала возможность объективной оценки результатов работ и их перспективы.
  Руководил режимом в ОКБ отставной полковник госбезопасности Связкин, недалекий, но благонамеренный и искренний человек. Он свято исповедовал веру в высшую ценность секретности и не допускал никаких компромиссов. Вообще, существо дела в советское время полностью игнорировалось: нарушены правила – и все, поэтому работа спецслужб объективно приносила громадный вред, вопреки их намерениям. Однажды Серега Мамедов с двумя отличными конструкторами, в командировке, устроил пьянку с французскими туристами. Местный гебешник донес по начальству, дошло до Связкина и прекрасные, талантливые работники были немедленно уволены, невзирая на полное незнание нашими французского, а французами – русского языка, то есть абсолютную невозможность преступного сговора.  После выхода в свет книги Богомолова «Момент истины» Мухин спросил у Связкина, много ли было удачных операций у «Смерша». Подумав, Связкин поведал: «Да, многие операции им удавались, но их успехи, все-таки, были локальными. Масштабные успехи приносили массовые операции, которые мы, то есть КГБ, проводили. Вот, например, как только калмыков депортировали, так мы сейчас же всех офицеров-калмыков из строевых частей отозвали. Там ведь на передовых за каждым не досмотришь, возьмет и перейдет к немцам. Мы их поснимали, поэтому никакой измены не было. Или вот, надо было сохранить секрет «Катюш». Всякий, кто побывал на передовой, мог войти в контакт с немцами. Ну, подумаешь, офицера три часа не видели, а он уже завербован, или сам нанялся шпионить. Все бывало. Мы и решили: в состав ракетных подразделений ни одного человека, хоть раз побывавшего на фронте, не допускать. Тоже, очень эффективная мера была». Мухин и Жохов с ужасом слушали этот бред, который излагался с подкупающей искренностью и полнейшей уверенностью в правоте дела. Чем хуже ремесло формализуется – тем важнее личный опыт. Поведение человека в бою более всего связано с пережитым опытом, поэтому  «обстрелянный» боец стоит десятка «необстрелянных». Значит, в частях реактивной артиллерии опытных бойцов даже быть не могло, из-за чего они  были гораздо слабее, чем должны были быть, да и среди калмыков, чеченцев, крымских татар и прочих отверженных, хороших воинов потеряно было немало.
  Влияние секретности на разработки было точно таким же. Предполагаемые потери обороноспособности за счет возможной осведомленности противника многократно перекрывались снижением темпов и качества секретных работ. Известно, что Советский Союз быстро догнал США в работе над атомными бомбами, которые выполнялись строго секретно, но безнадежно и навсегда отстал в совершенно открытых разработках микроэлектроники.
  К сожалению, наступать на грабли – наш национальный российский обычай. Нынешние (2004 г) поборники секретности толкают российский Научно-Технический Прогресс в ту же самую яму (см. процессы Бабкина, Сутягина, Данилова). «Они ничего не поняли и ничему не научились».
9
  Система материального поощрения состояла из премий, которые выплачивались при выполнении планов и при завершении работ. Поскольку план составляли сами разработчики, невыполнения быть не могло, и премии рассматривались, как законная и непременная часть зарплаты, которую руководство могло отнять только по заведомо скандальным причинам. Размер ее  определялся в долях от затрат, поэтому разработчики были кровно заинтересованы в завышении стоимости работ. Однажды к Виктору обратился солидный и добропорядочный конструктор Слава Морозов: «Какие приборы ты  намечаешь использовать в наших новых системах?» - спросил он. Виктор объяснил, что начат выпуск приборов нового типа, более простых и надежных, на которые и следует переходить. «Но они же, по-моему,  дешевле?» - «Значительно!» - ответил Виктор. «Но тогда делать этого нельзя» - спокойно и убежденно, как очевидное,  возразил Слава. Виктор задумался. Принимать нерациональные технические решения инженерам по натуре всегда неприятно, «против шерсти». Возникает внутренний протест,  смесь эстетических и экономических возражений, нарушение профессионального кредо. За это приходится платить чувством собственного достоинства – недешево. В общем, плохо, но ничего не поделаешь, урезать своими руками заработок сотрудников он не может, тут уже совесть восстает. «Да, ты прав, ничего не поделаешь, придется оставить старые» - согласился Виктор, Слава кивнул. Таким-то вот путем, уродливые экономические условия закономерно и неуклонно вели к ухудшению качества работ.
   Мало того, вместо стимулирования успешной деятельности «затратная экономика» приводила к противоположным результатам. Однажды на Лейпцигской Выставке удостоился Большой Золотой медали прибор, который сделала лаборатория одаренного и скромного Рауля Сафо. Поскольку на разработку добросовестные люди мало израсходовали (говорилось списали) денег, премия выходила маленькая. Это было обидно: мировая слава, а премия грошовая. Директор поплакал в Министерстве, там прониклись, сжалились и разрешили отнести на эту работу затраты с разработки другого прибора, на который денег списали много, а толку не было.  Теперь вышла премия большая и директор, на радостях, взял половину себе и своим приближенным, а что, он же хлопотал, если бы не он, вообще копейки были бы, разве не так? Четверть он отвалил разработчикам негодного прибора, ведь это на их зарплату была начислена премия, как их обидеть? Остальное он честно отдал разработчикам прибора, отмеченного премией. Рауль обозлился и пригрозил, что напишет в газету, дирекция испугалась и добавила им денег, но в отместку лишила лабораторию квартальной премии в связи с невыполнением плана. Рауль все понял и уволился, а его, дотоле преуспевавшая, лаборатория тотчас же захирела и уже никогда не оправилась. Талант вообще незаменим.
10
 «Ну, как дела по препарату?» - спросил Виктора Мухин. «Аван-проект готов, можем представлять заказчику, а дальше – как скажете, даст Луков отмашку, мы и поскачем» - ответил Виктор. - «Как  будет Постановление, без денег мы работать не можем. Аван-проект я смотрел, а почему там нет машины централизованного управления МП8000?» - «Потому что не нужна!» - «А Лукову нужна. Их делает наш филиал и ему, для укрепления престижа ОКБ очень хочется показать в новых работах самые современные средства». - «Ничем не могу вам с Луковым помочь, вот расчет: чтобы МП8000 окупалась, надо не менее 500 контуров автоматического управления, а у нас – 40». Мухин сморщился, как от лимона: «Неуправляемый ты человек, Маркович,- с досадой произнес Мухин, - То ты галдишь, мол, надо искать оптимальные решения, то окупаемость, а с нас никто не спрашивает ни оптимальных решений, ни окупаемости. Мы должны в сроки уложиться, и чтобы руководству нравилось. У них же свои соображения, поважнее окупаемости». - «Ну, Митя, придется Лукову это пережить. Набралось бы хоть 200 контуров, можно бы и плюнуть на окупаемость, а сейчас мы, вместе с Луковым, будем выглядеть дураками» - «А судьи кто?» - перешел на Грибоедова Мухин, однако настаивать не стал. Значит, понял.
  Аван-проект и предложения передали в Министерство и стали ждать.
11
  Коллегия Министерства собралась на важное заседание – рассмотрение проекта плана  будущего года. Коллегию составлял цвет отрасли: руководство Министерства, Начальники Главков и Объединений, их Заместители, директора крупнейших предприятий, проектных и научно-исследовательских институтов, виднейшие деятели науки и техники. Пришли приглашенные гости: из смежных отраслей, из Военно-Промышленной Комиссии, Госплана, Госстроя. Зрелище было внушительное: важные, значительные лица, ордена, лауреатские и депутатские значки, тихий разговор. Посторонний увидел бы форум просветленных и умудренных годами и опытом корифеев, здешний же обитатель видел, клуб «по интересам», вроде любителей пива. Это был бюрократический клан. Махровая бюрократия от партийного и ведомственного аппарата, от промышленности и от науки. Они давно спелись, сработались и отлично понимали и поддерживали друг друга. Приспособленцы и циники, недалекие и завистливые, они постоянно талдычили о государственных нуждах, задачах, планах и прочем (так было принято), но сами признавали только свои шкурные интересы. Настоящих ученых и инженеров здесь и быть не могло: во-первых, их и не звали – неуправляемые, только мешают, во-вторых, они и сами избегали – впадали в тоску.
   Настанет перестройка и откроется полная недееспособность этой публики. Кто не вымрет – тяжким грузом осядет в бюрократическом аппарате, чтобы не давать работать тем, кто может. И – «Горе ходорковским!» Не может быть и не будет никаких экономических реформ, пока не умрет последний советский бюрократ.
  Докладывал Начальник Планово-Экономического Управления:
«Ду-ду-ду…. Когда мы пришли к выводу о невозможности освоить (это значило, растратить) запланированные средства, мы вышли в ЦК и Совмин с просьбой сократить нам объемы работ по общей (это значило, по военной) технике, но нас поправили. Нам напомнили, что в условиях, когда американская военщина, бряцая оружием, разворачивает новый виток гонки вооружений, называемый «Звездные войны», было бы неправильно ослабить наши усилия по защите и сохранению социалистических завоеваний… В плане предусмотрены дополнительные ассигнования на создание продуктов К700 и К1000, за счет исключения ряда ранее намеченных работ, преимущественно сельскохозяйственного назначения… ду-ду-ду…...»
  Директор НИИПХа тихо сказал соседу: «Мои ребята на говно изойдут. Готовились «Буй» делать, а он накрылся» - «А не один ли им хер, за что зарплата идет, или в проекте капстроительство закладывали?» (в постановлениях Совмина записывали финансирование и жилого и промышленного строительства). - «Да ты что, какое там строительство, это же не ракетное топливо, кто это под разработку сельскохозяйственной продукции будет капстроительство финансировать? Молодые, глупые, человечество осчастливить мечтали…» - «А ты к Министру ходил?» - «Незачем. Он уже все решил, наши работы Куприянов проталкивал, ну он обосрался и уступил ВПК.  Да мне-то и правда, все равно, объемы не сокращены – и ладно»
12
  По возвращении директор НИИПХа собрал актив. Он коротко изложил результаты совещания, а в конце прочувствованно сказал: «Я вместе с вами тяжело переживаю крах наших грандиозных планов по препарату «Буй». Наш Министр, изначально и всегда их одобрял и поддерживал, поэтому бился за них в ЦК, как лев, но его попросили, как коммуниста, исходить из высших ценностей. Ничего дороже социалистической Родины у нас нет, поэтому ее безопасность – это святое! Значит, не пришло еще время перековать мечи на орала. Придется нам подождать годик»
13
   Луков пригласил своих. «Ну, как аван-проект по препарату   готов?» - зловещим тоном спросил он, -  «Вы же знаете, давно! – ответил Мухин, - Ждем ваших указаний! » - «Засуньте его себе в жопу! – мрачно посоветовал директор, - «Буй»-Тур-Всеволод накрылся медным тазом! Да нечего было и ждать от мудака Куприянова! Мне Замминистра сказал, что с твердым топливом – скандал. Нет его, поэтому Председатель ВПК Рыбин пер, как танк. Деньги туда и перебросили. Директора ГНИИХСа сняли за необеспечение, Постановление Совмина и Приказ Министра уже вышли. Продолжайте работы по автоматике стартовых сооружений».
Э.Алкснис    22.06.04      Edu10