Мой семнадцатый ноябрь

Война все не кончается. Каждым выстрелом, каждым окном, выбитым криком в чужое, неласковое небо, она напоминает о себе. Ее никто не объявит – ее некому объявить. В конце концов, я не князь Олег, да и жизнь – не чеченец. Почему я не чеченец? Почему моя война необъявлена? Почему я не могу сказать простое и прекрасное слово «джихад» так, чтобы все вдруг стало на свои места? Почему я не могу? Я слушаю песню о священной войне вольного народа и о том, что дарующий милость заберет к себе души шахидов, и размазываю по рукам клей «Момент», втягиваю носом режущий запах. Это неправильно, так клей не нюхают, но у меня нет пакета, и я нюхаю его так.

Я – растянутый под микроскопом Бога нерв, вырезанный из позвоночника Адама. Я весь – боль, я весь подаю сигналы куда-то, вперед, вперед, к голове, но голова лежит на соседнем столе, и мои сигналы не доходят. Да и если бы дошли, что бы изменилось? Голове бы тоже стало больно. Но руки были разрезаны и детально изучены вчера – и никто не оттолкнет Бога, не выбьет скальпель из мертвенно-белых рук и пару зубов из безумного Божьего оскала.

Почему-то мне кажется, что Бог добр, но сейчас мне одиноко, мои силы уходят на какие-то бессмысленные телодвижения на улицах чужого города, и поэтому болезнь прогрессирует, порождая странные и страшные образы в моей голове, так похожей на ту, что лежит на соседнем столе, выпучив глаза и вывалив язык, словно бы желая лизать ботинки безумного экспериментатора, чтобы только помиловал, дал умереть, но смерти нет, а есть только страшная лаборатория и пристегнутый к ней слепой кишкой бетонного коридора вольер, в котором помимо всего прочего есть и маленький полуостывший шарик, на котором копошатся подопытные кролики одной из пород – вы никогда не думали о том, что люди плодятся, как кролики? Это так удобно Ему.

И все – есть только это, и это и есть наш мир, о котором так умно рассуждают бородатые кролики в круглых очках. Нет, не только это – еще есть война, но война идет в моей голове, идет давно, упорно и без видимого успеха, я вижу ее, чувствую всем собой, но вижу ее только я, а больше никто не видит, и она никому не нужна, так как все предельно поглощены участием в общественной жизни обитателей вольера. Но даже когда мы встретим инопланетян, общественная жизнь эта так и останется бегом на месте – только Бог получит возможность поставить какие-то новые любопытные эксперименты.

Мне кажется, это все не так, но мой мозг растянут жужжащим роем суждений и религий, которым мир долго и самозабвенно имел меня в рот, нос, уши и глаза и просто под кожу, прорезая на ней небольшие отверстия, поэтому ничего хорошего я уже почти и не жду.

Но все-таки, может быть…

[30.11/1.12.09, СПб]