Королева помойки

Королева помойки.


Сук, на котором она любила сидеть, был неудобным, словно трон правителя. Узловатым, корявым и  таким же старым. И все же именно на нем каждое утро она осматривала окрестности. Лапы цепко обхватывали неровности коры, голова вжималась в плечи от холода, черные бусины – глаза также цепко впивались во все, что ее могло заинтересовать. Вокруг царствовала зима. Белое солнце на белом небе, белые тучи и  белый снег, падающий на белую землю. И только она – серая. Одинокая серая  ворона – философ, любимое дело которой – созерцание. Интересовало многое, особенно помойка у дома – пир ее души и тела.  Она была ее правительницей, госпожой, королевой, если хотите. В нелегкие обязанности входило распределение всего того богатства, которое каждое утро сносили жители окрестных домов. Никто и не подозревал, что именно она отвечала за его величество случай, позволяющий перекусить или даже приодеться. Конкурентов было много. Одноглазый кот – ее давний враг, который по старости и немощности допускался к контейнерам безоговорочно. Нельзя сказать, что делала это из благородства. Ну,  просто заслужил , чего там. Она его помнила еще молодым повесой. Распушив хвост перед какой – нибудь зеленоглазой молодкой, он таскал чуть ли не из клюва любимые селедочные головы, хищно помахивая когтистой лапой. Тогда она с ним воевала, сейчас – нет.  Стар…   Идет к помойке гордой походкой ловеласа, а у самого хвост облез и усы через раз. В прошлую среду рылся в пакете, а рядом лежащую консервную банку из – под шпрот с остатками масла  не унюхал, бедолага.…  А вот этого разгильдяя  одноухого гнать, гнать! Не его сегодня день. Хватит ему вчерашних колбасных обрезков. Вот молодежь пошла! Сами лапа о лапу не ударят. Все бы на готовенькое. Она лениво расправила перья  и каркнула. Звук получился каким – то гортанным, глухим. Одноухий, знающий силу ее клюва, воровато озираясь, шмыгнул за контейнер. Пусть ищет в недонесенных до помойки пакетах, растерзанных ветром накануне. А вот и Степанида… Что это  с ней сегодня?  Растрепанная … Болеет…
По тропинке к помойке брела женщина, а может и не женщина уже вовсе, так, тело в женской одежде. Землистое лицо, серый платок в тон, полуразвалившиеся мужские ботинки на ножках-палочках. Казалось, споткнется Степанида, и они хрустнут на морозе, как ветки деревьев. Подкормить бы ее, а сегодня, как назло пакеты с пустыми консервными банками да картофельными очистками. Вот в том синем горбушка заплесневелого черного хлеба. Голодная -  найдет…
Степаниду она знает примерно полгода.  Горемычная попала в передрягу. Сократили с завода, где она проработала тридцать лет, до пенсии всего ничего осталось. Что бы прожить, решила квартиру обменять на более маленькую – риэлтовская контора обманула Степаниду. Осталась на улице. Вспомнилось вдруг, как она в первый раз пришла на   помойку. Сентябрь был тогда. Красиво, «листья желтые над городом кружатся». Степанида брела, никуда не торопясь по проспекту. Обычно женщины с пакетами  и сумочками мимо, стараются не глядеть в ее сторону, а эта медленно – медленно! Руки пустые, висят по швам, как у солдата, а она не знает, что с ними делать. А глаза бегают по контейнерам. Сразу все ясно. Ищет что –то. Все равно, что. Потому, что нужно  все. Потому, что ничего нет. Все богатство на ней. Взгляд за что – то зацепился. А! Туфли! Конечно, кремовые туфли на шпильке с нарядными пряжками. Ворона  на них то же засмотрелась. Вынесла их на помойку еще вчера девчонка. Туфли старомодные, видно мамины или бабушкины. Степанида была в старых джинсах из «секонда», в полуразвалившихся кроссовках. А тут туфли, да еще такие. Вот тогда она заметалась. Оглянулась – никого. На старую ворону на березовом суку не обратила внимание, а зря…  Вот кто все видел от начала до конца. Степанида схватила туфли, один в правую руку, другой в левую – неловко как – то. Метнулась по мостовой в подвал свой…  А нет! Невтерпеж! Людей рядом не было, метрах в десяти катила детскую коляску молодая мамаша с журналом. Ей и дела не было. И тогда Степанида уселась на траву возле березы, стянула свои разболтанные кроссовки и стала судорожно натягивать туфли на свои босые грязные ноги. Зрелище было ужасное даже для нее, для вороны. Та от распиравшего ее веселья каркнула. Степанида вздрогнула, оторвавшись на мгновение от своей удачной находки:
- Ну тебя, напугала, образина!
- А уж ты какая! В этих туфлях…
Но Степанида не слышала. Туфли были чуть велики. Недолго думая, она сорвала пучок травы, скомкала ее и всунула в мыски, встала и с незабытым женским кокетством отставила ножку чуть – чуть в сторону, посматривая на нее со стороны. Ну не совсем, конечно - мешали джинсы. Она подтянул их чуть выше, обнажив лодыжку.
-Класс, Степа! Супер-модель!
Это был Петруша - приятель, а точнее сожитель который и  приютил Степаниду у себя в подвале.
-Красиво? Правда?
-Я тебе врал когда – нибудь?
-Ага, а вчерась, бутылку с Петровичем распил, а мне не признался!
-Брось, Степа, кто на меня понапраслину навел?
-Твой Петрович и навел. Ну вас!  Простила! Туфли, правда, класс?
-Правда. В этих туфлях  я тебя замуж возьму!
-Еще не взял, что ли?
-Не! Мы с тобой, Степа, в гражданском браке пока!- Петруша осклабился в беззубой улыбке.- Давай я тебе здесь платье найду.
 Верный рыцарь метнулся к контейнеру и воинственно стал перебирать пакеты.
-Ладно тебе! Какое здеся платье? Картонки пособирай, бутылки. Есть охота…
 Петруша мало походил на джентльмена. Но стоило отдать ему должное. Как истинный мужчина – добытчик, по–братски делился с подругой любой найденной горбушкой. Угол свой в подвале делил с ней, старый продавленный диван. Не думала Степанида, что, прожив всю жизнь в одиночестве, она на старость лет, потеряв жилье и средства к существованию, обретет ложе в подвале, а с ним в комплекте – тщедушного мужичонку Петрушу, готового поделиться с ней последним… Встретила его случайно, не на дискотеке, конечно и не в библиотеке -  на помойке. Петруша рылся в ящике, одна задница и ноги торчали наружу. Степанида хотела пристроиться рядом, но было неловко. Тогда еще этот промысел не был для нее естественным настолько. Она всегда озиралась, пугаясь осуждающих взглядов. И все- таки не прошла мимо, остановилась у контейнера рядом. Тот, почувствовав присутствие постороннего, вынырнул из ящика.
-О! А ты кто такая, красавица?
-От этого «красавица» Степанида смутилась вовсе. Тогда еще она была ничего на самом деле. Даже зубы чистила по утрам. Умывалась по утрам или по вечерам в туалете на вокзале.  Донашивала старое пальто с песцом, которое купила с премии на заводе. Таких слов ей и не говорили. Даже в былые времена мужики в цехе цепляли ее иногда, но Степанида подбиралась всегда, как старушка, пробегала мимо. Отец в детстве порол не раз за кокетство с парнями старшую сестру. Степанида впитала на веки: с мужиками даже останавливаться нельзя. Все кобели и проходимцы. А самое страшное, чего она боялась – не принести в подоле. Не принесла. Не в подоле, ни так. Никак не принесла. Никому. Не было желающих. Так и прожила всю жизнь. Выбралась из деревни на завод, даже квартиру получила, однокомнатную. Ей хватало. С сестрой, которая отцовские уроки не усвоила  и нарожала своему Павлу, потов Николаю, потом Сергею сыновей, прервала всякие отношения. Нет, сначала принимала их. Честь по чести. Но вид орущих, сопливых племянников не радовал почему то,  а раздражал. Тяжело было сестре с ними управляться, но каким счастьем светились ее глаза, когда она отвешивала шутливые подзатыльники своим вихрастым мальцам. Степанида поджималась вся, закрывалась внутри. Обида зрела в ее душе. Что ж она, такая честная да правильная, такая, как учили ее родители, так и не познала простого счастья? А эта!  Потаскуха!  Вот как живет и радуется. И муж очередной рядом. Ростят детей, хоть бы хны! После того, как сестра со своим шумным выводком покидала ее тихую квартирку, Степанида брала тряпку, ведро с горячей мыльной водой и вымывала из комнаты все запахи счастливого материнства. Только после этого могла спокойно попить чаю, посмотреть кино по телику и лечь спать. Постепенно дверь в ее дома закрылась, а через год сестра и вовсе уехала  к Сергею на родину, в Бурятию. А Степанида осталась совсем одна. Дни за днями, осени за веснами, годы за годами. Старость ее пугала. Часто она задумывалась, как дальше. От сестры  пришло одно коротенькое письмецо. Она, как всегда, не унывала. Все было хорошо: и дом добротный на острове Ольхон, что у Байкала, тайга, где грибов и ягод, не выберешь.  А рыбы! Сестра работала на маленьком рыбоперерабатывающем заводике, Сергей устроился шоферов там же. Звали ее к себе. Но она так и не ответила на письмо. Уехать она не смогла бы. А писать было не о чем. Так и доживала, пока беда с ней не случилась. Осталась на улице…Красавица. Вот так неожиданность!
-Можно я рядом? – спросила.
-Место не купленное, ройся. Че  надо?
-Не знаю. Мне жить негде.
-Хочешь там лотерейный билет на квартиру найти?
Рассмеялись.
-А давай ко мне, перекантуешься, пока билет раздобудешь.
Эта шутка сгладила всю неловкость ситуации. Она так легко вошла в его подвал, как будто и правда ненадолго, ни к чему никого не обязывая. Петруша никогда не рассказывал о себе. Чем он занимался до подвала, так и осталось для Степаниды загадкой. Единственное, что могло хоть как- то зацепиться за прошлое – татуировка на правом предплечье – с нами Бог! -  по-английски, как объяснил Петруша. Они стали жить вместе. Степанида спала на стареньком продавленном диване Петруши, а он соорудил себе топчан. У нее оставалось немного денег, зашитых за подкладку пальто на черный день. Это она четко усвоила с детства – никогда не тратить последнюю копеечку, перебиваться, чем бог пошлет, но последнее не трогать. И в былые времена, в той жизни, Степанида никогда бы не сварила себе яйцо, если на полке в холодильнике оно было одно, или не высыпала бы последнюю горсть крупы в кашу. Всегда пополняла свои запасы, чтобы не переводилось в доме. Эта подшитая купюра грела ее, вселяла надежду, что все еще образуется. И когда образовалась, она обрела крышу над головой, хоть и подвальную, решительно вспорола подкладку и извлекла потихоньку свое богатство. Петруша восхищенно присвистнул!
-Тише ты! Не свисти, примета плохая – денег не будет!
Опять рассмеялись. Их действительно через неделю не стало. Зато неделю гуляли, водка лилась рекой. Тут их и оженили Петрушины друзья. Петруша как- то невзначай перебрался на Степанидин диван, и Степанида стала настоящей женой бомжа Петруши с  синей надписью на предплечье вместо паспорта. Пока была водка – ладили. Водка закончилась, Петруша стал обижать Степаниду, срываясь на нее, особенно по утрам. Перебивались случайными находками, да еще Петруша иногда на рынке помогал смуглым торговцам разгружать овощи да фрукты.
        Степанида ходила в туфлях всю осень до первых морозов. Мечта о платье и о замужестве так и не реализовалась, носила она все те  же джинсы. Правда, на ногах появились теплые шерстяные носки, и туфли благодаря ним стали впору.
В ноябре  обувная история неожиданно была продолжена. Ворона переминалась на своем неудобном суку. На сером небе, моросящем серым дождем, висело серое солнце. Холодный ветер развевал ее перья. Но маленькие глазки  все так же цепко отслеживали территорию помойки, как глазок видеокамеры в современном супермаркете. Степанида появилась неожиданно. Ее мучил застарелый кашель. Безжизненные грязные волосы серыми перьями нависали над темными запавшими птичьими глазами. Походка у Степаниды тоже стала какой-то птичьей. Она подпрыгивала на ходу в своих туфлях не по сезону, как старая галка на внезапно выпавшем снегу. Степаниде снова повезло. Рядом со сломанной теннисной ракеткой валялся мужской ботинок. Он был старый, потертый, со сбитыми подметками, но вполне еще годный к преодолению осенних и, скорее всего, зимних холодов. Но, горе! Он был один, этот несчастный ботинок, один на всем сером свете, как и Степанида! Петруша не в счет! Опять с Петровичем вчера напились и побили Степаниду, просто так. Злые слезы покатились по немытым щекам. Она осмотрелась и остановила взгляд на старой знакомой!
-Опять ты тут, карга пернатая! Что смотришь? Бомжиху не видала? А ты кто, сама то? Та же бомжиха, только в перьях. Сидишь тут и зимой и летом! Была бы приличная дама, на юге бы нежилась по турпутевке!
 Она сердито замахнулась своим единственным ботинком и пульнула его в ворону.
-Карр-р!  Кар-рр!
Петруша как всегда появился неожиданно.
-С кем воюем?
Степаниде стало стыдно. Ворона нисколько не обиделась. Она вообще ни считала ее за человека, все также наблюдала со своей ветки.
-Петруша! Ты счастливчик! Найди второй ботинок! В долгу не останусь…
Степанида кокетливо дернула плечиком и осклабилась в беззубой улыбке.
Петруша, словно ныряльщик за жемчугом, набрал в легкие воздуха и нырнул в самые недра мусорной контейнера. Как выяснилось чуть позже, вовсе не прелести подруги вдохновили его на поиски. На ногах у Петруши были резиновые сапоги, от которых ноги стыли до костей, и одолевал застарелый ревматизм. Второй ботинок счастливчик нашел очень быстро. Обрадованная Степанида метнулась к березе и подобрала первый, так неосторожно отброшенный. Петруша замер со вторым. Помойка замерла. Даже одноглазый высунулся из – под своего надежного прикрытия. Петруша явно нашел второй ботинок не для подруги. В его застуженной груди затеплилась надежда о теплой обуви. Но и Степанида так просто сдаваться не собиралась. Ее чудные туфли были явно не по сезону,  расползались, ноги были мокрыми постоянно.
 Они распугали всех котов, и даже королева разволновалась. Что – что, а лишний шум и ей был ни к чему. Закончилось все тем, что Степанида ударила доставшимся ей трофеем Петрушу по затылку и отобрала второй ботинок. Обиженный приятель, поливая Степаниду всеми известными ругательствами, удалился, отказав ей от теплого угла в подвале, единственного пристанища и своей преданной не то дружбе, не то привязанности, не то любви... Ворона увидела еще одну сцену переобувания. Горемычные туфли, растерявшие свой лоск и золото пряжек, вернулись на помойку. Вот жизнь! А ботинки примеривались тут же и с той же молчаливой надеждой на то, что они подойдут. Подошли. На пару размеров больше оказались, но это даже к лучшему. Она  нашла какие – то старые тряпки, намотала их на ноги, и ботинки сели, как влитые. Волна счастья захлестнула Степаниду. Ее не пугало даже то, что она опять осталась без крыши над головой. Да что там, крыша! Терпеть Петрушу, променявшего ее на Петровича  и ботинки? Такой же, как и все остальные, еще и бомж в  придачу…
 Где жила Степанида с ноября по декабрь так и осталось загадкой. Но на помойке она не появлялась. Ворона грешным делом обрадовалась. Может, и наладилось у нее в жизни. Она ведь человек, Степанида. И вокруг человеки.  Неужели бросят ее ? Не помогут? Вон на помойку, сколько добра стаскивают, десять таких Степанид накормить, одеть, обуть можно…
 Целый месяц женщина жила, где придется, днем ездила в трамваях по городу,  дремала. Благо, пассажиры брезгливо морщились, и место у нее всегда было много. Если везло, могла пересидеть пару часов на вокзале, пока бравые милиционеры не выталкивали ее на мороз. К Петруше на поклон не шла. Гордость не позволяла. Да и стыдно было. Он делился с ней последним, а она ему ботинок пожалела. Перекантовалась бы в его резиновых сапогах. А по–хорошему, можно было носить их по очереди – день Петруша, день Степанида. Не получилось по – хорошему, а теперь поздно. Ночевала в подъездах,  у теплой батареи. Но и оттуда ее гнали. Голод и холод привел Степаниду к помойке. Вдруг повезет опять, найдет что – нибудь съестное? На березе сидела все та же проклятая ворона. Сидела и косилась на нее своими глазами – бусинами.
- Ну что,  еще не на юге?  Тоже здесь зиму проводишь? - Холодный порыв ветра чуть не сорвал серый платок с головы. - Устала я, - пожаловалась женщина. - Сил нет. Посижу у тебя, можно?
Степанида нашла  пустую картонную коробку, положила ее на снег возле контейнера с заветренной стороны и села, подобрав под себя ноги – палочки. Глухой кашель сотрясал ее тщедушное тело.
-Посижу у тебя и пойду. Сестру проведать надо, звала.
Степанида обхватила себя руками, пытаясь согреться, закрыла глаза.
-Замерзнешь, глупая!
-Да не каркай! Не мешай! Мне к сестре, к сестре…
 Через час Степаниду стало заносить снегом. Мужчина с мусорным ведром ее даже не заметил, высыпал содержимое в контейнер и, посвистывая, потрусил к дому…
-Эх вы!  Люди – человеки!
Серая тень метнулась у березы, взмахнула крыльями над Степанидой и исчезла. Навсегда.