За Уральским камнем. Глава 6. Северное порубежье

Северное порубежье

                1

Сентябрь, 1606 год, городок Обдорск. С чем не было проблем в Обдоре, так это с ладьями всех мастей. На берегу лежали поморские морские кочи, килевые ушкуи, солидные струги. Правда большая часть рассохлась, развалилась, и представляли интерес, больше, как источник стройматериалов для острога. Но, тем не менее, Василий Бряга выбрал для своих рейдов неплохой ушкуй, отобранный этим годом у незадачливых новгородских купцов. Крепкое, килевое, беспалубное судно, сразу понравилось десятнику. Ремонт был не большой. Поправили снасти, просмолили корпус и спустили на воду.
На воде, ушкуй, еще больше пришелся десятнику по душе. Ходкий на воде, легко управляемый – эти качества как раз нужны в порубежной службе. Особенно понравилось Бряге, то, что у ушкуя, нос и корма ни чем не отличаются. Изменить направление движения, подойти к берегу и отплыть он мог не разворачиваясь, моментально, достаточно только гребцам пересесть наоборот.
Четверо казаков на весла, один рулевым, сам на носу вперед смотрящим, установили две небольших пищали, на нос и на корму, и получилось великолепное сторожевое судно.
- Ну, держись вороги! – крикнул Василий и пальнул из пищали.
Наблюдавший, за пробным плаванием, Шорин был тоже доволен. До того как замерзнут реки и Обская губа, оставался еще месяц. Василий Бряга как раз пройдет владение, осмотрится, поправит карту, и тогда зимой будет гораздо легче.

                2

Хороший мореход получился из десятника Василия Бряги, да и команда подобралась расторопная. Вот уже дней десять как отряд порубежной стражи, из Обдора – Носового, совершает рейд по северной границе Государства Российского.
Устье Оби прошли осторожно. Хватает здесь отмелей, да подводных скал. Не зная проходов, можно и такую мелочь, как ушкуй, в щепки разбить. Выйдя в Обскую губу, установили на рею единственный парус и, не отходя далеко от правого берега, двинулись в сторону Тазовской губы.
Кончается вторая половина сентября. Погода стоит хорошая. По ночам подмораживает, но днем солнышко еще успевает пригревать. В заливах, куда не попадает солнечный луч, появляются забереги, иногда пробрасывает снег. Василий хорошо помнил наказ князя:
- Как услышишь звон шуги под килем, так сразу вертайся в Обдор. Твоя главная задача – убедиться. Ушли голландцы или нет? Проверить карту. Отметить на ней ориентиры, что бы потом, по зимнику, ходко идти было, а не плутать.
- Скоро зазвенит, - подумал Василий. – Места разведали, карту всю разрисовали, пора до Обдора подаваться. По рассказам самоедов и остяков, голландцы, еще летом, ушли из Тазовской губы, больше их не видели. По всему ушли с концами. А вдруг, затаились где? Воровство учинить задумали?
Эти вопросы не давали десятнику покоя, ни днем ни ночью.
- Если они затаились, то где? Конечно не здесь, по правому берегу. Торговый люд, служилый народ, без конца на Мангазею шастает, в раз заметят и донесут. А вот если на левый берег встать, то там тихо. Одна дикая самоядь кочует. Туда, даже ясачные служилые не добрались. – От таких дум, казачья голова раскалывалась на куски.
- Вертай ушкуй в море, - скомандовал десятник. – В Обдор идем левым берегом.
Ладья накренилась, квадратный парус туго надулся, и понесло дружину в море. Берегов не видать, не сбиться бы с пути. Страх взял казаков. Не привычное дело по морям ходить. Да если бы на струге, а тут под тобой речной ушкуй.
Уже не видать правого берега, а левый не появляется. Хорошо солнце путь кажет, да день весь впереди, да ветер попутный. Крупные морские волны подгоняют ладью, ударяя в корму и захлестывая за борт. Гребцам работы хватает и без весел. Воду, без конца, приходится вычерпывать за борт. Чуть остановишься, ладья сразу тяжелеет, теряет ход и погружается в воду. Лица у всех сосредоточенные, работают молча, не отвлекаясь.
- Сколько еще идти до левого берега? – Думал десятник. – Долго не продержимся, а если большая волна захлестнет, то сразу на дно пойдем. То же мне, помор нашелся! – ругал он себя.
Но тут ему на глаза попался свернутый кусок старой парусины. Они использовали его, как полог, на стоянках.
- Хлопцы! – Крикнул десятник. - Хватай старый парус, и натягивай его на корму.
Правду говорят, что у смелого, от страха голова только лучше работает. Все мгновенно поняли десятника Брягу. Схватили парус, и через несколько  минут, тот был натянут на ушкуе, как на барабане, со стороны кормы, до самой мачты. Стало намного легче. Вода скатывалась по пологу, как по палубе, за борт, в ладью попадали лишь брызги, от разбивающихся волн. Все перевели дух, посыпались шутки, а скоро показался и противоположный берег.
Подходили к берегу на веслах. Низкий, заболоченный, покрытый карликовыми деревьями, он не радовал глаз. Изменивший направление ветер, принес дыхание Арктики. Десятник Матвей Бряга отчетливо услышал под килем звон шуги. Теперь надо спешить в Обдор.
Несмотря на усилившийся мороз, настроение было приподнятое. Да, что говорить, при переходе казаки изрядно трухнули, и сейчас вблизи от берега, хоть и пустынного, незнакомого, чувствовали себя в безопасности.

                3
Продвигались быстро. Парус, весла, все использовали. Разговор шел о ставшем, почти родным, Обдоре. О голландцах даже не вспоминали, поэтому когда показались мачты большого морского судна, все даже растерялись.
- Голландцы! – Удивленно произнес Бряга, и тут же придя в себя скомандовал. – Парус опустить и к берегу. Схоронимся пока, и понаблюдаем за ними.
По берегу, скрытно, подошли к судну, и, спрятавшись за пригорком, стали наблюдать. Казаки, включая Брягу, видели такой огромный корабль впервые. Он стоял на мелководье, в небольшой бухте. Паруса, с мачт, были сняты. На берегу, матросы, расчистили площадку, и на ней соорудили большой, крытый парусиной, сарай. В него, команда складировала груз разгружаемый с корабля. К берегу его доставляли на шлюпках и баркасе.
Даже самый неопытный из наблюдателей догадался, что экипаж готовит судно к зимовке. 
Когда ладья с русскими зашла в бухту, наблюдатель на грот мачте прокричал тревогу. Работа на берегу прекратилась, а команда вооружившись ружьями, частью отплыла на корабль, остальные столпились около берега, держа оружие наготове и ожидая развития событий.
На корабле тоже произошло оживление. Открылись по борту крышки бойниц и из них показались жерла пушек. На грот мачте подняли флаг Голландии – красно, бело, синий триколор. В ответ, Матвей Бряга приказал поднять стяг с изображением Архангела Михаила на золотом коне, в окружении небесного воинства, и зарядить носовую пищаль ядром.
Ладья подошла к борту корабля без происшествий. Сверху, что то прокричали по иноземному. Ничего не поняв Матвей прокричал в ответ:
- Я, казачий десятник, Матвей Бряга, представляю порубежную охрану государства Российского. Хочу встретиться с капитаном корабля.
С минуту продолжалось молчание, за тем, с верху, бросили веревочную лестницу. Матвей взобрался на палубу корабля. Живую натуру казака раздирало любопытство. Все он видел в первые. Огромные мачты, бесчисленные реи, паутина канатов и лестниц. Все это поражало, и приводило в изумление. Его окружило несколько десятков моряков. Злые, настороженные, в лучшем случаи любопытные глаза смотрели на него со всех сторон. Матвей поправил одежду, пистолеты, грозно торчащие из-за пояса, и положил руку на эфес большой казачьей сабли. Среди разноцветной команды корабля, одетой как попало, в рваные одежды, он выглядел весьма не плохо. Здоровенный матрос, с дудкой на шеи, пригласил жестом следовать за ним и повел к корме, где в глубине надстройки, оказалась каюта капитана.
Капитан и с ним несколько человек, судя по одеждам господа знатные, ожидали Матвея Брягу уже в каюте. Раскланявшись с десятником, они усадили его за стол, и расселись сами. Нетерпеливый Матвей, боясь, что ему не дадут высказаться, начал переговоры первым. Он говорил быстро и долго. Рассказал про Обдорский таможенный пост, про голову Обдорского - князе Василии Шорине, о правилах получения разрешения на торговлю, уплаты десятины, правилах торговли, перечислил запрещенные товары. Словом, говорил много, и, обо всем, что знал. Иноземцы слушали его очень внимательно, даже иногда кивали головами. Капитан расстелил карту, ткнул в нее пальцем и произнес слово Обдор. Матвей догадался, что он хочет, и не без труда, на иноземной карте указал место нахождения городка. Потом говорил капитан. Говорил на голландском языке, тоже очень много и долго. Матвей слушал внимательно, из уважения кивал головой, и все ожидал, когда же, кто нибудь будет переводить. Но капитан закончил говорить, а никто не перевел даже слова. Все иноземцы встали, раскланялись, а здоровенный матрос с дудкой, отвел Матвея опять к веревочной лестнице, и указал вниз, предлагая, спуститься обратно в ладью. Бряга, спускаясь в ушкуй, лихорадочно пытался сообразить, провел он переговоры или нет.
- Ну ладно, - рассуждал десятник, - я их языка не знаю, поэтому ничего не понял, но они меня слушали и молчали. Значить понимают по нашему! Но я, тоже молчал! Все понятно! Просто они понимают по-нашему, и решили, что я тоже понимаю по-ихнему.
- Ну, как прошли переговоры? Все нормально? Как они тебя приняли? – посыпались со всех сторон вопросы.
- Все хорошо, – как-то, не уверенно произнес Матвей. – Хотят к нам в Обдор, в гости приехать, даже спросили, где он находится. Давайте лучше подымать парус, и быстрее восвояси, а то, глядишь, примерзнем, где нибудь.- Вздохнул Бряга, окончательно разочарованный переговорами, и вдруг зло добавил. – Ну, смотрите у меня басурманы, если что, сам, лично, разделаюсь с вами!

                4

Пока Матвей Бряга совершал морские рейды, в Обдоре тоже не бездельничали. Особо проявил себя Парфен. Он привлек к работам двух казаков, что лучше других разбирались в плотничьем деле, нанял за небольшую плату, острожных крещеных остяков, и силами двух бригад, взялся за Обдор.
Первым делом правили острожную стену и башни. Безопасность городка, в тревожное время, прежде всего. Для ремонта стен, еще по лету, в Обдор из Березова, сплавом, были доставлены листвяжные бревна. Их таскали от берега до острога – волоком. Работа не из легких. Попытка привлечь на работы самоедов не удалась. Такие работы для них не привычны, в результате аборигены больше калечились, а потом просто сбежали из Обдора. Но работа не смотря ни на что, шла полным ходом.
Острожная стена выпрямилась. Подгнившие бревна заменили новыми – листвяжными, которые теперь выделялись белизной и источали свежий смолистый запах. Увеличили высоту угловых башен, а самое главное, Парфен для новых пищалей соорудил поворотные лафеты и теперь быстро, без особых усилий можно было поворачивать пушки изменяя направление стрельбы.
Навесили новые тесаные ворота. Железные петли привезли с собой. Смазали их тюленьим жиром, и с воротами стал справлялся один казак, а у сторожей появилась новая обязанность - смазывать петли. Парфен так и сказал:
- Если ворота заскрипят, значит, худая стража стоит!
Кроме всего, Парфен, поправил амбары, ледники, и принялся заготавливать на зиму припасы. Князь Шорин диву давался, на сколько сноровистый и хозяйственный достался ему казак. Рыбу засаливали в чанах, а затем вялили на ветру, крупные рыбины коптили. Всю дорогу в Обдор, Парфен организовывал сбор дикого чеснока, и скупал съедобные коренья. Все это, мелко порубленное, пересыпанное солью, в березовых туесах, сложено в ледник. Брусника, клюква, в большом количестве заготовленная уже здесь, в Обдоре, тоже засыпана в короба и отправлена туда же.  В ледник трескучий мороз не доберется, все сохранится, и будет в зимние время хорошей добавкой растительной пищи. Любимое толокно, привести не удалось, завезли зерном. Парфен был уверен, что так даже лучше. Бесконечными зимними ночами, заняться нечем, и дополнительные хлопоты по хозяйству весьма кстати. Мясо тоже, и навялили, и насолили, и накоптили.
За мясо Парфен особо не беспокоился. Самоеды рядом, и оленины всегда прикупить можно, а если и откочуют, то все ровно пригонять будут, в обмен на ту же соль. Соль - вторые деньги. Служилые по всей Сибири получают ее, в счет содержания, на ровне с деньгами. Без соли, и пища пресная, и в прок ничего не запасешь, особенно в летний период. А в Сибири без запасов нельзя, пропадешь, всякое случается.
Десятник Елистрат Василиев продолжал заниматься привычным делом. Тем более что на таможенном посту, забот хватало. Мимо Обдора – Носового не пройти, не проплыть, не проехать. Высоко стоит пост, зоркие глаза у казаков, а кто надумает проскочить заставу, то враз догонят и приведут под стражей. Тогда хорошего не жди, тумаков надают, и чуть живого, в кандалах, в Березов отправят, а добро все отберут! И то – правильно. С таможней шутить не следует. Тем более что Елистрат, как ни кто другой, знал, что двадцать пять казаков, это сила, и не малая.
По указанию Обдорского головы, Елистрат организовал, среди местных самоедов, целую сеть осведомителей. У северных народов, нет понятия доносительства, и они, за щепотку соли, с удовольствием сообщали все новости происходящие на реке и в тундре. Он долго пытался объяснить им, что надо рассказывать только о важных, крупных и необычных событиях. Но, у самоедов, на этот счет свои понятия, и в итоге, у десятника, от изобилия информации, голова пошла кругом. Он знал все! Где, на реке, что ловится, куда ушел песец, где волки загрызли оленя, где нынче хороший яль уродился, и куда погонят по зиме оленей. Знал даже, где - кто родился, и за сколько соболей можно нынче взять невесту.
В результате, пришлось Елистрату, для сортировки разведочной информации, привлечь крещеного самоеда Савелия. Тот, с превеликим удовольствием, стал выполнять эту обязанность. Большое дело доверили ему русские, для земляков он поднялся на уровень, чуть ли не самого князя Обдорского.
Польза, от осведомителей, проявилась сразу. По их информации, Елистрат, тут же, отловил новгородского купчишку, который берегом, на оленях, пытался провести скупленные у Собьских остяков, собольи и куньи меха. Тот попытался сопротивляться, но был смят и повязан вместе со своими людьми.
Дела в Обдоре шли не плохо. Князь Василий Шорин, голова Обдорский был доволен. Новые дела, заботы, пришлись ему по душе. Результаты трудов были перед глазами, реальная власть над людьми, заселяющих  большую волость, льстила самолюбию. Недруги далеко, так далеко, что никаким образом не могли вмешаться в новую жизнь, а вот Кода была рядом, конечно по местным меркам. Воспоминания о днях, проведенных в сладкой любовной дреме, как ведения будоражили кровь князя. Он уже решил, что, как только станут реки, по зимнику отправиться в Коду. Князь даже отписал об этом княжне Анне. В письме он клялся ей в вечной любви, просил ее руки, и обещал счастливую совместную жизнь. Делился он в письме и своими достижениями по службе. Как здесь в Обдоре он все четко и ловко организовал. Неожиданно для себя, здесь в Сибири, в Обдоре, князь нашел все: любовь, уверенность в себе, и увлекательное интересное занятие.

                5

Наступил ноябрь. Мороз сковал реки прочным ледяным панцирем, снег покрыл землю. Сибиряки не боятся зимы. Наоборот, для сибирских народов начался период добычи пушного зверя. Песец, соболь, куница, лиса покрылись густым, с плотным подшерстком, выходным мехом и стали предметом промысла. Именно это занятие интересует всех в Сибири. Именно мех привел сюда русских, именно за мехами стремятся сюда купцы со всех сторон света. Мягкое золото манит сюда, и правит здесь всеми.
Крадучись, хоронясь от чужих глаз, малыми Обскими протоками пробирается небольшой караван. Белогорские остяки, по повелению своей княжны, везут на голландское судно дорогие меха. Не отступилась Анна от своих замыслов, не отказалась. Точно в срок, как и обещала, отправила караван.
Впереди верхом на олене едет проводник. Вся паутина речных проток ему хорошо известно. За ним тянется цепочка оленей груженных большими вьюками. Но оленям не тяжело, они легко ступают по ледовому панцирю. Снег еще не глубокий, мягкий, караван идет тихо, ни звука. Сзади, верхами, едут остяцкие войны. Воины молодые крепкие, чутко слушают уши, зорко глядят глаза. Дорога дальняя опасная. Именем Золотого Рачи жрица приказала всем остякам, оберегать караван от чужих глаз. Десятки разведчиков двигаются, не видимо со всех сторон. Беда чужому охотнику встать на их пути. Убить каждого чужака, который увидит караван, таков приказ Рачи.
Прошли земли Белогорских, Березовских, Куноватских остяков.
- Обдор обойти стороной, - таков указ жрицы.
И пошел караван на Уральский камень. Горными ущельями, в верховьях реки Собь пробирался он. Край света. Камень лишился растительности. Спустились в тундру. Непривычно для таежного жителя, кругом расстилалась снежная бескрайняя пустыня.

                6

В Обдоре знали про движение обоза. Хорошие следопыты остяки, но и самоеды не хуже. Донесли они про обоз. Несколько жменей соли отвалил Елистрат за такую новость. Самоеды двигались за караваном с дневным отставанием, и каждый день посылали сообщения. С начало, уход каравана на камень озадачил князя Шорина. Он уже решил снять наблюдение, но вдруг тот повернул к студеному морю.
- Тащи сюда самоеда, что последний раз доносил, - приказал он Савелию, - И десятников сюда. Не могу в толк взять. Что они кружат?
Скоро все собрались.
- Что они могут вести, так осторожно? – Задал Шорин вопрос, всем кто присутствовал. Тишина.
- Спроси у самоеда. Что они везут? – повторил он вопрос, обращаясь уже к Савелию
Тот долго разговаривал с земляком, изрядно утомив князя, а потом заявил
- Не знает, но поклажа великая, - наконец произнес Савка.
- Ве-ли-ка-я… - медленно по слогам произнес князь.
- Может они идолов своих, куда повезли. Такое бывало. – произнес Елистрат.
- Они наверно Золотого Рачу в камень повезли, прятать – тихо добавил Матвей.
Савелий опять долго разговаривал с самоедом.
- Нет. Он говорит, что не идолы.
- Откуда он может знать, что не идолы, если не ведает, что за поклажа. – рассердился Шорин.
- Он говорит, что поклажа большая, но легкая. Олень совсем легко идет. Меняют редко, если ногу поранит. – озадачил всех Савка.
- Все ясно! – после длительного, всеобщего молчания, неожиданно произнес Елистрат. Что может быть в больших тюках и легким? Да только меха, больше нечему! Они везут меха, целый обоз меха.
- Они свернули в тундру, к студеному морю. Идут туда, где зимуют иноземцы, - это проявил сообразительность десятник Бряга.
Он уже несколько раз, на собачьих упряжках, прошел вдоль Обдорских рубежей. Проведывал и гостей, незаметно для них. Те зимовали. Немного торговали с самоядью. В основном, отдельные матросы выменивали на медную посуду, песцовый мех, что в большом количестве сейчас добывался самоедами.
На следующий день, под командованием самого князя Шорина, десятник Матвей Бряга и двадцать казаков, погрузились на собачьи упряжки, и, с гиканьем, понеслись на перехват каравана.
Собак собирали по всей округе. Для отправки двадцати двух человек, с воинским снаряжением, и запасом продовольствия, потребовалось две дюжины упряжек. За каюров, сами казаки. Каждое место дорого, да и управляться с собаками уже научились. У самоедов собак брали силой, ни какие посулы их не радовали. Но против силы не пойдешь, да и казаки не церемонились. Собаки нужны для царской службы, и если самоед упирается, не дает собак, то и в зубы дать можно, а то и саблей рубануть.
Упряжки вытянулись по льду Обской губы. С задней упряжки переднюю не видать, идут след в след. За каюров и проводников, казаки десятника Бряги. Им хорошо знакома дорога, ведут караван уверенно без ошибок. Ориентирами служат, то одинокая сосна, чудом выросшая в этих краях, то утес, то изгиб берега. Все они хорошо знакомы и даже названия имеют. Эту сосну – вдовой кличут. И не назовешь ее по другому, столько уж в ней одиночества и вечного ожидания, без всякой надежды. Утес – кум, а вот места ночевок, с источниками пресной воды и уже оборудованные казаками, прозвали ямщицкими ямами, так они и идут: первый ям, второй ям и так дальше. Но не до отдыха казакам, спешат служилые. Великий разор царю Русскому, вороги, учинить могут.

                7
День пути оставался каравану до цели. Уставшие люди потеряли бдительность. Олени сгрудились в кучу, внешнего охранения не было, воины перемешались с гружеными оленями. Все ожидали конца пути и отдыха.
Казакам ждать караван долго не пришлось. Их разъезды, оставшись не замеченными, скоро его обнаружили. С начало они приняли его за стадо оленей, медленно бредущее по тундре, но разглядев всадников и вьюки поняли, это те, кого они ждут.
Собравшаяся дружина стала готовиться к бою. Шубы, тулупы полетели в сани. Казаки облачились в короткие прочные кафтаны, сверху надели латы. В бою холодно не бывает, там и кафтан покажется лишним. Собак покормили и оставили без присмотра, крепко привязав упряжки. Те уставшие, сытые, улеглись в снег, довольные отдыхом. Вооруженные до зубов казаки встав на лыжи двинулись на встречу каравану. Пятеро из них тянули сани с небольшой медной пушкой, уже заряженной и готовой к стрельбе прямо с саней.
План действий у Шорина был таков. Пятеро казаков с пушкой заходят в тыл каравану, и в случае их бегства, отбивают у остяков груженых оленей. Основная группа, разбившись на три отряда, нападает на караван с трех сторон.
- Главное не поранить друг друга, - наставлял дружину князь Шорин. – Шишаки с голов не снимать, по ним признаем своего.
И действительно, железный шишак, одетый поверх мехового татарского треуха, не только надежно защищал казачью голову но и отсвечивая металлическими бликами, хорошо выделял дружинника, во мгле, еще не вступившей в полную силу, полярной ночи.
Остяцкие воины, чувствуя себя в безопасности, были потрясены, когда вместо иноземцев увидели вокруг себя казаков. На фоне белого снега они разглядели закованных в железа воинов, которые неумолимо приближались к ним, легко скользя по снегу. Русские готовы к бою, фитили уже горят, раздался залп, затем, оставив ружья, казаки выхватили сабли и с криком, свистом, бросились на искалеченный, ружейным залпом караван. Остяки пытались сопротивляться. Да куда там. Русские пули сразили одних, сабли изрубили других. Многих побили, некоторым удалось прорваться и уйти в тундру, два молодых остяка были взяты в плен. Им досталась худшая доля. По приказу князя их пытали. Задавали три вопроса:
- Кто отправил караван? Кому везли меха? Что должны получить в замен?
Пытки были ужасными. Русские переняли их у татар. Пленным, жгли пятки каленым железом, драли со спины кожу. Не нашлось в тундре подходящего дерева, что бы кол изготовить, а то бы и это попробовали. Под этими страшными пытками пленные скончались. Они рассказали, что везли меха на иноземное судно, а в замен должны получить ружья, пищали и к ним огневой запас. А вот при вопросе:
- Кто отправил караван?
Пленные замолкали и даже жуткие пытки не могли заставить их говорить. Не предали они своего бога – Рачи, не предали и его жрицу – княжну Анну Алачеву.
Князь Шорин приказал все собрать, вернуться к упряжкам и разбить лагерь. Необходимо остыть от схватки, отдохнуть, и все обдумать.

                8

Городок Кода. Тоже время. С тех пор, как ушел караван, княжна Белогорских остяков не находит себе место. Тяжело на душе у Анны. Большое, страшное дело, затеяла княжна, все хорошо обдумала, а тут князь Шорин, и неведомые ей чувства, охватили княжну. Любовь, не на шутку, расправила свои крылья, в этой сильной женщине. С одной стороны грандиозные планы, с другой любимый человек, ставший неожиданно, близким и дорогим. И, что самое ужасное, этот человек, не ведая , по долгу службы и чести, встал на ее пути, и может разрушить все ее планы.
Каждый вечер проходит военный совет. Княжна Анна слушает доклады своих сотников. Первым говорил князь Номак.
- По последним сообщениям, караван прошел Югорский камень и вступил на земли самоедов. Эти трусливые собаки поджали хвост при виде твоих воинов. Каравану, ни что, не угрожает, и через несколько дней он будет на месте.
- Номак! Ты уверен, что в Обдоре не заметили прохождение каравана? – Спросила княжна.
- С караваном пошли самые опытные мои охотники и войны. Идут скрытно, тайными тропами. Только лесные духи могут их видеть.
- Хорошо будем ждать. Но на встречу пошли еще отряд, на самых сильных и быстрых оленях, и передай самояди, что Рача велит осадить Обдорский городок.
Ответ Номака не успокоил княжну. Последнее время Анна путалась в своих чувствах. Вот и сейчас возникло чувство досады и раздражения.
- Ни может такого быть! Ее любимый мужчина князь Шорин, лучший воин! Он должен быть только победителем! Караван наверняка уже у него! – Подумала княжна, и удивившись своим мыслям, до крови укусила губу.
- В Обдоре не могли видеть караван, слишком далеко стороной обошли его, - добавил Номак, удивленный реакцией Анны.
Продолжил совещание остяцкий князь Басарга.
- Две тысячи остяков готовы идти на Березов. Те русские, что ушли летом на Тобольск не вернулись, там мало людей. Вогулы хотят присоединиться к нам, обещают тысячу воинов. Приказывай и я сожгу город Березов.
- Ждем оружие от голландцев. Без огненных стрел нам не одолеть русских. Как идет обучение? Нам необходимы воины умеющие владеть огненным боем.
- Плохо княжна! Только шайтан не боится огненных стрел! Наши воины глохнут и закрывают глаза, стрелы летят куда попало. – опустив голову, признался Басарга.
- Ты хочешь сказать, что мои воины трусы? – Неожиданно охваченная злобой произнесла Анна. Даже рот у нее слегка приоткрылся и оголенные зубы, напомнили присутствующим оскал рыси.
- Что ты госпожа! Наши воины лучшие по Сибири! Они овладеют огненными стрелами, и сожгут все русские города, - испуганно пробормотал Басарга, упав в ноги княжны.
Совет закончился, все разошлись. Анна Алачева в своей опочивальне. Верная служанка Азиза помогает госпоже раздеться.
- Азиза, я последнее время себя плохо чувствую. Точнее не плохо, а как то необычно.
- Я это заметила! Моя госпожа стала не сдержанной, разучилась скрывать чувства. Стала за обедом есть соленую рыбу. Раньше госпожа не любила соленое. – произнесла Азиза улыбаясь.
- Да. Ты правильно заметила. А еще меня иногда поташнивает. Это очень неприятно! Может лекарю меня осмотреть? Ты как думаешь?
- Лекарь не нужен. Вы госпожа здоровы. С вами происходит то, что может произойти с каждой женщиной, - легкой загадкой, ответила на вопрос служанка.
Анна резко побледнела, а затем лицо плавно приобрело ярко красный оттенок.
- Я понесла ребенка! – Выдохнула княжна. – Спаси меня Рача, спаси свою жрицу. Как это не во время.
- Дети госпожа всегда во время, - вдруг очень серьезно произнесла Азиза, - а вот все ваши войны надо отложить!
- Что ты себе позволяешь? – Снова побледнев, уже от гнева крикнула Анна. – Пошла прочь отсюда, пока не приказала выпороть!
Княжна Анна Алачева, Самаркандская принцесса, жрица Рачи, предводитель восстания Сибирских народов, влюбленная беременная женщина осталась одна. Мысли, как калейдоскоп, меняя форму, цвет, переворачиваясь снизу вверх, посыпались из прекрасной головки, то пугая, то радуя, то снова пугая.

                9

Побережье Обской губы. То же время. Вернувшись в лагерь, казаки собрали большой круг. Присутствовали все, все могли высказать свое мнение, и решение будет принято общим голосованием. Настоял на этом десятник Бряга. Князь Шорин, не любил эти старые казачьи обычаи, но противиться не стал. Слишком серьезно все повернулось В караване оказалось свыше двух сотен сороков собольего меха. Это огромная ценность, ясак целой волости. Как полагалось, первым выступил голова Обдорский, князь Василий Шорин.
- Казаки, мы все служим царю Руси и Сибири. Нынче пресекли воровство великое. Возвратили царю ясак. Но так, уйти в Обдор, мы не можем. Иноземцы тоже участвовали в воровстве, и надо учинить им спрос.
- Это не просто воровство, это измена, бунт против царя. На эти соболя басурманы могут дать сотни ружей. В кого они будут стрелять? В нас казаки, в наших жен и детей! Надо идти на басурман, заковать в кандалы и отправить их на Москву. – Горячо заявил Бряга.
- Но голландцы не остяки. У них пушек больше десятка, и людей более нашего. – Высказал сомнение один из казаков.
- Видел я этих басурман, как тебя! Народ наемный не воинский, супротив нас не устоит, – возразил Бряга.
Говорили долго и много. Сошлись на том, что на басурман идут, а там будь, что будет, авось пронесет.

                10

На голландском корабле все шло своим чередом. На корме несколько помещений оборудованы печами. В них располагается экипаж. На берегу только дежурная вахта. Ее задача находиться на батареи, которая защищала подходы со стороны тундры. Прямо на позиции батареи сооружена землянка. В ней вахта хоронится от морозов. Главный наблюдатель на клотике гротмачты. В случае чего он даст знак, и раздастся сигнал корабельного колокола. Его хорошо слышно на батареи, и тогда караул займет место у орудий. А пока тихо. У вахты задача гонять самоедов от склада, да чистить снег вокруг землянки и орудий. Все выглядит надежно и безопасно.
Запасов продовольствия хватает, самоеды крутятся рядом и всегда готовы пригнать оленей и привести мороженную рыбу в обмен на металлические изделия, которые у них дороже золота. Но зимовка страшна не только голодом, больше страшно - безделье. Падает дисциплина, команда разбивается на группы, начинаются внутренние конфликты. Капитан и хозяева корабля, сами последнее время на нервах. Караван от княжны Анны ожидают со дня на день.
Купцы в полной мере сознают свой поступок. Находясь незаконно на территории чужого государства, они собрались продать оружие местным аборигенам. На территориях их колоний, нет страшнее преступления, и наказание за него смерть. Но тем не менее огромная прибыль удерживает их здесь и толкает на преступление. До и кого им бояться? Этого простака, Обдорского десятника Брягу? Так они за крепким, обледеневшем, дубовым корпусом, при корабельных пушках, как в крепости. И пусть сюда придет весь Обдорский гарнизон, им даже близко не подойти к судну.

                11

Городок Обдорск. Тоже время. Десятник Елистрат Васильев проснулся от стука в дверь. Тарабанил, крещеный самоед, переводчик Савелий.
- Господине десятник! Самоядь взбунтовалась! Хотят собак обратно! – сообщил новость верный Савка.
- И чего? Что орешь? Самоядь завсегда бунтует! – Еще не проснувшись толком, бурчал десятник, и еще подумал. – В остроге нас пятеро, а самояди под городком, во сто раз больше, всяко наберется. Ничего, мы их в раз остудим.
Матвей облачился в воинское снаряжение, и поднялся на башню. Там находился один казак, несший сторожевую службу.
- Чего Елистрат всполошился? Эка невидаль, самоядь! Разок из пищали шибануть, в раз по всей тундре разбегутся.
Самоеды собравшись в кучу, возле своих чумов, о чем то оживленно толковали. Было видно, что толпа возбуждена. Многие размахивали руками, а несколько человек, подойдя под самые стены, что-то кричали. Явно угрожая и требуя.
- Подымай казаков, баб, всех крещеных! – распорядился Елистрат. - Казаков на башни, к пищалям, а остальные, пускай стены водой обольют, а потом с ружьями и луками к бойницам. Береженого бог бережет! Да без моей команды не стрелять.
Елистрат продолжал наблюдать за поведением самоедов. Скоро весь крещеный, острожный люд, появился возле стен, сноровисто, и в то же время, спокойно, выполняя распоряжения десятника.
Беспокойный Савка, сбегал к бунтовщикам, пытаясь их отговорить, но сам, ели унес ноги. Те разошлись не на шутку. Скоро толпа вооруженных самоедов приблизилась к стенам и стала пускать стрелы.
- Видно давно не били самоядь! Обнаглели, забыли на кого руку подымают, нехристи! - Выругался Елистрат Васильев.
Как он и распорядился, никто из острога не стрелял. Не хотелось проливать кровь. Зима, охота, а тут побьешь лучших охотников, потом с кого ясак брать?
Но молчание острога самоядь поняла по своему.
- Испугались нас русские, боятся пускать огненные стрелы! Сам Рача хочет, чтобы мы сожгли Обдор, – подбадривали своих воинов князцы.
И самоеды с большим остервенением стали пускать стрелы, и пытаться поджечь стены.
Елистрат зарядил на своей башни пищаль, и в последней надежде напугать толпу, шибанул по ней холостым выстрелом. Те бросились в рассыпную, но видя, что среди них нет убитых, и раненых, снова стали собираться в кучу. Результат оказался обратным.
- Вы видите, Рача нас оберегает! – Кричали князцы. - Огненные стрелы не причиняют нам вреда! Сожгите городок. Это повеление бога Рача.
Орда, уже не на шутку, бросилась на городок. Одни, стоя в низу, старательно целясь, пускали в защитников стрелы. Молодые воины, ловко забросили арканы, и полезли на стены. Елистрату, ничего не оставалось, как скомандовать, что бы открыли огонь.
Залп из ружей и пищалей, смел нападающих. Множество воинов упало бездыханно вокруг городка. Оставшиеся в живых, в ужасе, просились к своим чумам. За ними пошли казаки во главе с Елистратом. Все самоеды поселения, включая женщин и детей, вышли из чумов и пали на землю перед русскими. Их князцы, только, что призывавшие свой народ к бунту, бормотали слова покорности, и просили о милости, сохранить жизнь. Подобную картину, десятник Елистрат Васильев наблюдал ни один раз.
- Самоеды по хорошему не понимают, - рассуждал про себя десятник, - если к ним с добром, с уважением, то воспринимают это как слабость и трусость. Начинают кусаться и в жестокости границ не ведают. А дашь по мордам, сразу на землю падают и пока больно, чтут тебя за бога.
- Что бы от городка ни шагу! – приказал Елистрат князцу самоедов. – Двух твоих сыновей забираю в острог. Будешь вести себя смирно, сдашь ясак, весной отпущу! Ясак с поселения не уменьшаю. Сам повинен в смерти охотников!
Казаки схватили двух подростков и поволокли в городок. Теперь им сидеть взаперти, быть заложниками, и от того, как будет себя вести отец, зависит их судьба.

                12

Побережье Обской губы. То же время. Обдорская дружина, во главе с князем Шориным подошла к побережью. Голландское судно стояло на прежнем месте, крепко скованное льдами. Мачты, реи, снасти, покрылись толстым слоем изморози, что придало кораблю вид призрака, до сего часа не виданного в этих удаленных местах. Из кормовой части поднимается печной дым. Печка топится и в землянке вырытой на берегу, рядом со складом. При виде русских, самоеды, что крутились на берегу, поспешили убраться подальше. Было видно, как засуетились голландцы, явно не ожидая таких гостей. Для капитана и заморских купцов появление русской дружины, было равносильно грому среди ясного неба.
- Все дождались русских господа негоцианты! Радуйтесь! – зло произнес капитан и страшно выругался, где прозвучали маты всех народов, кроме русского.
Дружина остановилась на расстоянии ружейного выстрела и казаки принялись быстро, чуть ли ни бегом укреплять лагерь. Использовались камни и глыбы льда. Одновременно к позиции голландской батареи направилась собачья упряжка. В ней двое: казак и князь Василий Шорин.
К этому времени стороны хорошо успели рассмотреть друг друга и обдумать ситуацию.
- У русских намерения серьезные! – произнес старший из купцов, до этого внимательно разглядывавший пришельцев, в подзорную трубу. – Готовьтесь к бою капитан, и уничтожьте этих самозванцев. А пока послушаем, что скажут парламентеры. Взгляните! У офицера, что в санях, золоченые доспехи. Видно их предводитель. Попробуйте капитан пленить его, или в крайнем случае убить.
По приказу капитана, на береговую батарею, не мешкая, перебралось несколько десятков добровольцев. То были матросы из абордажной команды. Отчаянные драчуны и рубаки засиделись на зимовки и теперь, сгорая от нетерпения, рвались в драку. Тем более выходило, что будет не просто развлечение. Хорошую цену назначил капитан за победу.
Собачья упряжка, с парламентерами, вдоль берега приблизились к батареи, и смело остановилась под жерлами корабельных и батарейных пушек. И если корабельные, вряд ли могли достать до упряжки, то пушкам батареи это труда не составляло.
- Господа негоцианты! – начал переговоры князь Шорин. – С вами говорит голова Обдорского острога, князь Василий Шорин, ставленого здесь для порубежной службы царем Всея Руси и Сибири, Василием Шуйским. Имею сведения, что вы затеяли воровство великое, чем вводите в разор государя моего. Предлагаю сдаться и подчиняться моим приказам.
Князь говорил на Шведском языке, широко известного в Европе. Ему пришлось изучить его во времена Ливонских войн. Того требовало постоянное общение с пленными и участие в бесконечных переговорах. Тихий морозный воздух разнес его уверенный спокойный голос до всех иноземцев и большинством был понят. Слова произвели сильное замешательство на корабле. Даже капитан растерялся, пораженный смелым заявлением, произнесенным властным голосом, на неплохом Шведском языке, здесь на краю света.
Мертвая тишина стояла несколько минут. Даже мачты корабля, от удивления, перестали скрипеть.
- Я не имею информации, что северные моря и побережье принадлежат Московии. – взяв себя в руки ответил капитан. – С начало пускай царь Московии оповестит моего государя, и тогда я буду подчиняться здесь вашим законом, а пока извините покорно.
Он уже понял, что столкновения не избежать, что команда, готова напасть по первому его жесту, что сейчас подходящий момент схватить князя, и этим обеспечить себе победу.
- На абордаж! – прокричал капитан.
Не знали русские слово абордаж, но действия иноземцев объяснили все. По этой команде от батареи, к Шорину бросилась дюжина рослых матросов. За поясами, у всех торчали пистолеты, а в руках отливали блеском абордажные секиры и палаши. На лицах желание и радость драки. Боевые кличи иноземцев понеслись над заснеженной тундрой, пугая зверей.
- Уходим! – прокричал Шорин, - помогая собакам тронуть с места пристывшие сани.
Но уйти, оказалось, не судьба. Казак Игнатий, что был за каюра, стал резко воротить собак. Полозья загребли снег, собаки дернули, люди не удержали сани, и те, перевернулись. Шорин и Игнат рухнули в снег. Нападавшие быстро приближались. На корабле и в тундре, все превратились в зрителей. Поднявшись на ноги, Шорин быстро оценил ситуацию. Запутавшись в ремнях собаки тащили в сторону перевернутые сани, как бы освобождая место для драки. Противник был рядом, окружая его со всех сторон, уйти от не равного боя возможности не было.
- Будем драться! – Крикнул Шарин. – Игнат! Прикрываем друг другу спину!
Казак понимающе кивнул. С саблями в руках, стоя спина к спине, они встретили врага. Стороны, ожидая хорошей драки, не стали применять огненного боя, а схватились в рукопашной.
Матросы насели со всех сторон. Мешая друг другу они лезли вперед, чем изрядно навредили себе. Каждый мах русских сабель наносил им увечье, а между тем ловко обороняясь те были невредимы. Сообразив, стали нападать четверками, по двоя, на каждого, меняя друг друга для отдыха.
Секирами и широкими палашами не до фехтования. На русских обрушились тяжелые прямые удары. Приходится быстро двигаться и  молниеносно отражать их. Сабли русских крутятся так, что их не видно. Только блеск клинков, и искры сыплются во все стороны, да металлический лязг разноситься над тундрой. Несколько матросов захлебываясь собственной кровью упали в снег. Остальные, не обращая внимание на павших товарищей, продолжают наседать.
- Княже я ранен! Держись сам! – произнес тихо Игнат, и рухнул, умирая под ударом палаша, но в последний миг, отдавая остаток жизни, вдруг громко крикнул. – Братаны! Русских бьют!
Как не странно, но русские, все это время, не двигались. Неожиданное вероломство противника, трагическая случайность с упряжкой, лишила малейшей надежды спасти князя. Крик Игната вывел их из оцепенения, да и князь, чудом, продолжал сопротивляться. Вся дружина, кто на санях, кто на лыжах бросилась спасать голову Обдорского.
Шорин отступил к торосом. Потеряв Игната, он изменил тактику. Теперь он передвигался по лабиринту из льдин, то неожиданно нападая, то отступая. Нападающие, увлеченные схваткой, не видели, что обстановка меняется. Зато все хорошо видел капитан. Попытка, захватить офицера, перерастала во всеобщее сражение, и не в его пользу. Русские оказались отличными воинами, владеющими искусством фехтования. А его бойцы, не смотря на отвагу, явно  уступали. Причем лучшая их часть была изранена и утомлена.
Князь Шорин продолжал упорно сопротивляться. Тело, продолжало ловко двигаться, голова принимать быстрые и правильные решения, рука твердо держала саблю. Снова над головой секира. Князь легким ударом сабли парирует удар. Страшное оружие меняет направление. Задев плечевые пластины лат, лезвие со всего маха впивается в льдину. Осколки летят во все стороны, раня и ослепляя противника. Вот мгновенье, когда противник не защищен. Следует выпад. Сабля легко рассекает шею. Кровь фонтанирует во все стороны. Шорин мгновенно отступает, а подоспевший на помощь противник, поскользнувшись в крови товарища, падает, мешая другим.
- На абордаж! – снова крикнул голландец.
По его команде, с борта судна, полетели вниз канаты и веревочные лестницы. По ним, с виртуозностью цирковых акробатов, команда устремилась на лед. Засиделись искатели приключений на зимовки, а тут подарок судьбы. Предстоит битва с небольшим отрядом обнаглевших Москалей, а добыча - обоз долгожданного меха.
К месту схватки, участники подоспели одновременно. С ходу сшиблись, и пошла карусель. Крик и ругань неслась на всех языках мира. Команда состоявшая из наемных матросов пестрела не только разнообразим одежды и вооружения, но даже цветом кожи. Несколько негров, привели казаков в шок. Некоторые, даже на мгновение остановились, и перекрестившись с криком:
- С нами крестная сила! – бросились в битву, не сомневаясь, что дерутся с нечистой силой.
В белоснежной тундре, на фоне вмерзшего в лед корабля, шла эта жуткая схватка. Дрались упорные профессиональные бойцы. Сполохи северного сияния освещали эту картину.
Обеим сторонам нужна только победа. Капитан внимательно наблюдал за происходящим. Падали в схватке русские казаки, но гораздо чаще падали его матросы. Самых сильных и смелых, бросил он в бой. Без них, до родного порта, сквозь льды не дойти. Спустившись на батарейную палубу, он осмотрелся. Пушкари на местах и ждут команды.
- Сейчас будет команда на отход. Зажигайте факелы, и как только наши оторвутся от русских, бейте картечью в самую гущу Москалей. – Произнес капитан.
Поднявшись наверх, он дал команду на отход. Прозвучала труба. Но сигнал не получился. Медная труба пристыла к губам, причиняя боль горнисту и тот, оборвав мелодию, закричал от боли.
По морской команде – отход, все должны мгновенно покинуть место схватки. Сейчас этого не получилось. Часть команды отошла, а оставшиеся были изрублены русскими, которые восприняли происходящее как бегство, и с большей энергией кинулись на противника. Не желая бить по своим, батарея молчала, до тех пор, пока не прибежал капитан. Криками и пинками он заставил пушкарей сделать залп в гущу русских, и, продолжавших еще сопротивляться, матросов. Залп не получился. Пушки не довольно фыркнули, обдав корабль клубами едкого дыма. Картечь посыпалась на землю, как горох, едва долетев до дерущихся. Теперь ругались пушкари. Они первыми догадались что пороховые заряды  отсырели и для стрельбы не пригодны.
Между тем, казаки, добив голландцев, отошли на безопасное расстояние, унося своих, убитых и раненых. Голова Обдорский, князь Шорин, продолжал участвовать в битве до самого конца. Только отдав команду на отступление, он вдруг ощутил сильную усталость. Князь опустился на колени и стал молиться. К нему подошел Бряга. Весь перепачканный в крови, с обломком сабли в руках, он был готов штурмовать корабль.
- Что с тобой княже? Не ранен ли? – тревожась, спросил он стоявшего на коленях князя.
- Видя сие, Матвей, - произнес тот тихо, - не постигаю, каким образом остаюсь я живым и победителем. Видимо, что сие произошло от единой благости Всевышнего Творца к нам.
- Так мы же княже казаки! - Воинство Христово! Всевышний творец за всегда с нами. Без веры в это, рубиться за Русь православную, и за царя батюшку, ни как нельзя. Ты вставай, не время сейчас для молитвы. Штурмовать надо басурман.
- Штурмовать корабль не будем, и так много наших полегло. Предложим сдаться, а если откажут, то спалим или взорвем их корыто. – Произнес Шорин, поднимаясь с колен, и поправляя изрубленные доспехи.
В этой схватке, казаки потеряли пятерых, а все остальные, имели ранения. Сложив убитых на сани, перевязав раны, начали осаду.
Пищаль непрерывно вела обстрел судна. Из-за малого калибра, не причиняя кораблю особого вреда, она держала обороняющихся в постоянном страхе, затрудняя передвижение и наблюдение. Кроме того, было ясно, что в случае вылазки, пущенная в упор картечь, решит исход схватки. Казаки достали луки, и в корабль полетели стрелы, на которых пылала просмоленная пакля.
Стрелы впивались, в борт и судовые надстройки, но результата не было. Обледеневший борт сопротивлялся огню, да и команда не дремала, вовремя обнаруживала и гасила возгорания. Матвей Бряга требовал штурма. Казалось, кровь кипит в его жилах. Он без конца двигался и пар валил из под железных лат, покрыв его инеем, от которого был совершенно белым.
- Матвей,  упади на земь, - неожиданно попросил Шорин.
Тот не понимая, выполнил команду. Князь отошел на несколько сажень и осмотрел лежащего Брягу.
- Закидаете его снегом, - опять распорядился князь. – Вот, что Матвей! В таком виде ты не заметин. Сейчас приготовим заряд с фитилем. Поползешь к кораблю и взорвешь его там. Сам вернись, Всевышний Творец с нами!
Десятник Матвей Бряга полз к судно не торопясь. Примерший к одеждам снег – хорошая маскировка. Боченок пороха тащил он с собой. Хотел взять два, да князь не дал, говорит, что одного, вдосталь хватит. Обмотали его белой материей. Не заметно, да и не гремит об лед. Пищаль продолжала вести огонь. Ядра закончились, картечь берегли. Зарядами служил лед и камень. Темная громадина, судна приближалась. По борту горят фонари.
- Богато живут! Масло жгут без меры! Трусы! Бояться за себя, и правильно, сейчас расчет получите, господа басурмане, за те переговоры. – Думал Бряга, подползая к борту судно.
Стараясь не шуметь, закатил боченок под борт. Обложил его кусками льда, зажег фитиль и стал уходить. Бряга был уже на безопасном расстоянии, когда услышал шум, а потом увидел, как с борта, спускаются два матроса. Те, что–то обсуждая, пошли вдоль борта, в сторону заряда.
- Эх! Велик, фитиль оставил! – подумал Бряга, и не скрываясь бросился обратно.
Матросы еще не обнаружили заряд. Фитиль горел прячась за льдинами. Рассеянный свет, чуть освещал борт. Бряга выскочил из тьмы. Матросы увидели перед собой снежного человека, о которых им много рассказывали аборигены. Но снежный человек, держал в руках саблю, которая, одним махом, снесла обе басурманские головы. Потом раздался взрыв, проломивший борт судна, и вспыхнул пожар. Пожар, который уничтожил все.
Взрыв, князя Шорина, не удивил, он его ждал, а вот исчезновение Матвея было неожиданным. Он верил в неуязвимость десятника и лично, в сопровождении двух казаков, отправился на его поиски.
Дальнейшие события разворачивались самым трагическим образом. Судно горело, расплавляя под собой лед. Экипаж снимал с корабля все, что можно. Русские им не мешали. Попытка, оказать помощь, встретила агрессию со стороны голландцев. Остатки обгоревшего судна ушли под лед. На льду осталось три десятка матросов и капитан. Все хорошо вооруженные. На предложение сдаться, последовал отказ. Русские их трогать не стали, они больше не представляли опасности для Руси.
Брягу отыскали быстро. Взрывом, его отбросило, за ледяные торосы, и парень остался живым. Хотя мог сгореть и утонуть вместе с кораблем. Шорин лично его осмотрел, проявив и в этом деле не плохие познания. Поставил на место вывихнутые суставы, смазал и перевязал раны. Новоявленный лекарь, занимался больным на санях, вокруг которых, разожгли огонь. Здесь же князь Шорин, оказал аналогичную помощь всем нуждающимся, чем изрядно удивил и вызвал к себе еще большее уважение среди казаков.
Князь Василий Шорин совмещал в себе две, а то и три, казалось не совместимые, стороны характера. Одна, баловня судьбы, царедворца, любимца царя Бориса Годунова. Такие, в Сибирских краях, авторитетом не пользовались. Вторая, всесторонне грамотного, передового человека, к тому же, наследственного воина. И по мере раскрытия этих качеств, подчиненные ему казаки, проникались уважением, которое заслужить у этих суровых людей было не просто. Но тот, который этого уважения заслужил, получал над ними безграничную власть. Теперь, по приказу князя, они, не задумываясь, пойдут на смерть. Пойдут, уверенные в своей правоте, и в том, что атаман рядом и знает, что делает. Третью черту характера князя, определяла его душа. И это была душа не сурового воина и не сластолюбивого царедворца. То была душа, влюбчивой, ранимой, поэтической натуры, с болезненным чувством чести.

                13

Голландцы ушли на северо-запад, в надежде перезимовать у самоедов, а на следующий год, с помощью поморов, уйти к Норвежским берегам.
В тот тревожный год на просторах приобской тундры собралось великое множество самояди. Пустозерские, Югорские, Обдорские племена отправили сюда, часть своих воинов, в надежде удачной торговли или легкой добычи. О трагических событиях на побережье им было хорошо известно. Князь Василий Шорин известный среди самояди, как князь Обдорский уже приобрел, среди них, славу бесстрашного и безжалостного воителя. Взрыв голландского судна, вознес его до уровня языческого божества - громовержца.
Голландцы, достигли стойбище самоедов, на седьмой день пути. Шли на лыжах, сами тянули сани с имуществом. Уставшие, обмороженные, но без людских потерь, они были приняты самоедами.
Имущество, которым обладали иноземцы, по меркам самоедов были невиданным богатством. Котлы, металлические печки, оружие, масса другого снаряжения стали предметом торга. Но торг не состоялся. Мягкая рухлядь, которая привела иноземцев в этот северный далекий негостеприимный край, теперь потеряла для них всякий смысл. Теперь смыслом стало сохранение жизни. Без снаряжения, это было не возможным. Плата за питание и приют, подарки вождям не были достаточным. Всю дикую самоядь, собравшуюся в том стойбище, охватила жажда добычи. Не пугало их и грозное огнестрельное оружие, которое было у всех пришельцев.
- Мы данники Русского царя, и в случае чего князь Обдорский защитит нас, - рассудили самоеды.
Голландцы уйти не успели, да и куда идти, сквозь полярную вьюгу и мглу. Глубокой ночью они были зарезаны самоядью все враз. Счастливцам, удалось принять смерть во сне.
Историческая справка. Мангазейский морской ход был открыт поморами в конце XV – начало  XVI века. В конце XVI века плавания в Мангазейскую землю совершались часто. Мангазейский морской ход был нелегким и всецело зависел от случайностей: «А коли де бог не даст пособного ветра … и тогда все кочи ворочаются Пустоозеро, а как заимут льды большие, ино обходят около льдов парусом и гребью недель шесть, а иногда обойти льдов немочно, и от тех мест ворочаются назад в Пустоозеро. Но не смотря на это ход был оживленной арктической магистралью. Ежегодно до 20 кочей, пробивались сквозь льды из Архангельска в Обскую и Тазовскую губу (встречается название - Мангазейское море). Длина судна – коча, не превышала 19 метров, а ширина 5 метров. Полярный корабль мог поднимать до 2,5 тысяч пудов груза. При царе Борисе Годунове существовала грамота, которая разрешала легальное использование морского хода, для Архангельских купцов и промышленников. Но в то же время существовало множество запретов на проход иноземных судов, где строго предупреждали поморов о том, чтобы  они « с немецкими (иноземными) людьми в Мангазею не ходили и их не пущали, дорог им не указывали. Проведывать про немецких людей и беречь накрепко, чтобы отнюдь в Мангазею немецкие люди с моря водяным путем ходу не проискали. Учинить строгий надзор за морским ходом из Архангельска в Мангазею. Опасность иностранного вмешательства в северную торговлю была реальной. Сибирским воеводам было бы весьма трудно противостоять вторжению в низовья Оби иностранных кораблей, богатых военной и морской техникой, имеющих большой опыт колониальных завоеваний и борьбы за новые морские пути.
1556 – английский мореплаватель Стефан Барроу увидел Новую Землю, но пройти в Карское море не смог.
1580 – в устье реки Оби направленны два английских корабля. Их тоже постигла неудача.
1616 – поморские мореходы видели иностранные суда в Карском море, а на остроге Колгуев мангазейские мореходы обнаружили разбитый корабль с пушками.
От пушной торговли в Мангазеи, русская казна получала значительные налоги, а морской путь, будучи не подконтрольным, позволял вывозить пушнину беспошлино, что приносило огромные убытки.
В 1619 году морской путь в Мангазею был запрещен. В царском указе было записано, что «та дорога, по государеву указу, от дальних лет в крепкой заповеди с смертной казнью надлежит, чтоб никакой человек тем заповедным путем из большого моря - океана в Мангазейское море, ни из Мангазейского моря в большой океан никто не ходил».