Глава 5

Последствия этого курьёза оказались даже более странными, чем само по себе случайное воспроизведение реальной мелодии падающими каплями из кухонного крана. Олерон стал – а может, ему просто так казалось – необыкновенно чуток к малейшим шумам в своём новом жилище. Давно замечено, что тишина производит особо сильное впечатление, если нарушается каким-нибудь едва слышным звуком. Между тем, старый дом никогда полностью не умолкал. То ли сырой весенний воздух размягчал его окостеневший деревянный скелет, то ли каминный жар заставлял разминать затёкшие члены – не говоря уже о всевозможных жучках, что без устали грызли и сверлили древние балки и стропила. Стоило лишь минуту-другую посидеть спокойно в кресле, чтобы ощутить вокруг не менее богатую гамму звуков, чем в летнем лесу, который только сначала может показаться замершим и безмолвным.

Олерон усмехался, размышляя об условности черты, проведённой людьми между живым и неживым. Треск и шипение огня в камине, привычная возня мышей и шорох отвалившейся штукатурки за деревянными панелями не в счёт – весь дом без умолку болтал о чём-то на своём особом языке. Древние балки устало вздыхали, устраиваясь поудобнее в своих пазах, невидимые существа мерно пощёлкивали в стенах, тоненько жаловались доски пола... Оконные рамы ходили взад и вперёд словно сами по себе, без ощутимого движения воздуха. Можно это считать жизнью или нет, но собственный характер дом определённо имел, и притом весьма располагающий к себе. На самом деле, подумал вдруг Олерон, раз уж имеется некая общность души с телом, то что мешает её слиянию и с местом, где это тело обитает? Может быть, и он сам со временем так сроднится со старым домом, что будущие жильцы невольно ощутят его незримое присутствие. Вот будет забавно, если безобидный писатель, чью совесть ничто не обременяет кроме разве что брошенного на полпути романа, станет являться кому-то по ночам привидением!..

Однако, по мере роста привязанности Олерона к новому жилищу, первоначальное равнодушие Элси Бенгоу сменилось резкой антипатией, которую она выражала без всякого стеснения.

– Это место совершенно чуждо нашему времени, что для тебя особенно вредно, – заявила она. – Ты только и рад отмахнуться от внешнего мира и впасть в апатию. Квартира с цементным полом, патентованным газовым счётчиком и грузовым лифтом – вот что тебе нужно! Ты добился бы гораздо большего, имея работу, где надо пробиваться наверх и строить отношения с себе подобными. Вот если я найду подходящую – скажем, на два-три дня в неделю, чтобы оставалась ещё уйма времени на основные дела – ты согласишься?

Олерон внутренне поморщился.

– Спасибо, – хмуро ответил он, – но едва ли мне это подойдёт. И, не удержавшись, добавил: – В конце концов, каждый имеет право жить, как ему нравится.

– Нравится?! Как давно ты последний раз выходил из дому, Поль?

– Часа два назад.

– Я не про покупку марок и отправку писем! По-настоящему – хотя бы просто прогуляться?

– Ну… не помню точно.

– Со мной, когда я была в последний раз?

– Да, я мало выхожу, – нехотя согласился он.

– И что это даёт? – прищурилась Элси. – Далеко продвинулась «Ромилли» благодаря твоему добровольному заточению в четырёх стенах?

– Думаю, что да. Фундамент уже заложен, вот-вот сяду писать.

Мисс Бенгоу, похоже, успела позабыть о недавней стычке. Она озадаченно нахмурилась, потом вдруг резко впилась взглядом в лицо Олерона.

– Ах, вот как! Стало быть, ты так и не выбросил из головы свою дурацкую идею?

– Если ты имеешь в виду, – ответил он с расстановкой, – мой отказ от прежней «Ромилли» и работу над новой, то ты совершенно права. Эту идею я из головы не выбросил.

Голос его прозвучал неожиданно резко, но Элси не привыкла легко сдаваться. Презрительно фыркнув, она деловито осведомилась:

– Где старый текст?

– Зачем тебе?

– Я хочу посмотреть... и показать тебе там кое-что. Если ты не совсем ещё потерял связь с реальностью, это приведёт тебя в чувство.

Теперь нахмурился и он. Помолчал немного и сказал, уже мягче:

– Не надо, Элси. Я сам отвечаю за свои решения, так что позволь мне идти избранным путём, даже если он кажется тебе ложным. Всё хорошо продумано, поверь... Рукопись? Я собирался её сжечь, но передумал. Если хочешь взглянуть, она в том сундуке.

Мисс Бенгоу быстро подошла к окну и подняла крышку, но тут же, вскрикнув, отдёрнула руку и прижала к губам.

– Ты бы забил эти гвозди, Поль, – бросила она через плечо.

– Что? Как? Что случилось? – Олерон вскочил с кресла. – Я же их забил... то есть, вытащил!

– Кое-что осталось, – ответила Элси, показывая окровавленную ладонь, распоротую от запястья до мизинца.

– Боже мой! – воскликнул он. – Скорее, сюда!

Проводив мисс Бенгоу в ванную, он хорошенько промыл рану тёплой водой, затем включил холодную, не переставая растерянно восклицать:

– Господи, как же это! Я ведь... Не слишком холодно? Очень больно, да? Не представляю, как это могло... Вот, теперь вот так... хватит, наверное.

– Ничего, ещё немного, я потерплю, – пробормотала Элси, скривившись от боли.

Вернувшись в гостиную, Олерон перевязал ей руку чистым носовым платком. Лицо его по-прежнему выражало крайнюю озадаченность. Он потратил полдня, распечатывая и приводя в порядок сундуки под оконными сиденьями – как мог там остаться ржавый гвоздь, торчащий на полдюйма? Эти крышки с тех пор не раз приходилось открывать, и никаких гвоздей не было, однако же...

– Ну, уж теперь я покончу с ним раз и навсегда, – пробормотал он, доставая клещи.

Элси Бенгоу опустилась в кресло. Она была бледна как мел, но в руке сжимала рукопись «Ромилли» и сдаваться не собиралась.

– Поль, ты совершишь большую ошибку, самую большую в жизни, если не напечатаешь это!

Олерон горестно потупился, всё ещё не в силах отвлечься от происшествия с гвоздём. «Ромилли» сейчас мало его волновала. Однако Элси не унималась, и отвечать всё-таки пришлось.

– Ну что тут сказать, – начал он, наконец, почти извиняющимся тоном, – я могу лишь надеяться, что когда ты увидишь новый вариант, то сама убедишься в моей правоте. А если, несмотря ни на что, он тебе не понравится, что ж... – он развёл руками. – Как ты не понимаешь – я должен идти своим собственным путём.

Она молчала.

– Послушай, Элси, – мягко проговорил Олерон, – мы всегда отлично ладили друг с другом, не будем ссориться из-за этого.

Слова едва слетели с его губ, как он пожалел о сказанном. Прикрыв глаза, девушка прижимала к груди больную руку, веки и губы её дрожали.

– Как ты изменился, Поль, – произнесла она срывающимся голосом, – как ты изменился!

– Успокойся, Элси, это всё шок, тебе нужно отдохнуть. Глупости, – с какой стати мне меняться?

– Не знаю, но так и есть. Ты сам на себя не похож с  тех пор, как переехал сюда. Лучше бы тебе никогда не видеть этого дома! Он не даёт тебе работать, сделал тебя каким-то чужим, я так ужасно волнуюсь... Как болит рука! Уже дёргает...

– Бедная, бедная, – прошептал он. – Давай пойдём к доктору, пускай перевяжет, как положено.

– Нет, не надо, само пройдёт... Я подниму повыше.

Она положила раненную руку ему на плечо, опершись локтем на спинку кресла.

Это лёгкое прикосновение вызвало у Олерона странное чувство. Сотни раз прежде, во время встреч и прогулок она по-приятельски брала его под руку, и он не видел в этом ничего особенного, словно был её братом, но теперь мысли вихрем завертелись в голове. Запрокинутая голова Элси, опущенные веки, слабая потерянная улыбка на полураскрытых губах... Истина, наконец, открылась ему. Господи, как же он раньше не догадывался!

Самым странным было то, что теперь, когда он осознал всю силу безответной любви девушки, первым его чувством стала не печаль, не стыд, не растерянность, а нечто другое, новое и странное – непреодолимое раздражение, обида и злость. Внезапный приступ себялюбия был настолько силён, что Олерон едва не высказал вслух своего раздражения. Зачем она вообще здесь? Почему не займётся собственной работой? Кто дал ей право совать нос в его дела, опекать его, давать непрошеные советы? Изменился... Если уж на то пошло, она сама изменилась, а вовсе не он!

К счастью, к тому моменту, когда Элси открыла глаза, вспышка гнева уже улеглась, и он смог говорить спокойно, хотя и с некоторым холодком.

– Может, я всё-таки провожу тебя к врачу?

Элси решительно поднялась на ноги.

– Нет, спасибо, Поль, мне уже пора. Если перевязка потребуется, я найду, куда обратиться. До свидания.

Олерон не сделал попытки задержать её. Они вместе спустились по лестнице. На полпути к калитке Элси обернулась.

– Ты так далеко живёшь... Когда соберусь в гости в следующий раз, пошлю открытку, чтобы наверняка застать тебя дома.

Через несколько шагов она обернулась снова.

– Уезжай отсюда, Поль. Это нехорошее место.

Олерон вернулся в гостиную, открыл крышку злополучного сундука  и долго смотрел на неё, потом захлопнул и отвернулся.

– Это уже пугает, – пробормотал он. – Не мог же я в самом деле пропустить тот гвоздь...