8 августа 1942 г. под Ржевом

    Добрый день, любимая!
    Понимаю твое беспокойство – я сейчас нахожусь на передовой, хотя ты об этом, очевидно, не знаешь. Наступаем. Начали наступление 3-го из р-на, расположенного на юго-востоке от Ржева в 30-40 км. Прошли на запад уже  километров 25-30. Взяли город (вычеркнуто цензурой. Ред.), находящийся в 12 км от (вычеркнуто цензурой. Ред.), и продвинулись дальше. Впечатлений и тем столько, что теряюсь, о чем же писать тебе. Опишу последовательно все то, что пришлось узнать за эти дни.
    Оказалось, что я способен хладнокровно ходить по грязи глубиной выше, чем по колено, держа при этом на спине пятидесятикилограммовый  ящик с минами. Оказалось, что можно спать в 20 метрах от нескольких батарей, ведущих ураганный огонь. Видел мотодивизию, целиком оснащенную английскими и американскими танками и американскими автомашинами. Участвовал в переправе через реку (брод по грудь), когда приходилось толкать повозки с минометами и стаскивать с обрыва высотой 30 м и крутизной 45 градусов, причем все это происходило под угрозой бомбардировки пикировщиками, летающими вокруг (правда, наших ястребков было много, и они здорово гоняли их). Шли по деревням, сожженным и «исщепанным»  в дымину, мимо трупов врагов, «приятно пахнущих». Несколько раз попадали в передряги.  Шли мы параллельно Волге, по ту сторону - немцы, как только вылезаешь на возвышенность – попадаешь под артобстрел. Стрелковые карточки (видел я их в покинутых блиндажах) составлены у них очень точно и подробно. Несколько раз засыпало землей от разрывов снарядов. Отделался царапиной на затылке: пошел помочь раненому из своего взвода и на перекрестке попал под артналет, залег на чистой дороге у камня, защищающего с одной стороны.  Разорвался снаряд в 3 м впереди и сбоку – сорвало пилотку и слегка поцарапало. Рядом ранило пятерых. Перевязав их, получил с них мзду – плащ-палатки, которые представляют здесь наибольшую ценность (кроме касок). После этого случая снял с убитого каску и, отмыв кровь, ношу ее теперь (старую я бросил, когда шатались по тылам). В других подобных этому случаях мне более везло, и я оставался невредимым. Из моего отделения двоих ранило и одного убило. Много вышло из строя лошадей. Сейчас несколько дней стоим на месте: кончились мины, а подвозить их трудно. Наступающие части ушли вперед уже км. на 15. Батальон, который поддерживает наша батарея, переправился через Волгу и ведет там сейчас бой. Ржев взяли, по устным известиям, еще дней 5 тому назад. Группировка, которую мы сейчас жмем, отрезана и разбита на части примерно в то же время. Близится время, когда она будет окончательно истреблена. Сегодня сдалось в плен 500 человек арийцев. Живем хотя и в тылу (ближнем), но все время под страхом артналета. Стараемся далеко не отходить от «могилок» - одиночных или на двоих  - щелях, в которых мы спим,  по форме вполне оправдывающих свое название. Странно взглянуть на нас со стороны: ходим, озираясь, все время стараясь держаться близь естественных укрытий, при малейшем отдаленном свисте все движение прекращается на несколько секунд, а затем или рывок в укрытие, или распластываешься на земле, или с удовлетворением отмечаешь: «Не в нас!». Пока я писал тебе письмо, у нас ранило двоих бойцов и трех лошадей. Ты, очевидно, уже совсем запугана и мысленно хоронишь меня. Но дело в том, что почти все жертвы – результат собственной беспечности и неосторожности. Я пока не очень хочу умирать, а в некотором роде – наоборот, так что прилагаю все усилия, чтобы избежать смерти. Тут целиком оправдывается положение из стихотворения «Жди меня»: «Не понять, не ждавшим, им, как среди огня, ожиданием своим ты спасла меня.». Когда я не знал, что я любим тобой [хотя бы отчасти (в то время)], я дошел до полного согласия с Лермонтовым в его пессимистических взглядах на жизнь человеческую, вообще, и на мою, в частности. Моим девизом стало: «И скучно, и грустно…», которое почти полностью совпадало с моими настроениями. Может быть, ты не имеешь его сейчас под руками, на этот случай приведу его по памяти. «И грустно, и скучно, и некому слово сказать» (друзей у меня уже не было). «В минуту душевной невзгоды» (а это состояние было всё время, особенно от VII 41 до VII 42). «Желанья» (я читал как - «мечтанья»)! «Что пользы бесплодно и вечно желать» (мечтать). «А годы уходят, все лучшие годы» (правильно, черт возьми!). «Любить! Но кого же? На время – не стоит труда» (я старался убедить себя, что…) «А вечно любить невозможно» (моя любовь - временное явление, которое пройдет при длительной разлуке). «В себя ли посмотришь, - там прошлого нет и следа» (то, что мне пришлось испытать, подавило прошлое своей чрезмерной остротой). «Что чувства? Ведь рано иль поздно их сладкий недуг исчезнет при слове рассудка» (а он работает у меня в этом направлении тоже). «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, такая пустая и глупая шутка».  (С   последним я согласился в результате тех размышлений, о которых я тебе писал, кажется, перед отъездом зимой на фронт.). Я тоже, как и ты, большой любитель поэзии и зачитывался своими любимыми поэтами, похищая книги во время своих скитаний осенью в Подмосковье. Два тома Маяковского и томик Лермонтова я бросил (после 40 км перехода, перед 60 км) при следовании к передовой в феврале. На курсах, обстановка которых влияла на меня очень тяжело, они спасли меня от самоубийства или чего-либо вроде хулиганства с целью вырваться оттуда. Сейчас я сам удивляюсь, но перед самым боем я нашел на дороге «Тараса Бульбу» и читал его во время вынужденного бездействия, когда мины не давали подняться. Ну, я совсем отвлекся! Начнешь писать и, как в разговоре с хорошим другом, начинаешь говорить о том, что обычно скрываешь от других, хотя это к делу не относится. Самое главное, о чем я должен сообщить (из достоверных источников): наша дивизия после успешного окончания этой операции (уничтожения Ржевской группировки) возвращается обратно к вам в ту же армию. Значит,  встретимся! Ведь я не менее тебя жду встречи.
    Милая! Я немного боюсь, но, по правде сказать, ведь когда человека долго не видят любя, его идеализируют, и при свидании возникает иногда разочарование: идеал не сходится с оригиналом. Несмотря на все твои письма, с каждым из которых моя вера в то, что ты меня любишь,  растет (ведь вначале мне даже не верилось, и я считал, что твой ответ продиктован жалостью или еще чем-либо в этом роде). Я опасаюсь непрочности того, что сейчас, когда мы вдали друг от друга, кажется вечным (как всегда бывает, впрочем, в этих случаях). Твои письма - праздник для меня. Читая их, удивляюсь твоей памяти, восстанавливающей то самое золотое прошлое, которое сейчас отходит так далеко и в то же время так близко в силу нашей любви. Хотел накатать тебе такое же автобиографическое письмо, как и то, что я получил от тебя, но нет времени для этого. Это письмо писалось целый день. Что будет завтра,  не знаю. Думаю вложить бумагу в записную книжку и вести нечто вроде дневника. Замечательно яркие впечатления не могут быть переданы, когда пройдет некоторое время. Желаю всего наилучшего.
   Робко целую!  Валентин