Танцы с искусством
- Чарли, ты просто золото! – сказал ему кладовщик, имевший склад швабр рядом с его офисом. – Твое стихотворение для моей Дианы подействовало, как атомная бомба! Чётко и без вариантов!
- Я рад. Ты принёс? – ответил Чарли, вырывая из машинки листок с новым стихотворением. Он проглядел его сверху в низ, вытер им рот и выкинул в мусорный бак.
- Да, принёс, как и договаривались. – Барни поставил на стол пинту виски. Джим Бим. – А что ты выбросил? Новое заказное произведение искусства?
- Нет, новую личную писанину. Возьми стакан, – сказал Чарли, открывая бутылку. – Не люблю пить один, когда рядом сидит кладовщик.
- Нет уж, дружище, давай без меня! Мне еще толчки драить.
- Кладовщик, который драит толчки!
- Хватит, ты же знаешь, что мне деньги нужны, и я только из-за этого толчки драю. Типа на полставки, все дела.
- Смени работу, Барни.
- И тебе не хворать, – сказал Барни и пошёл делать то, за что ему платили сверху ещё 150 баксов в месяц.
Чарли выпил бутылку, написал пять стихотворений. Четыре выкинул в урну. Первая неделя всегда самая сложная.
По началу клиентов было немного – в основном школьники, но потом наплыв желающих прослыть Шекспиром начал увеличиваться. Чарли всегда писал разные стихи, у него не было ни одного повторяющегося образа, ни одной повторяющейся рифмы, и все они были превосходным оружием для получения желанных целей: для клиентов – женщин, для Чарли – денег. Платили за стихи не мало, но вот беда-то в том, что платили не Чарли, а его начальнику. Тот говорил, что платить надо за аренду, за питание, за бумагу, за уборку помещения, за чистые шторы, за приятный запах, за выгодное лицо, за чистые сартиры, в конце концов Чарли получал примерно десять процентов от каждого стихотворения. Томас, его начальник, получал, после вычета всех налогов и раздачи зарплат подсобным рабочим, примерно восемьдесят процентов. Каждое стихотворение стоило около тридцати зеленых человечков. Не трудно прикинуть, что Чарли, мягко говоря, был не в самом привилегированном положении. Только за квартиру он должен был отдавать полторы сотни в месяц.
- Чарли, я тут подумал,…я редко думаю, так что, мне кажется…ну, знаешь, если долго не занимаешься сексом, то, вот когда, наконец, займёшься, то делаешь это изо всех своих оставшихся сил. Так вот, мне кажется, что я правильно думаю, потому что очень давно не думал. Чарли, тебе надо книги писать. Знаешь, сколько они получают? Самые богатые люди – писатели.
- Не дури, Барни.
- Нет, правда, отнеси свои стихи в редакцию. Попробуй!
- Налей себе выпить, - сказал Чарли, складывая свежее признание в любви в папку, которая не падала со стола только потому, что облокачивалась на бутылку.
- Ты же знаешь, я на работе не пью.
- Знаю, не понимаю, почему? Боишься, унитазы засмеют?
- Заткнись! Я же просил не говорить об этом!
- А потом ещё писсуары издеваться будут. «Барни пьяная свинья!» - будут выкрикивать они, пока ты глядишь в свое отражение в мастерски доведённом до блеска, мраморном ширпотребном изделии.
- ЗАТКНИСЬ!
- Ну же, налей себе выпить, и я заткнусь.
- Я НЕ ПЬЮ НА РАБОТЕ!!! Это принцип!
-Ну, тогда не доставай меня книгами, если даже своими принципами сам боишься попробовать поступиться!
- Ты – долбанный псих! Будешь и дальше торчать в этом отстойнике!! Я ж тебе помочь хотел, у тебя ведь реально талант! А ты пашешь на этих ублюдков! Да они обдирают тебя до нитки!
- Я знаю, дружище.
- Знаешь, надоело. Я не приду завтра.
- До скорого, Барни. Передавай привет Диане.
- Она не знает тебя, придурок.
- Я знаю.
Чарли посидел еще час, затем взял чемодан со своими стихами, не теми, что на продажу. Дошёл до окна. Достал сигарету и стал разглядывать припаркованные машины. Его бросила жена, около года назад. Сказала, что он бесхарактерный неудачник. Что всё, чем он может заниматься – это бухать и печатать на машинке свои долбанные стихи. Он не давал ей читать свои стихи. А она орала, орала, била посуду и снова орала. Как-то утром он проснулся на улице. Он не стал возвращаться домой, а через неделю получил по почте заявление о разводе. Он всегда таскал свой чемодан со стихами. Всегда.
- Вы еще открыты? – спросил тихий, нежный и, какой-то манящий голос.
- Работаем до последнего клиента, - сказал Чарли, затушил сигарету об оконную раму и двинулся к двери. За дверью стояла красивая женщина, с синими глазами, нежными губами глазами, темно-каштанового цвета волосами, с дыханием лёгким, мгновенным и вечным.
- Это хорошо, я боялась, опоздать.
- А вы в курсе, что ко мне только мужчины приходят? Или вам тоже для девушки надо признание нацарапать?
- Нет, я, вообще хотела с вами увидеться.
- Вот ещё новости. Я заплачу за квартиру в следующем месяце, не позднее третьего числа.
- Я не за деньгами пришла.
- А зачем же? – спросил Чарли, наливая себе стакан белого рома.
- А, можно мне тоже? – спросила женщина, прижавшись к столу своими бедрами, одетыми в тёмно-синюю юбку, облегающую их до тех пор, до которых нужно, чтобы свести с ума любого мужчину.
- Стакан справа. Лёд на столе.
- Я хотела вас увидеть, по важному вопросу.
- Дамочка, я выпил пять стаканов рома, после не очень-то сытного обеда, и, если вы будете продолжать растягивать время, я, либо наброшусь на вас, либо вырублюсь и отправлюсь в страну сновидений!
- Я думаю, что вы давно не были в компании такой женщины, как я. Так что, заткнитесь, пожалуйста. Не хочу слышать, какой ты крутой. Кстати, я перешла на «ты», придётся нам еще и на брудершафт чокнуться.
- Боже, мой, – сказал Чарли, протягивая руку со своим стаканом.
Поцелуй получился довольно-таки неоднозначным. По крайней мере, таким, чтобы Чарли снова поверил в ангелов, в весну, в бабочек, в гвоздики, в герберы, в утренний кофе, в вечерний кофе, в дневной душ, в современный кинематограф, и вообще во всё, что принято делать с кем-то или для кого-то.
- Ты написал стихотворение для Барни? – спросила женщина, доставая из сумочки пачку сигарет.
- А ты Диана?! – спросил Чарли, поднося пламя к её сигарете.
- А если да?
- Тогда нет.
- Я Диана, любовница Барни.
- Ты любишь его?
- Думаю, да.
- Так зачем ты пришла ко мне? – спросил Чарли и отвернулся к окну, чтобы она случайно не увидела его глаза.
- Не знаю. Интересно стало.
- Знаешь, тебе лучше уйти. – Сказал Чарли, выдыхая дым на окно. Его вдруг привлекла картина, открывающаяся из его окна, и он хотел посмотреть на этот Мир сквозь сигаретный дым.
- Ты что, расстроился? Мы ж едва знакомы! – усмехаясь, спросила Диана.
- Люди, которые расстреливают других людей, тоже не очень близкие знакомые. – Сказал Чарли, не отводя взгляд от окна и все выдыхая и выдыхая на окно дым.
- Какой расстрел? Ты что, псих? – смеясь во весь голос, спросила Диана.
- Проваливай.
- Ты реально больной!
- Бойся здоровых.
- Да иди ты! Дебил, я хотела нормально потрахаться, а ты, как собака на сене! Еще и расстрелы какие-то! Тебе б подлечиться!
- Нас всех когда-нибудь расстреляют. – Сказал Чарли, рассматривая парочку влюблённых на улице.
Диана ушла, хлопнув дверью, разбросав по ступенькам остатки того прекрасного образа, который Чарли успел создать, когда они целовались.
Чарли отошёл от окна, достал стакан, пепельницу и лист бумаги. Он сел на стул, закурил новую сигарету, склонился над машинкой и, улыбнувшись, напечатал «Нас всех когда-нибудь расстреляют». «Отличное начало», - подумал он и написал ещё одно стихотворение. Затем взял свой чемодан и побрёл в сторону дома. «Вот и закончился самый сложный первый год» - сказал Чарли апрельскому небу, которое в ответ поморосило на него тёплыми каплями дождя.
Свидетельство о публикации №210022201570