Тамариндовые чатни

               
Кухня располагалась прямо на улице под навесом и напоминала гудящий улей, набитый индусами. Все разом они тараторили на хинди и носились по ней, сверкая белками глаз и сшибая друг друга с ног. Они таскали ведра с водой и корзины с лепешками, лавируя между горами рельефной, словно из сказки про Золушку, тыквы, картошки, цукини, странной зеленой репки в арбузной кожуре и размером с футбольный мяч. Еще больше были горы шелухи и очистков, а за ними громоздились  мешки с нутом, басмати, чили и возвышалась причудливая конструкция из гигантских сковородок и противней. В центре  кухни  в каменном полу зияли жерла печей,  похожие на огненные норы. Над каждой печью висел огромный чугунный котел, в таком котле мы с Деваки могли бы поместиться вдвоем, уложи нас в форме знака на кимоно, как инь и янь. В котлах клокотало  зелье.  Бледный  и нежный  европейский брахмачари мешал зелье чугунной лопатой, обвивая  ее тонкими, словно стебли лотоса, руками и налегая на нее всем телом. Языки пламени рвались из печей наружу и обдавали жаром его блестящее  розовое лицо.  На улице  сияло  полуденное солнце, и стояла сорокоградусная жара.

Я не решалась выцепить Деваки из толпы. Как только я собиралась с силами, Деваки исчезала. Потом вновь появлялась на кухне с плетеными корзинами, убегала за ножами,  прибегала, вывалянная в муке, искала какую-то дребедень,  находила и убегала обратно.
Наконец, я не выдержала:
«Деваки … можно мне полепить с тобой чапати?»
Деваки внимательно  посмотрела мне в глаза.
«Деваки, мне надоело мотаться по экскурсиям с паломниками, толкаться в храмах с индусками, я хочу поторчать на вашей кухне, полепить с вами чапати, почистить котлы и все такое,  хочу побыть как вы..  вобщем, сегодня я вся ваша..»
«Калиндюшка, служением решила заняться? – воскликнула Деваки,  щурясь и  улыбаясь до  самых ушей, - Молодец!.. Вон, кстати, Прабхуджи, - Деваки кивнула на коренастого индуса в шафрановом дхоти, похожий на  управляющего, он стоял среди котлов, подперев  кулаками поясницу, - Прабхуджи  отвечает за кухню, он каждый год бесплатно кормит тысячные толпы паломников.  Это его служение Шри Гуру. Хочешь, спроси у Прабхуджи что-нибудь. У тебя же всегда  тысяча вопросов.»

Кучка индусов примостилась на старых холщовых мешках. Все сидели  в «лотосе» и чистили тыкву, удерживая тяжестью скрещенных ног кривые металлические ножи на деревянных подставках. Рядом возвышалась гора из оранжевых тыкв. Индуска взяла одну тыкву, резким движением руки насадила на нож – тыква хрустнула и  раскололась на 2 части. 

«А это правда, что у него сиддхи, и он мысли читает?» - шепотом  спросила я у Деваки.
«Правда,» - таинственно прошептала она мне в ответ, взяла под ручку и плавно подвела к Прабхуджи. Прабхуджи, восседая на пластиковом пляжном кресле, зорко следил за работой шныряющих вокруг мальчишек и девчонок.
Как только мы приблизились, он заулыбался и вопросительно глянул на меня.
«А Калинди хаз квэээээээээшчэн,» - ответила за меня Деваки таким тоном, словно собралась ябедничать.
Прабхуджи  значительно кивнул головой, мол, валяй.
«Ну, какой у тебя квэшчен?» - пихнула Деваки меня вбок.
«Что б такой придумать? - судорожно засоображала я, таращась на Прабхуджи.
Прабхуджи ласково  мне улыбался.
«Если ты можешь видеть сердце, скажи мне, что плохо в мne? Что мне мешает?»
Прабхуджи заухмылялся шире, бросил на меня косой хитрый взгляд и изрек: «Ты любишь пацанов.»
Повисла пауза. Мы  с Деваки переглянулись.
 Мне  почему-то стало не по себе, словно меня уличили в воровстве.
«Ок, - мужественно согласилась я  с приговором Прабхуджи, - энд вот ту до?»
«Вот то ду… вот ту ду…» - произнес Прабхуджи, мечтательно улыбаясь, - «Поди на базар, купи золотые божества..»
«Божества?..» - я недоуменно покосилась на Деваки.
«Небольшие, - уточнил Прабхуджи, показывая рукой метр от пола, - воооооот такие» ..
«А зачем?»- спросила я.
«Зачем..,- задумался Прабхуджи, - ну, будешь каждый день им молиться, совершать пуджи, а после смерти попадешь на райскую планету,  заведешь там себе мужа  и мнооооооого-мноооооооого детей.
«А зачем?»- не унималась я, но  Деваки оттащила меня обратно.
«Деваки, это же неправильная таттва… Причем тут муж? У этой  духовной практики другая цель!» - горячо шептала я.
«Молодец, - Деваки улыбалась и разглядывала мое лицо с восхищением, которое меня попугивало, - Калиндюшка, сиддханту подучила! Прабхуджи тебя проверяет…некоторые сразу кидаются выполнять первое, что он говорит. Пойдем лепить чапати,»- добавила она серьезным тоном.
 
Под навесом вокруг огромного железного подноса сгрудились брахмачари, на подносе  лежал огромный шмат теста. Итальянские и индийские мальчишки сидели вместе, каждый с круглой дощечкой и скалкой, они старательно давили круглые шарики из теста и раскатывали их в тонкие блины. Налепив десяток блинов, они собирали их вместе и передавали курносому пацану, который швырял блины на чугунную решетку над разведенным огнем, там блины румянились и вздувались, перевоплощаясь в чапати, традиционные пресные лепешки. Мы с Деваки скромно пристроились рядом. Деваки дала мне круглую деревянную подставку и скалку, оторвала мне кусок теста  и благословила: «Лепи».
Я принялась  основательно катать  свой колобок.
Итальянский мачо, пристально наблюдавший все это время за мной,  вдруг не выдержал и  нетерпеливым жестом волосатой руки, как глухонемой, показал  мне, мол, смотри сюда,  как надо катать блины. Я смиренно глянула. У мачо  блины получались тонкие и идеально круглые в отличие от моих. Я заново раскатала колобок, на этот раз блин был круглее, мачо удовлетворенно кивнул, мол, сойдет для первого раза.
«Хэй, вот ар ю доинг?» - вдруг грозно прозвучало надо мной.
Прабхуджи, подбоченившись, стоял над нами и пристально разглядывал мой блин.
«Калинди лепит чапати,» - с расстановкой  ответила за меня Деваки.
«Чапати? - Прабхуджи язвительно ухмыльнулся, бросив беглый взгляд на мои формы, - пусть  лучше Калинди давит тамаринд, у нее сил мнооого… Анандини, покажи ей.»

Два крепких брахмачари притащили кадушку с плещущимся в ней коричневым болотцем.
«Это надо взболтать?» - спросила я  у Анандини,  хрупкой  астраханской  девоньки в розовом сари. 
Анандини подняла на меня чистые голубые глаза:
«Из этого надо выдавить тамаринд на чатни. Сегодня вечером мы будем подавать тамариндовые чатни к разным блюдам.  Будет больше тысячи людей, надо, чтобы на всех хватило.»
Жижица попахивала  кисло и противно.
«Кто первый засунет руку?»- поинтересовалась я.
Не дожидаясь ответа, я потуже затянула сари, зажмурилась и опустила  туда руку по локоть. В жиже плавала большая склизкая мочалка, в мочалке застряли  черные косточки, похожие на маленькие каштаны.
«Надо из мочалки выжать джем,» - пояснила Анандини, - давай, ты дави эти сопли, а я буду  подставлять ладони, сливать все в таз и  выкидывать  мочалку.»
Я, встала перед кадушкой на колени. Кислый запах ударил мне в нос. Я запустила ыв жижу обе руки по предплечье и принялась давить.

«Если я люблю мужиков, мне нельзя жить в ашраме Прабхуджи, там же брахмачари как собак нерезаных, - размышляла я, отжимая тамаринд, - А вдруг какой-нибудь влюбится в меня? А вдруг собьется с праведного пути..? Вот у Прабхуджи-то будет расстройств, еще и влетит ему из-за меня по первое число… Нет… в Матхуру я не поеду. После Карттики я останусь зимовать на Говардхане с Айс.»

Анандини швырнула сухую мочалку в мусорную кучу.


***


Смеркалось. Храм кишел черными индусами и гудел. Индусы и индуски, жестикулируя и  выплевывая  из себя хинди как из пулемета,  усаживались на полу с плоскими тарелками из банановых листьев. Кряхтя и толкаясь локтями, они утрамбовывались в ровные ряды и  плотно прижимались друг к другу спиной и боками. 
Брахмачари в шафрановых простынях, сверкая босыми пятками, бродили по рядам с ведрами и черпаками. На тарелочки из банановых листьев поочередно шлепался дал, рис, кхир, сабджи, чапати и…о чудо!... тамариндовые чатни. Мы с Ананндини жались на полу, стиснутые индусками с обеих сторон.  Анандини тупо смотрела в стену.  На ее тарелке возвышалась гора еды.
Соседняя индуска смешала басмати с далом, помяла эту кашу в ладони и правой рукой отправила в рот… Я тоже смешала рис с гороховым супом, зачерпнула в пригоршню и закинула в себя…И сразу замахала руками, пуча глаза на Анандини:
«Там перец!! Перец!!»
«Жуй,» - невозмутимо отреагировала она.
 Слезы покатились у меня по щекам.
«Выплюнешь – будет еще хуже. И ни в коем случае не запивай водой,» - Анандини обмакнула свои чапати в чатни и начала меланхолично жевать.
Я беспомощно озиралась по сторонам с набитым ртом…у каждого индуса рядом с тарелочкой лежала горстка свежих стручков чили. Я, все еще пуча глаза и жуя, указала Ананадини на  чили и  сквозь свой рис с далом промычала: «А это ЧТО?»
«Это для остроты, - равнодушно сообщила Анандини, - Они не чувствуют остроты того, что ты сейчас жуешь, и грызут его вприкуску  с далом.»
«Калиндюшкаааа, -  позвала из зала Деваки, протискивалась к нам сквозь индусок, - приятного аппетита, - пожелала она мне, лучезарно улыбаясь, - После ужина Прабхуджи даст катху в одном частном доме, я тебя проведу,  хочешь?
«Хочу», - откликнулась я, запивая свою острую кашу молочным кхиром.
«Он тебе понравился..?»- вкрадчиво спросила Деваки.
Я зачерпнула  пригоршней тамариндовые чатни и лизнула руку.
Тамариндовые чатни напомнили мне сливовое варенье…
Берешь батон, сверху мажешь  маслом и  кладешь сливовое варенье. Ну или тамариндовые чатни на худой конец.  И побольше… а когда оно начинает стекать с бутерброда, ты не даешь ему упасть на стол, а ловишь его языком и утопаешь в блаженстве.   
Деваки молча разглядывала меня.
«Да, нравится,»- ответила я, вспоминая странный прабхуджинский юмор и сворачивая банановый лист с остатками еды в треугольник.
«Тогда подари ему что-нибудь, не  дорогое,  ну,  так, просто, чтобы подарить, подари ему фрукт, папайю там, чико, манго..,» - предложила Деваки.
«А что он вообще любит?», спросила я, продираясь вслед за Деваки сквозь толпу,
«Хм, - Деваки задумалась, - все индусы просто тащатся от яблок, здесь яблоки - деликатес. Точно! Подари ему яблоки!!»
Мы направились к лотку с  фруктами.

Я никогда не покупала в Индии яблоки, ведь их полно и в России, и всегда выбирала папайю,  самую тяжелую и мягкую. Я  приходила  в комнату, расстилала чадар на бетонном полу, садилась в «лотос»  и резала на чадаре плод, упиваясь тем, как  плавно входит нож в его сочную мякоть, отрезала прохладный оранжевый ломтик...    В жару не хотелось ничего кроме фруктов. Сначала я мыла их в марганцовке, как присоветовал знакомый инфекционист из Раши… 
Когда по настоянию папы я явилась к нему в кабинет на консультацию, он, надвинув очки на нос и  завис над столом  с  медицинской географической  картой:
 «Так-так, голубушка.. что тут у нас в южной Индии.. гепатит В, малярия.. так-так.. ага.. тиф... ну, это еще не самое ужасное..»:
«Моя дщерь едет в эту страну третьего мира!» - Воскликнул мой папа, упал на  соседний стул и издал стон...
Потом я отказалась от марганцовки, когда уже немного обжилась в дхармашалах. Как-то нелогично мыть фрукты с марганцовкой, а кичри и чапати в храме есть руками с банановых листьев, облизывая пальцы. А потом, по логике вещей, как-то неправильно выходило пользоваться туалетной бумагой в  глухих каменных туалетах без окон с краником над очком… К тому же, торговцы на базаре  в ответ на просьбу  русских продать туалетную бумагу каждый раз переспрашивали: «Пэйпер?», - и, удивленно хлопая глазами, совали черный перец. «Ноу «пейпер», гив ми  ПЭЙПЕР!!» -  каждый раз возмущались соотечественники. Индусы повторно скребли по сусекам и  в итоге протягивали  вместо черного  перца  красный.  Многих  из нас это побудило-таки выучить английский, но я предпочла кран.

«Э, баба, китна рупае?» - спросила Дэваки, тыкая в яблоки пальцем, - 50?
Продавец сказал незнакомую цифру.  Мы с Деваки умели считать до 80, значит, яблоки стоили больше.
«Они  такие дорогие,» - удивленно отметила я про себя.
«Пятьдесят?» - переспросила Деваки, явно кося под  глухую дурку.
Торговец отчаянно замотал головой и погнал на хинди,  жестикулируя и загибая пальцы.
На лице Деваки изобразилась непробиваемая наивность: Деваки - местная  доярка, надоила пару ведер молока, налепила лепешек из навоза, уложила спать восьмерых детей,  ублажила привередливого мужа и побелила потолок – ну такая затурканная, такая затурканная, ничего не соображаю,  прабу, пожалей,  дай  погрызть яблочек.
Баба сделал страшное лицо: «Я  суров, каждый грош у меня на счету, мне самому кормить семью, жену, скотину!» Старательным  красивым подчерком  он написал на листке арабскую цифру и для пущей верности темпераментно шлепнул листком о поднос  с медью, ткнув в листок указательным пальцем: «90 рупий.»
Медные монетки на подносе подпрыгнули и жалобно зазвенели. Деваки грустно опустила глаза и плечи, вся скукожилась как  бедная сиротка, взяла меня под ручку и, указав на соседний лоток, поплелась туда.
«Деваки, - испугалась я, - да ладно тебе, да  не расстраивайся ты так, ну подумаешь, да давай дадим ему сколько просит..»
«Иди за мной не дергайся,» - процедила Деваки сквозь зубы.
Через пару секунд нас окликнул наш баба.
«Что он орет?»– прошептала я.
«Семьдесят, продолжай идти,» - цедила Деваки.
Голос бабы настигал нас. Скося глаза влево, я заметила, что баба несется за нами вприпрыжку.
«65, 65!!!!» - баба махал нам руками как потерпевший крушение машет с необитаемого острова проплывающему мимо большому кораблю.
Деваки  все еще сохраняла сиротливое выражение лица, но двигалась уверенно, как танкер.
«Ок,  матаджи, 60, - захлебывался торговец, - матаджи, вери  гуууд прайс, матаджи..»
Деваки круто развернулась,  и, расплывшись в победной улыбке, зашагала обратно к лотку с фруктами.

Довольные, мы вернулись в храм с яблоками и разыскали Прабхуджи.
«Они такие дорогие.., - Прабхуджи взглянул на меня, улыбнулся и покачал головой, - так много денюжек потратила,» - он сказал это, так ласково сюсюкая, словно мне четыре года. Он взял мои яблочки, а я испытала такую нежность, словно покормила его с рук.


***

Теплая индийская ночь обняла Говардхан. Из бездонной черноты неба мерцали звезды, и среди них золотой сережкой Кришны качалась опрокинутая луна. Мы сидели на веранде с каменными  колоннами. Русские девчонки, замерев в ожидании, безмолвно созерцали  Прабхуджи. У меня перед глазами  плыл прожитый день, в нем Деваки  все еще торговалась с индусом, а Прабхуджи  розовой ладонью брал  яблоки из моих рук .
 
«В этом мире нет настоящей любви,» - откуда-то издалека мягко прозвучал голос Прабхуджи.

Мой взгляд, гуляя по комнате, нечаянно встретился с его взглядом. Черные и спокойные глаза  смотрели нежно и иронично. Деваки и торговец растаяли в воздухе. День прервался. Вокруг разливалась густая черная  ночь.

«Что он сказал?» - переспросила я Деваки.
 Мне показалось, что я ослышалась.
«Говорит, любви в этом мире нет, Калиндюшка,» - повторила Деваки.
 

«…они были молоды  и думали, что будут вместе всю жизнь, - Прабхуджи скользнул взглядом по моему лицу, - но в этом мире нет настоящей любви, лишь корысть.     Каждый хочет  выжать тебя как тамаринд, все твои соки. И вышвырнуть на свалку... Зачем ты отдаешь  им   свою любовь? Отдай любовь Бхагавану.»

«Слушай и обсуждай только катху о Бхагаване, ешь только прасад, пищу, предложенную Бхагавану, читай каждый день лакх его имен,  молись о том, чтобы Бхагаван пролил на тебя милость и даровал общение со святыми, совершай служение в храме Бхагавана, выражай уважение всем и никого не осуждай – так ты научишься контролировать свои чувства, избавишься от страданий и обретешь совершенство жизни. Будь смиренней травы, которую  топчут ногами. Преклонивший перед Богом колени подобен орошаемой долине, а гордый  - сухой скале, опаляемой солнцем.

Звезды вспыхивали и гасли в небе. Было тихо, легкий бриз раскачивал белые колокольчики чампака на черном кусте… и словно знакомый голос из полузабытого сна шептал: «Ты дитя не этого мира, зачем же ты так страдаешь?». 

Я возвращалась домой  по ночной улице, темной и  безлюдной.
В лавке недалеко от храма горел свет. Торговцы  варили молоко  со специями в плоской  и круглой чугунной посудине и разливали желающим по глиняным горшочкам. Хозяин смотрел  по черно-белому телевизору индийский боевик. Благородный, но нищий. Гопал с правильными чертами изящно окровавленного лица произносил патетическую речь на хинди, порываясь спасти лотосоокую возлюбленную от богатого, но толстого и подлого Раджи со сливоподобным носом. Подлый Раджа хмурил густые черные брови и потрясал внушительным кулаком, усыпанным драгоценными перстнями. Красавица грациозно заламывала руки, сверкала парчовым сари и ахала, изображая ужас на прекрасном лице.  Внезапно в  руке Раджи  появился пистолет. Красавица закатила очи и лишилась чувств…
Парочка белых саньяси в шафрановой одежде развалилась  в  пластиковых пляжных креслах у ларька, попивая колу и заедая ее шоколадным печеньем.

«Неаскетичные саньяси,  - подумала я, проходя мимо и разглядывая шафрановых дядек, - Пойду-ка я лучше обретать совершенство жизни…читать по лакху мантры… я перестану непрерывно поглощать шоколад, я ни минуты не потрачу на досужие разговоры и  никого не буду критиковать…. никогда…»