Полёт

Автор: Юрсен Баварский

-1-
В моем прошлом была война, а теперь у меня нет ни будущего, ни настоящего. Я снимаю дешевую и грязную квартиру на окраине города. Живу на нищенскую пенсию инвалида - жалкие подачки государства бесполезному существу. Я сплю, ем, испражняюсь, и часами лежу, глядя в потолок.
Порой накатывает тоска. Тогда я пью водку больше обычного и плачу о своей ущербной жизни.
Протрезвев к утру, я выползаю на улицу. Сидя во дворе, глотаю свежий воздух и ни о чем не думаю. Иногда со мной на лавке бдит Изольда Рувимовна. Мы не знакомы, но я знаю, что ее так зовут. Об этом поведал человек, сдавший мне квартиру. Он так и сказал:

- Опасайся своей соседки Изольды Рувимовны.
- А кто это? - довольно равнодушно спросил я.
- Одна старая дрянная ведьма, - ответил он, -  просто опасайся ее, и все.

Старуха действительно на редкость противна. Она постоянно ворчит и делает мне замечания. При этом тычет острым пальцем в урну, куда я должен, по ее мнению, кидать окурки. Еще она грозит мне проклятьями ада.
Да я ведь и так в аду, глупая ты старуха! - хочется сказать иногда, но я не обращаю на нее внимания. Я просто молчу.

-2-
В одну из ночей я проснулся от ноющей боли в отнятой по самое бедро ноге. Такое уже бывало, но каждый раз я остро воспринимаю это нелепое ощущение.
Уставившись в глухую заоконную тьму, я считал шаги тишины. Внезапно увидел на подоконнике черную кошку и не испугался - страх давно уже не просыпался во мне, до такой степени давно, что я и забыл, как оно бывает.
Моя квартира находится на девятом этаже. Что здесь делает кошка, я не знал, но не собирался задаваться этим вопросом.

Тем временем, она легко пробежала вдоль пустого окна (я не вешаю штор, ибо эта слабая иллюзия уюта наврядли смогла бы защитить меня от внешнего мира) и прыгнула на кровать.
Тогда я ясно и четко увидел, что у кошки голова Изольды Рувимовны. Да-да, это было обычное тело кошки, а венчала его отвратительная башка старухи - зрелище крайне нелепое и омерзительное.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Потом кошка неспешно прошлась по одеялу, наступая мягкими лапами, и вдруг одним прыжком оказалась у меня на груди. Я равнодушно следил за ней, а мутно-желтые и совсем не кошачьи глаза Изольды Рувимовны настойчиво изучали мое лицо, пока наши взгляды не сомкнулись в душном пространстве комнаты.
И тут фантомная боль в ноге стала нестерпимой. Я почувствовал, что тело куда-то засасывает, а боль, разрывающая уже все мое существо, оглушает, и сознание меркнет яркой короткой вспышкой.

Очнулся я от бешеной скачки. Над головой прыгала гигантская чернота  неба, усеянного колючими осколками звезд. Я лежал на чем-то мягком и жестком одновременно, а извернувшись, увидел гладко лоснящуюся спину кошки и седые, развевающиеся космы Изольды Рувимовны.
Мы бежали по крышам домов - я наблюдал их мелькание справа и слева. Мы перепрыгивали с одной поверхности на другую, и каждый раз это сопровождалось металличским скрежетом ее когтей. Далекая, холодная луна становилась все ближе, и вдруг, оттолкнувшись от края одной из крыш, мы сорвались в бездну и полетели. Глубокое влажное небо сомкнулось вокруг, а звезды и луна смешались в одно сплошное сияющее пятно.

Темнота рассеялась, и я увидел внизу горделиво-надменную осанку скал. Подо мной проплывало огромное озеро, блики воды, отражающей солнечные лучи, слепили глаза, а воздух казался тягуч-синим. Но до чего же родными и близкими были эти скалы, и это озеро, и пятна далеких темно-зеленых лесов, и размытая полоса горизонта повсюду, насколько хватало глаз!

Я чувствовал мощный размах своих крыльев, я слушал свист ветра в ушах, и это было  чувство, неведомое до сих пор. Я не знаю, кем был в тот момент, как не знаю и того, сколько длился этот свободный полет. Но только тогда я был по-настоящему счастлив.

-3-
Когда я открыл глаза в своей убогой постели, в грязное, в разводах окно нехотя сочился унылый пасмурный день. В комнате было пыльно и серо, как и в моей разбитой душе. Я хотел подняться, но не смог - сил не хватило даже на то, чтобы доползти до уборной. Не помню, сколько пролежал вот так, однако голова моя тогда переполнялась тысячами прекрасных мыслей. Я был твердо уверен в том, что понимаю, для чего предназначен.

Спуститься на один этаж стоило огромных усилий, но тем же вечером я стучал в дверь квартиры своей страшной соседки. Открыла растрепанная, неопрятная женщина. Я сказал, что хочу видеть Изольду Рувимовну. Женщина на пороге вздохнула:

- Два дня назад у мамы случился инсульт.
- Она жива? - спросил я.
- Жива, только сегодня нас выписали из больницы. Ее полностью парализовало, представляете? А сердце, вы не можете вообразить, насколько сильное у нее оказалось сердце! Вы понимаете? Понимаете это? Ведь она еще тысячу лет не умрет, и будет лежать вот так! И что мне теперь с ней делать?

Не слушая, я оттолкнул ее, и, едва не упав, бросился вперед. Изольда Рувимовна лежала в темной, наглухо занавешенной комнате. Сильно пахло лекарствами и перекисшей пищей. Ее тело было так неподвижно, будто бы она умерла. Живыми остались только глаза - холодные, пустые и совсем не кошачьи.
Они бессмысленно вперились в пространство, когда я, не сумев совладать с обидой и яростью, набросился на нее и тряс слабые, старые плечи, что-то крича в перекошенное инсультом лицо.
Потом прибежала ее дочь, и будто сквозь туман я вспоминаю, что она умоляла оставить их и уйти, и я действительно ушел.

Дни по-прежнему вяло текут вперед, и как никогда отчетлива мысль о том, что вся моя здешняя жизнь - нелепость и чья-то большая ошибка. Я хочу отпустить ее, и каждый день мечтаю уйти, но как будто что-то мешает.

Я уверен, что черная кошка еще придет. Ведь теперь у нее нет других вариантов. И тогда, наконец, я буду наслаждаться восхитительным полетом над прекрасной и бесконечной пустотой. И это продлится так долго, что вечность покажется секундой, а все ваше вонючее земное счастье - убогой игрой теней на кирпичной стене.