Двое

Нас было двое. Мы сидели в прокуренной кухне. С пола на нас глядела грязь, оставленная утренним завтраком. С потолка пятна, оставленные соседями, забывшими выключить воду на ночь, со стола – бутылка рома, стоявшая там немногим больше часа. Из окна на нас глядел город, стоявший там немногим больше трехсот лет. Город выглядел свежее, чем все, кто был тогда на кухне.
- Так вот, я ей и говорю «Меня достали твои капризы! Ты бы лучше на себя посмотрела! Постоянно требуешь, требуешь, требуешь! Мне это надоело, дай мне подышать воздухом!» А она смотрит мне в глаза, и начинает рыдать, мол, ты идиот, дебил, я люблю тебя, а ты, не понимая этого, так меня не ценишь! - сказал мой друг, маяча в руках свой наполовину полный стакан.
- Может она и права?
- Да я всё для неё делаю!
- Что?
- Да все!!!
Я допил свой ром и полез за бутылкой. Налил полстакана и выпил залпом, перекосил лицо, закусил бутербродом с колбасой и наполнил еще треть. «Ведь ты абсолютно НИЧЕГО для неё не сделал!» - крутилось у меня в голове, но, дабы избежать ссоры с человеком, который купил, хоть и паршивый, но, всё же, ром, мой рот выдавил следующее: «Да, дружище, ты верно поступил, что бросил её! Она совсем уж уютно на твоей шее поселилась».
- Спасибо! Я знал, что ты меня поймёшь! – сказал он, допил свой ром и ушел в туалет. Вообще-то, он был славный малый, такой начитанный, интеллигентный и благородный молодой  человек, только вот,  с девушками у него, как-то не очень хорошо получалось обращаться. Не часто дарил цветы, подарки, да и, даже в кафе, платил чаще всего только за себя. Деньги у него были, но тратил он их исключительно на себя. Думаю, что, даже, если бы он только для себя ром покупал, то выбрал бы наверняка что-нибудь повкуснее, чем то пойло, которое мы пили на двоих. Никогда не дарил цветы, подарки и всегда просил рассчитаться поровну.
- Знаешь, спать хочу, – сказал он, вышел из комнаты, взял телефон, набрал её номер и начал рыдать в трубку. Затем, попытался пошутить, далее – опять слёзы и всхлипывания. И так уже третий раз за последний месяц. Он посылал её ко всем чертям, приходил ко мне с бутылкой дешевого рома, изливал мне свою прогнившую душонку, благодарил за нарочито лживое оправдание, шел спать, звонил ей и рыдал в трубку. Слёзы слёзы слёзы. Потом тупая шутка и снова слёзы. У него было скверное чувство юмора…

Утром я собрался выйти на улицу, чтобы купить что-нибудь перекусить, погулять, поглазеть на девушек, встретиться со своей и снова домой. Меня устраивал этот маршрут прожитого времени. Нужен автобус.
Странная бабушка в троллейбусе начала поносить меня во всеуслышание, словно я был врагом государства, злодеем, собравшем в себе всё худшее от всех злодеев, громко и безжалостно. Я молчал и улыбался. Посмотрел в окно и увидел на асфальте собачку. Мертвую – ее переехали, торопились очень, наверное. Собачонке был отведен совсем уж недолгий срок – года три от силы. Ужасное зрелище, особенно, когда видишь, как все машины, не замечая её, впечатывают это изуродованное тело еще глубже в асфальт. В осенний мокрый асфальт, в котором, под вечер отражался свет фонарей, дрожание костей, управляемое осенним ветром, иногда, мечты там кто-то терял, терял тени, бросаемые каждым шагом, иногда даже звезды! Сейчас там отражается, не знаю, смерть, наверное. Холодная безразличность ко всему живому. Ко всему, кроме себя. Своей шкуры. Своих денег. Своих личных герпесов, геморроев, трипперов, опухолей, раков, наркотиков, таблеток, мяса и кишок. Новый век карманных коробочек с душой, которую зазипповывают и закачивают в эти коробочки, а потом показывают всем, мол, «у меня вот так, а у тебя нет! Но круто! Оставь мне тоже комментарий! Я – гений!» Всё свое – с собой. Чтобы всем показать.
***
Я вышел на следующей остановке – надоело слушать едкие оскорбления в свой адрес. Оказалось, я задел её сумкой, когда поднимался в транспорт. Почти насмерть пришиб? Не похоже было, чтоб она билась в агонии. Вообще странно, впервые на меня из-за такого пустяка ТАК сильно наорали. Видимо, мир в конец сошёл с ума. Иначе, как объяснить такую всепоглощающую агрессию и безразличность? Магнитные бури? Может быть. А может просто СМИ в конец разрушили сознание людей, превратив их, посредством новостей, интернета, слухов, публичной жизни, массовым ожирением, массовым гомосексуализмом, массовым похуданием, в толпу трясущихся зверьков. Каждый зверёк хочет найти защиту. Как самка, так и самец. Самки могут найти защиту в себе. Самцы – только в самке. Или алкоголе, наркотиках, сумасшествии, интернете, гантелях, машинах, футболе, превосходстве, гордости и тщеславии. Отсюда – метросексуалы, наркоманы, алкоголики, педики, альфонсы, МУЖИКИ, и многие другие. Что же, я редко смотрю телевизор, футбол перестал меня интересовать после сообщения о выросшем над Исаакиевским собором фаллосом, машины никогда не заставляли меня пищать от экстаза, внешностью своей я вполне доволен и не стремлюсь выглядеть красивее и сильнее. Наркотики – бред, проще уж просто лоботомию сразу сделать – денег уйдёт несравненно меньше. Алкоголь? Нет, я слишком привередлив, что не даёт мне возможности тратить деньги на дешёвое токсичное пойло. Но, вот странно, одиночество получилось моей наградой за то, что не хочу поддаваться на рекламу «лучшего образа жизни». Я часто пытаюсь найти кого-то такого же, как я, ведь, не может быть, чтобы только один человек был против откровенного растления мозгов. Я ещё никого такого же не нашёл. Я часто думаю, что проблема, скорее во мне, нежели во всём мире.
Мы с ней договорились встретиться на Фонтанке в семь часов. Обожаю набережные! Для меня счастье пройтись в безветренную погоду по городу, не сходя с гранитных берегов Невы. Еще лучше пройтись с друзьями ночью. Еще лучше – с любимой девушкой. К сожалению, последнее удаётся реже, чем первые два. Чаще всего я в одиночку обхожу каналы, возвращаюсь домой и мечтаю во сне всё повторить сызнова.
- Привет, - сказал я ей, пытаясь поцеловать. Она повернулась щекой.
- Привет, пойдём, выпьем кофе?
Мы пришли в очень пафосное место – там повсюду были зеркала и мальчики. Если в кофейне куча зеркал и мальчиков, значит, официантки – девочки. Лет восемнадцати, с искрящимися надеждой, и счастьем от зарплаты, глазами. Она села напротив меня. Я, повозившись с пальто, сел рядом с ней.
- Сядь, пожалуйста, напротив. – Сказала она, разглядывая меню. Да, пожалуйста! Мы, вроде как, вместе и не вместе, одновременно! Круто! Что может быть лучше и искреннее этого?
Мы сидели и пили кофе. Почти молча, я пытался начать разговор, но она отвечала «да» или «нет». Очень сложно говорить, когда твой вопрос в тридцать раз больше полученного ответа.
- Я люблю тебя, - сказала она, допив кофе.
- Я … , - «я нет» , - … тоже тебя люблю.
  - Знаешь, я думаю, что тебе нужно зарегистрироваться где-нибудь в интернете! Тогда мы сможем болтать всё время.
- Я не хочу, ты знаешь.
- Почему? Хватит сидеть и жалеть себя, такого одинокого и несчастного! Ты бесишь!
- Бесишься сейчас ты. Просто не хочу открывать всем свой мир.
- Да ты мечтаешь, чтобы тебя жалели!
- Все люди мечтают об этом.
- Хочешь, открою тебе секрет? Не все!
- Те, кто не слишком втянулся в гонку, хотят чувствовать поддержку.
- Какую гонку?! Ты – сумасшедший! Хватит обсирать мир, просто себя измени!
- Постоянно об этом думаю.
- И?
- Пойдём отсюда? Хочу на набережную.
Мы вышли. Невский. Люди. Иностранцы. Её рука. Набережная. Я, как мальчишка, начал разглядывать воду. Она взяла телефон и ушла в интернет. Мы молчали. Молчание прерывал только её смех, когда она читала оставленные ей письма.
***
Я посмотрел на катер, стоявший на якоре на набережной. Серый котёнок перекинул передние лапки через борт и смотрел вниз. Его хвост болтался внизу и сам он был похож на очень любопытного малыша, который смог запрыгнуть на борт катера и теперь, созерцая открывшиеся ему таинства забортового мира, не мог увести взгляд с воды ни на секунду.
- Смотри, как здорово! – крикнул я ей. Она оторвалась от телефона и взглянула в сторону катера.
- Что здорово? Ты о чём?
- Ты не видишь котёнка?!
- Нет, ты что, какого котёнка? Это тряпка!
Мы подошли ближе и я увидел грязную рваную серую тряпку, перекинутую через бортик. А, ведь был котёнок…
- В этом разница между нами, – сказал я, глядя на этот серый обман.
- В чём? – сказала она, повысив голос.
- В этом. Я вижу красивое во всяком дерьме, а ты видишь дерьмо во всём красивом.
- ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!! Я, ЗНАЧИТ, ВИЖУ ВО ВСЁМ ДЕРЬМО? А ТЫ ТАКОЙ ХОРОШИЙ И ПРАВИЛЬНЫЙ. ВЕСЬ ТАКОЙ ПЛЮШЕВЫЙ И ДОБРЫЙ!! ЛЮБИТ ВЕСЬ МИР И ХОДИТ БУХАЕТ НА НАБЕРЕЖНОЙ!!
- Не кричи, не надо кричать.
- ДА ПОШЁЛ ТЫ ПОДАЛЬШЕ!!! – не унималась она. Боже, заткнись хоть на минуту, умоляю, тогда и я смогу спокойно полюбоваться тобой и найти в тебе всё самое хорошее, - ТЫ САМ КАК СЧИТАЕШЬ? А?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ты считаешь нормально, так говорить со своей девушкой? ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО НОРМАЛЬНО???
Я молчал. Она просила меня ответить что-нибудь, но я решил, что лучше молчать. Я трус. Трус?
Она развернулась и ушла, бросая в меня звук своих уходящих шагов. Я шёл по набережной. Один. Что же, может я и вправду не такой, каким должен быть. Может, действительно, я только и могу, что требовать. Может, я вёл себя с ней не лучшим образом. Я не дарил ей цветы. Не потому что жалел денег. Нет, просто не хотелось. Зачем дарить цветы, если делаешь это из чувства долга? Я не поворачивался. Думаю, она тоже.
Где-то на набережной Канала Грибоедова я снова вспомнил ту собачку, оставшуюся на дороге недалеко от моего дома. Ужасно, что так происходит. Хотя бы больше ничего ужасного не произошло.