Проклятая страна

 
В тот год мы поехали во Францию и жили где-то в районе Лиона. Денег было мало, и о попытках добраться до Парижа не могло быть и речи. Мы только окончили университет, и впереди рисовались самые радужные перспективы, в то время как отношения между нами оказались близки к разладу. Впрочем, тогда мы еще не осознавали этого, наивно пытаясь уцепиться за привычку и осколки чувств, кое-как связывающих двух абсолютно разных людей несколько лет. Мы беспричинно раздражались, цеплялись друг к другу по мелочам и ежедневно скандалили, а поездка эта только усугубила разлад.
Однажды мы добрались автостопом до городка Клюни, где сильно поссорились возле супермаркета. Она кричала на всю улицу и не выбирая выражений, что я транжирю все наши деньги на пустяки. Прямо в разгар  позорной разборки нас кто-то окликнул по-русски.
Это был мужчина наружности столь необычной, что подруга моя удивленно притихла на полуслове. Какое-то время мы оба неотрывно разглядывали его: огромного роста, синеглазый и смуглый, с седыми длинными волосами и бородой, он напоминал человека из фьерда, странным образом оказавшегося здесь, посреди Европы начала двадцать первого века. На нем отлично смотрелись бы доспехи, а в мощную руку тяжелый меч лег бы так же легко, как шариковая ручка в ладонь современного человека.
Десять лет назад Владимир проживал с женой и дочерью в русском городе П*** и был скромным владельцем продуктового магазина. Примерно в середине девяностых этот незамысловатый бизнес кому-то помешал. В итоге магазин сожгли, семью убили, а самому Владимиру странным образом удалось бежать.
Он долго скитался по Европе, прятался сначала в Германии, потом в Швейцарии, а позже перебрался во Францию. О России говорил с ненавистью такой искренней и горячечной, что становилось страшно. Впрочем, я его не виню.
- Это же проклятая страна! Ты в ней никто, на тебя всем плевать! Даже здесь я, хоть и не гражданин, а в большей степени чувствую себя человеком.
Тут я, если говорить по-вашему, натуральный бомж. А вы посмотрите, - Владимир с гордостью демонстрирует новые джинсы и чистую рубашку, - я их даже стирать не стану, поношу неделю и выброшу. Взамен мне сразу же новые дадут -  вот так вот социальная программа действует.
А что? Сплю я в тепле, мыться могу хоть каждый день, и все это совершенно бесплатно. Разве в России я жил бы в таких условиях?
В России все честные люди живут как скоты, а я здесь который год уже не делаю ничего. Нет, я бы рад, конечно, я человек, сильный, здоровый, да только имени у меня нет. Я ведь так и бежал без всего, чудо, что жив остался. Еще и травма эта - Владимир закатывает штанину, и мы видим жуткие, зарубцевавшиеся уже швы  ниже колена.
– Это на трассе меня фура зацепила, когда я сюда из Швейцарии. Ночью же все приходилось, как вору. В Бельфоре врачи по кусочкам ногу собирали, вместо кости поставили железяки, три месяца лежал я у них.
Еда, одежда, уход – все бесплатно! А условия какие? Сказочные просто условия! Замечательная страна Франция, что и говорить. Все здесь для человека, а не то, что, - Владимир отошел в тень, и мы заметили, что он сильно хромает. Присев на ступени, он вытащил сигарету и закурил, задумчиво щурясь на солнце.
Аккуратные ряды улочек убегали от супермаркета за поворот, а потом снова сходились на небольшой площади, где прямо по центру из камня бил фонтан, окруженный кованым ограждением.
- А как там сейчас в России? – спросил вдруг Владимир. Синие глаза его пытливо смотрели на нас.
- Да как-то… Неплохо вроде, - ответил я, смущаясь.
- Рэкет есть? Бандитизм? – допытывался он.
Теперь они все в депутатах, - чуть не сказал я, но вслух произнес, что, конечно же, ничего этого давно уже нет.
- Проклятая страна, проклятая!  - не унимался Владимир, - скоро там все покатится к чертовым бабушкам! Дай бог, чтобы вы и ваши дети этого не застали. Мой вам совет, ребята, бегите оттуда. Со всех ног убегайте, пока не поздно! – он погрозил в чистый воздух своим крепким кулаком и затряс головой.
- Давно вы бывали в Москве? – поинтересовался он внезапно.
Мы сказали, что недавно ездили в столицу на практику.
- Красивый город, - грустно сказал Владимир, - жаль, больше его не увижу. Очень любил я раньше в Москве бывать. Но по своему П*** я, конечно, еще больше скучаю. Сидишь, бывает, тут целый день как сыч, все думаешь, да вспоминаешь. Лица знакомые, речь родную. 
Тут, если и разговариваешь с кем-то, то все по делу, о материи какой-то. А что в душе у тебя творится, никого не касается. И только рот откроешь, чтобы личным поделиться, так будто не пускает кто. Все равно ничего они не поймут. Покивают вежливо, улыбнутся, поквакают, да и отчалят.
Владимир замолчал, потом достал из сумки пакет томатного сока, налил в пластиковый стаканчик и стал пить, закусывая булкой.
- Вот, это я до обеда денег собрал, - пояснил он с набитым ртом, - а часто бывает, и на колбаску, и на рыбку, и на сыр. Двадцать минут всего посидел – и завтрак готов! – Он улыбнулся, но потом замялся смущенно, - вы, это, ребята… Наверное, задерживаю я вас? Так вы идите, я и так вам спасибо говорю.
- За что? – удивились мы.
- Ну, как же? Всегда приятно встретить на чужбине, так сказать, русского человека, поговорить по душам. Эти-то, если чего и поймут, так ты все равно не узнаешь никогда, что они на самом деле об этом думают. Одно слово, лягушатники.
Мы честно обещали навестить Владимира до отъезда. На следующий день поехали в Лион, потом на какую-то экскурсию, после крупно поссорились, и я один отправился на водопады.
Прошло несколько лет, и вот теперь, готовя документы на рабочую визу в одну из стран ЕС, я почему-то вспомнил о человеке, который все потерял у себя на родине, искренне ненавидит ее, и до сих пор, наверное, скучает.