Письмо 9. Мораль и близость

Это письмо представляется мне трудной задачей еще до того, как я сажусь за эти строчки. Отчасти это потому, что с твоей точки зрения я абсолютно аморальна, т.е. существую вне законов нравственности и общепринятой морали. В твоем видении мой свободный образ жизни до замужества, моя бессознательная способность вызывать желание у мужчин, мое отношение к физической любви и близости в целом лежат вне границ того, что ты считаешь принятым и приемлемым.

Что ж, не буду отрицать, я действительно по-другому отношусь к морали и к нравственности в той ее части, которая касается отношений между людьми. Для меня тело человека есть всего лишь оболочка, красивая внешняя упаковка, до некоторой степени отражающая внутренний мир, но не тождественная тому, что называют душой. Тело – такая же вещь, которая дается нам в распоряжение и управление, и наша задача – в том, чтобы ухаживать за ним как можно лучше, чтобы пользоваться им как можно эффективнее, чтобы получать от него удовольствие и беречь его от повреждений. В моем понимании тело имеет и собственную жизнь, как ее имеют миллионы микроорганизмов, живущих в нем и за его счет. Не все в теле суть проявления богоподобной воли души, ведь мы едим, пьем, отправляем прочие физиологические функции совершенно бессознательно, и также бессознательно в нас возникают сексуальные желания и стремления их осуществить. И точно так же, как в результате беспорядочной и обильной еды человек наносит сам себе вред, так же бездумно он поступает, когда относится к физической любви как к чему-то беспорядочному, случайному и единичному. Здоровые физические отношения так же важны для организма, как и здоровое питание. Но вот вопрос – что такое здоровые отношения физической любви и как они связаны с чувствами и их проявлениями?

Стоило мне впервые в жизни увидеть тебя за несколько лет до того, как мы стали возлюбленными, как я уже знала, что это произойдет. Я никогда не отличалась интуицией, не предвидела будущее, но как женщина, или вернее сказать, как самка, я всегда и все знала наверняка. Первая же мысль, пришедшая мне в голову помимо моей сознательной воли, была буквально следующая: с этим человеком у меня будет физическая любовь. Едва родившись, эта мысль тут же исчезла, не оставив ничего – ни способа осуществления задуманного, ни соображения по времени, когда это произойдет, ни сожаления о последствиях супружеской измены. Она исчезла, чтобы я вернулась к ней несколько лет спустя так же естественно, как к мысли о необходимости лечения в случае болезни.

Наша физическая близость, или любовь тела, была предрешена еще до того, как между нами родилась любовь, чувство одной души к другой. И точно так же была предрешена любая физическая любовь, когда-либо испытанная мной в жизни. Как бы кощунственно это для тебя ни звучало, но для меня в молодости любовь тела была одним из способов познания мира, в данном случае, мира мужчин и отношений с ними. Конечно же, существовали и другие пути – знакомство, дружба, совместное проведение времени, но лишь во время близости человек открывал мне свое истинное лицо, недоступное во всех остальных жизненных ситуациях. Физическая близость, какой бы на первый взгляд она ни была – случайной, отягощенной алкоголем, прикрытой дружбой, оправданной деньгами и так далее, - всегда крайнее, экстремальное, чрезвычайно опасное взаимопроникновение двух людей друг в друга, допускающее самое минимальное, практически отрицательное расстояние между мужчиной и женщиной, ближе которого только рождение, дальше которого – только смерть. То, что принято называть сексом, т.е., отношением между полами, на самом деле, есть самоотношение между мужчиной и женщиной, когда они представляют собой не двух разных людей, а одно целое. В физической близости познается все – и нравственность человека, и его взгляды на семью, и его отношение к детям, и его душевные качества, и его духовное и психическое здоровье, и его место в этом мире. Во время соития человек бывает самим собой в высшей степени, он открывает тайны, которые упорно скрывает в ином состоянии, он воплощает себя таким, какой он есть во всем – и в главном, и в мелочах, и в прикосновениях, и в завершающем трепете. Вот поэтому так страшно просыпаться рядом с человеком, который так и не стал тебе родным с первой до последней минуты, и дело тут вовсе не в смазанной косметике и дурном запахе изо рта.

Это сейчас, когда я приближаюсь к другому возрасту женской мудрости, мне не надо ложиться с мужчиной в постель, чтобы прочесть его книгу. Когда-то давно, пока у меня не было иного опыта, кроме книжного знания, я поняла, что мне интересно узнавать мир подобным образом – ставя монетку на ребро. И я ставила ее ровно столько, чтобы понять, когда и где нужно остановиться, чтобы накопить столько опыта, чтобы переплавить его в знание, а знание превратить в умение. И я считала, что моральна ровно настолько, насколько морален ко мне окружающий мир, иначе говоря – с волками я выла по-волчьи. Да, когда я смотрю на себя ту сегодняшними глазами, то с ужасом понимаю, как опасна и непредсказуема была та жизнь, но мне очевидно и другое – не будь ее тогда, я бы не стала сегодня тем, кто я есть. Я бы до сих пор жила иллюзиями и представлениями, непригодными для сегодняшнего существования. Я была исследователем, я заглядывала в пропасти, я трогала руками все, что видела вокруг себя и что хуже этого – иногда я пробовала это на вкус. К чести меня сегодняшней надо прибавить, что я никого не убивала, не насиловала, не бросала и не использовала – скорее, я была таким же участником эксперимента, как и мои подопытные кролики.

Однако за все приходится платить, и я не исключение. Жестокая или нет, но эта плата уже прошла по моим счетам, и я никому ничего не должна в той жизни, которая закончилась много лет назад, когда я поняла, что познала вполне достаточно для того, чтобы жить в мире мужчин и в мире с мужчинами. Я захотела покоя, я возжелала ясности, я  устремилась к заботе. И именно тогда я вышла замуж и решила, что в моем познании мира можно вполне поставить точку. С тех пор физическая близость более не была способом познания – она превратилась в выражение признания и привязанности, во время которого я использовала свое тело как инструмент для получения и доставления удовольствия, не более. Мне не нужно было ничего доказывать самой, мне не требовалось проникать в самую глубину человека, чтобы исследовать его на манер батискафа, я не познавала, а просто включала близость в систему супружеских отношений, даже не задумываясь о том, насколько это необходимо и существенно для выражения отношений между мной и мужчиной.

С тобой все было иначе. Первая же мысль о физической близости говорила лишь о том, что моя душа знала задолго до того, как я поняла это головой и даже сердцем. Я полюбила тебя совершенно по-новому, не так как любила в молодости, не так как собиралась любить в старости, не так, как могла бы любить сегодня. Я полюбила тебя целиком – вместе с твоей душой, прошлым, семьей и даже будущим, которого не знала. Я полюбила тебя от кончиков изъеденных грибком ногтей до покрытых веснушками ягодиц, мне было все равно, висит ли у тебя живот и сколько раз в день ты бреешься. Я полюбила тебя так, что физическая близость была самым естественным состоянием моей любви. Близость не как удовольствие,  а близость как состояние родства, как свидетельство полного слияния с тем, кто еще минуту назад был отдельным физическим телом. В таком случае физическая любовь означала возможность наивысшего природнения двух людей, и поэтому я стремилась к ней ежеминутно, ежечасно, всегда. Физическая близость требует определенного умения выражать свои мысли и чувства языком тела, и я была рада, что пришла к этому моменту в полном всеоружии своего женского естества. Физическая близость означала в нашем с тобой случае, что все наносное, все лишнее, все чужое отступало, открывая путь истинным, внутренним чувствам, которые жили в нас, точно вода подо льдом. Я слышала их шум внутри нас и радовалась, понимая, что это единственное и самое верное доказательство того, что мы живы.
И я сойду на берег полусонно,
Я знаю, подо льдом вода живет.
Я поцелую лед коленопреклоненно
И, как Христос, пройду по глади вод.

Мне казалось, ты должен чувствовать то же самое, испытывая особое благоговейное ощущение сакральности физических отношений между нами. Увы, это еще одна из многих моих ошибок, имя которым – легион. Для тебя близость между мужчиной и женщиной определяется ценностью морали, а не ценностью самих отношений. Близость между супругами – моральна, между любовниками – аморальна, между мужчиной и женщиной вне отношений – аморальна вне всякого сомнения. Для тебя близость, не освященная браком или хотя бы надеждой на брак, - похоть, воплощенное желание, проституирование отношений, жизнь в шоколаде, словом, все, что угодно, кроме чистой квинтэссенции любви. Поэтому мое желание быть с тобой каждое мгновение жизни ты воспринимал как проявление обычной для меня похоти, как свидетельство женской неудоволетворенности тела, как стремление взять от жизни все во всех ее проявлениях, как что угодно, кроме истинного предназначения физической близости. Для меня аморально было скорее то, что я жила в двоемужестве, потому что близость между людьми не есть такой же обязательный атрибут брака, как совместное проживание или дети, это добровольный акт признания ценности того, что два человека готовы время от времени отказываться от своей сущности и соединяться в одно целое. Поэтому я вскоре взяла на себя добровольный обет быть в близких отношениях только с тобой, потому что только тебе могла глядя в глаза сказать, что безумно люблю тебя и жить без тебя для меня немыслима. И это было морально с  моей стороны, хотя ты считал это лицемерием и не верил в то, что это возможно.

Много лет наша близость была наивысшим моментом слияния наших душ даже тогда, когда наши умы расходились по всем пунктам. Но ржавчина непонимания разъедает все, и она добралась до наших тел, идеально приспособленных природой и нами самими друг для друга. Мы перестали быть в постели единым целым, сейчас уже не важно, когда это произошло, важно другое – мы не сразу поняли, что это случилось. Мораль так долго отравляла наши отношения, что в конце концов вода в колодце стала непригодной для питья. Я вдруг поняла, что никакого природнения больше нет, а есть движения наших тел, приносящие больше или меньше удовольствия, но и только. Раньше я плакала после того, как мы размыкали объятия, плакала оттого, что знала – каждый такой момент близости и взаимопроникновения уникален и больше не повторится, теперь я всего лишь стонала от удовольствия, и это было все. Я по-прежнему любила тебя, но физическая близость с тобой перестала быть священным ритуалом, а превратилась в подобие любого другого физиологического отправления. Я, которая никогда не рассматривала любовь как физиологический секс, стала относиться к соитиям исключительно как проявлению здоровья наших тел. Я, которая считала, что в постели решаются все разногласия между мужчиной и женщиной, пришла к заключению, что это возможно лишь тогда, когда постель есть любовь, а не желание получить взаимное удовлетворение.

И это была самая настоящая похоть, умело разжигаемая и подогреваемая с обеих сторон. Это были праздник плоти и смерть духа, и круг замкнулся – я ушла от любви к желанию, от взаимопроникновения к пенетрации, от познания мира и себя к потреблению тебя и жизни вокруг. И это была самая настоящая смерть любви – она лишилась своих глубинных корней, сопрягавших наши разногласия, она повисла в воздухе наших обвинений и обид, она обеднела, она усохла, и она не выдержала. С того самого момента наша близость стала аморальна – не только для тебя, но и для меня, она была ненужным инструментом умирающего чувства, ей пользовались, но она, как бесполезное лекарство, уже не приносила облегчения. Стоило нам отодвинуться друг от друга после акта любви, как ссоры возобновлялись с того самого места, где их прервало желание соития, и так продолжалось до бесконечности. Это же причина того, что она была бесплодной, как земля в пустыне – два человека, державшие друг друга в объятьях, так и оставались двумя разными телами,  не более того, разве могли они в таком состоянии породить новое тело и призвать в мир новую душу?

Сначала разошлись наши тела, а потом и мы сами, но это наша вина, а не наших тел. Теперь, когда близость невозможна, а мораль может спать спокойно, я знаю, что люблю тебя так же, как тогда, когда увидела тебя в первый раз. Я знаю, что хочу быть одним целым с мужчиной, которого люблю так же, как когда-то любила тебя, потому что он – почти что ты, живущий всегда внутри меня.

Я не нужна,  и ты не нужен,
Остыл обед, засохнет ужин.
Вода ушла, растает лед,
Никто друг друга не поймет.
И острым лезвием железным
Судьба обрежет нашу нить.
И нам останется любить
Все то, что будет бесполезным.