Мир с идеальным устройством

-1-
Вокруг были холмы. Настоящие зеленые холмы с верхушками, еще скрытыми утренним туманом, с длинными тенями у подножий.
А над ними - небо. Глубокое и бескрайнее небо. Голубое, яркое до боли в глазах, выстиранное солнцем, с прозрачными золотистыми облаками, размытыми ветром.
Здесь и разместился наш Город - живой город с высокими шпилями башен, с красивыми нарядными домами, с аккуратными ухоженными улицами.
Утро оказалось свободным. Отработав положенные часо-дни, я на столько же времени был предоставлен самому себе - своим личным интересам и увлечениям. Впрочем, я выразился немного не так. Вся моя настоящая жизнь являлась одной большой свободой.
Здесь, вдали от шума и грязи больших городов, вдали от разоренных земель и оскудевших селений, не было бесконечных войн и социального неравноправия, нищеты, болезней, голода, ущемления личностных прав, и мы, наконец, обрели то, что принято называть полной свободой действий. Конечно, если действия эти не противоречат тем нормам морали, которым обязан подчиняться каждый из нас.
Где-то в бесконечном пространстве, среди холодных звезд, продолжала устало вращаться оставленная нами Земля. Иногда я вспоминал о ней. Вспоминал с грустью и искренним сожалением. Сказать, что мне хотелось вернуться? Нет, ведь я слишком хорошо помнил свою прежнюю жизнь и порой испытывал легкое презрение к тем, кто остался там, в этом большом и неправильном мире. Но даже теперь очень трудно забыть все те унижения, которым я бесконечно подвергался со дня своего рождения.
Я помнил наш дом: убогое серое, панельное многоэтажное здание с облупившимися подъездными стенами и хрипло воющим лифтом, которому удавалось при этом никогда не работать.
Помнил школьных друзей, забитых гнетом озлобленных родителей и нищих учителей, срывающих свое зло на детях и сделавших многих из них такими же равнодушными и жестокими тварями.
Я помнил, как тщетно пытался поступить в институт на выбранную мною профессию. Денег на обучение в семье не было, и с семнадцати лет я пахал как проклятый на унизительных должностях вместо того чтобы развиваться духовно и получать знания.
А мои родители? Они всю жизнь работали за ничтожное вознаграждение и терпели свои тяготы с покорностью скота, потому что на борьбу с существующим укладом никогда не оставалось сил.
И, на фоне нашего нищенского и убогого существования - безбедный, благоустроенный быт меньшинства счастливцев, веками отбирающих жизнь и здоровье таких, как мы. Как же ненавидел этих сытых, зажравшихся боровов, зарабатывающих на чужой слабости и неспособности противостоять! До сих пор проклинаю всех ленивых бездельников, имеющих деньги и власть лишь из-за отсутствия совести.
Тем не менее, мир, полный несоответствий, продолжал развиваться и деградировать одновременно, одним этим противоречием доказывая свою никчемность.
Конечно, иногда появлялись люди, готовые все изменить. Но их силы и возможности всегда оказывались ничтожно малы. Всеобщее равноправие на Земле было принято называть невыполнимой и нереальной утопией. Впрочем, таковым оно и являлось.
Невозможно воздвигнуть рай посреди ада, нельзя строить замки из песка на берегу океана, когда малейший накат волны способен в одно мгновение уничтожить все самые светлые побуждения. Нельзя заставить людей, живущих в страхе и считающих справедливым свое рабство, начать вдруг действовать осознанно и самостоятельно.
А потому идеальное общество должно было существовать обособленно. Его могли составлять лишь те, кто был действительно готов изменить существующий уклад и, вместе с тем, оказался способен измениться сам.
На реализацию ушли десятилетия, и, когда объединенные общей идеей люди нашли друг друга, у нас появилась своя маленькая планета, на которой утопия стала реальностью.
Сейчас мы имеем все для полноценного и безбедного существования. Не разграбленная земля богата ресурсами, которые мы расходуем лишь для того, чтобы жить, не набивая при этом кошельки. Чистейшие водоемы полны рыбы, леса - дичи, а почва наших полей, не испорченная нитратами, здорова и плодородна.
Мы бережно и с уважением используем наше богатство, мы заботимся о нем, мы приумножаем его, и, вместе с тем, мы не забываем ценить друг друга. Здесь - наше личное пространство. Понятия богатства и бедности просто не существует, а все потому, что мы равны в своих действиях.
Разумеется, у нас имеется свой негласный устав, все нормы которого мы обязаны неукоснительно соблюдать. Ведь то, что создано на сегодняшний день, очень легко разрушить. Любое общество неспособно существовать бесконтрольно, и следить за выполнением нехитрых, но справедливых правил – святая обязанность каждого из нас.
Я благодарю судьбу за то, что она предоставила мне такой шанс, и я уважаю себя за то, что сумел воспользоваться им. Я умею ценить то, что имею и сделаю все возможное для того, чтобы не потерять этого ощущения бескрайней свободы.

-2-

Теперь я сидел у водопада, который, грохоча и фыркая, обрушивался в прозрачно-бирюзовые воды озера и кормил своих личных карпов. Именно так - своих личных карпов. И не важно, что завтра сюда мог придти кто угодно другой и также как и я кормить тех же самых карпов, называя их лично своими. Ведь, по сути, какая разница - кому непосредственно принадлежат карпы: мне, или кому-то еще? Главное, что ими можно любоваться, их можно кормить, им можно придумывать имена. Такая свобода, как мне кажется, и есть настоящее счастье.
Потом пришла Сью. Она молча села рядом со мной и смотрела какое-то время, не двигаясь, как я играю с моими карпами маленькой веточкой орхидеи.
- Давай поссоримся! - внезапно сказала она.
Я с недоумением повернулся к ней, настолько неожиданной и нелепой показалась мне эта фраза. Сью сидела, сгорбившись, лицо ее было бледно, а глаза светились какой-то странной и обреченной решимостью.
- Что случилось? - спросил я, стараясь модулировать голос как можно мягче.
- В том-то и дело, что ничего! - зло ответила Сью, и, набрав горсть мелкого песка, швырнула его в чистую воду озера, которая мгновенно помутнела. Карпы тут же исчезли, но потом стали опасливо подплывать по одному.
И все же? - я сделал вид, что не заметил ее выходки, пытаясь оставаться чутким и толерантным, - что тебя гложет, Сью? Чем ты недовольна? Если это просто усталость, то я готов заменить тебя на работе столько времени, сколько потребуется. Если тебе чего-то не хватает, только скажи - сама знаешь, что никто не останется равнодушным. Если же…
- Замолчи! - закричала она, - ты что, не понимаешь, как мне все это опротивело?!
- Что именно? Как ты можешь такое говорить? Тебе не стыдно? Теперь, когда ценою таких долгих усилий нам удалось создать модель нашего небольшого, но идеального общества и, наконец, воплотить эту идею в жизнь, чем ты можешь быть недовольна?! Ты вольна в своих поступках. Ты вольна в своем выборе. Хочешь творить - твори, хочешь - пой, танцуй, люби, созидай или же просто предавайся размышлениям - это твое право, как и право каждого из нас… Ты получаешь намного больше, чем отдаешь, так умей же ценить это, - сказал я спокойно.
- Ну вот, опять ты затянул старую песню! И как за столько лет не надоело? Каждый день я слышу одно и то же, к кому бы не обратилась. А моим эмоциям нужен выход, понимаешь? Я не могу без эмоций!
- Ты путаешь, Сью. Эмоции есть у всех, без них человек просто не смог бы существовать. А выход нужен твоей агрессии. Потому, вопрос в другом: что именно послужило для тебя причиной негатива?
- Как ты не поймешь, что я не могу постоянно испытывать одни только положительные эмоции! Это так… Скучно… У меня ведь совсем нет проблем. Мне не к чему стремиться. У меня нет трудностей. Я не могу с ними бороться. У меня нет друзей, в конце концов!
- А как же мы все? - удивленно воскликнул я, не понимая искренне тех глупостей, которые она говорит, - кто из нас, живущих здесь, не может считаться твоим другом?
- Могут все, ты прав. Только я вас за друзей давно уже не считаю. И будьте вы все прокляты, с вашими идеалами, с вашими идеями и прочим! - Сью заплакала, а потом затихла и зло наблюдала, как я кормлю моих личных карпов.
- Извини, - сказала она спустя какое-то время, - мне просто нужно было высказаться. Спасибо тебе огромное, что выслушал. Ты очень-очень сильно мне помог! От тебя эта помощь особенно ценна, ведь я все-таки люблю тебя, - поднявшись, она быстро чмокнула меня в щеку, потом улыбнулась и стремительно скрылась между деревьями, где пролегала тропинка, ведущая в Город.
- И я тебя, - прошептал я скорее самому себе, нежели ей. - Был рад оказаться полезным…

-3-

- Имче Мердайзе, дизайнер, 32 года. Женат, сыну 3 года. Разговоры на рабочем месте о власти на "большой земле" и прочее.
Аске Дельву. Художник, 55 лет, не женат, детей нет. Выступление в парке на тему неравноправия зверей и птиц.
Сью Лакне, 25 лет, архитектор. Не замужем, детей нет. Тут все сложнее. У нее начальная стадия. Первый рецидив произошел сегодня утром. Нам очень повезло, что не публично. Она обратилась непосредственно ко мне. Повторение возможно в ближайшие сроки…
Завершив доклад, я посмотрел в окно, выходящее на нашу главную площадь. Зеркальная поверхность отражала солнечные лучи, весело плескали фонтаны, а Собор стоял такой строгий и такой величественный, что я в очередной раз похвалил нас всех мысленно за умение создавать такую красоту.
- За первыми двумя пока установим наблюдение… А вот женщина… - шеф на мгновение задумался, - пожалуй, тут мы не можем рисковать…
- То есть, по обычной схеме? А не рано ли? - с сомнением спросил я.
- Рано-не рано, - проворчал он, - главное, чтобы не было поздно… Такие вот, как она… и все на смарку, не мне тебе говорить!
- Согласен. Отдаю на исполнение! - отчеканил я, выходя из кабинета.
- Спасибо, что нашел минутку в нерабочие часы, - крикнул шеф на прощание.
Я вышел на улицу. Воздух был чист и прозрачен, пахло близким морем и пряностью. В идеально-голубом небе летали восхитительные птицы, а закат уже начал укладывать тени на пышные склоны холмов.