Theologumena

«Бог начинается там, где заканчиваются человеческие представления о нём»

Дионисий Ареопагид



«Вера есть, в том числе, признание собственной слабости (неспособности дискурсивно объяснить), однако, способность признавать свои слабости есть сила. Тем не менее, не следует в каждом случае ставить знак равенства между верой и религией, ибо последняя порою оказывается попыткой объяснения, базирующегося на нежелании признавать относительность любых утверждений, то есть, на слабости, при этом, манифестируемой как сила».

Примопилариус






В преддверии рассмотрения столь неоднозначных феноменов как вера и религия хотелось бы подчеркнуть, что, несмотря на относительность любых человеческих оценок, избежать последних на эмпирическом уровне, увы, не всегда удается. Посему, прошу считать все нижеследующее субъективной позицией автора, изложенной в меру его скромных сил и способностей, но не претензией объять необъятное. Ниже речь будет идти не о каких-либо конкретных конфессиональных доктринах, но в целом о таких сложных и многогранных предметах как религия и вера.

Многие феномены культуры имеют в качестве первоистоков своего генезиса религиозную сферу. Познание человеком окружающей действительности начиналось как познание религиозное, более того, как постижение мира сквозь призму религии. Осознание самого себя человеком начиналось с непонимания целей и назначения своего существования в онтологическом смысле. Где-то за далью тысячелетий лежит некое подобие ответа на вопрос о возникновении и природе сознания. Сознание являет собой в том числе и осознание самого себя в качестве обособленного активного творческого начала. Феноменология сознания есть становление некоего Духа (если оперировать гегелевской терминологией) или некоей Воли (если оперировать уже шопенгауэровским лексиконом) в неизбывном стремлении к познанию, созиданию и разрушению. Может быть, первый заданный кем-то во тьме веков вопрос дал толчок генезису сознания и, следовательно, положил начало обособлению и выделению человека из мира природы. Однако может быть и так, что неведомым для нас образом возникшее сознание породило этот самый первый вопрос. Именно по этим причинам религия не могла не возникнуть вместе с человеком. Сознание и религия (религиозное мышление) суть явления взаимосвязанные и, может быть, взаимообусловленные. Недаром одно из энциклопедических определений религии идентифицирует последнюю как форму общественного сознания. И человек, и сознание, и религия начинаются с вопросов. Данная триада являет собой цельность и должна восприниматься как нечто единое, ибо ни одна из частей, её составляющих, наверное, не может существовать обособленно.

Кто есть человек?

В том числе и вопрошающий субъект, жаждущий ответов.

Что есть сознание?

Утрированно – способность рефлектировать действительность, аналитически мыслить, задавать вопросы, стремиться к ответам, осознавать собственное «Я» в качестве микромира.

Что есть религия?

Как минимум, поиск ответов на вопросы.

Как отмечает Мирча Элиаде, древнейшие доисторические предки гомо сапиенс, встав на ноги и в отличие от всех иных видов, обретя в качестве постоянного своего положения горизонтальное, были обречены на обретение религии. В своей книге «История веры и религиозных идей» он пишет: «Вертикальное положение тела <…> отмечает отрыв человека от типичного для прегоминид состояния. Удержать позицию прямохождения было невозможно без постоянно бдящего сознания. Человек выпрямился – и в силу этого пространство приобрело структуру, недоступную для антропоидов: четыре горизонтальных вектора, отходящих от центральной вертикальной оси. Иначе говоря, пространство выстроилось вперед, назад, направо, налево, вверх и вниз от человеческого тела. Из нового и порождающего опыта – ощущения себя «ввергнутым» в необозримую, неведомую и угрожающую беспредельность – развились разные способы ориентации; потому что нельзя сколько-нибудь долго прожить посреди хаотического коловращения, без всяких точек отсчёта». Таким образом, отрыв гомо сапиенс от своих предшественников и «выход» из природы сами по себе подразумевают его «религиозность», то есть, стремление к созданию сферы и образов, наполненных религиозным содержанием. Обобщая, можно сказать, что количество вопросов, возникавших в зарождавшемся сознании (если не рассматривать этот процесс эмерджентно) намного превосходило способность последнего находить на них ответы. Человек же, будучи, с одной стороны, существом беспокойным ввиду наличия у него, как минимум, стремления задавать вопросы, а с другой стороны, склонным к систематизации, в целях выживания должен был обрести некую «ось экзистенциального вращения», которой в какой-то степени и стала религия. С учётом указанного напрашивается вывод - человек практически был немыслим вне религии в прошлом и немыслим в большинстве случаев и сейчас, за исключением, наверное, лишь западной цивилизации, в пределах которой секуляризация социума принимает всё более масштабный характер, что, в свою очередь, может быть, приведёт опять же к возникновению новой религии – «секулярной». Профанизация современного западного общества в каком-то смысле есть отпадение от религии как понимания видимого нам мира в качестве производного от некоего трансцендентного феномена. Однозначно ответить на вопрос о причинах указанной профанизации мне представляется несколько затруднительным (тем более в рамках настоящей статьи), однако, на мой взгляд, следует признать, что религия сама, в некоторой степени, способствовала указанному процессу, закоснев в догматизме.

Таким образом, можно сказать, что сущность религии в самом широком смысле слова заключается в стремлении индивида осознавать себя частью целого, составным элементом чего-то большого, важного, неотъемлемым фрагментом целостного мироздания, на мирском уровне воспринимаемого фрактально (вспомните суфийскую притчу о слоне). Недаром многие приходят в религию после серьёзных потрясений, драматических переживаний и событий в поисках покоя, ответов и надежды.

Несмотря на то, что многими религия воспринимается как нечто, имеющее трансцендентную природу, осмелюсь допустить, что она, по сути, феномен исключительно эмпирический. Религия есть творение человека и, будучи таковым, она имеет и положительные, и отрицательные черты. Дабы не впадать в обвинительный пафос и, в то же время, не желая показаться ограниченным апологетом, я не буду говорить о том, каких проявлений в религии больше – положительных или отрицательных. Во-первых, поскольку не считаю себя субъектом, имеющим на то право, а во-вторых, есть бесчисленное количество работ, посвященных подобным вопросам, так что, не имеет, на мой взгляд, смысла в рамках настоящей статьи разражаться панегириками или диатрибами.

Почему я называю религию творением человека, когда у подавляющего большинства людей она ассоциируется с некоей трансцендентной субстанцией? Потому что она есть результат своеобразного истолкования, в какой-то мере, возможно, искажения людьми некоего знания, ниспосланного Всевышним (или, если угодно, Абсолютным Разумом, Первоначалом, Первопричиной и т.д.). Конечно, позиция автора сих строк может оказаться ошибочной, однако, полагаю, что в качестве смягчающего обстоятельства можно принять тот факт, что в отличие от некоторых, если можно так выразиться, излишне «ортодоксальных» людей, последний, по крайней мере, признаёт за собой способность ошибаться и заблуждаться.
Помимо всего прочего, религия, в основе которой, как принято считать, лежит вера в трансцендентное (о разнице между религией и верой мы будем говорить ниже) – это:

1) фактор, используемый во вполне эмпирических целях;
2) средство консолидации огромных масс людей и управления социумом;
3) система толкования Божественного откровения, причем, толкования, которое, по моему скромному мнению, не может претендовать на абсолютную верность и точность, поскольку преподносится сквозь призму восприятия того или иного индивидуума, как правило, облаченного или облачаемого впоследствии в одежды иерократии; при этом, однако, не следует воспринимать мои слова как посягательство на авторитет пророков, поскольку последние есть не толкователи, но посланцы, несущие Божественное откровение; удел же толкования ниспосланного, как я уже отметил выше, выпадает на долю армии теологов и, увы, не каждый из них признает за собой способность ошибаться;
4) феномен, эманирующий из Божественного откровения, в результате, как я уже отмечал выше, своеобразного толкования и «вынесения в массы» упомянутого откровения определенной группой лиц, цементирующих становление в будущем соответствующего жречества;
5) попытка «институционализации» веры, ее «упорядочивания» и «регламентации»;
6) «убежище», в котором индивид стремиться найти некое успокоение, некая форма эскапизма.

Считаю важным отметить и тот факт, что на заре развития гомо сапиенс религия сыграла своеобразную «законодательную» роль в отношении правил человеческого общежития, представ в качестве кодифицированной системы моральных и поведенческих норм, регламентировавших взаимоотношения между людьми, таким образом, выступив одним из «гарантов» сохранения человеческого рода как такового и в какой-то степени научив его представителей (или точнее - отдельные группы представителей) относительно мирно сосуществовать хотя бы в пределах собственного сегмента ойкумены.

Говоря о религии, мы не можем не коснуться духовенства, которое очень многими, если не подавляющим большинством людей воспринимается как некий институт, формируемый своеобразными «специалистами по вере», теми, «кто знает, как нужно верить». Однако, учитывая, что, во-первых, абсолютная тождественность друг другу таких понятий как «религия» и «вера» может выглядеть сомнительной а, во-вторых, принимая во внимание «субъективность» самого феномена веры, мне кажется, попытка «учить» кого-либо верить или указывать кому-либо, как надлежит верить будет выглядеть, мягко говоря, нецелесообразно. Признаюсь, мне представляется неуместным стремление «регламентировать» нечто, что вообще трудно объяснить, используя человеческий язык, тем более с учетом наших редуцированных возможностей объективного восприятия чего бы то ни было. Отсюда я осмелюсь заключить, что духовенство, как правило, есть иерархизированная структура отправления обрядности и, увы, зачастую подавления инакомыслия. Позиционируя себя в качестве «посредника» между страждущими Божественного откровения и Всевышним, оно, напротив, часто выступает в качестве «заслонки» между ними, порою в чём-то искажая сам процесс постижения. Духовенство, как правило, являет собой некую «подпорку», созданную первыми «толкователями», на которой зиждется столь своеобразная конструкция как религия.

Исходя из вышеуказанного сомнения в эквивалентности религии вере, осмелюсь предположить, что человек, называющий себя религиозным, не есть в обязательном порядке человек верующий, что, тем не менее, не означает, что религиозный человек не может быть верующим, а верующий - религиозным.

Кто же в таком случае человек религиозный?

Утрированно - тот, кто строго следует ритуальному церемониалу.

Кто есть человек верующий?

Опять же обобщённо - субъект, принимающий нечто без требования доказательства того, что указанное нечто вообще существует, а если существует, то его объяснения.
Таким образом, вера есть готовность принять что-либо без требования какого бы то ни было обоснования такового или дискурсивного подхода к таковому.

Но проистекает ли вера в обязательном порядке из ритуала и во всех ли случаях ритуал укрепляет веру? Способна ли вера рождаться и укрепляться иным образом? Поскольку доказательства обратного, думаю, не могут быть представлены, есть все основания допустить отрицательный ответ на первый и утвердительный – на второй из сформулированных выше вопросов.

С учетом вышеизложенного, я полагаю, мы можем заключить, что религия, понимаемая в указанном выше контексте, навязывая свое понимание «правильного» и «неправильного», в некоторой степени препятствует вере, ставя на пути перцепции Единого многочисленные «измы», в частности, «догматизм», «радикализм», «фундаментализм» и иже с ними (при всей условности данных формулировок), то есть, предстает не как некий метод, система, путь или средство постижения Вечного, но как, - да простится мне пафос, - обскурантизм. Вместе с тем, следует признать, что для большинства людей, не имеющих времени и особого стремления к «метафизическим метаниям», религия в лице духовенства, выполняющего роль «посредника», облегчает (в человеческом понимании) восприятие неких смыслов, связывая, однако, указанное восприятие с необходимостью соблюдения соответствующего церемониала и должного подчинения авторитетам. Учитывая же сложность такого феномена как свобода и бессознательную тягу человека избавиться от таковой, дабы не истязать самого себя бесчисленным множеством выборов, последний, по-своему толкуя ниспосланное свыше, «творит» религию, впоследствии институционализирующую духовенство, которое, в свою очередь, предлагает пастве «наиболее короткий и легкий путь к Богу», взамен требуя повиновения. Далее, принимая во внимание определённую тягу человека к «стадности», проистекающую из биологической составляющей его сущности, указанное повиновение не заставляет себя долго ждать и воспринимается со стороны повинующегося нормально (как тут не вспомнить «Легенду о Великом Инквизиторе» Ф. М. Достоевского). Кстати, древнюю заповедь о необходимости избегать сотворения кумиров, наверное, можно истолковать и как некий результат размышлений о соответствующей специфике человеческой природы. Ведь, по сути, представители иерократии очень часто либо сами выполняют функции «кумиров», либо же «пропагандируют» сотворение таковых. Иными словами, даже та или иная современная монотеистическая религия, понимаемая согласно описанному выше, есть своеобразное проявление «идолопоклонства», «монотеистически легитимизированного» благодаря «освящению» со стороны соответствующего духовенства. Я понимаю в настоящем контексте идолопоклонство не как непосредственное поклонение рукотворным статуям или изваяниям, но как канонизацию «авторитетов», как превалирование внешних проявлений над проявлениями более глубинного характера, как диктат ритуальности над чем-то неосязаемым, как готовность впасть в крайность, дабы отстоять ту или иную форму «механицизма» порою при полном забвении соответствующих «метафизических» аспектов, которые, наверное, не нуждаются в какой бы то ни было защите или отстаивании.

В целом, обобщая, хотелось бы отметить, что суть излагаемой позиции заключается,
во-первых, в сомнении относительно тождественности и взаимообусловленности веры и религии, во-вторых, в сомнении касательно необходимости института «посредничества» между Всевышним и стремящимися к Нему в целях Его постижения (подобная «посредническая прослойка» может быть необходима в каких угодно целях – для консолидации паствы, оказания «ритуальной» помощи последней, для осуществления различных форм контроля и пр., но никак не во имя упрощения Пути к Абсолютной Истине).

(Излагая указанные выше два пункта, надеюсь избежать обвинения в излишнем «картезианстве»).

Примечание к 1-му пункту:

Конечно, я не говорю об абсолютном и тотальном разграничении религии и веры, поскольку, как известно, всё относительно и порою бывает трудно точно определить, где начинается вера, а где заканчивается религия (или наоборот), также как и случаи, в которых они могут следовать параллельно. Далеко не каждого религия может научить верить и не каждого она может подвигнуть на стремление к некоему высшему знанию. Порою именно религия в лице того или иного жреца способна вызвать негативную реакцию у человека, отвратив его от пути, ведущего к познанию хотя бы частички Всевышнего, ибо говорить о всецелом познании Его не представляется целесообразным, принимая во внимание сложность для подавляющего большинства людей порою просто найти в себе силы или изыскать хоть некоторую возможность для того, чтобы сделать свой первый шаг на пути веры. Осмелюсь допустить, что большинство называющих себя верующими, в действительности являются лишь активно или пассивно «исповедующими» тот или иной «культ». Под «культом» же понимается то, что преподносится людям духовенством, под пассивным «исповеданием» культа - фиксация своей конфессиональной принадлежности, а под активным «исповеданием» - выполнение различных  ритуальных обязанностей.

Примечание ко 2-му пункту:

Будучи далеко не первым, я, увы, вынужден с прискорбием констатировать, что человек не жаждет настоящей свободы, свободы «для», как писал один современный философ, - свободы для постижения некоего знания, свободы, дабы сделать свой собственный выбор, свободы собственного «Я». Человеку нужна свобода «от» - свобода от необходимости стоять перед выбором, свобода от необходимости думать самому, свобода от необходимости полагаться исключительно на самого себя, когда дело касается таких сложных феноменов, как Бог, жизнь, смысл бытия, смерть, вера. Отсюда и его стремление и готовность (когда осознанная, а когда бессознательная) отказаться от этой свободы под прикрытием необходимости создания соответствующих институтов, которые будут руководиться со стороны «избранных». Причем, как правило, впоследствии даже вопрос подлинной «избранности» тех или иных индивидов не особенно беспокоит подавляющее большинство ведомых, поскольку созданная однажды структура, превращаясь со временем в некую «самодостаточную» систему, сама «избирает» «избранных» из своей же «среды». Таким образом, в рассматриваемом контексте мы приходим к заключению, что институт «посредничества» выглядит псевдонеобходимым образованием, положительная роль которого в стимулировании именно трансцендентного поиска (о прочем мы упоминали выше) часто выглядит весьма сомнительно. К тому же, если утрировать, посредники, как известно, преследуют, образно выражаясь, свои собственные «корыстные интересы», стремясь с выгодой для себя помочь кому-то что-то «продать» или «купить». Кстати, в настоящем контексте было бы вполне уместным вспомнить слова одного польского сатирика, как-то остроумно заметившего: «я бы и уверовал в Бога, да смущает толпа посредников».

Не желая выступать с несправедливой критикой в адрес иерократии и быть обвинённым в антиклерикализме, тем более, учитывая, что среди представителей духовенства во все времена, а тем более, сегодня есть люди, способные и готовые выслушивать и принимать мнения, не всегда и не во всём соответствующие их собственным, считаю, тем не менее, что подход к вере в контексте религии выглядит несколько редуцированным. Более того, осмелюсь допустить, что вера не может быть ограничена ничем и никем, в том числе «служителями» того или иного культа. Религия же посредством института духовенства порою, увы, делает именно это, в результате чего между Всевышним и людьми возводятся стены. Иными словами, человеческая перцепция лимитируется необходимостью следовать «авторитетам» и принимать как не подлежащее обсуждению и «канонизированное» всё, что от них исходит. Как видим, в данном случае вновь проявляется человеческое стремление всё систематизировать и упорядочивать (о чём говорилось выше). В стремлении «кодифицировать» сферу духовного (весьма сложно идентифицируемую) религия являет собой попытку некоей «антропоморфизации» трансцендентного и низведения из «горних высей» на грешную землю некоего Смысла (причём не всегда в корректной форме). В результате парадоксальным образом именно "проводники" религии, призванные «наводить мосты» между человеком и Богом, часто оказываются той силой, что отвращает самостоятельно мыслящих и стремящихся (пусть даже бессознательно) к истине (или истинам, если угодно) людей от «духовных исканий» и поисков самих себя в Боге и Высшего Начала в себе.