Купи балалайку!

Дуняшка осталась как всегда дома, присматривать за младшими и приготовить немудрёный ужин – картошку в мундире. Конечно вся изба и дела домашние были на ней, пока мама в поле. Дуняшка  (так звала её мама, да и все соседи)  вставала рано, провожала маму в поле, которая успевала подоить корову, а Дуняшка  цедила молоко, провожала корову в пастушное. Табун потом гнали мимо окон, коровы мычали, пастух  сонно плёлся за ними, изредка пощёлкивая кнутом. От этого шума просыпался  брат Санко и сестра Валька. Утром они ели картошку, очищая её, от кожуры, если это была старая картошка, а если молодая, то прямо с кожуркой, запивая молоком. Дуняшка, как старшая  заставляла сестру подметать пол, брата отправляла во двор. Санко долго один не играл, начинал досаждать Вальке, звал её к кому-нибудь в гости, к кому бы она сроду не подумала зайти, та же отсылала его в огород к  старшей сестре, которая полола грядки. Тут он начинал уросить по полной программе, добиваясь внимания: шёл по грядкам, не разбирая дороги, выдергивал свёклу или морковку или ещё какой овощ, которому расти да расти. Девчонка, не в силах справиться с капризами, бросала работу и шла с ним по деревне, то к попу в гости, то к председателю…
Вот и в тот день брат добивался исполнения своих желаний, но сестра уговорила его сначала сходить с ней на озеро, чтобы принести воды в баньку, а потом собрать щепки, там, где мужики рубили новые баньки или латали заборы, пригоны для скотины. Так для мамы  готовилась банька, чтобы помыться, придя из поля. Когда собирали щепки напротив дома приезжего учителя, Санко услышал звуки балалайки, а потом через дырку в заборе  увидел самого учителя, играющего на ней.  В его голове родилась цель и её надо осуществить во чтобы то ни стало. Он требовательно сказал сестре: «Купи балалайку!». Дуняшка терпеливо объясняла,  почему она не может купить её, но в ответ слышала: «Купи балалайку!» «Да где же мы деньги возьмём, ведь она стоит три рубля, а у мамы всего то и есть три рубля». Просила дождаться маму, но ребёнок стал уже угрожать, что разобъет окно, если она не купит балалайку. Сестра не думала, что он осуществит свою угрозу, и направилась в огород, но, услышав звон стекла, разлетевшегося вдребезги, обернулась и увидела, что в нижнем переплёте окна зияет дыра, схватив мальчишку за руку, вырвала очередной камень, и бессильно заплакав, сказала: «Хорошо, куплю, только не бей стёкла, нам ведь тут зимовать, а стёкол негде взять». Так была куплена первая «балалайка», струны которой проходили через всю его жизнь и на этих струнах игралась мелодия характера, мелодия его судьбы.
В четырнадцать лет, когда началась война, он конечно собрался воевать, но ему сказали только после молотьбы, да тут случилось несчастье – пальцы правой руки отрезало молотилкой, так он и остался на колхозных работах. Хорошо работал, добросовестно, это ведь усталость его с ног валила, а «балалайка» не позволила уйти спать, поэтому и пальцы попали в молотилку.
Тогда же он заприметил девчёнку из соседней деревни, ровесницу его – Галю. Он всё поглядывал на неё, какая она красивая: чёрные косы, всё время выбивались из под платка, глаза тоже чёрные, глубокие из-за густых ресниц казались, бархатными, кожа смуглая, а  румянец на щеках такой мягкий, ровный как поздний закат солнца в пасмурном небе. Росточка небольшого, но такая ладная, ему так хотелось посидеть с ней рядом, да она всегда приходила с мамой, и он не смел, даже с ней заговорить. Ближе к новому году, когда все работали на складах, она перестала ходить на работу, мать её сказала, что простыла и болеет. Санко же всё время хранил образ её в своём сердце, ему хотелось сбегать к ним в деревню, да вдруг он стал робеть, как засмеёт, женишок, а сам без пальцев, да хоть бы  рослый, а то …
Время было трудное, но для молодых летело незаметно и Великая Отечественная Война завершалась. Наступила  теплая, солнечная весна, в апреле парню исполнилось восемнадцать, а в мае и войне конец. Радость, ликование, все целуются, обнимаются, все просто без вина пьяны и она, Галя, в толпе. Он и не помнит, как подбежал к ней, закружил, неловко крепко, крепко прижался к щеке губами, она не сопротивлялась, только закашлялась как-то отворачиваясь. Качались на качелях (у всех был выходной, кроме скотников и доярок), плясали под гармошку, пришедшей с войны Тони-гармонистки, песни орали. Балалайка была к тому времени без струн и валялась на чердаке, научился ли он на ней играть осталось тайной, скорей всего нет, сам только посмеивался, когда спрашивали. Проводил он Галю домой в тот вечер, а на другой день говорит маме: «Жениться буду, Галю возьму. – Что ты, Санко, в уме ли, ведь она чахоточная, говорила мать, – ну и что, мне только она нужна». Родители её согласились на замужество дочки, да только предложили жить в примаках, а ему всё нипочём, лишь бы Галя  с ним, а где всё равно. Недолго они прожили не любовь, ни родители, не медицина не могли поднять девушку, угасала молодка и однажды утром уж не открыла своих бархатных глаз. Шибко горевал Санко. Вернулся в родной дом, в работе весь с утра до ночи на ферме пропадает, но не мила ему никакая вдовушка или девица. Мать стала опасаться, как бы тоска не придавила его совсем, советовала жениться скорее, ведь невест много, а он помалкивает.
Тут стали ферму новую строить и послали его в Новую Деревню вместе с бригадой за лесом, приехал он от туда и говорит матери: «Жениться буду, как отпустят с работы, поеду за невестой». Она и рада – прошла тоска. Привёз к Покрову жену - Катю: быстроглазая, бойкая, работящая нос крючком, полная противоположность покойницы, да к тому же «двоеданка». Мать  приняла сноху спокойно, да только та сразу стала диктовать свои порядки, а он подчинялся беспрекословно и слава Богу, думалось матери. Они меж тем стали строить дом напротив, его уж называли Александр Логантьевич, друзья и родные – Сано, жили дружно меж собой: она командовала, он выполнял, детей народили: двое мальчиков и две девочки.  Свекровь, можно сказать, теперь в услужении у них была: утром приходила управиться по хозяйству, печь истопить, а они уж на ферме, вечером придут, если что не так – сноха отчитает, а то толкнет или намахнётся, а он помалкивает, как не видит. Мать не обижалась, видно уж поспех не тот, думала она, и уходила домой поспать. Так детей вырастили, дети семьями обзавелись, а Катю похоронили, инфаркт у неё случился, выпивала последнее время.
Года три жил один: сам на кровати спит, кошки, собаки напротив на диване. В огороде картошку посадит, в пригоне свинью кормит, вот и всё хозяйство. Сам на ферме с утра до вечера. Мать с сестрой живёт, старая стала, помогать не может, самой уход нужен. А потом появилась в деревне вдова – Валентина, приглянулись они друг другу и решили вместе жить, вместе то веселее решили, опять же быт наладился и женщина славная, заботливая, а он работящий, так прожили лет пять, а потом сахарный диабет загубил её. Жалел Сано очень, что мало пришлось сытой, спокойной жизни порадоваться, да и Валю жалко очень. К тому времени они перебрались в другую деревню – Кривское, там и овдовел он.
Как говорится, горюй, не горюй, а жить надо. В ту пору перестройка гнала людей в миграцию, возвращались к родным местам, кто жил в Республиках бывшего Советского Союза. Вернулась на родину и Аля, на пятнадцать лет младше Александра Логантьевича, да приметила, что работящий, не пьянствует, а ей одной тоскливо, да и пенсия опять же не лишняя и хозяйство легче вдвоём содержать, вот и уговорила жить вместе. Сначала то всё было ладно, но в деревне все стали спиваться, работы, видишь ли, нет.  А вот у  Александра Логантьевича есть всегда работа: огород, куры, коза, настырный, хоть уж и здоровье не то, а не попускается всё хлопочет. Молодуха же расслабилась или тоска какая брала, стала подружек веселых привечать, сама с ними попивать, да его поколачивать. Уходил он от неё к сыну, да только она приезжала обратно звала, так и умер у неё в доме, толи от ушиба, толи чего подсунула выпить, кто там будет разбираться, старый ведь уже. Сама же погибла страшной смертью – во хмелю заживо в доме сгорела.
Так замолчала «балалайка» дяди Саши моего, но струны характера отпечатались в детях и внуках, но о них позже. Слова же «Купи балалайку», стали своего рода белым флагом, который гасил в самом начале зарождавшийся каприз или конфликт в семье.