Правда жизни

- И в чем правда жизни? – осведомился дядя Петя, отправляя в рот кусок жареной курицы и вытирая липкие пальцы тканной салфеткой.
- Оглянись вокруг, вот она правда жизни! – воскликнул его кум дядя Леша.
Он взмахнул рукой и краем рукава задел пластиковый стаканчик с рубиновым вином. Тот перевернулся. Тонкая струйка вина потекла по деревянному кладбищенскому столу.
- Скаженный! – недовольно прошипела тетя Агрипинна, которую все звали просто Гапа.
Проводы. Радуница. Родительский день. По традиции все родственники собираются на кладбище и поминают усопших. Для многих – этот день такой же праздник, как Новый Год или День Рождения. Вот например для дяди Пети…
- Манал я таковую правду жизни, - негромко бурчит он и тянется за следующим  куском куриного мяса.
- А есть на кладбище негигиенично, - заявляет троюродная сестра Галочка. – Здесь повсюду летают мириады частиц мертвых тел. Тлен оседает на продуктах, а трупный яд … все разлагает..
Все время пока длятся поминки, Галочка демонстративно не притрагивается к пище, заботливо разложенной в тарелочки дядей Лешей и его матерью бабушкой Варей.
- Ну, ну… буддистка… не порть аппетит! – с другого конца стола говорит Веня,   сын дяди Пети и тети Гапы.
У Вени набит рот. Он старается не отстать от отца и старательно подъедает продукты лежащие рядом с ним.
К столу подходит Митя, пятилетний сын Галочки. В руках у малыша болтается прозрачный пакетик.
- Что ж ты не пишов собираты конфиты? – спрашивает его бабушка Варя, на своеобразном диалекте, столь распространенном в кубанских селах. – Пиду, пиду, говорыв вчерась, а стоишь.
Митя скромненько потупил взор и спрятал за спину грязные руки.
Пашка и Дашка – двойняшки – родные внуки бабушки Вари с  раннего утра бегали по кладбищу и к обеду  насобирали два наполненных до краев пакета. А в пакетах чего только нет – крашенные яйца, куличи. Конфеты – «Каракумы», «Дружки», «Мишки на севере».
Ловко шмыгали между могил двойняшки, подбирая оставленные посетителями сласти, соревнуясь с вышедшими, на такой же промысел цыганчатами.  Опыт у Пашки и Дашки есть, не первый год они  на Радуницу промышляют. Для двойняшек, как и для дяди Пети Проводы – лучший из праздников в году.
Бабушка Варя их поощряет:
-  Самые лучшие поминки, когда детки – невинные души поминают, так даже в Библии говорится.
- Отсыпьте Мите немного, - просит Пашку с Дашкой тетя Гапа.
Те нехотя подчиняются и раскрывают пакеты.
- Поишь немного рыбки, - переключившись на меня предлагает бабушка Варя.
- Да, покушай за меня, - насмешливо произносит Галочка.
- Титко мы не тилько исты сюда пришли, - произносит дядя Петя. – Щи помянуты дорогих покойников.
- Верняк, братка! – дядя Леша принимается разливать по стаканчикам сладкое домашнее вино.
То вино, что было разлито на стол уже успело оказаться согнанным тряпкой на землю и теперь блестело рубиновыми каплями.
Я, заставив подвинуться Галочку, вышла из-за стола. Кладбищенская атмосфера давит на меня, пытаясь изжить. Здесь приобретает свою особую реальность мысль, что может быть лет через пятьдесят, а может быть через миг, мой жизненный путь перечеркнется. Все старания, мечты, надежды накроются могильной плитой… И все?!
Я бреду, не разбирая дороги, мной движет лишь одно желание: поскорее выбраться с кладбища. Возвращаться к «пиру на костях» мне совершенно не хочется.
Но бессмысленный бег прекращается, когда я останавливаюсь перед могилой с аккуратной железной оградкой. Я знаю, что именно в этом месте упокоилась умершая при родах подруга моей матери, и ее извлеченный кесаревым сечением, но не сумевший выжить сын. Им было отведено двадцать лет и пять часов в подлунном мире. Отчего жизнь так несправедлива? Вот их соседка справа разменяла сотый десяток, под конец она устала от жизни настолько, что сама призывала смерть.
-  Ну ответьте мне, отчего одни умирают молодыми в самом рассвете цветения, а другие – усохшими стариками!
- Мы не знаем ответ! Мы не знаем ответ! – произносят наперебой тоненькие голоски за моей спиной.
Оборачиваюсь – никого поблизости нет. Лишь лица надгробных фотографий смотрят с укором.
- А в чем же правда жизни, - вопрошаю я  невидимых собеседников – ангелов или душ.
- В чем правда жизни неизвестно.  А вот истина жизни – в смерти, - говорят они все, как один.