327. Обратная дорога к Богу

Обратная дорога к Богу.
Возможно, что настоятельница Агафья была права, когда говорила, что я всегда должна служить Богу, который одарил меня талантом руководить хором и очень красивым голосом пения. Тогда надо было мне сразу сказать Федору, что я принадлежу церкви и самой постричься в монашки. Теперь уже нельзя повернуть время вспять, что было мне предначертано, то и прожито. Жалко конечно своих детей и мужа, которые пострадали по неизвестной мне причине. Может быть это Бог так меня наказал. Надо обратно вернуться к Богу. Мои размышления прервал скрип половиц за дверью, которая тут же открылась. В комнату ввалился пьяный Матвей. Размахивая руками и раскачиваясь во все стороны, он сразу стал матом во всю орать на меня.
- Ведьма! - закричал он, на меня. - Весь род наш испоганила. Теперь тут, в кровати валяешься, как барыня.
Я попыталась встать с кровати, чтобы убежать из комнаты, но в этот момент Матвей нанес мне сильный удар бутылкой по голове. У меня были до колен длинные волосы. На ночь я их сворачивала в клубок на голове. Такая прическа смягчила удар бутылкой по голове. Тупой удар лишь отключил мое сознание. Когда я стала приходить в сознание, то почувствовала как сильно болят мои руки, голова и ноги. Что-то омерзительное толкалось в мою промежность. Я открыла глаза и увидела, как Матвей задрав мои ноги до боли, совал свой член между моих ног. От насильника отдавало сильным водочным перегаром и у меня было отвращение от его члена снующего между моих ног. Мне стало до такой степени дурно, что я начала рыгать на него.
- Ах ты, сучка такая! - заорал на меня Матвей, ударил по лицу кулаком. - Ты еще блевать на меня вздумала!
После второго удара кулаком в висок, я опять потеряла сознание. Когда я пришла в себя, то было уже раннее утро. Ночная рубаха на мне вся порвана. Руки привязаны к кровати обрывками моей ночной рубахи. Я вся совершенно голая. Все мое тело облевано с перегаром водки. Выходит, что кроме моей рвоты еще насильник рыгал на меня. Едва сдерживая себя от рвоты и потери сознания, я осторожно вытащила отекшие руки с пут ночной рубашки. Встала с кровати. Матвей лежал голый на второй половине моей кровати. Рядом с ним была пустая бутылка из под водки. Я взяла в руки эту бутылку и со всем не соображая, что делаю, со всех сил ударила Матвея бутылкой по голове. Бутылка моментально разлетелась на мелкие куски. Из головы Матвея потекла кровь. Я плюнула в его сторону и пошла смывать с себя всю грязь, от которой меня сильно тошнило. Благо мой умывальник был на веранде, на которую выходила дверь с моей комнаты. Мне не хотелось, чтобы слуги видели меня. На веранде было холодно. Осенний ветер свистел в щели ставень. Однако, мне было все равно. Лишь бы смыть с себя всю эту пакость. Зашторила окна и стала себя оттирать намоченным полотенцем. Конечно, так я не могла хорошо отмыться, но мне нужно было привести себя хотя бы немного в нормальный человеческий вид, чтобы быстрее уехать подальше от этого страшного места. Где меня в последние двадцать лет лихорадило от трагических событий нашей семьи. Надо быстро уехать. После того, как я оттерла с себя всю грязь и тело мое разогрелось от трения, стало красным, я подняла ведро с остатками воды и вылила все на себя. Затем побежала в комнату и там хорошо растерла себя большим банным полотенцем. Чистой сразу стало легче от смытой с меня всей грязи. Осталось лишь одеться. Мой гардероб был забит разной одеждой. Я ни стала копаться в выборе платья. Одела на себя все то, что мне попалось черное по сезону, включая черную шубу и черную меховую шапочку, от соболя или куницы. Когда я пошла к выходу, то посмотрела на Матвея. Он продолжал лежать в той же позе, в которой он лежал после моего удара ему по голове бутылкой. С головы Матвея стекала струйка крови. Все вокруг было испоганено моей и его рвотой. Комната воняла водочным перегаром. Я осмотрела вокруг всю комнату и увидела много подсвечников на стенах. Это Федор от радости дурачился, когда у нас родился сын. Федор тогда купил много подсвечников и зажигал их по воскресным дням. Устраивал праздник всему имению в честь рождения своего наследника. Федор искренне радовался рождению нашего сыночка. Говорил, что так будет всегда, пока мы живы. Мы оба были счастливы, что у нас наконец-то родился сын и дом посетила радость. Я подумала немного и стала снимать свечи со всех подсвечников. Эти свечи я расставила вокруг своей кровати, вплотную к постели. После этого зажгла все свечи и сразу вышла из дома. Пусть все сгорит здесь! Мой преданный слуга и спаситель, кучер Устин, проверял надежность рессор нашего дилижанса. Федор специально купил дилижанс для перевозки нашего хора между городами. Так как нам колясок не хватало, чтобы возить постоянно увеличивающийся коллектив хора. Теперь дилижанс без пользы стоял под навесом на конюшне. Видимо, Устин скучал по нашим поездкам. Когда семья Устина вся вымерла от холеры, у него не было другого занятия, кроме лошадей. Устину было за пятьдесят лет, но он попрежнему выглядел бога-тырем и на спор гнул подковы. Все вокруг завидовали силе Устина, но после смерти семьи он был грустный.
- Устин! Хочешь поехать со мной на Кавказ? В наш родовой Старый хутор и жить там. - спросила я, кучера.
- С вами, госпожа Мария Захаровна, куда угодно поеду. - не раздумывая, ответил Устин. - Когда выезжаем?
- Прямо сейчас. - ответила я. - Только запрягай в дилижанс самых лучших лошадей и запасных лошадей не забывай взять. У нас осталось совсем мало времени. Надо до первого снега быть в нашем Старом хуторе.
- Это я так мигом сделаю! - радостно, сказал Устин и в течении нескольких минут все было готово к отъ-езду.
Я не могу сказать, знал Устин о моей страшной ночи или нет? Но он так быстро собрал все, что можно было подумать будто Устин бежит от чего-то. Может быть, это он бежал от своей судьбы, которая сгубила ему всю семью? Выходит, что мы с ним оба бежали из этих жутких мест, чтобы нам скрыться в дали на Кавказе. Дилижанс быстро выехал из имения и направился в сторону города Тула. До самого дома я сидела в глубине дилижанса и не выглядывала из него на дорогу. Только когда лошади остановились у подъезда дома я вышла из дилижанса и направилась в свой дом, не обращая внимания на прохожих людей. Мне было все равно, что происходит вокруг меня. Только бы быстрее уехать домой на Кавказ. Там я не была больше двадцати лет. Даже на похороны родителей я не могла поехать, так как про смерть своих родителей я узнала лишь через несколько месяцев. Вот теперь побываю на их могилах. Надо посмотреть за их могилками, а то моей старшей сестре Соне тяжело одной управлять большим хозяйством в Старом хуторе. Надо ехать туда. За последний год в городе Тула была всего несколько раз, когда проверяла движение нашего капитала в Банке. Подписывала необходимые документы с нотариусом и управляющими по делам нашей семьи. Тогда я оставалась ночевать в нашем городском доме. Затем опять возвращалась в имение Рагули. Ждала возвращения мужа и присматривала за имением, чтобы Матвей не пропил все или не проиграл в карты со своими дружками-собутыльниками. Это могло случиться. Так как Матвей уже проиграл свои наличные деньги.
- Варвара! Приготовь мне баньку и хороший завтрак. - приказала я, служанке. - Скажи Нине, чтобы она помогла Устину собрать мои зимние и летние вещи, и книги по иностранным языкам. Все это в дилижанс снесите.
Варвара в раскачку пошла распоряжаться с другими служанками, а я поднялась в свою комнату. Мне хотелось немного прийти в себя после ужасов прошедшей ночи. Только здесь я могла найти себе временный покой и уют перед дальней дорогой. Это был единственный дом в Тульской губернии, где я прожила самые счастливые годы моей семейной жизни. Здесь резвились мои детки. В этом доме я учила детей петь хором.
- Госпожа! Извините. Банька готова и завтрак тоже. - прервала мои воспоминания Варвара. - Вы просили...
Я посмотрела на часы. Прошло два часа, как я приехала. Видимо, я так сильно заснула одетая в постели.
- Хорошо! Я сейчас спускаюсь. - ответила я. - Накорми Устина и собери нам побольше продуктов в дорогу.
Городская банька была меньше, чем в имении. Но в ней тоже была парилка с веничком. Я долго парилась в парилке с сухим паром и несколько раз тщательно смывала с себя всю грязь. Когда мое тело распарилось и я стала румяной, у меня было такое состояние, словно я опять заново родилась на белый свет. От жуткой ночи остались только мрачные воспоминания и все. Теперь уже мне надо было спешить в дорогу на Кавказ.
- Устин! Тебя здесь слуги хорошо покормили в дорогу? - спросила я, кучера, когда увидела его у дилижанса.
- Спасибо, госпожа, я сыт. - ответил Устин. - Все ваши вещи и книги уже лежат в дилижансе. Я готов ехать.
- Ладно! Отдыхай, Устин. - сказала я, кучеру. - я тоже сейчас хорошо поем в дорогу и мы поедем на Кавказ.
Завтрак был сытный. Больше похож на обед. Но я старалась наесться побольше, чтобы в дороге сегодня меньше останавливаться на употребление пищи. Поэтому ела много разные блюда. После завтрака я вспомнила, что ехать на Кавказ все также опасно. Поэтому приказала слугам снести в дилижанс все имеющееся у нас оружие. Включая сабли, шашки и кинжалы. Еще раз поднялась к себе в комнату, чтобы из сейфа забрать свои и мужа драгоценности, которые Федор мне покупал и которые мне с мужем подарили в разные торжественные дни нашей семейной жизни. Там, конечно, были и золотые часы, которые подарили нам тульские мастера. Мне не хотелось, чтобы наши семейные драгоценности и украшения достались после кому-то. Последнее утро в городе Тула. Уже всюду снуют люди. Кто-то спешит на работу. Другие возвращаются домой после ночной гулянки. Вот детишки направились в школу. Среди этих детей, возможно, что есть дети моих бывших учеников. Жизнь продолжается. Лишь меня тут больше никогда не будет. Все-таки мне жалко покидать этот город Тула. Здесь остается все, что было нажито нашей семьей. Школа словесности, магазин ювелирных изделий, мастерские золотых кузнецов, швейная фабрика и многое, многое то, что было открыто и создано мужем при моем участии. Теперь все это могли прибрать себе родственники мужа и государство. Мы с Устином ни стали заезжать на гостевой двор. Уже в пять часов утра все уехали в сторону Кавказа. Нам теперь предстоит их догонять. Может быть, где-то к середине дня, мы их догоним. Хорошо, что Устин догадался погрузить на дилижанс несколько мешков овса. Есть чем в пути подкармливать лошадей. Так мы быстрее догоним попутчиков. Только бы погода не испортилась до самого Кавказа, иначе тогда нам трудно будет ехать по размытым дождями дорогам. Хотя бы снег нас не застал в дороге, что-то стало холодно уже. Колонну мы догнали под городом Орел. В это время начал моросить дождик и все остановились ночевать в гостевом дворе. Я пошла снимать себе номер в гостинице. Устин остался в дилижансе. Мы решили не разгружать наши вещи до самого Старого хутора. Тем более, внутри дилижанса Устину можно было замкнуться и спать там. Сверху дилижанса на крыше были только мешки с овсом для лошадей. Лошади сами охраняли мешки. Они фыркали и ржали, когда кто-то приближался к дилижансу. Если этого не хватало, то лошади поворачивались задом вокруг дилижанса и начинали брыкаться задними копытами. Устин так приучил лошадей защищать свою пищу. Некоторые лошади даже кусались, если кто-то пытался пробиваться спереди их.
- Устин! - обратилась я, к кучеру. - Как только люди начнут собираться в дорогу, то ты сразу буди меня. Мы не должны ни в коем случае отставать от колонны. Иначе нам будет трудно в дороге плестись за колонной.
- Хорошо, госпожа Мария, я так и сделаю. - ответил Устин. - Мы от колонны до Кавказа не отстанем нигде.
Я отправилась спать. Спокойная за свои личные вещи, которые были под надежной охраной моего слуги. На Устина мне можно было положиться. Он прослужил в имении многие десятки лет и никто не видел, что-бы Устин украл что-то или напился. Сколько помню Устина, никогда не замечала, чтобы он курил или пил. Возможно, что поэтому Устин был такого богатырского телосложения. Так как всегда беспокоился за свое здоровье и правильно делал. В его деревне большая часть людей вымерла от холеры. Лишь самые крепкие выжили. В том числе и наш богатырь Устин. Даже сейчас в таком возрасте он выделяется своей силой. У меня был хороший аппетит и выспалась я прекрасно. Проснулась с первыми петухами и не дожидаясь Устина, вышла на улицу. Мне хотелось после сна немного размяться перед дорогой, чтобы в дилижансе сидя не отекали ноги от неудобной позы. Физзарядка всегда помогала. Утром я бегала все свои годы жизни. Дождя на улице не было, но было прохладно. Уже чувствовалось дыхание новой зимы. Летали белые паутинки, предвестницы будущих холодов. Воробьи распушили свои перья и стали кругленькими комочками, у которых только ножки торчали снизу и клюв сбоку. Воробьи скакали словно игрушечные, которых дергают за ниточку. Мне на них было смешно смотреть. Вороны тоже нахохлились, сидят на облезлых ветках деревьев. Я посмотрела в ту сторону, где был наш дилижанс, чтобы положить в него свою шубу и размяться. Но там дилижанса на месте не было. Моего дилижанса не было и на другой стороне большой городской площади.
"Так мне и надо!" - в ужасе, подумала я. - "Сколько мне говорили, что я слишком доверчивая. Вот, теперь расплачиваюсь за свое доверие. Я всегда думала, что Устин самый честный из всех наших слуг. Хорошо, что у меня в сумочке остались наши семейные драгоценности и еще немного денег. Думаю, что этого мне вполне хватит добраться хотя бы до города Владикавказ. Там Гурей мне поможет добраться до дома. Вот, дура! Вот, дура! Поэтому Устин и напросился охранять мои вещи в дилижансе. Как же я не подумала, что нельзя доверять свои личные вещи никому из людей. Зачем же это я так плохо поступила сама с собой?"
Слезы сами хлынули из моих глаз, как ручьи во время дождя по мокрым стеклам дома. Я села на скамейку у облезлого дерева и не скрывая слез, размазывала их по своим щекам. Видимо, у меня наступил стресс, после вчерашней драмы в имении Рагули. Меня сразу стало лихорадить. Перед глазами все закружилось.
- Госпожа, Мария! - услышала я, знакомый голос сзади. - Куда вы ушли? Я поставил дилижанс за углом на выезде из площади, чтобы быть первым в колонне. Пошел за вами, а вас там нет. Что с вами случилось? Вы почему так сильно плачете? Успокойтесь. Все в жизни проходит. Скоро вы будете дома у своих родителей...
Я повернулась к Устину. Уткнулась ему в полушубок своим лицом мокрым от слез. Устин оторопело стоял, не знал, что делать со мной. Я ревела теперь от радости, что все обошлось. Зря подумала плохо об Устине.
- Спасибо, Устин! - вытирая слезы, сказала я. - Ты настоящий друг. Только больше не называй меня госпожой. Ты мне почти в отцы по возрасту годишься. Зови Марией или Маней, как дома меня звали родители. На мои слезы не обращай внимания, это бабьи слезы, скоро пройдут. У меня целые сутки был сильный стресс.
- Хорошо, Мария, пусть будет потвоему. - просто, согласился Устин. - Вот только нам надо в дилижанс быстрее поспешить. Вон, люди уже все собрались отъезжать. Мы можем стать последними в пыльной колонне.
Я поправила на себе шубу и быстро пошла в сторону дилижанса. Устин в развалку вышагивал следом за мной, опасаясь наступить на меня. Пробежка от гостиницы до дилижанса оказалась хорошей разминкой перед моим отъездом. От меня аж пар валил из шубы и мои ноги пружинили словно от верховой езды на строптивой лошади, которую я только что объезжала тут у дома. Надо было расслабится в самом дилижансе. В дилижансе было очень просторно для меня одной. На передней части дилижанса находились мои вещи и книги. Вторая часть дилижанса была свободной. Я сбросила себя шубу и развалилась на кожаном сидении. Мне нужно было растереть дцать лет. Я спала в дилижансе и не заметила, как мы подъехали к Старому хутору, только почувствовала, как остановились лошади и откуда-то из глубины жилых построек послышался глухой лай собак. Еще совершенно сонная, я решила тут же выйти из дилижанса, чтобы узнать о причине остановки нашего дилижанса в ночи.
- Сестренка, милая! - услышала я, как только покинула дилижанс и попала в объятья своей старшей сестры.
- Сонечка, родненькая сестричка. - со слезами радости, я стала обнимать толстушку, в которой едва узнала свою старшую сестру Соню. - Счастливая будешь. Я тебя сразу не смогла признать. Здорово живешь, Соня.
- Да! Счастья у меня полный дом. - ответила Соня. - Утром всех увидишь. Тут сразу два хутора на моей шее.
Мы обе пошли ни к сестре в хутор Ивлевых, а в наш родовой Старый хутор Выприцких, который уже начи-нал пробуждаться от наших радостных воплей во время встречи. Всем было не до сна. Те, кого я знала, обнимали меня и плакали от радости нашей встречи. Другие, из нового поколения, стояли в стороне и с удив-
лением рассматривали наряженную в непривычную одежду госпожу, которая переполошила среди ночи весь Старый хутор, а чуть позже и всю нашу станицу Вольную, в которой население сплошь наши родичи.
- Это все мои. - радостно, заявила Соня, когда рано утром из хутора Ивлевых пришла целая орава от грудных до взрослых. - Самый младший, внук Гриша и самая старшая дочь Варвара. Всех остальных узнаешь позже. Сейчас не нужно голову забивать их именами. Постепенно со всеми познакомишься. Если честно говорить, бывает иду по станице, увижу какого либо мальца и думаю, что наш это или нет. Кого не спрошу чей он, каждый говорит, что он казак Выприцкий, Линев, Ивлив, Куценко. Больше десятка фамилий. Совсем запуталась в родстве. Ничего не могла понять с нашими родовыми корнями. Когда батюшка-царь написал указ провести перепись населения. Станичники мне поручили это делать, как самой грамотной бабе "атаману в юбке". Представляешь, какое открытие я сделала, когда узнала, что, почти вся станица, это наши родичи! Соня долго знакомила меня с многочисленными родственниками. У меня уже даже голова стала кружиться от неожиданно нахлынувших на меня приятных событий, как, вдруг все расступились. Я увидела, что в Старый хутор пришли старейшины из чеченского рода с подарками. Соня тут же приветствовала наших гостей.
- Мы узнали приятую весть от наших джигитов, - обратился ко мне, самый старший из рода Аслана, - что ты, госпожа, спасла старшего сына из рода Максума. Мы принесли тебе подарки, в знак благодарности от рода.
Ахмед, так звали старейшего из рода Максума, положил с поклоном к моим ногам огромную ткань шитую золотом. На эту ткань горцы положили разные подарки от каждого дома этого чеченского рода. Каждый раз чеченцы произносили слова приветствия в мой адрес и во имя Аллаха, пославшего меня спасти Аслана. В заключении подношения подарков в центр хутора вывели молодую кобылу белой масти. Такой красивой лошади я раньше не видела. Словно скульптура выточенная искусным мастером-природой. Кобыла грациозно ступала по кругу Старого хутора, показывая себя со всех сторон. Казаки удивленно смотрели на эту кобылу.
- Это подарок от меня. - сказал старик Ахмед. - Пускай ее род украсит стадо ваших лошадей в память о нас.
Я так сильно была потрясена этим ценным подарком, что подошла и поцеловала Ахмеда. Старик улыбнулся мне. Выпрямился во весь рост, словно помолодел. Затем расправил правой рукой усы и бороду, держа левую руку на родовом кинжале, лихо сдвинул на бок папаху и гордо зашагал в сторону своего аула. Присутствующие, чеченцы и казаки, зааплодировали Ахмеду. Я поклонилась гостям и поблагодарила за подарки. Когда все чеченцы ушли. Мои родственники разошлись по своим делам. Я, вдруг, вспомнила про свой дилижанс и кучера Устина. Я вышла на улицу и увидела, как дилижанс облеплен детьми. Устин сидел на козлах и ревел, словно ребенок, которому оказали столько много внимания, которого он не видел много лет.
- Устин! Я думаю, что ты вполне заслужил такой отдых, как быть всегда с детьми. - сказала я ему. - С этого момента дилижанс с лошадьми твой. Катай на нем детей, куда они пожелают. Ты теперь совсем свободен.
- Спасибо тебе, Мария! - размазывая большие потоки слез по своим щекам, ответил Устин. - Я всегда мечтал быть среди детей и лошадей. Рад тому, что такое большое счастье сейчас выпало мне на старости лет.
Я хотела было уже уйти в дом, чтобы разобраться в мазанке со своими вещами и определить дальнейшее место проживания Устина в Старом хуторе, как, вдруг, увидела Аслана в новой черкеске возле наших ворот.
- Аслан, извини, что я забыла вас познакомить. - сказала я, первой, подошедшему Аслану. - Это мой друг и спаситель Устин. Он теперь у нас в станице Волной будет самым старшим конюхом для всех детей станицы.
- Очень приятно познакомиться. - ответил Аслан, осторожно протягивая Устину свою руку. Мы с ним уже давно знакомы. У меня в голове больше двадцати лет гудит его оплеухи. Когда еще в прошлом веке он мне врезал возле твоей коляски, это во время событий у Эльхотовских ворот. Думал, что без головы останусь.
- То-то, тогда я думала, что куда это ты, вдруг, неожиданно исчез от меня. - подкалывая Аслана, сказала я.
Мы все трое стали смеяться над событиями многолетней давности, от которых тогда было не до смеха. Возможно, что та оплеуха сослужила хорошим уроком для Аслана и он резко изменил свои взгляды на обычную жизнь. Стал на иноверцев смотреть глазами человека, а не дикого волка, которого всюду затравили.
- Я к тебе, Мария, по делу. - сказал Аслан. - Надо собрать чеченцев, ингушей и казаков на большой круг. Будем судить бандитов показным судом. Чтобы другим неповадно было грабить людей. Скажи своей старшей сестре Соне, что сход большого круга состоится завтра утром между речками, Аргуном и Сунжей. Так удобнее всем. Одинаково ехать со всех сторон. Туда мы уже пригласили осетин и кабардинцев, родственников этих бандитов. Пускай послушают, что им скажут горцы и казаки. На большом круге будут старейшины всех представленных на сходе родов. С нашей стороны решили, что от вашего рода со старейшинами должны приехать Соня и ты, ведь вы обе, как джигиты, которые охраняют свой род и поддерживают мир с горцами.
Я ни стала отказываться. Тем более, что мне самой хотелось посмотреть на этот суд над бандитами, которые, едва, не пристрелили и меня. Ведь в дилижансе так и осталась та дырка от пули. Я рассказала Соне просьбу Аслана и место сбора большого круга. Куда нам надо было ехать рано утром с первыми петухам.
- С нами поеду еще четыре старших станичников от других родов, которые здесь живут давно. - сказала Со-ня. - Нам надо будет поехать, как можно раньше, чтобы там быть самыми первыми и занять хорошее место.
- Может быть, мы, поедем в моем дилижансе? - совсем необдуманно, предложила я, сестре. - Места есть.
- Ты, что, Маня?! - возмутилась сестра. - Это тебе, извини, ни твое графство, а станица терских казаков. Ког-да это казаки ездили в дилижансах? Всегда только верхом на лошади. Тебе понятно? Оставь свою идею.
Я промолчала, сознавая свою ошибку. Совсем забыла, что уже нахожусь в станице казаков, а не в имении.
"Хорошо еще, что я не разучилась ездить верхом на лошади." - подумала я. - "Вот была бы комедия! Если бы все поехали на лошадях, а я в своем дилижансе. Станичники подняли бы меня на смех и потешались."
- Чтобы не выделяться среди других. - предложила Соня. - Возьми жеребца Тихоню. Он сам тебя привезет туда, куда направится его мать Стрелка. Я поеду на Стрелке, а Тихоня с тобой за ней, прямо, как хвостик.
Еще с вечера сестра подобрала мне казачий костюм верховой езды для женщин. Так как у меня с Соней были разные пропорции тела, то я выглядела больше запорожским казаком с шароварами, нежели терской казачкой. Но Соня напомнила мне, что мы едем ни на праздник, а на суд старейшин, там и такая одежда сойдет. Только с волосами моими будет проблема. Такие большие волосы под папаху не спрячешь. Придется мне заплести себе большую косу и кругом спрятать косу под своей папахой, которую подберет сестра Соня.
Со станичниками мы договорились выехать рано. Как только зарница появилась в небе, мы переехали на лошадях через речку Белка и возле речки Джалка повернули вправо на восток. Так на много сократили путь, чем добираться через речку Сунжа или по хорошей дороге в объезд на речку Аргун. Конечно, мы немного рисковали, могли напороться на банду кумыков, которые занимались кражей коней ночного выпаса у терс-ких казаков. Но никогда еще не было, чтобы кумыки на кражу терских лошадей брали с собой оружие. Зато сейчас мы были хорошо вооружены. Одно только мое бельгийское ружье чего стоило. Сразу с двумя стволами на одном ружье я имела двойное преимущество перед местной берданкой. Мне и заряжать ружье было удобнее. Кроме того, я еще взяла целый патронташ с патронами заряженными картечью. Казаки прямо завидовали мне за это ружье. Они говорили мне, что с таким ружьем не страшно даже на медведя охотиться. В указанное место мы прибыли на рассвете. Там уже были чеченцы. Как они ухитрились раньше нас приехать туда, мы ни стали спрашивать. Просто поздоровались с ними, как соседи и спустили пастись лошадей.
Выбрали огромное поле для схода большого круга. В середину поля забили длинный шест на то место, где будут сидеть бандиты. Взявшись за руки и растянувшись от шеста, мы расчертили, как циркулем, круг для заседания старейшин наших родов. В стороне от этого круга за ближайшее дерево привязали своих лошадей и определили место, где будут стоять люди сопровождения старейшин родов. На каждого старейшего было положено одного человека сопровождения. С нами прибыло шесть человек сопровождения. Вскоре стали подъезжать старейшины других родов. Постепенно, вся поляна заполнилась людьми. Нас всех оказалось больше ста человек. В большинстве были горцы, но это нас не пугало, так как сейчас мы сами были на стороне чеченцев, которых в это время поддерживали ингуши и осетины. Кабардинцы, балкарцы, черкесы и карачаевцы были в меньшинстве, кроме того, они были на нашей территории как бы в гостях. Гостей горцы и терские казаки не обижают, да и сами гости должны себя вести скромно, так как они в гостях, а не дома. Бандитов и трупы их сообщников разместили у шеста в самом центре круга. Старейшины родов сели по кругу. Людей сопровождения попросили удалиться к лошадям в определенное им место. После короткого совещания, вести совет поручили Ахмеду из рода чеченцев, наших соседей, которые привезли бандитов.
- Уважаемые земляки! - обратился Ахмед, к старейшинам родов. - Мы тут собрались сейчас с вами для того, чтобы наконец-то пресечь разбой на дорогах Кавказа. Мы должны строго наказать бандитов и определить меру оплаты нанесенного ущерба бандитами, горцам и терским казакам. Меру платы будут нести родственники этих бандитов. Таков закон наших гор. Так велит Аллах вершить правосудие над этими бандитами. Как написано в святых книгах ислама и христианства, "не укради у ближнего, иначе ты будешь наказан". Пусть так и будет, как повелит нам Всевышний устами старейшин, которые должны быть справедливы ко всем.
После этой речи вначале определили меру выкупа родственниками убитых бандитов. Совет постановил, что кабардинцы должны отдать пять баранов за каждый труп убитого бандита. Родственники убитых бандитов заранее привезли примерное число баранов за каждого убитого бандита. Как только трупы убитых бандитов положили на арбы, кабардинцы тут же с воплями, плачем и проклятием поспешили к себе домой, что-бы там еще до заката солнца похоронить эти трупы, которых Аллах должен простить за их проступки до захода солнца и дать возможность душам умерших встретиться с покойными родственниками на том свете. Когда кабардинцы удалились, старейшины приказали сразу зарезать всех отданных за выкуп баранов и принести их в жертву в память об пролитой крови невинных горцев, то есть, сжарить шашлыки, которые будут тут же вскоре съедены во время молитвы за упокой усопших горцев. Также поступали и терские казаки. Затем стали обсуждать живых бандитов. В первую очередь постановили, что родственники всех бандитов должны выплатить по двадцать баранов, каждый, родственникам погибших джигитов. Утвердив общим голосованием это решение, перешли непосредственно к рассмотрению наказания живых бандитов. Тут начался долгий спор. Одни предлагали по законам Шариата всыпать виновникам по двести плетей каждому по голой заднице и по спине. Другие говорили, что бандитам надо отрубить кисть правой руки. Третьи советовали вообще пристрелить их, как вонючих шакалов. Спор на долго затянулся и все думали, что никогда не придут к единому мнению. Каждый старейшина рода предлагал все новые и новые меры наказания этих бандитов.
- Давайте мы их сдадим в тюрьму крепости Грозной. - предложил Аслан. - Пускай они сидят там на одной баланде до тех пор, пока у них вырастут огромные бороды. Думаю, что это будет справедливое наказание.
Старейшины стали переговариваться. Я не вмешивалась в мужские разговоры, лишь с интересом следила за процессом развития суда горцев над бандитами, которые ждали своего приговора обречено уставившись в какие-то неопределенные точки. Скоро подошла и развязка суда. Ахмед стал определять меру наказания.
- Старейшины родов постановили. - начал оглашать приговор старый Ахмед. - Сдать бандитов русским в тюрьму крепости Грозной. Пускай бандиты сидят там до тех пор, пока у них бороды вырастут такой же огромной величины, - старик хитро ухмыльнулся и посмотрел на меня, - как коса у Марии. После этого свободны.
- Мария! Покажи свою косу. - потребовали старейшины. - Иначе, как мы можем знать эту меру наказания.
- Вытаскивай свою косу! - повелительно, сказала Соня. - Пусть эти бандиты увидят длину своего наказания.
Мне было как-то не по себе. Я не хотела перед толпой мужиков показывать свою косу. Но за свое страстное любопытство тоже надо было платить, хотя бы показом длины собственной косы. Ни такой уж это грех.
- Пожалуйста, ты помоги мне вытащить косу. - обратилась я, к сестре, расстегивая на шее свою черкеску.
Соня осторожно стала вытаскивать мою косу, которая находилась за спиной между казачьей рубахой и длинной черкеской почти до самых пяток. Пока сестра медленно вытаскивала мою косу, все старейшины и
бандиты медленно поднимались с земли. Они с огромным любопытством и нетерпением ждали, когда наконец-то появится вся моя коса, закончится долгое и мучительное ожидание. Соня специально тянула время.
- Вот, это, да! - одним дыханием, воскликнули старейшины. - На такую длину наказания им всей жизни мало.
- Так им надо! - заявил Ахмед, разглядывая мою косу. - Пускай сидят. Другие знать будут, длину наказания.
Меня попросили повернуться так, чтобы всем старейшинам и бандитам хорошо было видно меру наказания по длине моей косы. Я отошла всего на несколько шагов в круг и демонстративно показала всем свою косу, которая даже в заплетенном виде была у меня ниже пояса. Подобного наказание еще никто не имел. В собрании большого круга воцарилась мертвая тишина. Возможно, сами старейшины пожалели о том, что опрометчиво определили меру наказания по длине моей косы. Бандиты мрачно опустились на землю, заранее определив конец своей жизни в местах заключения. Старейшины свое слово никогда не меняли.
- Преступников посадить в позорную арбу и отправить в тюрьму. - сказал Ахмед. - Собрание большого круга закончено. Мы отметим поминки по погибшим джигитам, терским казакам и солдатам. Затем поедем в крепость Грозную. Чтобы на законном основании посадить бандитов там в тюрьму не определенный нами срок.
Все присутствующие на собрании большого круга, направились к кострам с шашлыками. Я тут же заправила свою косу обратно под черкеску и вместе с сестрой Соней, обе пошла следом за всеми к кострам у речки.
Шашлыки уже были готовы. Если это можно было называть шашлыками. Просто зажаренные над костром куски бараньего мяса на прутиках из срубленных веток деревьев. Каждый взял себе по самому большому куску зажаренного мяса, которые им понравились. Соне и мне поднесли лучшие куски поджаренного мяса. У каждого горца и казака были под напитки рога волов, отделанные серебром и позолотой. Из бурдюков налили в рога свежее вино этого года. Нам с сестрой первым поднесли, каждой по одному рогу доверху наполненному вином. Мы ни стали с сестрой церемониться и приняли в руки эти рога с вином. Наступила тишина.
- Выпьем за тех, кто больше не может быть рядом с нами. - угрюмо, произнес старый Ахмед. - Аллах акбар!
Все подняли к верху рога с вином и выпили вино до последней капли. Мы с сестрой проделали то же самое ни чуть не уступая мужчинам. Вино было совсем свежее, почти нектар, который уже не был виноградным суслом, слегка побродил и не успел еще стать настоящим крепким вином, так как был совсем молодым.
- Пускай Аллах примет хорошо на том свете, покинувших нас джигитов. - сказал Аслан, показывая в небо.
- Омин! Омин! - произнесли все присутствующие, поднимая свои глаза к небу. - Аллах акбар! Аллах акбар!
Я ела свежее сжаренное мясо барана и думала, что какие мы все-таки подлые люди. Настоящие хищники. Обсуждаем убийство людей, а сами убиваем животных, чтобы съесть их за упокой убитых. Какая дикость! Когда одни съедают других. Зачем у нас так жестоко построен мир? Ведь людям можно жить и по другому. Размышляя над данной проблемой,я все же съела это мясо. Но, как я могла поступить иначе? Если в нас от природы заложен инстинкт хищника. Выходит, чтобы изменить в себе подобное мышление, мы сами должны перестроить всю психологию собственного мышления, как бы заново родиться в совершенно другом мире природы и мышления. Быть может, существует в нас самих, это совершенно другое направление в природе мышления, если мы не согласны с собой и порой думаем иначе? Лишь наше слабое познание нас самих, не дает нам понять внутренний мир самосознания, чтобы полностью изменить природу мышления.
- Маня! К тебе обращаются. - прервала сестра, мои размышления. - Совет старейшин хочет, чтобы ты составила им грамотное письмо начальнику тюрьмы крепости Грозной о заключении туда бандитов. Мы все, прямо сейчас, направляемся в город Грозный, в тюрьму крепости Грозной, чтобы посадить там бандитов.
- Письмо такое я вам напишу. - согласилась я. - Но писать могу лишь там, где будут бумага и чернила. В поле нет канцелярии, в которой имелись бы стол, бумага, перо и чернила для письма. Так что поехали туда.
Все одобрительно улыбнулись на мою шутку. Закончив с шашлыком, мы сели на коней и отправились прямиком в сторону крепости Грозной. В этот осенний день погода была хорошей и где-то к обеду мы стали подъезжать к крепости, совершенно не опасаясь попасть под дождик. Нас издали встречали жители города. У
ворот крепости уже стояла арба с бандитами, крепко связанными друг к другу по рукам и ногам. Они только что подъехали под усиленной охраной вооруженных горцев и казаков, которые сопровождали бандитов и на суд большого круга старейшин родов. На подъезде к крепости арбу сопровождали и русские солдаты охраны гарнизона. Из крепости вышел высокий офицер, комендант крепости Грозной. Офицер внимательно выслушал старейшин родов горцев и казаков, нахмурив брови. Долго думал, покусывая свои длинные усы.
- Мне все понятно. - ответил офицер. - Но у нас в крепости тюрьма для солдат дезертиров и военных преступников, а не для гражданских преступников. Мы не имеем право сажать гражданских лиц. Ближайшая тюрьма для ваших бандитов находится в городе Екатеринодар. Так что вы отправляйте этих бандитов туда.
- Но, это пятьсот километров отсюда! - возмутился Аслан. - Тем более, через Кабарду ехать. Это будут новые жертвы. Родственники и земляки бандитов, нам просто не дадут их провести туда к тюрьме. Куда их?
Офицер сурово посмотрел на терских казаков и горцев, закрутил свои пышные усы до самых бакенбардов.
- Если бы у вас был бы какой-то документ с печатью высокого чиновника, - раздумывая, ответил комендант, - в котором было бы записано о мере преступления и о мере наказания, то, возможно, я мог бы сделать иск-лючение и посадить ваших бандитов в тюрьму нашей крепости Грозной. Но среди вас нет такого чиновника..
- У нас есть такая печать и такой чиновник. - прервала я, размышления коменданта вслух, вспомнив о своей графской печати, которая находилась у меня на груди в медальоне с золотой цепью. - Документы вам составим со всеми необходимыми правилами законов государства российского. Вы дайте нам, чернило и бумагу.
- Однако, я не вижу чиновников среди вас. - стал возражать офицер. - Кто может поставит печать и подпись?
- Графиня Тульской губернии, Мария Захаровна Лебедева. - представилась я, офицеру. - Это мой муж, граф Тульской губернии, Федор Павлович Лебедев, когда-то служил в вашем гарнизоне. Сейчас нахожусь на Кавказе в гостях у своих родственников. Этого вам будет достаточно? Может быть, вам митрополита привезти?
Офицер радостно и удивленно посмотрел на меня, лихо закрутил свои поседевшие усы. Вышел от ворот.
- Комендант крепости Грозной, полковник Иван Петрович Стеблов. - вытянувшись по струнке, отчеканил мне офицер. - В те далекие годы, был рад познакомиться с Вами и вашим мужем. Извините, что не признал вас в такой странной для графине одежде. Столько уже много лет прошло! Пожалуйста! Проходите в мой кабинет.
Полковник пригласил меня в свою комендатуру. Там был большой кабинет со всеми необходимыми принадлежностями атрибута высокого офицера царской армии. Я тут же села за канцелярский стол коменданта.
- Графине чай! Мне рюмку водки! - приказал комендант Стеблов, молодому поручику, который, как оловянный солдатик, стоял у дверей кабинета. - Вот так и я, когда-то давно, начинал свою службу в этой крепости.
- Как же, помню хорошо, на коне, лихой поручик Иван Стеблов встречал нас тут. - напомнила я, коменданту.
- Да, кстати, как дела у штабс-капитана Игната Ермилова? - вспомнил, полковник Стеблов. - Он, тогда, женился на Валентине Лебедевой? После его ранения в ногу и отставки из армии, я уже ничего о нем не знал.
- Игнат Ермилов стал дипломатом. - ответила я. - Они семьей живут в городе Париже. У них трое детей. Ну, ладно, давайте о деле говорить. Нас там люди у ворот ждут и домой всем еще очень далеко добираться.
- Конечно, конечно! Госпожа Лебедева! - деликатно, согласился Иван Стеблов. - Вот вам бумага и чернила.
У нас действительно было мало времени. Надо написать документ, подписать его всеми старейшинами родов, присутствующих на сходе большого круга. После этого заверить документ комендантом крепости, начальником тюрьмы и мной, как графиней Тульской губернии. Лишь тогда можно нам отправляться домой. Теперь уже ни через поля, лес и реки, как это мы сделали перед рассветом, а только по круговой дороге.
Я ни стала расписывать все подробности происшедшего боя у города Нальчик. Написала лишь суть преступления этими бандитами. Так, чтобы это было коротко и понятно всем сторонам подписавшим этот документ. Конечно, указала определенную меру наказания, которую назначили бандитам старейшины родов.
- Вот горцы, надо же до такого додуматься, - удивился, прочитанному комендант крепости Грозной, - чтобы наказания бандитам определять по женской косе! Графиня! Мне совершенно неудобно Вашу косу измерять, но хотя бы скажите, какова будет длина приговора преступников. Сколько им стоит сидеть в нашей тюрьме?
- Я так думаю, что им хватит сидеть до глубокой старости. - с иронией в голосе, ответила я. - Понятно вам?
- Понятно! - ответил комендант крепости, заглядывая мне за спину. - Сейчас мы бандитов примем на долго.
Полковник Стеблов приказал своему адъютанту быстро найти начальника тюрьмы. Тем временем в кабинет коменданта крепости стали по одному входить старейшины родов и подписывать документ, который я сразу написала на два экземпляра. Один документ для крепости Грозной с тюрьмой. Другой для Совета старейшин родов, которые живут по речке Белка. Документы наши будут хранится у старших по роду и званию.
Последними свою подпись на документе поставили комендант крепости Грозной полковник Иван Стеблов,
начальник тюрьмы крепости Грозной штабс-капитан Борис Тимохин и графиня Тульской губернии Мария Лебедева. Подписи закрепили алой ленточкой с сургучом и своими печатями. Вспомнили словом царя и Бога.
На этом наша миссия закончилась. Полковник Стеблов и штабс-капитан Тимохин, поцеловали мне руку, как подобает кавалерам. Проводили меня до ворот крепости и в заключении отдали мне честь, как положено офицерам царской армии. Я села на своего жеребца и на прощанье помахала рукой офицерам крепости, оказавшим мне честь принять меня в своих апартаментах. Казаки и горцы приветствовали эту нашу сделку.
Когда мы стали отъезжать на лошадях от крепости Грозной, из ворот крепости выехали кавалеристы, которых отправил с нами комендант крепости Грозной, в сопровождении до безопасного места за пределами города Грозного. Таким безопасным местом могла быть лишь речка Белка, за которой мы жили. Выходит, что нас до самого дома будут охранять. Казаки и горцы пытались уговорить кавалеристов вернуться обратно в крепость Грозную. Кавалеристы отказались вернуться обратно, сказали, что приказ коменданта крепости Грозной, может отменить лишь сам комендант или выше стоящие офицеры царской армии и ни кто другой.
Я думаю, что комендант был прав, когда направил кавалеристов сопровождать нас. Так как казаки изрядно где-то выпили, пока я составляла документ на заключение бандитов. Часто большие стычки меду нашими казаками и горцами происходили на почве сильной пьянки казаков, которые в пьяном угаре вспоминали свои старые обиды и пытались сильно побить горцев. Между собой сами казаки тоже часто дрались по пьянке.
Кроме того, мы чувствовали, что нас пасут родственники погибших и осужденных кабардинцев. То есть, договор договором, а вот кровная месть горцев превыше всего. Стоило бы нашим горцам и казакам остаться в меньшинстве, а еще лучше для кабардинцев, в пьяном виде, нас тут же перестреляли бы или вырезали, как стадо овец, которых нам привозили за плату. Так что безопасность в дороге нам была в самый раз нужна.
Пересекли мы берег своей речки Белки почти ночью, когда розовая полоса заката спряталась за вершинами снежных гор. В этот момент наступает такая тишина, что слышно, как в речке Белка плещется рыба. В такое время суток дневные птицы и звери притихли, укладываясь спать на ночлег, а ночные птицы и звери, только начинают просыпаться и приглядываться в ночи. Поэтому тишина. Промежуток смены одного времени суток на другое. Даже наши собаки в станице не успели приготовиться сторожить наше жилище и свою территорию от не прошеных гостей. Лай собак послышался лишь тогда, когда стали ржать лошади у ворот.
К этому времени уже и наши казаки отрезвели малость. Как с добрыми друзьями, казаки распростились с кавалеристами крепости Грозной и с соседями чеченцами. Всем обещали дружить. Больше не горланили песни, обняв за холки своих лошадей, стараясь перед женами сохранить равновесие, казаки тихо въехали в нашу станицу, разбрелись по своим мазанкам и хуторам. Но вскоре казачьи жилища наполнились шумом.
- Ах, шоб тэбэ волки задрали! - встретила жена, одного казака. - Опять як свинья нажрався? Хрен собачий!
- Ягодка моя! - стал оправдываться казак. - Тэж бив великий сход казаков на круги с чечней. Шоб мине проволиться. Яж тилько раз выпив горилки. Кто мог знати о крепости горилки. Тож она, проклятая, наших хлопцев столку збила. Мы ее еще пытались заглушить аракой осетинской, эту поганную горилку, но не вышло...
- Тэбэ горилки стало мало! - разозлилась, жена казака. - До араки осетинской дробрався. Я ж тебе щас...
- Ой! Ой! Тиж мэнэ изувечешь. - вскрикивая от шлепков, запричитал казак. - Яж тилько со станичниками. Да ты шо? Брось нагайку! Яж тэбэ чиловик, а не лошадь страптивая. Ой! Больно! Ты жонка чого размахалась?
Вскоре вопли казака и казачки стихли. На смену им стали слышны другие скандалы между женами и их пьяными мужьями. В этих мазанках и хуторах, где казачки устроили хороший разгон своим мужьям, собаки слегка скулили и подвывали, чувствуя, что им может влететь от обо их хозяев, если они своим лаям вмеша-ются в их скандал. Даже соседские собаки помалкивали опасаясь общего скандала в станице на всю остав-шуюся ночь. Постепенно вокруг все стихло. В домах и мазанках казаков уже погас свет керосиновых ламп.
Где-то в лесу затявкала первая лисица. Следом за ней затянул свою нудную песню шакал. С горных вершин потянуло прохладой. Зашуршали от ветерка опавшие с деревьев листья. Ночная птица мелькнула при свете слабой луны, которая не поспела к сезону. Над хутором, аулом и станицей наступила осенняя ночь.
Я утонула в пуховой перине родного дома. Словно была изгнана из ада и тут попала в Божий рай. Мне так приятно было опять быть дома. Я даже не могла поверить, что вновь живу в нашем Старом хуторе. Словно это чудный сон посетил меня у ворот ада. Мне даже страшно было открывать глаза. Я так и уснула, с чувством радости и беспокойства, которые мне надо пережить, чтобы с наступлением нового дня началась обычная жизнь терской казачки, с повседневными заботами в Старом хуторе. Мне нужно было тут жить заново.
Забот действительно хватало. Мои сестры, Соня, Нина, Вера, Дина, Нюся и Катя, едва поспевали за оравой своих детей. Постоянные проблемы жизни. Кто-то подрался. У кого-то последнюю рубашку совсем разодрали пацаны во время драки. Кому-то вовсе не в чем ходить, вся обувка стерлась до самой подошвы ног.
С первых дней своего приезда домой, я взяла на себя часть забот по нашему Старому хутору. Благо, что я еще в монастырских кельях, где снимала комнатку, подрабатывала себе шитьем. Да еще в городе Туле у Стешки Замоткиной училась шитью, когда она мой заказ на костюмы для хора выполняла. Вот и сейчас мне все это мастерство пригодилось. До самой пасхи 1914 года я обшивала всю свою многочисленную родню. Выприцкие, Линевы, Ивлевы, Куценко и много, много других фамилий, которые связаны с нами корнями большого родства. Сколько всех будет? До настоящего времени все никак не запомню всех наших фамилий.
- С меня хватит! - решительно, отказалась я, шить дальше, когда в наш Старый хутор потянулись станичники со своими заказами на шитье. - Я вам не швейная фабрика. Уже все руки себе до крови истерла за вашим шитьем. Шейте сами. На пасху поеду в церковь в город Владикавказ к своему братику Гурею. Может быть, там и останусь навсегда, буду замаливать все свои грехи житейские. Вернусь я на круга своя к Богу.
Я ни стала откладывать свое решение. На следующий день с казачьим обозом отправилась в город Вла-дикавказ. Казаки ехали туда в главный христианский храм Кавказа, крестить своих народившихся деток, ос-ветить пасхальные яйца и пироги пасхи. Побывать там, в городе Владикавказ, на первой весенней ярмарке.
Когда я вошла в церковь, мой братик Гурей вел пасхальную службу, где находится алтарь храма божьего. Гурей сразу увидел меня и едва не упустил из рук свое кадило, которым размахивал над прихожанами. Мой братик, мой двойняшка, как я за ним соскучилась за эти долгие годы разлуки. Даже забыла, когда виделись.
- Сестренка, Маняша! - закричал Гурей, когда едва закончил пасхальную службу. - Радость моя! Извините, господа! Это моя родная сестренка-близнец. Мы с ней больше двадцати лет не виделись. Маня приехала!
Собственно говоря, объявлять этого не требовалось, что мы с Гуреем близнецы. Даже борода Гурея не скрывала его сильной схожести со мной. Мы были одинаковые ростом и телосложением. Даже моя беременность с пятью детьми и возраст, не увеличили мою пропорцию ниже талии. Я все также была миниатюрна, как в свои двадцать лет, во время замужества. Лишь несколько морщин появилось на лице, после трагедии происшедшей в нашей семье с моими детишками и с мужем. Но, что поделаешь, такова наша жизнь.
Мы с Гуреем удалились от посторонних глаз. Остались один на один в его тесной кельи. Несмотря даже на свой высокий церковный сан Гурей жил скромно. В кельи была одна кровать на пружинах, на которой ле-жал стеганный матрас с подушкой, покрытые стеганным одеялом на вате и белоснежная простыня. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой лежали Библия, Евангелия и еще семь странных книг, одну из которых я видела более двадцати лет. Когда Гурей удивительным образом вернулся из Государства Саудидов. Но как вернулись к нему все остальные шесть книг? Может быть, после, как-то мне все Гурей сам расскажет.
- Сестричка, ты извини, что я на рождество Христово не мог приехать. - стал оправдываться Гурей. - Понимаешь, служба такая. Я обязан быть в храме церковном во время святых праздников. Потом мой архиерей сильно заболел. Пришлось мне его на горячие серные воды возить. Там лечили архирея несколько дней.
- Ладно, хватит тебе оправдываться. - остановила я, брата. - Ты не нашкодил, а делами занимался. Лучше расскажи мне, как вернул себе эти шесть книг. Тебе их арабы привезли оттуда или ты сам за ними ездил?
- Нет. Никто мне их не привозил. Я тоже туда ни ездил. - стал рассказывать Гурей. - Я опять изучил хорошо последнюю книгу. Многое узнал из того, что даже представить себе не мог раньше. Но каким образом мне вернулись эти шесть книг, до сих пор совершенно непонятно. Однажды, приснился мне странный сон. Словно я увидел своего маленького сыночка Эльрусса, который пригласил меня на свой день рождения. Сыну тогда было пять лет. Я видел все это так отчетливо, будто действительно был там. Ощущал я запах и вкус угощения. Чувствовал прикосновение рук сына. Только мы с сыном были как-то изолированы от других. Вокруг нас была непонятная оболочка, через которую мы видели всех вокруг, но коснуться их не могли. Словно мы с Эльруссом находились в другом пространстве. Там рядом с нами была и Лейли, но она меня словно не замечала. Все присутствующие разговаривали и поздравляли Эльрусса, но я их совсем не слышал, а лишь видел, как они открывают рты и подносят подарки. Я долго был на празднике сына, целый день. Эльрусс ра-довался моему появлению от всей души. Своим гостям рассказывал, какой у него хороший папа. Я отчетливо слышал его голос. Вот только не знаю, слышали окружающие его рассказы обо мне или нет? По выражениям лиц я никак не мог этого понять, а мне так хотелось, чтобы услышать речь моей возлюбленной Лейли.
- Папа, пожалуйста, возьми свои книги. - сказал мне, Эльрусс, когда нам пришло время прощаться. - Книги эти никому здесь не нужны. Но тебе книги когда-то помогут навсегда вернуться домой ко мне и к моей маме.
Я взял эти шесть книги в свои руки и тут мой сон, неожиданно, закончился. Я открыл глаза и увидел у себя в руках все шесть книг. Вокруг меня приятно пахло блюдами, которые подносили на день рождения сына. Я чувствовал нежное прикосновение детских рук моего сына Эльрусса. Но только рядом со мной никого не было. Словно это был какой-то странный сон со всеми основными человеческими чувствами. Но все, вокруг, неизвестно куда исчезло. Лишь эти шесть книг каким-то образом материализовались из моего сна в мою явь. Так был то сон или действительность? Я этого не знаю по сегодняшний день. Но после эти сны стали
мне сниться в каждый день рождения моего сына Эльрусса. Каждый раз мы с ним беседовали на русском и арабском языках. Но нас двоих никто не видел и не слышал. Однако, мне больше ни разу так не удавалось взять с собой из этого странного сна ничего материального. Каждый раз я просыпался с ощущением пережитого в этом сне и больше ничего. Мне так и не понятно, то были сны или какое-то другое явление со мной.
- Быть может, это было сильное самовнушение, - подсказала я, - которое затем превращалось в мираж твоего сна, со всеми необходимыми чувствами, которые ты сам себе внушал и ощущал при виде таких снов.
- Хорошо, я с тобой согласен. - смирился было Гурей. - Но, скажи, тогда откуда появились эти шесть книг?
Я лишь развела руками. Мне нечего было сказать. Для меня самой казался странным такой сон, который, возможно, мог материализоваться каким-то образом, но наше мышление не научилось еще понимать такое странное явление сна. Может быть, это так и не сном называется? Какое-то еще другое явление в природе.
- Помнишь, Маня, я тебе рассказывал про странного старика. - напомнил Гурей. - Так вот, старик говорил мне, что у человека есть возможность перемещаться, независимо от времени и расстояния. Лишь надо во всем знать меру. Старик так мне ничего и не сказал о мере, которую я должен знать. Мера чего - времени, расстояния, жизни? Вполне возможно, что если бы я знал эту меру, то обладал бы какими-то иными способностями, которые имеются в нас самих от природы? Я думаю, что это все-таки мера жизни, в которой мы существуем, иначе бы зачем говорить о другой мере. Почему этот странный старик не раскрыл мне тайну?
- Мне неизвестны никакие меры. - сказал я. - Но свою меру в жизни я получила через весь край. Я, факти-чески, еще не старуха, а на моих глазах и при моей памяти, столько родных мне людей покинуло этот грешный мир, что на многие меры людских жизней хватило бы моего горя. Это такова была мера моей жизни.
Мы долго еще разговаривали с братом о разном. Я ему рассказала о своей жизни с того момента, как мы отправились с мужем из Старого хутора двадцать восемь лет тому назад и до настоящих дней. Конечно, я рассказала брату и про те убийства, которые совершила Ольга, сестра Федора. Рассказала я брату и про то насилие, которое совершил надо мной Матвей, брат Федора. Про то, как мне пришлось вернуться в хутор.
- У меня на душе лежит камень, который постоянно давит. - сказала я. - Мне не надо было тогда убивать своего насильника. Возможно, что он совершил насилие не по умыслу своему, а от своего пережитого горя.
- Ты не убила его. - вдруг, сорвалось у брата. - Он умер от сердечного приступа до твоего удара бутылкой.
- Откуда тебе все известно? - удивленно, спросила я. - Ведь тебя там в имении не было в ту страшную ночь.
- Я не могу тебе все это объяснить. - уклончиво, ответил Гурей. - Это так у меня в мозгу все само как-то возникает. Стоит мне только о тебе подумать и закрыть глаза, как тут же появляются картинки твоей жизни со всеми подробностями. Словно я присутствую там рядом и вижу своими глазами каждую деталь твоей жизни.
- Если это так, то скажи мне, - прервала я, брата, - усадьба наша сгорела или нет? Пострадал там кто-то?
- Когда ты ударила Матвея по голове, - стал рассказывать брат, - то основной удар пришелся ни на голову Матвея, а на железную раму кровати через простынь. Оттого и разбилась бутылка. Если бы ты ударила Матвея этой бутылкой по голове, то скорее разбилась бы голова, а не бутылка. Что же касается струйки крови с головы, то она образовалась от глубокой царапины на лбу у Матвея, когда он свалился во время сердечного приступа на твою кровать и зацепился головой за край спинки кровати. За тобой нет греха в смерти Матвея. Можешь больше себя не винить. Что же касается свечей, то пламя свечей ни достало до постели. К тому же служанка во время зашла в твою комнату. Она вызвала полицию и врача, который установил причину смерти Матвея. Я ничего не могу сказать еще, так как быстро все смирились с происшедшим. Больше люди ни стали вспоминать тебя и твоего мужа, будто бы ничего не произошло в вашем имении. Все живы и целы.
Я облегченно вздохнула, словно действительно упал с души камень, который давил на меня все эти месяцы моего пребывания на Кавказе в Старом хуторе. Меня оставило беспокойство за происшедшие месяцы.
- Так ты и про моих деток все знаешь? - вдруг, вспомнила я. - Поэтому ты меня выпроводил тогда, двадцать с лишним лет тому назад, из Старого хутора. Почему ты мне тогда все сразу не сказал? Где сейчас дети?
- Было уже поздно, что-то предпринимать. - отвернувшись в сторону, ответил брат. - Я лишь надеялся, что по твоему приезду в город Тула будут приняты все меры и там твоих деток все-таки люди найдут. Но, увы!
- Не мучай меня! - возмутилась я. - Расскажи правду о моих детках. Что с ними тогда случилось в имении?
- Твоя служанка Прасковья гуляла с детками у речки. - начал рассказывать Гурей. - Вдруг, Прасковье стало плохо и она упала в речку, в которой тут же утонула. Иван и Марья, шли долго по берегу за плывущим трупом и плакали. Когда наступила ночь, то детки окончательно заблудились в лесу. Через несколько дней их подобрали какие-то люди. На этом мое видение закончилось. Вот я и отправил тебя в надежде, что ты все-таки найдешь своих деток в этом лесу. Откуда я мог знать, что произойдет позже с тобой и твоими детками.
- Ну, почему ты мне тогда ничего не рассказал? - сквозь слезы, спросила я. - Может быть, тогда мы деток совсем ни там искали, оттого и не нашли их. Ты тогда предал меня своим молчанием. Ты не хорошо сделал.
- Я никого никогда не предавал. - возразил Гурей. - К тому же я тогда не был уверен в своем ведении. Вдруг, все было бы ни так, как я представлял. Вот тогда бы ты меня точно уже не простила. Я ни в чем не виновен.
- Ладно, оставим этот разговор. - успокоила я, брата. - Главное то, что мои детки живы. У меня есть надежда на то, что я когда-нибудь встречу своих деток. К тому же у них есть медальоны, по которым детки могут узнать своих настоящих родителей. Лишь бы эти медальоны сохранились у моих деток. Я найду своих деток.