Народный заступник

                Народный заступник

«И восстав запрети ветру, и рече морю: молчи, престани. И улеже ветр, и бысть тишина велия». (Мк.4,39)
«…ветр и море послушают Его». (Мк.4,41)

                Ф.М.Достоевский – великий заступник народа православного пред Богом и людьми, чего многие до сих пор не могут ему простить. Он любил свой народ, нисколько его не идеализируя и не вдаваясь в сентиментальности, как любит мать своё дитя, видя и зная в нём то, что незаметно постороннему глазу. Ф.М.Достоевский, как никто другой, ни до него, ни после, чувствовал народную стихию, чувствовал её сердцем, всеми клетками своего существа, и потому прозревал в жизни народной, духовной и физической, то, что было сокрыто от других. Поистине, любовь, и только любовь делает из нас прозорливцев и пророков, каким и был Ф.М.Достоевский. Народная стихия не представляет собой сумму отдельно взятых человеческих личностей. Это нечто другое. Как земля и вода являют собой единое целое, хотя землю можно поделить на сколь угодно малое количество фрагментов, а воду – переливать в любые ёмкости, от этого они не теряют своей целостности. Так и народная стихия, - хотя и складывается вроде бы из отдельных личностей, но к ним не сводится, представляя собой нечто целое и единое и, можно сказать, независимое от составляющих её человеческих единиц. Стихия народного духа имеет свою жизнь, и если кто-то из нас не живёт в созвучии с ней, то это никак на неё не влияет, мы отчуждаемся от неё в таком случае, и больше ничего. Кому подвластны стихии, кто господствует над ними? Один Господь Бог, больше никто. Люди на протяжении всей своей истории, правда, тоже пытаются это делать, кто с помощью магии и колдовства, кто с помощью научных методов и технических средств, но у них это плохо получается, ибо нет у человека такой любви, как у Господа к Своему творению, а без любви нет и власти, подлинной власти, а не мнимой, не призрачной.

                Преп. Иустин Попович пишет: «Люди с гуманистическими воззрениями на мiр и жизнь никак не могут проникнуть в психологические и онтологические глубины русского православного народа. Боясь всего непознанного и всего того, что не вмещается в категорию рационального и логического по понятиям ‘непогрешимого’ европейца, они всякое более глубокое проявление веры считают или непросвящённостью, или притворством. Они в русском народе видят грубую, чёрную массу…» Вот оно, традиционное, классическое отношение «просвещённых умников» к православной русской народной стихии, отношение, основанное на полном непонимании и нелюбви. Проникновение в глубины народного духа позволили Ф.М.Достоевскому, народному пророку, раскрыть в нашем русском существе то, что определяло и определяет наши неисследимые пути на земле и в вечности. Есть «два народных типа – в высшей степени изображающие нам весь русский народ в его целом. Это, прежде всего, забвение всякой мерки во всём… Это потребность хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в неё наполовину, заглянуть в самую бездну и – в частных случаях, но весьма нередких – броситься в неё, как ошалелому вниз голой. Это – потребность отрицания в человеке…, отрицания всего, самой главной святыни сердца своего, самого полного идеала своего, всей народной святыни во всей её полноте, перед которой лишь благоговел, и которая вдруг как будто стала ему невыносимым каким-то бременем. Особенно поражает та торопливость, стремительность, с которою русский человек спешит иногда заявить себя в иные характерные минуты своей или народной жизни, заявить себя в хорошем или поганом. Иногда тут просто нет удержу. Любовь ли, вино ли, разгул, самолюбие, зависть – тут иной русский человек отдаётся почти беззаветно, готов порвать всё, отречься от всего: от семьи, обычая, Бога. Иной добрейший человек как-то вдруг может сделаться омерзительным безобразником и преступником, - стоит только попасть ему в этот вихрь, роковой для нас круговорот судорожного и моментального самоотрицания и саморазрушения, так свойственный русскому народному характеру в иные роковые минуты его жизни. Но зато с такой же силой, с такою же стремительностью, с такою же жаждой самосохранения и покаяния русский человек, равно как и весь народ, спасает себя сам и обыкновенно, когда дойдёт до последней черты, т.е., когда уж идти больше некуда. Но особенно характерно то, что обратный толчок, толчок восстановления и самоспасения, всегда бывает серьёзнее прежнего порыва – порыва отрицания». («Дневник писателя») 

                Это ли не картина того, что произошло с русским народом за последние 100 лет, это ли не пророчество о нашей дальнейшей участи земной? Мы отреклись от Бога и забыли Его, впали в состояние полного духовного одичания и озверения, дошли до «последней черты», до края бездны, дошли торопливо и стремительно, «идти больше некуда», только ввысь, только к Господу, к спасению, к жизни вечной. Стихия самоотрицания и саморазрушения исчерпана, впереди – покаяние и возрождение. Другого пути у России и у народа русского нет и быть не может, он неизбежен и неотвратим.