Райкины цветы. 2000 год

«Ирония судьбы: когда я могла есть, не было еды, когда я не могу есть – еды полно».
Рая сидела на кухне, разминая в руках хлебный мякиш. Хлеб. Самое дорогое в жизни. Никогда она не позволяла себе выбросить даже хлебные крошки! Она хорошо помнила, что такое голод. И всегда, кто бы ни спрашивал ее, что привезти ей в подарок, просила хлеба: «Бородинского», «Полтавского», просто свежего душистого хлеба.
Уже 2 года прошло с тех пор, как ей вырезали опухоль. Разрезали башку, как она говорила. И теперь ее жизнь стала похожа на страшный блокадный сон.
***
Когда после операции ее привезла к себе Ольга, Рая была парализована. Двигалась лишь кисть правой руки, в которую Оля вложила резиновую игрушку-пищалку. Рая сжимала ее, если ей что-то нужно: попить, в туалет, выключить свет. Ей сказали, что она прикована к постели навсегда, что осложнения после операции лишили ее полноценной жизни. Но Рая была не согласна с таким решением судьбы, и упрямо, как всегда это делала, шла к победе над своей болезнью.
Ей наняли врача, который каждый день делал с ней гимнастику, разминая затекшие и забывшие, как двигаться, суставы рук и ног, и уже через полгода она снова встала. Первые шаги давались с трудом, как младенцу. Ее водило из стороны в сторону и буквально каждый метр приходилось преодолевать, держась за стены, осторожно переставляя отекшие ноги, шаг за шагом. Но это была победа! Победа над собой, над судьбой-злодейкой. Рая снова показала, что не привыкла безоговорочно принимать жизненные удары, не таков был ее характер, чтобы терпеть и ждать, слепо верить и молиться. Хотя молиться она начала как раз после болезни.
Еще в далекие 70-ее она нашла у своей свекрови старую икону Владимирской богоматери. В деревне Пустынь, что в Рязанской области, она чудом сохранилась с прошлого века. Да так и лежала с полустертым лицом младенца Иисуса. Рая реставрировала те части, с которых стерлась краска и нарисовала младенцу новое лицо, руководствуясь книгами по иконописи. С тех пор Владимирская икона божьей матери стала ее главной святыней. Позже Рая сделала ей оклад из шелковых роз и вышитого рушника, и до самой смерти спрашивала у нее, в чем ее, Райкин, грех.
***
Через полгода после операции Рая снова научилась готовить себе простую еду, умываться, самостоятельно одеваться, и сказала, что переедет жить отдельно, вернется в свою квартиру, где все привычно. Ольга не возражала – все немного устали за последний год ее тяжелой болезни.
  Однако она не собиралась унывать, не в ее это было правилах, несмотря на то, что была нарушена работа всех органов пищеварения, присутствовал бульбарный синдром, при котором больной практически не может нормально питаться, спать и двигаться. Завтрак у Раи длился два-три часа, пока она запихивала в себя маленькие порции еды, запивая чаем. Иногда водкой, потому что водка помогала прочистить горло от постоянно скапливающихся мокрот. Врач считал, что водка и помогла прожить Рае еще 7 лет после операции. А ведь она никогда не пила, и шутила, мол, на похоронах напишите – покойница не любила водки, поминайте чаем.
А чаю они с Машкой могли выпить чашек по 7 за вечер. Душистого, крепкого, в прикусочку с конфеткой или вареньем. Так и сидели на кухне до ночи, болтая про все на свете.
Иногда Рая очень уставала. Тогда она садилась и плакала, спрашивая кого-то там наверху, почему ей выпала такая трудная жизнь? Блокада, муж-алкоголик, опухоль мозга. Но поплакав вволю, соглашалась, что жизнь у нее была прекрасная, полная любимой работы.
Однажды Маша пришла навестить бабушку и увидела, как та, еле удерживаясь на табуретке, рисует в туалете на стенах масляными красками.
- Бабушка, ты что делаешь? Ты же упадешь!
- Ай, - Рая довольная и перемазанная масляными красками, махнула рукой, - надоело смотреть на эти стены страшные. Вот речечку сейчас здесь нарисую, радугу, аиста. Будешь в туалет ходить, как на природу.
Вслед за туалетом в доме появились разрисованные двери комнат и балкона, стена на кухне расцвела светло-розовыми, красными, чайными розами, даже подоконник приобрел неувядающие цветы.
Всю жизнь любимые пионы она могла рисовать часами, а если кто-то приносил свежие цветы, Рая могла бросить все дела и сделать акварельную зарисовку, пока пионы, ромашки или розы хранили свою свежесть. На ее фарфорых сервизах в белорусский период творчества чаще всего цвели именно пионы и розы, а в сибирский – удивительные таёжные жарки, каких нигде в мире больше не было.
Рая понимала, что бездействие ускорит болезнь, поэтому каждый день старалась двигаться, как можно больше. Даже под самый конец, когда ходить пришлось с табуреткой, они ни на минуту не усомнилась в том, что жизнь – в движении. Она хлопотала у плиты, делая пушистые оладушки к обеду, вязала коврики из тряпочек, чтобы руки были сильнее, разрисовывала остатки декоративных досок. Она верила в то, что не умрет, пока не закончит все свои дела.