ч. 4, гл. 2. Страна Рыжего Эрика

ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ

       Часть 4. СОЛЁНЫЕ ГАЛСЫ

       Глава 2. Страна Рыжего Эрика

       …и я чуть не рехнулся, увидев эти горы!!!
       Как раз накануне читал Рокуэлла Кента, «N by E»; они мне приснились, наверно. В таких случаях положено себя щипать и просыпаться. Однако тут же выяснилось, что это не сон.
       Из школьного курса географии (ну и благодаря собственной лени, конечно) я был всерьёз уверен, что Гренландия суть большой плоский кусок льда, по бокам которого насыпано немного песка и камней. Туда высаживались викинги Лейфа Счастливого, пытаясь обжить эти невозможные места. Теперь там снежные иглу и укутанные в мех маленькие узкоглазые эскимосы, которые весело машут руками проплывающим кораблям. Ну и – тянущиеся гуськом по снегу энтузиасты-лыжники вроде Шпаро. А на самом севере острова-материка какая-то американская военная база. Всё.
       Добрый американец Кент написал яркую и насыщенную щедрыми красками картину жизни гренландских берегов. Между прочим, написал именно здесь, в Годтхобе. Но то – книга. А вот, пожалуйста – натура, не позволяющая сердцу биться спокойно. Здесь раздолье художнику-постановщику сказок типа «Снежная королева» или «Руслан и Людмила». Величественные чертоги высоких и совершенно невозможных по форме гор, серые монолиты скал и валунов, гребни с выпирающими позвонками огромных камней и… одуванчики!
       Обозревая окрестности, можно слегка рехнуться. Схожее ощущение было во время прогулок по берегам бухты Депо, но там совсем другая красота, и вообще бухта Депо памятна по несколько иным причинам. А здесь... В двух словах: монументальность и величие. Дыхание спирает. Но об этом я ещё буду говорить чуть позже, когда мы туда придём.
       А во-вторых, Гренландию открыл вовсе не Лейф Эрикссон, а его родитель Эрик Торвальдссен. Или Турвальдссен, Турвальдссон (можно по-всякому). Лейфов папа был огненно-рыжей масти, под этой кличкой-фамилией он и фигурирует в истории средних веков. «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой…» Дедушку своего Эрик не убивал, но вся семейка была насквозь криминальной, это исторический факт. Старика Торвальда в своё время выселили из Норвегии за убийство, и его занесло в Исландию. А в 982-м году и его сына Эрика с треском изгнали из «Ледяной страны»на три года: в драке он убил соседа и двух его сыновей из-за пары строительных брёвен. Уверенно проплыв примерно триста двадцать миль на юго-восток (а землю где-то там уже давно видели с высоты исландских ледников) и обогнув гряду неприступных скалистых мысов, он оказался на юго-западном побережье Гренландии, где основал поселение. Вдоволь наплававшись вдоль побережья, через три положенных года он вернулся в Исландию и торжественно объявил об открытии новых земель. Последователи Эрика Рыжего и основали Годтхоб, вернее, большое поселение чуть вверх по фиорду. Сам Годтхоб появился намного позже. А Лейф Счастливый, открывший Америку сын Эрика, был уже потом.

       Долгий проход Норлёб, ведущий ко входу в горло фиорда, славится сильным ветром в лицо (это уж как водится). Фиорд – узкая труба, по которой просто не может не дуть – либо в одну сторону, либо в другую. Годтхоб-фиорд уходит несколько в сторону на десятки миль и заканчивается сползающим в него ледником. А на изрезанном шхерами полуострове расположился сам город-порт Годтхоб (он же Нуук), столица Гренландии.
       Строго говоря, столицей для Гренландии является Копенгаген, поскольку хозяин самого большого острова в мире острова – Дания, и Годтхоб представляет собой административный центр крупного района (такого крупного, что крупнее на свете просто нет).
       Сразу в мозгу поплыли ассоциации: «годт» – Бог, «хоб» – надежда, стало быть, «годтхоб» – Божья надежда, Божья благодать, Божье провидение… Стоп! Провидение? Наш российский чукотский порт Провидения является воротами в Арктику со стороны Тихого океана, а Годтхоб, выходит, из Атлантического? Надо же, как интересно! Радость кустарного открытия была быстро погашена зловещим прагматиком Аркадием, который разобрался в местной топонимике с помощью справочной литературы и авторитетно заявил, что здесь имеется в виду просто добрая надежда («годт» тут означает «добрый, хороший»), точно та же, что дала имя знаменитому африканскому мысу. Я расстроился, мой вариант представляется мне более романтичным и символичным.
       Вообще гренландские названия удивляют своей краткостью, ёмкостью и содержательностью: остров Инугсутуссок, остров Уманарссугсуак, остров Аватдлерпарссуак, остров Икерасарссуп-Тима. Или озеро Исортуарссуп-Таспа. Это сколько ж нужно выпить, чтобы произнести: «Я поехал на рыбалку на озеро Кангердлуарссунгуп-Тасерссуа»... Впрочем, к вопросу о выпивке в Гренландии, я полагаю, мы ещё вернемся.
       Я всё равно остаюсь при своём мнении: в данном контексте «добрый» означает примерно то же, что «божественный», поэтому – гренландское Провидения. Точка. Мне так больше нравится, я вообще люблю символы и ищу их повсюду.

       Зашли в порт и начали искать место для швартовки. На 16-м канале никто не отвечает, все на нас чихали. К этому мы привыкли в Канаде – но неужели такая свобода везде, кроме России?
       В марину для прогулочных судов нам не сунуться – мы там будем, как кашалот в Пионерских прудах по большому отливу. На акватории многие суда стоят лагом друг к другу по пять-шесть корпусов подряд, приткнувшись к дощатым причалам под отвесной скалой; некоторые на буйках – как, например, местная яхта «Викинг», аккуратный беленький кеч с красной полосой по борту. Поэтому встали к портовой стенке среди сейнеров.
       Над причалом реет образец европейской геральдики – стилизованный белый медведь, царапающий рамку щита, на котором сам же и нарисован, и надпись: «Королевство Гренландия». Что-то гудит, шумит и стучит. Обычные портовые звуки. Отвыкли? Отвыкли...
       Нам тут же объяснили, что никому до нас сегодня дела не будет, потому как воскресенье. Поэтому мы спокойно занялись своими делами. Починили бакштаг, а Аркадий с Виктором вставили вывалившийся лик-трос на третьем стакселе. Но перед этим всё же подняли непременный тост: «За гренландских дам, а точнее – за дам населённого пункта Годтхоб!»
       Подходили любопытные, спрашивали, интересовались, качали головами, улыбались и дежурно желали «бон вояж», хотя мы никуда пока не собираемся, а наоборот, только что пришли.
       Немного посмотрели порт, малую марину с кучей лодок и моторно-парусных судов, а потом небольшими группами по пол-экипажа совершили первую осторожную вылазку в город.

       А город красивый. Красивые дома, красивые аккуратные улицы, красивые автобусы. Город ютится на серых скалах и огромных валунах; поэтому большинство домов оснащено специальными фундаментами и системой деревянных трапов с перилами. Архитектура самая что ни на есть европейская, а в одном месте – ну просто тирольский квартал. Есть и коттеджи, есть и большие дома.
       Автомобили почему-то всё больше японские, а вот столь характерных для канадских посёлков квадроциклов не увидели вообще.
       Да, здесь тоже живут инуиты – «настоящие люди», эскимосы, только называют себя не инуитами, а как-то по-другому (забыл). И внешне все они чем-то неуловимо отличаются от эскимосов Канады, да и надписей на сиглите почти нет – всё на датском, хотя почти все понимают по-английски, ноу проблем. Много людей с европейской внешностью.
       Дороги аккуратно выложены серым асфальтом с мелкими-мелкими камешками и сверкают белоснежной разметкой. На нас внимания никто не обращает, хотя чем ближе к порту, тем чаще традиционное «хай!». Мальчишки пинают футбольный мяч в стену какого-то учреждения, норовя попасть в огромное стекло. Оно небьющееся и пружинисто отбрасывает мяч обратно.
       Спиртное сегодня не продают вообще: запрещено по воскресеньям, но если изволите захотеть накушаться, то милости просим в ресторан или в рок-кафе, так что нам всё же попалось человек десять блеющих и мычащих, почти достигших состояния готовальни.
       Кстати, цены на спиртное способны убить россиянина наповал. Поллитровая бутылка водки – шестьдесят баксов. В Канаде куда более ревностно относятся к физическому здоровью инуитов, для которых алкоголь – наипервейшее зло планеты. И ещё: на улицах ни одного полицейского. Вот нету, и всё тут.

       Закупая продукты, угодили в небольшой казус. Увидев крупную жёлто-серую морковь с надписью «S… (чего-то там, не помню) kartofel», зову Николая с Дмитрием: «Мужики, гляньте, у них морковка картошкой называется!» Оказалось, что на самом деле это такая картошка, которая как морковка, продолговатая и заострённая с обеих сторон, но картошка. И крупная. На ценнике – «9.60». Датских крон, конечно. Вполне приемлемо! Насыпали в пакет, а при оплате оказалось, что это не килограмм 9.60, а каждая картофелина. По-нашему – сорок рублей за клубень. Николай почесал затылок. Ладно… уж раз набрали… мы и так им закрытие магазина задержали на десять минут.
       Вообще цены довольно высокие. Это озадачивает, лично я к такому не привыкший.
       А Дмитрий решился на бутылочку пива и сладострастно её выпил, после чего растянул лицо в блаженной улыбке. Капитан выждал мхатовскую паузу и с садистской невозмутимостью зачитал этикетку: пиво безалкогольное (сказано же, воскресенье!). Падение Димки из Эдема на грешную земную поверхность было стремительным и захватывающим, на радость кровожадным зрителям, то есть мне.

       Вечерний город тоже очень красив – много огней, много молодёжи на улицах. Все хохочут, шумят, по-нашему – «прикалываются». Над всем этим, словно стражи, торжественно высятся почти чёрные громады соседних гор. Интересно, катаются здесь на горных лыжах или нет? Снега зимой, по идее, навалом, горы есть. Хотя, на лыжах можно съехать не со всякой: крутизна градусов до восьмидесяти, плюс совершенно невозможные скалы – проще сразу одеться в белое и ползти на кладбище.

       Половину следующего дня ждали полицейского из иммиграционной службы. По большому счёту, нашего прихода и ухода никто бы не заметил, но Николай хотел всё сделать по правилам. Пока чиновник бродил невесть где, мы успели заправиться пресной водой (между прочим, до трёх тонн – бесплатно!) и топливом по довольно смешной цене – куда дешевле, чем у нас на Камчатке.
       Заправка топливом происходила на специальной заправочной станции-пристани для малых судов. По факту – обычная бензоколонка на маленьком дощатом пирсе. Налили, спросили, чем будем платить, радостно согласились на «Master Card» и пожелали «бон вояж».
       Вояж состоялся тут же, обратно к портовой стенке, лагом к красному полицейскому спасательному судну «Сисак».

       После обеда появился чуть ли не силой доставленный капитаном на яхту круглощёкий полисмен-инуит в чёрной форме с зелёными погонами, молча посмотрел паспорта моряков и судовую роль, спросил, куда идём дальше, пожал плечами («а зачем вам вообще эти отметки?»), но всё же поставил свои штампы. В штампике (подозрительно новом) написано: «Kalaallit Nunaat». Я спросил чиновника, что это значит. Он внимательно посмотрел на меня: «А вы что, не знаете, куда приплыли?»
       Оказалось, мы не в Гренландии, а в Калааллит Нунаате. Так называется эта земля официально на языке эскимосов, а слово «Гренландия» постепенно уходит в прошлое… вот те на! Полисмен улыбнулся, отказался от стопочки, после чего поспешил уйти, взяв презентованный нами буклетик. Таким образом, у нас была ещё одна возможность убедиться, что в нормальных странах граница – понятие весьма зибзическое, и только у нас она всегда от всех на замке. Всё прячемся, засекреченные – дальше некуда. Двадцать первый век на дворе, а мы всё сидим, колючей проволокой от самих себя отгородившись – «низзя-а-а-а!». Обидно.
      
       Есть (возможно, очень спорное) мнение, что благосостояние населения страны можно быстро определить по ценам на хлеб и алкоголь. Очаровательная маленькая гренландка в супермаркете, похожая на артистку-каратистку Келли ле Брок, только в очках, указала на интересующую меня полку, и я замер, потрясённый – то ли ослепительной белизной её улыбки, то ли убийственными цифрами на ценниках. Хорошо живут в ледяной зелёной стране. Ай, хорошо. Ну совсем неплохо.

       Мы, как я уже говорил, стоим лагом к судну-спасателю, через которое получали пресную воду. Их старший механик, симпатичный парень-инуит, который запросто сошёл бы и за Чингачгука, и за доброго мастера кунг-фу в гонконгском тямбара, собственноручно драит палубу на юте своего и без того лоснящегося от чистоты корабля. За обедом Николай рассказывает:
       – Общался с их механиком. Спросил, какая, по его мнению, завтра будет погода. И вы думаете, что он делает? Он прямо тут же, на палубе, спокойно лезет в карман, достаёт оттуда новенькую трубку «Нокиа» и карманный компьютер, кладёт всё это на ладонь, чтоб инфракрасные порты совпали, нажимает кнопки, чего-то тычет палочкой-стиком. Через полминуты он уже в Интернете, а ещё через минуту – пожалуйста: прогноз погоды на завтра в текстовом виде. Ветер с норда, семь узлов, дождик, видимость хорошая. Совсем обалдели…
       Аркадий резюмирует философски, равномерно укладывая в себя слоями вкусный витькин плов:
       – Пока обгоняли Америку, отстали от Гренландии.
       М-да.
       Всё время нашей стоянки в Годтхобе погода нас баловала. Сверху сияет яркое солнышко, чуть дует прохладный ветерок. Кто бы мне раньше сказал, что Гренландия может быть такой – я бы только хохотнул недоверчиво. А вот поди ж ты…

       Первый день второго осеннего месяца посвятили общению с городом. Кто куда. Капитан с Аркадием пошли в местный краеведческий музей и вернулись, набитые впечатлениями. Мы с Виктором прошлись по магазинам, после чего я дождался открытия главной библиотеки, чтобы отправить электронную почту с фотографиями.
       Н-да… зарубежные магазины впечатляют. Ряды гитар, уходящие с восходящему солнцу. И все настроены. Можно взять любую и опробовать. Шести- и двенадцатиструнные, акустические, полуакустические и электрические, какие хочешь. В магазине негромко играет старый добрый «Криденс», и я с удовольствием подыграл ему по очереди на пяти гитарах. Никто на меня внимания не обращал. Наверно, в этот магазин каждый день заходят волосатые и бородатые люди в синих куртках с надписью «RUSSIA, Viluchinsk» и пробуют поочередно пять разных гитар…
       От ценников на некоторые вещи (гитары в том числе), понятно, нужно абстрагироваться. Набрали недорогих сувениров для друзей и были поражены, что очень много товаров из Китая. У нас на Камчатке товары из Поднебесной справедливо считаются не самыми качественными, но эти были вполне на уровне. И сами гренландцы ими довольны. Так что Китай не намного от Европы отстал – можно хотя бы вспомнить, что больше половины компьютеров на той же Камчатке имеют внутри себя составные части китайского и тайваньского производства. И заметим: отлично работают, хотя на Камчатку из Китая везут всё больше всякую дешёвую и некачественную фигню.

       Дежурная библиотекарша, упитанная и добродушная Кирстен Хейлманн, выслушав мою просьбу, пожала плечами: да нет проблем! Интернет в библиотеке всё равно для всех бесплатный (wow!). Создавать себе новый почтовый ящик где-нибудь на hotmail.com мне решительно не хотелось, оставлять им свои пароли – тоже; поэтому я привычно спросил, не могу ли я воспользоваться её личным аккаунтом. Кирстен не возражала, и я сел за её клавиатуру. Всё бы ничего, но у меня определённые проблемы с некоторыми скандинавскими языками, а если точнее, то я в них ни бум-бум. Кроме «takk» (спасибо), я не знаю ничего. Тем не менее, попотев, почту отправил и получил, старательно заверив Кирстен, что после всего этого она не будет завалена горами спама и вирусами. Всё это время она внимательно изучала буклетик, а под конец сказала, почему-то виновато улыбнувшись:
       – А вы, русские, оказывается, нормальные люди. Добрые и интересные. А Америка нас вечно вами пугает. Счастливого плавания!
       Хм… Америка. Уже который раз наблюдаю, что даже за бугром люди её недолюбливают. А для меня Америка и вовсе вероятный противник, ещё со времён действительной офицерской службы. А также страна, в которой расположен гостеприимный населённый пункт Барроу. Это я хорошо помню. И самолёты у них там в небоскрёбы, по слухам, врезаются.

       Вчера меня заинтересовал вопрос – а как в Гренландии насчёт горных лыж? Правда, если тут все горы такие, как вокруг Годтхоба, то кататься по ним могут только самые отпетые асы-экстримеры. В результате поисков был обнаружен небольшой магазин с огромной надписью «BLIZZARD» (это одна из известнейших фирм-производителей горных лыж). Поболтав полчаса с продавщицей по имени Науя Бронс, расписал ей прелести катания на Камчатке, насколько хватило знания английского. Потом мне хвастать надоело, и девушка, в свою очередь, вынула шикарный рекламный проспект о горных лыжах в Гренландии, в частности, около Годтхоба. Я пролистал и прикусил язычок: нам до такого уровня ещё прыгать и прыгать. Местным горнолыжникам нет никакой нужды летать ни на Камчатку, ни в Альпы – они у себя дома имеют такие горы и такое катание, что только завидовать остаётся.
       Поэтому пришлось для вида померить прекрасные кожаные перчатки «Salomon» и раскланяться (а потом полчаса икать от их стоимости).
       Вышел из магазина с двойственным ощущением: с одной стороны, здорово, что удалось немного окунуться в близкую мне атмосферу горнолыжного мира, а с другой стороны – расстроенный от сознания того простого факта, что у себя дома такого удовольствия я не увижу ещё ох как долго. Жаль, что проспект был у Науи в одном экземпляре, я бы с удовольствием взял на память.

       А сегодня ещё хочу успеть дойти до берега – за камушками. Кажется, тут есть одно место, где можно найти небольшие камушки…
       Весь Годтхоб расположен как бы на одном огромном камне с округлыми краями. Он выходит из воды – где плавно, где круто вверх, и постепенно превращается в те самые мистические горы, один вид которых вызывает первичный приход. По этому камню пролегают асфальтированные улицы, во многих местах они просто вырублены взрывами в серой скале. По обеим сторонам каждой улицы примостились уютные домики-коттеджи, но не всё население живет в таких. В Годтхобе есть несколько больших домов, которые можно было бы назвать малосемейными общежитиями типа хрущёвок, только внешне они выглядят далеко не так, как хрущёвки. Внутри – уж не знаю, не заходил.
       Так же, как в Северной Канаде, крыши многих домов гордо венчают оленьи рога. Здесь много охотников, наверно, каждый второй (остальные – рыбаки). В один из вечеров в марине мы стали свидетелями разгрузки небольшого катера, на котором охотники вернулись с удачного промысла. Они деловито выгружали трофеи – освежёванные оленьи туши – и складывали их возле штабеля своих ружей. Вид огромной горы окровавленного мяса вызвал лёгкое чувство омерзения, хотя я далеко не вегетарианец, обожаю котлеты и шашлык.

       В музее Годтхоба есть всё необходимое, чтобы получить представление о быте жителей этих берегов и об их истории – лодки, гарпуны, топоры, знаменитая гренландская одежда, приводившая в восторг Рокуэлла Кента. Есть даже отдельный цех, в котором можно посмотреть живой процесс её изготовления от начала до конца. На улице выставлены какие-то огромные чаны и нечто, напоминающее деревянные прессы. Вино здесь, понятно, не давили по причине отсутствия винограда. Значит, что-то связанное с приготовлением сыра, больше на ум ничего не приходит. Сыр гренландские викинги уплетали, как мы хлеб.

       Годтхоб – название датское. Инуиты называют свой город Нуук, и это является более корректным. Всё-таки это не совсем Дания. Датчане сделали своё дело – привили Гренландии основы цивилизации и опекают до сих пор. Им больше по нраву «Годтхоб», но слово «Нуук» потихоньку вытесняет прежнее название даже на картах.
       Существует мнение, что город основан викингами. Это не совсем так. Викинги основали поселение Вестернбюгден неподалеку от нынешнего Нуука, чуть выше по фиорду; занимались охотой и земледелием, но их воинственный дух им же и навредил, потому что с аборигенами следовало бы дружить. Противостояние между эскимосами и викингами закончилось не в пользу последних. К этому времени уже был известен Дэвисов пролив, и викинги знали путь в относительно тёплый Винланд – Страну Винограда – открытый сыном Рыжего Эрика. Искать Винланд на современных картах бесполезно, но зато легко увидеть канадский остров Ньюфаундленд.
       В 1721 году в Гренландию приехал норвежско-датский миссионер Ханс Эгеде (1686-1758). Изначально своей задачей он имел распространение христианской религии, и в этом смысле не отличался от других миссионеров, искавших паству во всех краях света. Но пожив немного среди гренландцев, Ханс всей душой полюбил эту землю, не похожую ни на одну другую, а также населяющих её людей, и это было взаимно. На острове Хоуп, что лежит неподалёку от нынешнего Годхавна, он основал свою первую колонию. Его по праву называют «апостолом эскимосов». Он же основал и Годтхоб. Всего Ханс Эгеде прожил в Гренландии почти пятнадцать лет. В Копенгагене, возле Мраморной Церкви, ему поставлен бронзовый памятник, где он держит в руках положенный пастырю длинный посох; копия этого памятника установлена и на самом высоком каменном холме Нуука, откуда виден практически весь город. Когда мы зайдём в Копенгаген, мы обязательно посмотрим памятник-оригинал.
       А основательно датчане взялись за исследование и колонизацию Гренландии в 1814 году – не так уж и давно.

       В городе много деревянных лесенок для сокращения пути, иначе для того, чтобы попасть с одной улицы на другую, пришлось бы давать большой крюк. И – всё чистенько.
       Если выходить из порта в город по главной дороге, то неминуемо попадёшь на очень интересный перекрёсток, где встречаются три дороги. Здесь устроена обычная кольцевая развязка, но впечатляет не это. Удивляет количество дорожных знаков, регламентирующих движение на этом перекрёстке. Их ровно двадцать два, половина из них светящиеся. Плюс три светофора. В сочетании с уличными фонарями и светом фар проезжающих машин зрелище очень интересное.
       О машинах, кстати. Казалось бы, Европа куда ближе, чем Япония, но подавляющее большинство транспортных средств – из Страны Восходящего Солнца. Конечно, можно встретить и «вольво», и «рено», но всё больше «тойоты» и «ниссаны». Потрясением было появление из-за угла жёлтого ВАЗ-21063. Не распознав в нас соотечественников, «жигулёнок» степенно проурчал мимо, а за рулём сидела тётенька, похожая на миссис Марпл.

       Конечно же, много памятников. Кроме исторических, наше внимание привлекла округлая бронзовая композиция, эдакий тянитолкай, составленный из двух тел, в которых с трудом угадываются люди. Они словно борются, и одна фигура как бы захлестнула другую чем-то вроде ремня. Кто-то из нас предположил, что сие есть олицетворение борьбы добра и зла. Очень возможно, но где тут добро, а где зло? Лица у борцов одинаково жуткие – прямо китайская философия, согласно которой не бывает ни добра, ни зла, а есть Дао.
       Уже потом мы выяснили, что это не Дао, а Каассассук. Каассассук родился в бедной семье и рос хилым, слабым мальчиком, все его обижали. А ему так хотелось стать охотником! Поэтому он всё время плакал. И вот однажды ему повстречался Писаал Инуа, Дух Силы. Узнав, в чём проблема юноши, Дух обвил его своим могучим хвостом (как раз этот момент и запечатлён в скульптуре), раскрутил и забросил высоко на облака. Оттуда мальчик свалился обратно на землю преображённый – он стал сильным и смелым охотником, его перестали обижать, а кто попытался, тот жестоко поплатился. Вот такая история.

       Предыдущим вечером Витька вытащил меня в город погулять. М-да… отвыкли ножки от пеших прогулок…
       Витьке очень хотелось познакомиться с какой-нибудь молодой (и желательно, красивой) девчонкой, но на улицах не было почти никого. Мы просто ходили и дышали свежим гренландским воздухом, наслаждаясь ночной тишиной. Редкие проезжающие машины впечатления не портили. Неожиданно я взглянул на себя со стороны: надо же – Завражный; идет; по; Гренландии. Рехнуться можно. И я громко заржал. Витька недоуменно посмотрел на меня и постучал пальцем по лбу. Пришлось объяснить, и мы смеялись вместе.
       Мы с Виктором идём на берег, туда, где, по моим представлениям, есть шанс найти пару-другую симпатичных камушков на память. Это место представляет собой микроскопическую бухточку, слегка прикрытую двумя скалистыми мысами. На том, что слева, устроено городское стрельбище. Здесь жители Нуука упражняются в стрельбе из охотничьего оружия – весь берег усеян стреляными гильзами, пыжами и полиэтиленовыми контейнерами, которыми часто снаряжаются охотничьи боеприпасы для улучшения кучности боя. Стрельба ведётся по обычным спортивным тарелочкам, а дробь и пули улетают прямо в бухту. В бухточке удаётся найти несколько камушков, не похожих ни на какие другие, и они пополняют мою маленькую коллекцию. Виктор впоследствии скажет ещё много всяких звучных слов в её адрес, когда будет помогать мне таскать в аэропорту тяжеленный баул.

       Не зайти в яхтенный магазин было бы преступлением. Тем более, если учесть, что мы с Виктором в подобном заведении вообще впервые (мы ж дерёвня, периферия, тундра). До сих пор о яхтенных магазинах мы знали только из рассказов яхтенного капитана Старокожева, который в Америке обливался горючими слезами, глядя на всё это богатство блочков, раксов, лебёдок и стопоров. Ну и, конечно, воспоминания яхтенного капитана Тарасова, который рассказывал о яхтенном магазине в Японии, шикарном здании с пожарного цвета табличкой «Русским вход воспрещён». В нашей же с Виктором судьбе иностранных яхтенных магазинов ещё не было, этот – первый.
       Да, я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что Гренландия – это ещё не Европа, и что этот яхтенный магазин по сравнению со многими другими просто маленькая лавчонка. Всё правильно. Любые эмоции должны быть дозированы, я уже говорил. Как хорошо, что первый виденный мной «забугорный» яхтенный магазин был небольшим.
       Парусных яхт в Гренландии мало, поэтому прейскурант ориентирован в основном на моторные. Другое дело, что львиная доля всевозможных блестящих и матовых штучек, которыми завалены полки, употребляется и там, и там. Моторную яхту можно купить прямо здесь – в эллинге стояло два шикарных катера, многообещающе поблескивавших пластиком корпусов. К месту или не к месту, но вспомнилась фраза из всё того же журнала «Крузинг Уорлд»: «Если Бог хочет, чтобы мы строили стеклопластиковые яхты, то пусть Он сперва посадит стеклопластиковые деревья».
       Всё, что душе угодно – от брелоков-штурвалов до новейших комплексов GPS. Запомнилось две интересные штучки – весёлый кранец в виде бутылки шампанского и хитрый прибор, предсказывающий погоду. Хозяин-продавец Клаус Эскилдсен рассказал, что такие приборы моряки придумали лет триста назад. Называется «стомгласс» (stormglass, штормовая склянка). В стеклянную трубку налито что-то типа спирта-глицерина с ещё чем-то, и эта жидкость в зависимости от предстоящей погоды меняет свою консистенцию и вообще манеру поведения. Инструкция прилагается. Три вида: большие, средние и совсем крохотные. Что касается точности предсказаний, то, как сказал Клаус, верить старинному прибору куда больше оснований, чем местному метеоцентру. Ну да, знакомо… у нас то же самое.
       Поболтав ещё немного, собрались уходить, потому что через полтора часа съёмка со швартовов. Клаус, улыбаясь, дарит мне небольшой белый флаг с изображением пивной кружки (и пена через край).
       – Будете в России вспоминать Гренландию! – добавляет он.
       Спасибо! Будем, конечно. А уж с таким флагом – ещё как.
       И мы идём обратно в марину. Надо сказать, что к этому времени нам уже прозрачно намекнули, что стоянка в порту для яхт не предназначена, и поэтому капитан принял решение всё-таки перейти в марину, точнее – встать на самом входе в неё лагом к какому-то трудяге-катеру, похожему на водолазный бот. Надо сказать, в Нууке почему-то модно красить борта в пожарный красный цвет.
       Сама марина уютно раскинулась под навесом почти вертикальной скалы, вдоль которой тянется прочный деревянный пирс. Пирс (эй, внимание!) весь сделан из махогани, то бишь из красного дерева. Этот факт можно прокомментировать, а можно и просто упомянуть – кто понимает, тот оценит.
       Там, где пирс заканчивается, в скалу вкручено несколько больших стальных рымов, так что можно швартоваться прямо к скале, благо глубины позволяют.
       Марина забита судами. Чем дальше вглубь заливчика, тем лодочки меньше – моторки, катера… А ближе к выходу стоят более солидные корпуса, всё больше старые деревянные гафельные кечи и шхуны. Паруса на них явно играют вспомогательную роль, но они есть, и очень интересно рассматривать особенности вооружения – ни тебе лебёдок, ни современных стопоров, а на одном судне даже оказались крамболы. На носу одного десятиметрового гафельного шлюпа (корпус, разумеется, красный) установлена настоящая гарпунная пушка. Не думаю, что в Гренландии хоть сколько-нибудь развит частный китобойный промысел – сейчас по всему миру вовсю идёт кампания против китового промысла вообще. Мне думается, это реликвия, память о прошлом, которой настоящий моряк всегда дорожит. Интересно, а спросить не у кого.

       Моросит мелкий дождик. «Апостол Андрей» отдаёт швартовы и выходит из гавани. Гренландия не хочет отпускать нас, а поэтому наслала туман с дождём и пронизывающий ветер от норд-норд-веста. Проход Норлёб какой-то негостеприимный – что туда, что обратно.
       Подвернули влево, увалились… прошли две коварные подводные скалы и гряду скалистых островков, огораживающих вход в Норлёб с юга. Ну, здравствуй, Дэвисов пролив, ещё раз. Опять будешь выпендриваться, да?
       Ветер уже с норда, как и обещалось вчерашним прогнозом. Так что идём полный левый бакштаг, галс довольно приятный. Хода отличные, летим семь-восемь узлов. Спускается вечер, а рядом с яхтой, старательно пыхтя, мчится пара дельфинов-белобочек. Между прочим, в справочниках написано, что выше шестидесятого градуса широты белобочки заходят очень редко.
       Вообще-то, пора бы и привыкнуть к тому, что нашему плаванию постоянно сопутствуют всякие аномалии – это и нестандартные льды, и гренландский кит чёрт те где от Гренландии, и эти вот белобочки, заплывшие туда, куда им запрещено справочником…