340. Воля Аллаха

Воля Аллаха.
- Я это уже знаю. - прервал я, рассказ Лейли. - Меня интересует другое. Что было здесь позже со мной?
- Позже. Тебя привезли в дом с волком на руке. - продолжила свой рассказ Лейли. - Дохлому волку пришлось разрывать пасть, чтобы вытащить из этой пасти твою руку. Ты приходил в себя и вновь терял сознание. В бреду и в сознании, ты постоянно твердил, что тебя посетил Всевышний и велел тебе обрезать собственноручно плоть свою, чтобы оставить здесь свое потомство. Отец собрал семью на совет и все решил, что надо выполнить волю Всевышнего. Мужчины совершили ритуал и отдали тебе в руки ритуальный нож, которым ты сам совершил обрезание своей плоти. Затем ты обратно потерял сознание. Я всегда была тут.
Кивком головы я поблагодарил Лейли за ее рассказ и крепко уснул уже нормальным сном. Проснулся я от сильного голода. В животе урчало. Голова кружилась от истощения. Рядом сидела Лейли и внимательно следила за моим пробуждением. Лейли помогла мне подняться с постели. Выйти из дома на свежий воздух.
- Ты уже выздоравливаешь. - сказала Лейли. - Тебе надо хорошо питаться, чтобы мог набраться много сил.
Я ни стал возражать и отправился вместе с Лейли под навес, где мне приготовили пищу. Уже во дворе я увидел, что дом сильно обеднел. Не было дорогих ковров, которые постоянно сушились после влажной чистки. Заметно убавилось в стойле лошадей. Двор опустел от привычных дорогих вещей домашнего обихода. Даже пища показалась мне ни столько сытной, как раньше. Видимо, семью постигло большое разорение.
- Что случилось в вашем доме? - спросил я, Лейли. - Скажи. Почему он так сильно обеднел за это время?
- У нас нет собак охранять отару овец и коз. - ответила Лейли. - Собак загрызли волки. У нас нет чабанов, которые могли бы перегонять отару на пастбище. Один чабан умер от ран нанесенных ему волками. Другие чабаны еще не могут выйти на пастбище из-за ран полученных от стаи волков. Чабаны со стороны к нам не идут работать. Говорят, что с твоим появлением нашу семью постигли разные неудачи. Но, самое главное, отец не может вернуть Мансуру свой долг. Мансур требует, чтобы мы ему отдали тебя или рассчитались с ним за долги имуществом. Вот отец начал продавать наше имущество, чтобы вернуть все долги Мансуру.
- Лейли, пожалуйста, отведи меня сейчас к Мансуру. - требовательным тоном, сказал я. - Покажи его дом.
Лейли ни стала возражать мне и мы отправились с ней по узким улочкам города Медина. Мы долго шли в жару по пыльным улицам этого города. Мои раны покрылись коркой, но ткань одежды беспокоила их и еще сильно болела правая нога, отчего я прихрамывал и Лейли придерживала меня во время ходьбы. В тени глинобитных и каменных домов сидели старики, которые внимательно следили за нашим продвижением по улочкам. Старики нас не обсуждали. Лишь встречные женщины в накидках на лице, что-то бормотали укоризненно нам в след. Конечно, все они знали давно, что произошло в доме Ахмада. Знали и про мое существование. Только каждый относился к этому поразному. Кто-то считал меня героем, а кто-то врагом семьи Ахмада. Каждый из них был посвоему прав. С моим приходом в доме Ахмада поселилось несчастье. Но в этом не было моей вины. Это ни я сам пришел в дом Ахмада. Это сам Ахмад меня привез сюда силой. Дом Мансура сильно выделялся среди окружающих его домов. То был особняк в европейском стиле. Совершенно не похожий на дом араба в песках государства Саудидов. Лишь мечеть выделялась своим великолепием и высотой минарета. По закону ислама ни одна постройка не могла быть выше и краше мечети с минаретом предназначенных для молитвы во славу Аллаха. Поэтому дом Мансура тут был одноэтажным. Двор у дома Мансура был выложен камнями, в виде орнамента. Навес над двором подпирали массивные столбы из редких деревьев. Все, что было укрыто от знойного солнца, украшалось дорогими коврами, ценной посудой на стенах и разным оружием. По двору разгуливали павлины, перья которых переливались различными цветами радуги. Среди этого великолепия, в тени деревьев, сидел жирный, как бычок, мужчина средних лет. Я сразу понял, что это сам Мансур, который был полон восхищения собственного достоинства. Мансур даже не обратил на нас внимание. Женщины отгоняли огромными веерами назойливых мух, которые липли на Мансура, как на огромную кучу дерма. Вероятно, это мухи знали на кого садятся. Мансур сам, изредка, пытался отогнать мух, которые постоянно прилипали к лицу. Мансур отгонял мух от своего лица и опять закрывал глаза, отдавая сам себя наслаждению в тени деревьев и в окружении прелестных женщин.
- Уважаемый! - обратился я, к Мансуру. - Можно потревожить наслаждение вашего быта обычной просьбой?
- Я тебя слушаю. - ответил Мансур, не открывая глаз, лишь отгоняя прилипчивых мух. - Говори несчастный.
- Тебе нужен был раб из Европы. - сказал я. - Прими его, я пришел сам в твой дом и не тревожь дом Ахмада.
- Мне не нужен искалеченный волками раб. - отказался Мансур. - Мне нужны лишь богатства и долг Ахмада.
- Если тебе не нужно мое физическое тело. - не отступал я. - Тогда прими мой разум, как дар посланный тебе Аллахом. От моего присутствия в твоем доме ты станешь богаче чем от долгов полученных от Ахмада.
- Чем можешь меня удивить? - заинтересовался Мансур. - Своим разумом или руками в которых нет силы?
- Тем и другим. - ответил я. - Могу говорить и читать на многих языках. Если пожелает твоя душа, то я украшу резьбой деревянные колонны твоего дома так красиво, что к тебе будут приходить отовсюду люди и поклоняться этому изделию, как божеству. Ты будешь известен не только в этом городе, но и в других местах.
Мансур открыл глаза. Посмотрел на меня в упор своими масляными глазками. Пожевал что-то за своей щекой. Перевел взгляд на деревянные колонны своего дома. Встал с насиженного места. Прошелся вялой походкой по огромному двору. Отогнал от себя женщин с веерами, словно назойливых мух от своего лица.
- Скажи мне ясно, что ты хочешь взамен? - поинтересовался Мансур. - Если у тебя получится задуманное, а в мой дом будут приходить люди, как в святую обитель Аллаха. Я выполню твое желание. Говори же, я жду.
- Мне хочется, чтобы ты вернул все, что взял в доме Ахмада. - ответил я. - А мне помог вернуться домой.
- Всего лишь такая малость! - удивился Мансур. - Я ожидал от тебя больших требований. То, что ты сказал, насчет Ахмада, я выполню сразу, как только двор заполнится гостями из нашего города. Остальное позже.
- Тогда ударим мы по рукам! - поддержал я, желаемое и протянул Мансуру свою израненную волками руку.
- По рукам! - согласился Мансур, брезгливо пожимая мою руку. - Можешь приступать к работе прямо сейчас.
- Нет, сейчас я не могу. - возразил я. - Ты прикажи своим людям подпереть чем-то другим места, где стоят деревянные столбы. Эти столбы пусть закрепят на вертеле, как барашка над костром, чтобы я мог делать резьбу поворачивая столбы по кругу. Тем временем я подготовлю свой инструмент для резьбы по дереву. Когда все будет готово с обеих сторон, то ты позовешь меня в свой двор, я начну выполнять свою работу.
- Я согласен. - ответил Мансур. - Мои люди выполнят твою просьбу и сразу же они сообщат тебе об этом.
Лейли взяла меня под руку и мы отправились обратно домой. Мансур приказал своей охране проводить нас до дома Ахмада, так как время было к вечеру, а по темным улицам города Медины ходить опасно. Кроме того, ходили слухи, что несколько человек из банды Кайсума остались живы и хотят отомстить нам за смерть своего вожака. Даже были попытки проникнуть в дом Ахмада. Лишь благодаря тому, что у Ахмада очень большой род, нападений на дом не было. Только заметили вблизи дома Ахмада не знакомых людей. Мы не прошли и половину пути, как путь нам преградили люди вооруженные палками и ножами. Охрана наша состояла из четырех человек, а вооруженных людей было с десяток. В сумерках наступающей ночи нам было трудно разглядеть лица людей. Мы остановились на расстоянии друг от друга. Никто не решался нападать первым. С обратной стороны вышел человек, который приблизился к нам на длину своей палки.
- Мы из дома Ахмада. - сказал мужчина. - Нам нужны, лишь Лейли и Гурей. Время позднее, а их нет дома.
- Чахбер! - радостно, воскликнула Лейли. - Это мой дядя. Дальше вам нас провожать не надо. Нас отведут.
- Вы нас хотя бы предупредили о своем уходе. - взволнованно, сказал Чахбер. - Вас всюду по городу ищут.
- Мы думали, что быстро вернемся. - стала оправдываться Лейли. - Но сам разговор затянулся на долго.
Охранники Мансура повернули обратно, а мы продолжили свой путь. Дальше все было нормально. Никто нас не беспокоил. Лишь редкие прохожие сторонились нашей толпы, уступая нам дорогу. Чахбер и один парень из дома Амада помогали мне передвигаться. Лейли шла рядом с нами и наблюдала за моей хромотой. Мы вошли во двор Ахмада и я сразу направился к кузнецу по имени Кейшим, который был родственником этого дома. При свете масляной лампы я объяснил Кейшиму какие мне надо сделать инструменты для резьбы по дереву. Кейшим ни стал откладывать свою работу на завтра и приступил раздувать мехами печь. Я был не в силах помогать ему и после сытного ужина отправился спать в свою комнату. Лейли и Альман проводили меня до самой постели. Помогли переодеться в ночную одежду и уложили спать. Лейли на прощание поцеловала меня в щеку и отправилась следом за своим дедом. Я еще долго ощущал теплоту губ Лейли на своей щеке. Думал, что она воспринимает меня, как своего брата или как героя спасающего ее семью. Мне же хотелось познать к себе любовь Лейли, а после, что будет, то и будет. Хотелось, чтобы сон мой посланный Богом сбылся наяву и Лейли была близка со мной. Ведь не могу же я оставить свое потомство тут, с нелюбимой мне женщиной. Надо чтобы между мной и Лейли была взаимная любовь способная дать дитя. Проснулся я до рассвета и сразу пошел в кузницу. Кейшим спал под навесом. Рядом с ним лежали его изделия. Возможно, что я не владел арабским языком так, как русским, чтобы толково объяснить Кейшиму суть своего заказа, но работа была выполнена столь искусно, что ею можно было любоваться, как произведением искусства. Штихеля, стамески, долото и ножи были выполнены в арабском кузнечном стиле. Форма инструментов была тонка и изящна. Словно все это делали не из металла, а вырезали из куска мягкой древесины. Было интересно на изделия смотреть, ну, а работать, тем более будет приятно. Только бы мне быстрее начать свою работу. Теперь моя работа зависела от расторопности людей дома ростовщика Мансура. Я собрал осторожно весь инструмент и чтобы не разбудить Кейшима, тихо ушел в дом. В своей комнате зажег масляную лампу и на куске белой бумаги стал делать наброски будущего орнамента для резьбы на деревянных столбах Мансура. Карандашом мне служили кусочки графита, которыми дети Ахмада разукрашивали свои красивые камушки и играли ими во дворе дома. Мне надо было сделать несколько эскизов.
- Ты уже не спишь? - услышал я, голос Лейли за своей спиной. - Я пришла посмотреть на тебя спящего.
Лейли присела рядом со мной. Я ничего не ответил ей, но как только повернулся в ее сторону, так наши чувства сами сказали все за нас. Ее глаза и губы были так близки, что все произошло само собой. Я потерял разум и способности владеть своими чувствами. Наши губы слились в едином поцелуе, а сердца так сильно застучали, что казалось они вот-вот повыскакивают наружу. Совершилось то, чего мы оба страстно хотели и сильно боялись. Наши тела соединились в едином порыве и были подвластны движению любви. Я нарушил девственность Лейли. Она того сама желая, стала страстно извиваться подомной, нарушая стонами тишину. Мы так были увлечены друг другом, что не заметили, как в дом вошел старик Альман и наблюдал за нами.
- Дедушка, прости нас, но мы жить не можем друг без друга. - в один голос стали извиняться мы, когда заметили присутствие Альмана. - Мы сами не знаем, как все это могло случиться. Сам Аллах соединил нас тут.
- В том нет вашей вины. - успокоил нас, Альман. - На то есть воля Аллаха. Лишь он волен управлять вашими чувствами. Раз он пожелал, чтобы ваша встреча произошла, то так тому и быть. Все во имя любви к Аллаху!
Лейли поцеловала руки Альмана. Я последовал ее примеру. Старик снял с Лейли ночную рубашку, испачканную кровью нарушенной девственности Лейли, понес эту рубашку Ахмаду. Мы не знали, как поступать дальше и ждали развязки, прижавшись друг к другу в постели. Теперь никто не мог разлучить нашу любовь. Прошло несколько минут, прежде чем в комнату вошли дед и бабка, отец и мать Лейли. Мать внесла в комнату ночную рубашку Лейли испачканную девственной кровью и положила на постель перед нами. Затем наклонилась над нами и поцеловала каждого в лоб. Следом за матерью поцеловали нас в лоб отец Лейли и оба старики. После чего они прочитали над нами во имя Аллаха молитву, которая не требовалась переводу. Без слов мы поняли, что родственники одобрили наши действия, совершенные по воле Аллаха. С этого момента мы стали, как муж и жена. Лейли и я, поцеловали руки каждому из старших. После этой церемонии благословения, нам принесли чистую белую одежду и одели ее на нас. В этом наряде мы вышли во двор, который был накрыт еще не проданными коврами. Во дворе были все представители этой большой семьи. На коврах праздничное угощение. Меня и Лейли усадили на почетное место. Из моей комнаты вышла мать Лейли и показала всем ночную рубашку Лейли запачканную девственной кровью. Все присутствующие стали поздравлять нас и класть к нашим ногам подарки. Каждый, трогал нас руками за голову, а мы их руки. Когда поздравления закончились, Ахмад сделал жест рукой и пригласил всех отведать праздничную пищу. Во время трапезы никто ничего не говорил. Лишь одобрительно показывали руками в нашу сторону, а жестами своими хвалили хлеб и соль праздничного двора этого дома. Весь этот день был в доме праздником. После того, как мы с Лейли, фактически, стали мужем и женой, у меня появилась еще большая ответственность за семью Ахмада, так как его семья теперь действительно стал и моей. Я с нетерпением дождался, когда за мной пришли люди Мансура. Я взял с собой весь инструмент и отправился в дом Мансура. На пыльных улицах Медины меня настороженно провожали своими взглядами прохожие и седые старики с четками в руках. В глазах этих людей было тайное беспокойство о неизвестности, которую нес я с собой, в своем сознании. Охрана, сопровождавшая меня по городу, держалась от меня на почтенном расстоянии. Словно охраняла ни меня, а своих горожан, у которых я мог разрушить уклад повседневной жизни сложившийся веками. Возможно, что так и должно было произойти с моим присутствием, так как я принес им все иное. За время моего ожидания двор Мансура очень сильно изменился. Средина огромного двора была занята семью разноцветными шатрами. В каждом шатре находился один деревянный столб закрепленный в горизонтальном положении, так, как я сказал Мансуру. Места опор столбов под домом и навесами были укреплены свежеспиленными деревьями. Вблизи города таких деревьев не было. Значить Мансур посылал своих людей в другие места, где росли эти ценные деревья. Мне было жалко такие спиленные деревья. В этих местах такое количество деревьев мог иметь хороший оазис, который укрывал от зноя большое количество животных и людей. Но отпустим это решение на волю Аллаха, который распорядился спилить эти деревья. Я ни стал выбирать столб для лучшей работы. Приказал людям Мансура поднять к верху края первого шатра, чтобы можно было работать при дневном свете большую часть времени. Столб был из белой древесины. Хорошо ошкуренный и гладкий ствол был, как бумага под роспись. Это меня сразу вдохновило и обрадовало. Таким образом, мне будет легче и быстрее утвердиться в глазах Мансура. У меня тут же закрепилась уверенность в своей работе, в победе семьи Ахмада, которые тоже с надеждой отпустили меня в этот двор. Первый орнамент я посвятил своей родине России. Расчертил ствол русским растительным орнаментом. Чтобы между столбами был единый стиль рисунка, опорную часть верха и низа я решил украсить резьбой в виде греческих и римских колонн, которые я видел во время своего путешествия по Греции и Италии. На роспись первого столба у меня ушел почти полный день. Только сумерки будущей ночи прервали мою работу.
- Скажи своим людям, чтобы никто не подходил к шатрам и к столбам. - сказал я, Мансуру, перед уходом.
- Не беспокойся. - ответил Мансур. - Я шкуру сдеру, как с барана, с того, кто приблизится к шатрам. Пока ты делаешь всю свою работу, у каждого шатра будет постоянно находится охрана и никто не коснется стволов.
Возвращался я домой поздно вечером, в сопровождении усиленной охраны. Лишь только когда я вошел во двор Ахмада, охрана Мансура повернула обратно. У ворот двора меня ждала Лейли. Она радостно обняла меня. Я поцеловал ее в пылающие губы. Мы пошли в свой дом, чтобы вновь в постели заняться любовью. После нашего благословения я перебрался в семейный дом, в котором жили старики и родители. В доме нам выделили украшенную коврами комнату, которая была для нас райским уголком. В комнате было так хорошо и уютно, словно я посетил свой детский уголок в родовом Старом хуторе. Кроме ковров в комнате были атласные одеяла стеганные шелковыми нитками. Это было непривычно видеть мне, но приятно ощущать искреннюю теплоту и внимание всего дома. Еще были в комнате пуфики и подушки, совершенно ни такой формы, как делали у нас на Кавказе. Выполнены из атласа и шелка. Заполнены козьим пухом и шерстью. На стенах висели украшения из дорогой посуды и оружия. Комната большая, в ней даже нет ощущения жары.
- Я тебе приготовила еду сама. - целуя меня, сказала Лейли. - Вот, посмотри, какой хороший суп для тебя.
По русским понятиям этому изделию было далеко до настоящего супа. Просто отваренный на бараньем мясе бульон с зеленью и кусочками сваренного теста. Что-то вроде наших галушек. Но все равно это было вкусно. Приятно пахло курдючным бараньим салом и пахучей травой. Я ел с таким аппетитом, что словно меня не кормили целую неделю. Лейли была очень довольна тем, что я ем ее блюдо с таким удовольствием. Лейли звонко смеялась и постоянно целовала меня, когда я делал паузу во время еды. Лейли была настолько искренна в своем восторге, что я удивлялся ее порыву. Мы оба, как дети, радовались неожиданно пришедшему к нам счастью любви, которое поддержали в доме Ахмада с благословения самого Аллаха. После сытно ужина мы долго лежали совершенно обнаженные в своей постели и отдыхали. Когда я почувствовал, после тяжелого дня работы, прилив страстных сил, мы занялись любовью. В нас обеих было столько энергии и страсти любви, что мы не уставали ласкать друг друга до поздней ночи. Лишь полная тишина в нашем доме, напомнила нам о ночном покое семьи. Только после этого мы погрузились в блаженный сон. Лейли еще спала, когда я проснулся, чтобы идти работать к Мансуру. Я прикрыл атласным одеялом ее прекрасное обнаженное тело и осторожно вышел во двор. Сахиба, мать Лейли, была у котла с вареным мясом. Готовила пищу на всю ораву своего двора. Я подошел к ней и поклонился до самой земли у ее ног.
- Салам Алейкум, Сахиба. - приветствовал я, ее. - Пускай пока Лейли отдыхает. Я поем в доме у Мансура.
- Не спеши. - остановила меня, Сахиба. - Люди Мансура только пришли. Пусть они отдохнут, а ты поешь свежее мясо с горячим хлебом. Это придаст тебе больше сил в работе и в любви. Тебе надо лучше кушать.
Я ни стал отказываться от предложения тещи и хорошо поел перед уходом на свою работу. Второй день работы над бревном ушел на пробивку контура орнамента по всему кругу ствола. Надо было подготовить глубину контура, так как я задумал выделить большой объем орнамента, чтобы он выглядел более естественным, словно его вылепили из древесины, а не резали. Такой орнамент на стволе дерева с глубоким рельефом, а точнее, барельефом, впечатлял любое созерцание. Мне, действительно, хотелось сделать эту работу от всей души, чтобы память обо мне осталась на долго в этих краях. Поэтому старался работать как можно с большим усердием. Только вдохновение в работе могло мне помочь создать красоту в этой работе. На резьбу первой колонны у меня ушло около месяца. Чтобы ствол сохранял свой вид долгие годы, я пропитал его специальным раствором, который научил меня приготавливать мой дедушка. Ствол получился, как мореный дуб, который не гниет никогда. Затем приготовил слабый раствор морилки и обработал ею всю древесину под золотистый цвет. Просушенный ствол я покрыл специально приготовленным мною лаком по дереву. Когда я закончил работу над первой колонной, Мансур настоял на том, чтобы колонна была установлена на самом видном месте. Чтобы люди с улицы хорошо видели это творение. Я был не против и выполнил его просьбу. С людьми Мансура я установил эту колонну на углу дома так, что ее было видно отовсюду. В первый же день, как только колонна была установлена, вокруг дома Мансура собрались люди. Мансур горделиво рисовался у резной колонны, расхваливая при всех мою работу. Мансур так был рад тому вниманию, которое уделяли ему пришедшие люди, что раздобрился и вернул Ахмаду все его имущество, которое он забрал у Амада за его долги. Дом Ахмада сразу преобразился и улыбки вернулись к семье этого дома. Больше всех моему успеху была рада Лейли. Она целыми днями тарахтела подругам о моих способностях и с огромной радостью встречала меня по возвращению из дома Мансура. Мне по долгу приходилось задерживаться в доме Мансура. Я так сильно был увлечен своей работой, что не замечал своей усталости и до позднего вечера продолжал работу над резьбой по дереву. Но усталость организма брал верх надомной. Я к ночи возвращался в свою семью, чтобы ранним утром обратно вернуться к интересной работе в искусстве. Огромный успех в работе не затмил мой разум, а еще больше подогрел мое вдохновение к творчеству. Второй ствол из красного дерева я выполнил в арабском стиле. За основу орнамента взял строки суры из Корана, которые можно было читать, как молитву и с разрешения муллы вырезать на этом столбе. Для придания большего изящества этой работы, я контур надписи на арабском языке выделил тонкой позолотой, проволоку которой вклеил в специально прорезанные пазы и закрепил ее на изгибах скобками из этого же материала. Я представляю, каких трудов и денег стоило Мансуру, чтобы он мог приобрести эту проволоку. Но Мансур готов был выполнить любое мое пожелание в работе, чтобы только прославиться самому. Ему так понравился второй столб, что он тут же за отдельное вознаграждение попросил меня выполнить контур позолотой на первом столбе. Пришлось мне опять снимать первый столб и пройти весь контур позолотой. За эту дополнительную работу, Мансур подарил мне очень красивого жеребца, который хорошо ценился у арабов. Но жеребец совершенно не нужен был мне. Однако, подарок я принял и отдал его Ахмаду, который так растрогался, что упал передо мной на колени и стал целовать мои ноги. Мне было это крайне неудобно. Я попросил Ахмада подняться с земли и сказал ему, что подарил этого жеребца от всего сердца, как своему родному отцу. Ведь Ахмад отец моей жены. Ахмад долго благодарил меня за такой подарок и целовал коня. Уже шел седьмой месяц моей работы у Мансура, когда в счастливый дом Ахмада опять пришла беда. На девяностом году жизни скончался Альман, отец Ахмада. Когда старик почувствовал конец своей жизни, то попросил Ахмада собрать у своей постели свою многочисленную семью. В том числе меня, как своего внука.
- Когда я умру, - обратился он, к Ахмаду, - ты посети Мекку и поцелуй за меня сердце Кааба. Пускай Аллах простит мне на том свете все мои грехи. Возьми с собой Гурея. Ему надо коснуться святого места ислама. Ведь не зря Аллах привел его в наши края. Затем отпусти Гурея домой. Каждый человек должен жить у родного очага. Лейли, ты не держи Гурея. Память о нем всегда будет в твоем сердце. Гурей оставляет тебе сво-его сына. Гурей дома тоже будет помнить тебя. Он в России никогда не забудет твою любовь и своего сына.
Альман умер к утру следующего дня. Как подобает обычай ислама, похоронили Альмана перед заходом солнца этого же дня. На похороны и поминки Альмана собрались мужчины почти всего города Медина. Людей было так много, что большая часть пришедших находилась за пределами двора. Во двор вошли старейшины города и родственники умершего. Я как равный со всеми родственниками, тоже был там внутри двора. Несколько дней я не работал, как все, соблюдал обычай ислама в память об умершем. Лейли сильно плакала о смерти дедушки. Ахмад и я беспокоились за беременность Лейли, чтобы у нее от переживания не получился выкидыш. Мы, как могли, всячески утешали Лейли. Говорили, что ей надо не забывать о будущем своего ребенка, а смерть дедушки, то воля Аллаха. Что Аллах дал, то и взял. Теперь надо думать о ребенке. Не успели мы полностью соблюсти обычай ислама по умершему Альману, как вскоре умерла Гели, старшая жена Альмана. Гели была одной из четырех жен Альмана, которые родили ему тридцать пять детей. Двадцать одного мальчика и четырнадцать девочек. Ко времени смерти Альмана из его живых детей осталось семнадцать сынов и девять дочерей. Три жены старика умерли несколько лет назад. Гели прожила с Альманом шестьдесят лет и умерла в возрасте семьдесят девять лет. Гели была вполне здоровой и лишь смерть мужа не смогла пережить без горя. Гели постоянно плакала в своей комнате, ничего ни ела и умерла от тоски по мужу. Все приняли смерть Гели, как должное по воле Аллаха. Похоронили Гели на кладбище рядом с мужем. В доме выполнили все обряды ислама по усопшим главам семьи. Траур был тяжким для всех. Мне тяжело было продолжать работу у Мансура. Постоянно тревожили беспокойные мысли. Мансур оказался ни таким бессердечным человеком, каким я его представил вначале знакомства. Мансур понимал мое состояние и не торопил с работой. Постепенно, я успокоился и принялся с большим вдохновением выполнять резьбу. Все следующие колонны вырезал в греческом, римском, азиатском, грузинском и армянском стилях. Если эту свою работу я мог так назвать. Ведь свои эскизы на колонны я разрабатывал по собственной памяти об увиденном когда-то. Лишь письмена на арабском языке для второй колонны я взял из самого Корана, который принес Мансур и объяснил, как можно писать суры и именно какой текст можно выполнить.