Кинф, блуждающие звезды. книга вторая 19

10. ТАЙНА ТАЙН.

Черный нас правильно привел, и скоро я увидел легендарный дом Аринды во всей его красе. Художник ни капли не соврал, рисуя ужасы в книжке – и даже стаи черных перепуганных чем-то птиц носились над мертвым городом, как и на рисунке.
И длинная лестница, уставленная каменными уродами, вела в город, неизвестно на чем крепясь.
- Ну что, еще не передумал идти туда? – спросил Черный, обернувшись к самозванцу.
Это были первые слова, которыми они обменялись за время всего путешествия.
Самозванец упрямо мотнул головой.
- Может, хоть скажешь, что тебя так привлекло в этом месте? – Черный кивнул на мрачный город. Я с интересом рассматривал руины – ибо теперь, при ближайшем рассмотрении, ясно было видно, что стены города давно обветшали и рухнули, дома, виднеющиеся из-за полуразрушенной арки, крошатся от времени, и все столь хрупко и непрочно, что рухнет при малейшем прикосновении. Вся картина в целом здорово напоминала ядерное пепелище. – Ради чего рискуешь жизнью?
Самозванец вызывающе посмотрел на Черного.
- А ты? – спросил он с ухмылкой. Черный покачал головой.
- Я – за честное имя свое, - серьезно ответил он. И ни слова больше.
Самозванец смолчал; думаю, он ожидал здесь и сейчас услышать то, что ему так не терпелось – то самое название глиняной игрушки. Он думал, что если подвести Черного к самому краю, то вскроет свои карты и ответит честно, и перестанет представляться дикарем-храбрецом…
Но этого не произошло.
Думаю, самозванец надеялся обрести в лице Черного союзника.
Но Черный не оправдал его надежд.
Интересно, отчего? Он обычно готов был помогать целому свету.
Отчего теперь вдруг затеял свою игру?
Не знаю…
Так или иначе, а мы спешились и начали разбирать свои вещи, готовясь налегке обследовать город.
Шарлатан, покуривая трубочку, гремел какими-то мазями в своих пузатых бутылках, краб, состроив серьезную мину, проверял арсенал – ого, да у него в самом деле целый арсенал с собой! И метательные ножи, которые он располагал по всему своему телу в специальные кожаные ножны, и пара крепких клинков – если он всем этим умеет пользоваться, он парень крутой. Черный, взяв одну лишь свою катану, усмехнулся но ничего не сказал.
Сам самозванец, как и полагается важному господину, в распоряжении которого есть отважный телохранитель и врач, ограничился тем, что прицепил к поясу свой меч.
Лошадей мы оставили на попечение наших с Черным слуг и ступили на мост.
Ступени, что вели наверх, были очень неудобные – узкие и порядком потертые временем. Такие только в кошмарном сне могут присниться – я даже вспомнил один из таких снов, когда срочно нужно наступить на эту ступеньку и удержаться, не свалиться вниз, а она словно тает под ногой, становится все уже и уже, и нога соскальзывает, не может зацепиться, с этой мокрой и скользкой, как сало, ступени…
Вот и здесь были такие. Приходилось подниматься боком, чтобы поминутно не оскальзываться, и у меня страшно кружилась голова – а еще страшнее хотелось упасть на карачки и ползти наверх на четвереньках. Наверное, это просто боязнь высоты, не знаю…
Вторая достопримечательность – это статуи, которые, при ближайшем рассмотрении оказались хорошо сохранившимися мумиями, живописно разложенными на этой лестнице – для оживления пейзажа, надо полагать.
Господи, как их было много!
И полуразложившиеся свежаки – видно, не перевелись в этих краях дураки, смельчаки и скупцы, - и высохшие скелеты в доспехах столетней давности, и совсем уж странные – одежды на них никакой не сохранилось, ни клочка, а тела были абсолютно целы и ровны, и даже не такие засушенные, как прочие. Жуть.
Встречались тут и каменные жаровни, изображающие мертвеца, с которого заживо содрали кожу. Пламя горело в голове; глаза с оплывающей разлагающей плотью, неровными кольцами окружающей глазницы и полуоткрытый покойницкий рот служили фонарями, и выглядело это… гм…
Очень скоро мы устали; подниматься туда было делом не из легких, да еще этот пейзаж…
Первым сдался самозванец; он упал на ступени рядом с выбеленным солнцем остовом. У него не осталось сил даже на то, чтобы оттолкнуть жуткого соседа. Здесь. Наверху, дул нешуточный ветер, и он прятал окоченевшие руки в рукава. Черный, в своей меховой островерхой шапке, в развевающемся плаще, подбитом мехом, наверное не испытывал никаких неудобств от холода. Он обернулся на самозванца и с неудовольствием встал; он тоже устал, но отдыхать среди скелетов его не тянуло.
- Подожди, - просипел самозванец. – Я устал…
Краб, нагрузившийся железом по самую маковку – у него, кажется, даже из карманов торчало что-то железное и колючее, - согнулся в три погибели, тяжко дыша. Кажется, этот клоун нацепил еще и нагрудный панцирь… Я даже хохотнул представляя, как краб мужественно защищает самозванца, громыхая, как ведро с гайками.
Шарлатан тоже умаялся; он снял свой балахон внизу, чтобы длинные полы его не путались в ногах, и предстал перед нами в весьма добротной одежде, даже лучшего качества, чем у самозванца. К поясу шарлатана был привязан весьма увесистый кошель, туго набитый монетами, и трубка на цепочке, как у важного господина. Он уселся рядом с самозванцем, и тот, потрясенный, с удивлением разглядывал врача, которого подобрал где-нибудь на рынке – и тот непременно клянчил милостыню или что-то в этом роде.
- Так ты богат? – с недоверием в голосе произнес самозванец, разглядывая блестящие пуговицы на куртке шарлатана. – Зачем же тогда увязался с нами?!
- Золото, - ответил шарлатан просто, хитро улыбаясь небу.
- Золото – это, конечно, хорошо, - веско заметил краб, - но есть много способов заработать его, не так подвергаясь опасности.
Шарлатан пустил в небо колечко.
- А ты сам? – как бы невзначай спросил он. – Есть много господ, которые нанимают телохранителей просто для того, чтобы путешествовать – отчего же ты служишь именно этому господину и с ним идешь в это опасное место?
Черный ухмыльнулся; что и говорить, шарлатан производил впечатление человека неглупого, и краба он уел основательно.
- Что до золота, - продолжил трепаться шарлатан, - то я слышал, что оно валяется там повсюду. Мне и вглубь города-то идти не обязательно; я могу нагрести его прямо под воротами и смыться.
- Ты бесчестный человек, - прогремел краб, краснея всем своим желчным бледным личиком. Шарлатан кивнул:
- Так и есть. В местах, где меня знают получше, за мной намертво прикрепилось имя Ур.
Ур – на местном диалекте означает «вор». Отличная компания!
- А как нарекли тебя отец с матерью? – спросил Черный. Ур покосился на него:
- Они назвали меня Вэдом. Но Вэд – это имя приличное, и мне оно не подходит. Так что лучше зовите меня Ур.
Черный присел рядышком с ним, запахнувшись в плащ. От такого молодца надобно прятать свое добро!
- А ты, храбрец, - произнес он, обращаясь к крабу, - как твое имя и отчего ты служишь этому господину?
- Он служит мне оттого, что я его нанял, - зло ответил самозванец. Черный насмешливо глянул на него:
- Нанял? На какие деньги? Ты беден, как церковная мышь. Ты ему обещал золото, которого у тебя нет? – Черный глянул на телохранителя. – Он обманул тебя, рыцарь. Потому что золота у него нет. И не будет – по закону, если я завоюю этот дом, я могу взять там все, что мне понравится, оставив ему только стены.
- Что?! – вскричал самозванец, подскочив на ноги. Черный тоже лениво поднялся. – Ты не посмеешь там ничего взять! Драконья обезьяна, ты обещал мне..!
- Кто это тут обезьяна?! – разозлился и Черный, и его глаза вспыхнули зеленым цветом. – А как насчет того, что я твой господин?
Мне показалось верно, но лицо у Черного вдруг стало резким им хищным, а ухмылка… руку даю на отсечение – я видел, видел Алкиностовы клыки, чудовищные драконьи зубы!
- Можешь скалиться сколько угодно, - орал самозванец, под издевательский хохот Черного (и под твое гаденькое хихиканье, Белый!), от испуга отступая,  оскальзываясь и едва не упав на спину  вниз на ступенях, - но ты – не Дракон, и никогда им не будешь! И вообще – ты слишком много из себя корчишь! Думаешь, ты всесилен?! Ха! Я сильнее тебя, потому что ты пришел сюда лишь потому, что я так хочу! Ты пришел сюда как раб – эти двое, по крайней мере, наняты мною за деньги, а ты ни гроша не получишь, ни гроша! Потому что богатства дома Аринды ты для меня должен завоевать!
Я думал, Черный сейчас зашибет самозванца, потому что он рванул к нему с такой скоростью, что я не успел его задержать.
- Сейчас я тебя пощекотаю!
Тяжело звякнула сталь вытаскиваемого меча; до этого я смеялся громче всех (а телохранитель нашего самозванца, кстати сказать, даже с места не сдвинулся, с удивлением заметил я), но когда эти два дурака встали друг напротив друга, я что-то замолчал. Оба вооружены – и оба защищены поясами!
Негоже аборигенам видеть, как выглядит защита в деле!
- Защищай свою венценосную голову, ты, мартышка! – шипел самозванец, нервно тиская рукоять меча, нацеленного на Черного. – Ты думаешь, я испугаюсь твоего друга-Дракона?! Ничуть! Ну?!
Мальчишка лаялся, как щенок. Его глаза и щеки разгорелись. И было видно, что он ужасно хочет подраться, но делает это впервые. И меч-то слабовато в ручонках держит, и стоит… гм… лучше не будем.
Даже если он, как и Черный, учился этому у мастеров, то не факт, что он был преуспевающим учеником – и так сразу нарвался на опытного и самого опасного противника в округе!
Впрочем, он не мог не знать о том, каков Черный в бою.
Значит…
- Хорош! – крикнул я, срываясь с места. – Хорош, говорю!
Но я не успел.
Несмотря на нацеленный на него меч, Черный просто ринулся вперед и влепил мальчишке плюху, крепкую пощечину, от которой он вскрикнул и полетел вниз по ступеням вверх тормашками. Кажется, он даже кувырнулся пару раз через голову, пока не вцепился руками в какого-то каменного монстра и не прекратил падение. Черный неторопливо спускался вниз за поверженным противником – впрочем, тут тоже не однозначно.
Потому что, падая, самозванец потерял головной убор, и по лестнице катился не мальчишка, а девчонка, простоволосая, с длиннющими русыми волосами.
Девчонка уселась, трясясь всем телом и обнимая каменного уродца как родного. В глазах её был страх и боль, а еще – непонимание, потому что Черный своим ударом разбил ей нос, а сделать он этого никак не мог!
И он стоял напротив неё, протягивая ей её чалму на лезвии своего меча, презрительно морща губы, ибо здесь не почитались странствующие дамы.
Девчонка торопливо обшарила свое тело, отыскивая пояс, на который так рассчитывала – Ур, что сидел много выше её, поднял руку и показал ей его. Не это ищешь, красавица?
- Надень свой чепчик, - с презрением произнес Черный.
- Да это же девка, - ахнул я, пораженный. Такого я даже предположит не мог.
Похоже, что и для спутника её это оказалось полной неожиданностью, потому что он, опустив свои железяки, которые он все-таки хотел применить к Черному по долгу своей профессии, подал свой истеричный, гнусный голос:
- Давайте сожжем её на костре, - внес рациональное предложение он, и мы с еще большим удивлением воззрились на него. Нифига себе, наняла телохранителя!
Девица, изобличенная Черным, разве что не кусалась  - оскалив зубы, она ловко отползла задом наперед  от нас, и схватилась за первое, что попалось под руку, ощеряясь, как волк.
- Пошли вон, - крикнула она. – Или я закидаю вас камнями! Живой я вам не дамся!
- Ой-ой-ой! – Черный скорчил гнусную рожу. – Да кому ты нужна. Надень свой чепчик и разъедемся по-мирному.
- Никуда я не поеду! – зарычала она. В голосе её было отчаянье. – Мне нужно туда! А ну, пошел, - она встала во весь рост, размахиваясь своим снарядом. – Иди!
Черный ухмыльнулся, многозначительно играя глазками, указывая ей на её снаряд. Она оглянулась – то был чей-то череп в опутанном паутиной шлеме. Она с визгом уронила его и рванула наверх, к своему обидчику.
Дальше мы шли более сплоченным коллективом.
Происшествие с Ненси – так звали нашу самозванку, - немного развязало всем языки, и раскрыло некие тайны… хотя бы, например, ту, что для Ура не было тайной, что пояс на ней – защитный. - Я видел такие, - небрежно заметил он. – Сам не ношу потому, что это очень дорого – купить такую вещь. Да и в нашем мире, где полно парней с ловкими пальцами, нельзя полагаться на силу этой вещи. Расслабился, думая, что неуязвим, чуть зазевался – и остался без головы. 
- Ты знаешь, где это можно купить?! – поразился я. Ур кинул головой, хитро на меня щурясь:
- Я даже знаю, где их делают, - ответил он, и в глазах его танцевали бесенята. – Я ведь Ур, забыл? А профессия моя подразумевает некую опасность. И мне приходится удирать, все время удирать – и не только из кнента в кнент, но и из мира в мир. Миров ведь много, - он снова глянул на нас с хитрецой. – Вот и сейчас я вынужден бежать… а в этом месте, - он кивнул головой на замок Аринды. – есть такая штука, - он указал на книгу, висящую на ременной привязи на моем боку, - которая может увести меня в другой мир. Зеркало Мира, если желаете. Оно по-разному называется, но мне то неважно. Таких Зеркал весьма мало по всему миру, и упускать такой шанс грех. Опасность, о которой вы тут говорите – что же, я к ней готов. Я бывал в таких мирах, где и дышать-то опасно – и все же я жив… да вся моя жизнь – сплошная опасность. Так что я ничего не теряю, следуя за вами. Напротив – с вами у меня больше шансов выжить. Про принца Зеда легенды слагают, - Ур еще раз стрельнул хитрым глазом на поясок Черного, - рассказывая о его силе и храбрости. Так что мне лучшей компании не сыскать.
Вот оно, оказывается, как! Ну, я ничуть не удивлен.
- Ну, а тебе чего нужно в этом месте? – спросил Черный, оборачиваясь к девице. Та заалела – отчего-то внимание Черного к ней начало её смущать. – Только не говори, что собираешься жить в этом доме!
- Нет, конечно, - буркнула она. – Мне нужно золото, конечно, чтобы достойно жить. Ну, и птица – интересно было бы глянуть на живую птицу, сделанную из желтого металла! Я подумала – а что, если б меня охранял такой зверь! Или хотя бы украшал мой дом, как трофей! Тогда бы все меня боялись… - уныло произнесла она.
И ни один из них ни словом не обмолвился о той вещи, что опаснее и ценнее всего…
А вот попутчик её, рыцарь Роман, показался нам с прибабахом.
Незадачливый и никчемный телохранитель, увешанный бесполезным оружием, он был не только убежденным наемным убийцей – он был еще и девственником. Ну, это он так утверждал.
Роману было на вид лет тридцать пять – сорок, у него была аккуратная бородка и усы, стервозное выражение лица истеричные манеры и не то злые, не то затравленные бегающие глаза. Он все время недобро косился на Ненси, и мы уж (весьма несправедливо) заподозрили в нем сексуального маньяка. Жаждущего комиссарова тела (или жаждущего это самое тело непременно сжечь в соответствии с законом), но дело оказалось, было совсем не в этом.
Роман, оказывается, отрицал секс.
С минуту мы карабкались по ступенькам в полной тишине, ошарашенные известием.
И в самом деле, чем и с какой силой нужно ударить человека по голове, который живет во времена, где нравы просты и бесстыдны в некоторых моментах, чтобы он дошел до такой мысли?! То, что господа портили девок без счету – это даже никто внимания не обращал, включая самих испорченных.
- Э-э… - проблеял Черный, не в силах переварить информацию, несмотря на нечеловеческие потуги мысли. – Это в каком смысле..? Как..?
Воодушевленный нашим вежливым и деликатным молчанием, столь несвойственным этому миру (по всей вероятности, его часто высмеивали, а то и били за подобные проповеди), но тут же начал излагать свою теорию, захлебываясь собственным истеричным голосом:
- В прямом смысле! Ведь это – болезнь…
- Да?!
- И притом – заразная, как зависимость от вина или от ядовитой травы шари!
- Да ну?!
- А как безобразны люди, занимающиеся этим, как омерзительны их движения! Как совокупляющиеся собаки или свиньи…
- Извращенец, - пропыхтел Черный, - ты за кем подсматривал?
Я, испугавшись, что Роман больше ни слова не скажет перебил его:
- Подождите, подождите! Может, у тебя просто что-то вышло не так, может, тебе неудобно было или дама у тебя была… м-м… с отклонениями?
- Извращенка, - подсказал язвительный Черный.
Но все оказалось куда более интересно и с тем проще – он был девственник.
- Что?! – удивился Черный. – Но как же ты тогда можешь судить об этом, если этого не пробовал? Как это я мог бы сказать, плохо или хорошо есть мясо, если б я не ел вообще никогда?! Это несерьезно; приведи хоть один аргумент, по которому это дело можно было бы считать плохим.
- Да сколько угодно, - горячась и едва ли не брызжа слюной, вскричал Роман, возбужденно сверкая глазами. – Бессмысленное, не развивающее ум занятие. Как оно искажает тело и лицо человека!
- Можно подумать, сидя на горшке ты развиваешься духовно, и сам акт исполнен глубокого философского смысла! А рожу свою ты видел в тот момент? Красавец, да и только, нечего сказать! Почему бы тебе не быть и против этого? Почему именно секс? – встрял опять Черный.
- Сидеть на горшке – бессмысленно?! – вскипел Роман. – Выводить грязь из тела – бессмысленно?!
- Я говорил о духовной составляющей, - напомнил неумолимый Черный. - Кроме того, во время секса тоже кое-что выводится, - резонно заметил он. – Излишки разнообразные. От этого дети родятся и это весьма полезно для твоего мужского здоровья.
- Ничего подобного! Воздержание продлевает молодость, и ни коим образом не влияет на мужское здоровье… Я наоборот, не заболею ничем заразным, если воздержусь!
- Молодость продлевает?! Да?! А сколько тебе лет?
- Двадцать девять.
- !!!
Мы хором заржали, как лошади, и он покраснел:
- Это борода меня немного старит…
- Немного!!! Да-да, ты, конечно, ничем не заразишься, но вот органы твои, типа чресла, будут болеть, - язвительно и зловеще пообещал Черный. – Появятся боли  в животе, рези при… - он зашептал что-то Роману на ухо, - и рези в паху – от переизбытка постоянно образующейся и застоявшейся семенной жидкости. Зато жил ты в воздержании!
Ур лишь кивнул с видом маститого профессора медицины.
Роман молчал, шумно сопя носом.
- Но сам процесс, - наконец нашелся он, - отвратителен а конечный этап…
- Оргазм, - подсказал угодливый Черный.
- … не что иное, как приступ падучей болезни!
Мы с ужасом поглядели на него:
- Ты что, еще и эпилепсией болен?!
- Нет!
- Ничего не понимаю, - бормотал Черный. – Так каким же образом ты узнал, что одно похоже на другое? – произнес дотошный Черный.
- Ну, по виду…
- Ну, ты загнул!
- Погоди-ка, - вдруг осенило меня. – А как же дети?! Ведь если никто этим заниматься не станет, то откуда же люди будут браться? Человечество же вымрет.
- Можно же оплодотворять женщин как-нибудь по-другому, - неуверенно заявил Роман.- Отдавать им семя…
- Ага! Значит, когда ты будешь отдавать семя, - ехидно прищурился Черный – пусть это будет похоже на падучую, пусть изуродуются лицо и тело- это ладно! И пусть ты сам получишь удовольствие, схожее с зависимостью от ядовитой травы шари, так? Так в чес же смысл, о ты, светоч во тьме разврата?
Роман судорожно соображал; видимо, до этого места разговор с другими людьми у него не доходил – ему загодя били морду.
- Но можно придумать какую-нибудь машину…
- Машину?! Тратить золото и время вместо того, чтобы нормально по-человечески сделать ребенка? Ты дурак, чтоли?! Чего ради такие сложности, объясни мне? Что плохого и гадкого в сексе, отчего он не нужен человеку, чем он хуже процесса испражнения? А? Вот конкретно?
Роман молча соображал.
- Ты либо идиот, либо лентяй, - заключил я. – Во благо человечества поработать не хочешь! Это все от желчи, что скопилась в тебе! А как ты снимаешь усталость, злость, если не в компании хорошеньких танцовщиц?
- Другими способами, - буркнул он.
- И, видимо, безуспешно – ты весь сочишься ядом. Он брызжет даже из твоих глаз и говорит твоими губами.
- Ну и пусть, - зло отрезал он. – У меня все равно будут последователи!
- Слава Ину! – воскликнул Черный. – Чудесно, что они у тебя будут! Может, тогда все дураки на земле вымрут?!
- Знаете что? – подала голос  Ненси, до сих пор слушающая нашу дискуссию молча. – По моему разумению, он просто гадкий, противный, и такой омерзительный, что ни одна женщина не соглашается стать его. И потому он кричит по всем углам о том, что ему этого не нужно, чтобы разбудить хоть в одной из них охотничий азарт, чтобы хот одной захотелось наказать его этим ненавистным ему занятием, которому он так противится, чтобы он не говорил мерзости о людях. Вот и вся хитрость.
И они с крабом обменялись долгим взглядом, полным неприязни.
Наверное, это была месть Ненси за предложение сжечь её – какое коварство! В её глазах я прочитал еще и обиду оттого, что пояс её не защитил – а его, верно, дал ей её нанятый телохранитель, вот оно что! Я внимательнее глянул на краба – получается тогда, что он, со всей его кажущейся простотой, тоже наш соотечественник… Пусть Ур знает, где можно купить такой пояс – но чтобы вместе собрались сразу два таких знатока?! Это невозможно! А еще мы с Черным, не забывайте о нас!
Значит, компания подбиралась заранее…
Нарочно.
И все мы завязаны в один узел с этим городом…
- Послушай мнение женщины, – меж тем Черный, которого не одолевали подобные мысли,  продолжил наш разговор. – По-моему так она права. На самом деле ты ищешь женщину, с которой бы поспорил так же, как и с нами, только в один прекрасный момент тебе захочется крикнуть ей: «Докажи!»
- Но ты слишком мерзок и гадок, - безжалостно сказала Ненси, - и никто тебе ничего доказывать не будет! Ты слишком любишь себя и слишком высоко себя ценишь, а на самом деле не стоишь ничего, ничьих усилий, и даже спора Зеда и Торна. Оставайся при своем мнении, рыцарь, ищи себе последователей. Пусть такие, как ты, умрут. В мире не должно быть людей, не понимающих счастья плотской любви и сотворения новой жизни.
Вот это поворот!
Взгляды, которым наградили друг друга Ненси и Роман, были уже откровенно враждебны.
Это уже не месть маленькой самозванки, которая украла где-то чужие документы, свиток с родословной, наняла случайного человека на последние гроши, который оказался никаким телохранителем, предложившим  её сжечь…
Это была ссора двоих людей, которые знакомы давно и достаточно близко; и маленькая кинф, гневным взором сверлящая мужчину, отрицающего любовь… Оба агенты?
Выходит, так.
Работают в паре; выполняют одно задание.
Ей – лет семнадцать, угловатая, с резкими чертами, красавицей её не назовешь. Ему – двадцать девять (если не врет).
Много ли нужно, чтобы смутить воображение девушки – даже самой умной, но совсем юной?
Просто молча переносить невзгоды – или же быть все время вместе с нею.
Сначала она привыкла к нему; потом появилась симпатия. Возможно, он даже с нею флиртовал, вызывая румянец на её тощих щечках – а потом заявил, что отрицает секс.
И она разозлилась.
Даже внимание Черного, легендарного принца Зеда, красавца (в сравнении с крабом), не излечило её боли, и наличие рядом такого писаного красавца и отчаянного искателя приключений, как Ур, не смогло отвратить её от предмета её страсти. Она не видела иных мужчин; и все её помыслы – и добрые, и злые, - были направлены только в одну сторону, и все чувства были сосредоточены на нем.
Карабкаясь вверх по ступеням, я размышлял о том, что агенты в наше-то неспокойное время – это даже больше, чем семья, больше, чем муж и жена. Это – связка. На задании многое может случиться – и оно может завести, закинуть людей далеко от дома, может быть, навсегда. Работая в паре, друг другу нужно доверят полностью. В том числе – и в плане любви. Я не раз слышал, что, возвращаясь через много лет с дальних планет, агенты не только были любовниками – они успевали и кучи детей наплодить, против природы-то не попрешь!
А тут – яростный отказ! Нет. И все.
И она серьезно разозлилась. За оказанные знаки внимания, которые оказались ложью, за свой восторг, за свои комплименты, отвешенные когда-то крабу, за жизнь, которую она вынуждена будет повести рядом с ним и за свои разрушенные мечты.
Несовместимость?
Это невозможно; их подбирали нарочно, чтобы они абсолютно идеально дополняли друг друга.
Но, тем не менее, в этой связке произошел разрыв.
А это весьма, весьма опасно! Для задания…
На какое-то время мы вчетвером обогнали незадачливого девственника, и он плелся позади, сердито бурча себе под нос. Но едва мы сменили тему разговора, как он тотчас подполз ближе, прислушиваясь.
- А зачем ты мальчиком прикинулась? – невинно поинтересовался Черный – в корень зрит! – Вышла бы замуж за приличного человека, и не было бы нужды ехать в это место. Я видел в твоей грамоте словцо о тебе, о настоящей тебе – ты побочная дочь императора? Родовита…
- Ага, - буркнула она. – Много желающих взять нищенку в жены!
Снова недобрый взгляд в сторону Романа.
- А те, кто желает, - продолжила она язвительно, словно дразня краба, - настолько ничтожны, или так противны, что мне самой не нравятся. Вот я и подумала – возьму грамоту брата, он и не хватится, - и устрою свою жизнь! Ежели хочет, может сам пахать землю, как простолюдин, и разводить свиней, а я на то не согласна! Хочу прилично жить.
- И стоит для этого ехать в пекло?
Она смолчала.
- Говорят, там холодно и пустынно, - встрял краб, что совсем было не в тему.
Так мило беседуя, мы доползли до ворот.
Черный, порядком запыхавшись, встал под аркой – на ней в самом деле высечено лицо, похожее на античную маску, каковые используют в театре. От нее время отщипнуло порядочный кусок; но все равно были видны и глаза, устремленные вдаль, и изогнутые брови, и даже раскрытые страдальчески губы. Интересно, что это был за город? Город Печали? Или Город Скорбящих? Или Город Сочувствующих? Я не знаю; но раньше это был величественный, красивый город!
К небу поднимались тонкие изящные шпили, башенки были легки и ажурны, дома прекрасны и величественны… Жить там, наверное, было хорошо… когда-то…
Теперь это был тихий город; разрушенный город; мертвый город – странно, отчего его развалины не оплели ветви растений? Неужели ветер за многие столетия не натащил сюда достаточно почвы, чтобы на ней проросла трава, неужели не нашлось семян деревьев, которые бы упали где-нибудь в трещинку меж плитами, мостящими улицы?
Не было ничего; только мертвые голые камни, тихие остова, поднимающиеся до самого неба…
- Ну что? – произнес Черный, и голос его был почему-то тихим, и каким-то робким. – Идем сейчас или потом?
- Да, да, переждем здесь ночь, - предложил я, оглядываясь на закатывающееся солнце. – В книге написано, что один человек…
Все оглянулись на меня, и даже в глазах краба-девственника я увидел презрение. Наверное, я показался трусом и книжным жалким червем – по крайней мере, на лице нашей кинф я увидел такое выражение, её тонкие губки брезгливо искривились и она смерила мою фигуру с ног до головы презрительным взглядом. 
Черный еще раз глянул на быстро темнеющее небо, но смолчал.
- Что до меня, - произнес Ур, положив руку на пояс, - то мне нет резона ждать. Чем быстрее я пройду моей дорогой, тем лучше. Меня ищут; и скоро до преследователей моих дойдет весть о том, что я с неким человеком уехал в это место – если еще не дошли, конечно, и если преследователи мои сейчас не мчатся во весь опор к подножию этой длинной лестницы. Подняться по этой лестнице у моих преследователей хватит духу, но у меня не хватит сил отбиться от них.
Самое забавное, что он говорил чистую правду. Что же это за преследователи такие, что демоны Иги ему не страшны?!
- Мне тоже не резон ждать, - произнесла кинф; её трясло – то ли от холода, то ли от нетерпения, - и если ты идешь, Ур, то я – с тобой.
Телохранитель её молчал; она бросила на него презрительный взгляд, но не позвала с собой, и отвернулась вовсе. Выбор оставался за ним – я подумал о том, что настоящий наемник нипочем не пошел бы за нами. Нечего ему там было делать; кого защищать? Нанявшую его кинф, которую он же сам предлагал сжечь? Так у неё набралось много попутчиков и защитников, да еще и куда лучше него самого. Золото искать? Такой благоразумный человек вряд ли сунется туда, где разгуливают демоны Иги. Нет; краб не пошел бы с нами.
- Ладно, - покладисто сказал Черный. – Раз такое дело, я тоже иду. Торн? – он обернулся ко мне, и я удивился – когда я отказывался идти с ним?
Однако, подчиняясь той странной игре, которую он вел, я ему ответил:
- Хорошо, я тоже иду с вами.
Краб смолчал; мы ступили за ворота города – старые, изъеденные непогодой и временем решетки, когда-то ажурные, наверное, и красивые, но теперь еле висящие на петлях, ощетинившиеся чешуйками ржавчины. Краб, все так же молча, последовал за нами.
Мы ступили в таинственный город.
В наступающих сумерках пошел снег, еще больше наводя на мысли о ядерной зиме, наступившей здесь после… после чего? Снежинки падали медленно, и в этой гнетущей тишине казалось, что это пепел сыплется с небес на наши головы.
И вся земля была усеяна им – пеплом. Толстым-толстым слоем он лежал на тротуаре, взлетал пушистыми облачками от наших шагов, и плащ Черного прочертил неровную борозду на нем.
И все кругом было им устлано, и круглые куполообразные крыши беседок, и прекрасные балюстрады, и башенки, и мертвый красивый храм – наверное, это был храм, такое-то величественное здание, - и его витраж был залеплен этими белесыми крупными хлопьями, этими лоскутами когда-то живой плоти…
Казалось, будто однажды обжигающее дыхание коснулось этого города, опаляя, превращая в невесомый блеклый тлен, иссушая все – книги, цветы, скатерти за раскрытым окнами, цветные игрушки, ветки и листья в садах, и понесло, развеяло неживое, серое, страшное, засыпав, похоронив все кругом…
- И где же Иги? – произнесла Ненси, оглядываясь по сторонам.
- Ночью увидишь, - ответил Черный.
- Интересно, куда ушли люди из этого города? – продолжала она.
- Они у тебя под ногами, - ответил Черный.
Ур не стал разглядывать достопримечательности. Он осмотрелся кругом, разглядывая мертвый прах – но ничьих следов не было видно.
- Да здесь годами никто не проходил, - произнес он. – Какие могут быть демоны Иги? Они что, летать умеют?
Черный молча направился вверх по улице.
- Куда ты? – крикнула ему в след кинф.
- Прогуляюсь, - ответил он небрежно.
- Где?!
- А не все ли равно?
- А как же моя птица?! – в отчаянье крикнула она.
- А ты знаешь, где она? Я – нет. Так что можешь идти поискать её. Как только найдешь – позовешь меня.
Ур неторопливо пошел за ним, и нам троим ничего не осталось сделать кроме как последовать за ними.
В темноте ночи город начал светиться.
Фосфорицировали камни стен, все сильнее набирая цвет и яркость, и даже мостовая под ногами, с которой наши сапоги сбивали пыль.
- Что это?! – благоговейно произнесла наша кинф, оглядывая светлые змейки фосфорического света, оплетавшие стену.
- Радиация, - ответил добрый Черный, и её рука интуитивно дернулась к защитному поясу. Что и требовалось доказать – она знала и что такое радиация, такая продвинутая дикарка-кинф!
Стало светлее; зажглись лампы, вмонтированные в здания – где-то нудно загудела помирающая лампа, характерно потрескивая, готовая потухнуть навсегда, - и дневной свет, какой-то больной, слепящий, мертвенно-голубоватый, залил улицы. Пепельный снег прекратился – должно быть, ветер разогнал тучи, а Черный, бродя по городу, так нас никуда и не вывел. Он просто бесцельно блуждал по пустым тихим улицам, рассматривая достопримечательности, и никаких мыслей в его голове не было. Совсем.
Всеми своими силами я прислушивался к нему – я очень хотел услышать то, что он думает! И в любой другой ситуации я бы услышал, ведь не зря же во мне углядели способности Слепого Мастера!
Но он был словно мертвый; с удивлением я смотрел в знакомое лицо, рассматривал блестящие пряжки на его одежде и прочие, такие привычные мелочи – и не узнавал его.
Я его не чувствовал; словно со мной шел мертвый человек…
Робот…
Господи, а кто это идет рядом со мной?!
Поздновато я спохватился!
Я оглянулся на других спутников, прислушиваясь – и с ужасом понял, что не слышу и не чувствую ни одного из них.
Они все молчали. Разум их был девственно-чист, как белый лист бумаги, на котором можно было написать что угодно… и кто будет писать?!
Неужели я?!
Мне стало страшно, так страшно, как бывает только в дурных снах, которые подчиняют тебя своим абсурдным законам, и в которых ты плывешь по течению, зажатый серой страшной массой, и понимаешь, что все кругом – враги и чудовища, даже те, кто похож на твоих знакомых. Друзей, потому что они всего лишь похожи, а внутри – пустота, мертвая пустота… и малейший твой крик выдаст тебя, единственного живого в толпе зомби…
Я с трудом справился с нахлынувшим на меня ярким видением; снова оглянулся по сторонам – мир снова казался реальным, а не из страшного сна. Но люди, окружавшие меня, ближе и понятнее не стали.
Старый город был полон странных шумов, потрескиваний и стуков; где-то осыпались стены; где-то трескались от старости плиты; шелестели струйки стекающей каменной крошки с размытой дождями стены – казалось, что призраки переговариваются в этом бесцветном белесом мире шепчущими всхлипывающими голосами. Вода в лужах тоже была мертвой – она была прозрачна, абсолютно прозрачна, как спирт, и на дне видны были мелкий каменный мусор, крошево, обломки каких-то раздавленных металлических деталей. Ни единой зеленой крошки не было в этих лужах, ни одной ниточки травы или ряски. Застывшие тихие башни, развалины огромных залов, величественных комнат, сквозь дверные проемы и пустые окна которых просматривались какие-то другие залы и комнаты… мир был хрупок и полупрозрачен, как высохший осенний серый лист. Жилки его еще сохранились, а клеточки меж ними постепенно выпадают, выкрашиваются и теряются безвозвратно…
Покинутая стройка, или разнесенные войной развалины... Останки мяча – я в удивлении поднял почти целую, не искрошившуюся половинку детского мяча, выгоревшего почти до бела, но бывшего когда-то синим, и странно было видеть этот продукт цивилизации в руке варвара, человека из глубокого средневековья, в грубо сшитой меховой рукавице из некрашеной кожи.
Как мы смогли встретиться с останками этой игрушки?
Кто я?
Как я попал сюда?
Откуда я пришел? И пришел ли – или я тоже призрак, бестелесный гость из Вселенной, чей-то странный сон, странный и нереальный, и существую лишь до первого луча светила?
Или эта ночь, так стремительно опускающаяся на землю, теперь будет вечно длиться – так же, как и моя странная жизнь?
И я в этом городе – из прошлого или будущего?
Эта игрушка – она умерла, или я не родился?
Я долго смотрел на неё, словно не понимая, что это такое. Разум мой оцепенел. Он отказывался состыковывать два этих предмета – варварские рукавицы и старый детский резиновый мяч, крошащийся в мелкие кусочки…
Я подумал на миг, что попал домой. В свой мир.
Только он умер.
Мяч в моей руке превратился в крошки, рассыпался…
Долго бродить Черному без цели, конечно, не дали; трудно было не заметить, как агенты – пусть и в ссоре! – выводили его в нужном им направлении. Профессионально; как волки на охоте загоняют добычу.
Агенты реагировали на звуки мертвого города – но они поворачивались лишь в ту сторону, которая им была нужна. Когда за моей спиной упал камень и обрушилась часть тонкой стены, они и не глянули на неё. Но когда слева потекла в прах струйка песка, чуть слышно, как змея, как лунный свет, оба они кинулись туда – и, охваченные их нервозностью, Ур и Черный последовали за ними.
Это походило на безумие; на охоту на приведения, на тени, которые прятались за углом...
- Там кто-то есть! – выкрикнула Ненси, метнувшись в сторону, как сумасшедшая, и Ур нырнул в темноту за ней.
Это был, наверное, храм. Огромный зал, сводчатый потолок, высокие окна…  в окна светит фосфорное сияние, со стен пластами сходила штукатурка, как кожа от ожогов, пол под ногами отвечал оглушительными, как пистолетные выстрелы, щелчками, и каждый шаг многократно отдавался эхом от стен.
- Кто здесь?! – орала Ненси, крутясь на мете, и шаги – её? Чужие? – не смолкали, стреляли из угла в угол, и казалось, что целая толпа народа убегает от нас куда-то вверх по ступеням..
И Черный, странно подчиняясь этой игре, гнался за щелкающими гулкими шагами, и снова на меня накатился страх и безумие. И я бежал за ним, крича:
- Стой! Остановись!
Я сходил с ума в это месте, словно то, что убило этот город, начало убивать меня…
И мы вышли к Тому Месту – что было описано в книге. Я мог бы узнать его, даже если б и не видел картинки, потому что разум сразу троих человек вспыхнул яркой вспышкой мысли «Здесь!».
И Черный так подумал.
Он знал это место.
Он его видел раньше.
Хотя никогда здесь не был.
И я чувствовал, что этот узел чувств, знаний, воспоминаний, что запутан вокруг  этих людей и этого места, душит меня.
- Кто здесь?! – еще раз выкрикнула Ненси. Её колотило; кажется, истерика её была настоящей.
Усилием воли я успокоил вихрь, что крутился в моей голове; тихо, я сказал!
Ненси, глядя на белый купол, дрожала; в её глазах стояли слёзы, страх и мука – на миг мелькнула усталость, страшная, тяжелая, как плита, и мысль о том, что это выдержать невозможно, это невыносимо! Она плакала; она рыдала навзрыд от кошмара, в который погрузилась, но никто не обращал внимания на это.
Все были на грани помешательства; все давил этот узел.
И вокруг это го таинственного здания я увидел слуг Аринды. Или то, что ими считалось.
На постаментах, похожие на памятники, стояли статуи людей. Пепел снега щедро присыпал их, и они казались белесыми, как и все вокруг. Снег лежал на головах, на плечах, и не таял. Искусственные ткани были холодными. И раскрытые глаза, глядящие на нас – тоже.
Это были роботы.
Андроиды, если хотите.
Одежда на них истлела, и они были абсолютно обнажены, а новой одежды им дать не мог никто.
Это из иссохшие тела валялись в беспорядке на лестнице.
Сломанные тела, которые никто не мог починить.
Куда они шли, интересно, когда механизм внутри их сломался?
Их осталось мало; машины, верные городу.
Они наверняка ходили по нему ночью, чтобы не мешать днем жителям, чинили перегоревшие лампы, а днем влезали на свои постаменты и стояли так целый день. Я оглянулся – постаментов было много, и  дальше по улице виднелось несколько фигур.
Теперь почти все они сосредоточились здесь, в сердце города. Они тщательно ухаживали именно за этим зданием, все свои силы бросив на это.
Интересно, а трупы они зачем выкапывали?
Впрочем, ответ на это нашелся сразу.
Один из роботов слез со своего постамента.
Он двигался медленно-медленно, осторожно, словно в его теле не было уже не энергии ни прочности для движений вообще. И это было жутко. И не было сил уйти.
Ур отступил к Черному за спину. А красавец-то наш трусоват! Впрочем, подумалось мне, эта трусость сродни осторожности – ведь при такой профессии он просто обязан быть осторожным, и лишний раз не высовываться. Только благодаря тому он до сих пор жив.
Он шел к нам, и в полнейшей тишине было слышно, как гудят и поскрипывают его механизмы, которые давно износились, которые служат века – и в которых мало помалу гаснет последняя энергия.
Голый механический человек со стеклянными глазами.
Тихо, как тяжело больной человек, он подошел к нам, к нашей застывшей в трансе группе.
Он осмотрел нас сверху донизу. Он искал повреждения.
Он принимал нас за своих. За роботов.
Они не мертвецов воровали.
Они убирали сломанных андроидов.
Они не преследовали воров; им дела не было до них.
Они хотели оценить степень изношенности механизмов.
Они давно не видели людей.
Они больше не ходили по ночам по городу, освещая его своими красными глазами.
Они не могли ходить много.
Они берегли энергию, ту маленькую искру, что все еще поддерживала в них подобие жизни.
Хотелось спросить у него, что это за город. Хотелось спросить, что с ним случилось – и как давно это случилось. Хотелось узнать, какую миссию выполняют они,  слуги ушедшей цивилизации, и чего ждут – если ждут.
Но я промолчал. Потому что не знал, на каком языке с ними говорить.
И андроид отвернулся и ушел. Снова влез на свой пьедестал и замер на нем.
Мы – уйдем. Он – останется тут служить тем, кто ушел давно…
- Это демоны Иги? – произнесла Ненси заплетающимся языком. Вопрос прозвучал странно – как и её притворство. Для меня было очевидно, что она лжет, до сих пор притворяясь местной, но я смолчал.
Ей не ответил никто. Возможно, все остальные участники этого спектакля боялись выдать себя так же, как она, своим фальшивым ответом.
- Почему они не тронули нас? – спросила Ненси; этот вопрос был настоящий – она действительно не знала ответа.
- Мы им не нужны, - ответил Черный.
Какая выгодная у него позиция! Он мог говорить все, что захочет!
В Том Самом Здании приветливо горел свет. Блестел натертый до блеска мраморный пол. Там были самые хорошие лампы. Там было очень чисто.
- Идем, - произнес Черный твердо. – Там то, что нужно нам всем.
И мы пошли.
Внутри было тихо.
Лампы, встроенные в прозрачный потолок из матового стекла, не мигали и не гудели нудно.
Посередине сверкал круглый сгусток энергии розового цвета с серебристо-перламутровым отливом. 
Лежали тела – все, как описывалось в книге.
И сидела золотая птица на серебряном ободе, окружающем розовый шевелящийся кисель.
Золотая на самом деле. Желтая, а не из драконьего металла.
Неподвижная кукла.
Механическая кукла, красивая игрушка, выполненная реалистично и искусно. Наверное. Это можно было б назвать жар-птицей из русских народных сказок – так роскошно было её оперение.
Ур внимательно смотрел на птицу. Приближаться он к ней тоже не стал – какое завидное благоразумие! Птица могла напасть на него и повредить ему руки – я хорошенько запомнил описание того, как она клевала вора – кстати, опять вор! Интересное совпадение, - а вор без рук – это голодный и мертвый вор.
- Она нападет, если мы приблизимся к Зеркалу Мира? – спросил он деловито.
- Да, - ответил я.
- И как же быть? Мы не вынесем её атаки. Она слишком большая и тяжелая.
Я глянул на Ура – а ты откуда знаешь тяжесть золота?
Я много где был, - ответил его красноречивый взгляд, обращенный ко мне. Да и в этом мире, за горами, золото – не тайна.
- Можно отвлечь её, - неуверенно заметила Ненси.
Черный не стал дожидаться еще конструктивных предложений. Он просто сорвал плащ с плеч и швырнул его в шевелящуюся массу.
Плащ до Зеркала не долетел.
Мертвенно неподвижная птица сорвалась – видит Бог, я подумал, что она ожила! – и ухватила плащ острым чеканным клювом за полу. Она била золотыми крыльями, и перья трещали и гремели.
Одной рукой Черный схватил плащ и рванул его на себя – треснула плотная ткань, когда он потянул его на себя,  а механическая игрушка – на себя.
У него были сильные руки. Сильные, тренированные руки. Механические лапы накрепко держались за свой насест, сомкнув суставчатые пальцы, но он был сильнее механической игрушки.
Продолжая тянуть плащ, он молниеносно перехватил птичью шею, смяв тонкие перышки на горле.
С силой он пригнул игрушку к полу.
- Белый, - резко произнес Черный, ничуть не заботясь о конспирации, - иди к тому вон телу! Да, да, в коричневой одежде!
Теперь игрушка решала сразу две задачи – пыталась не пустить Черного в шевелящуюся муть и меня – к ссохшемуся трупу. Было видно, как она ворочает головой в кулаке Черного, раня ему руку, и бьется, колотя тяжелыми крыльями по золотым своим бокам. Черный перехватил второй рукой её за огузок, дернул птицу еще раз, и сорвал её с насеста – с грохотом она сверзилась на пол, потому что удержать на весу он её не смог, внутри неё что-то заскрежетало, и она, пару раз хлопнув крылом по мрамору, замерла.
Он сломал её. Она умерла.
- Все, - произнес Черный, оттолкнув груду металла. Он с трудом разжал израненную руку, и пальцы его дрожали. – Ур, путь тебе свободен.
- Пре… премного благодарен, - произнес он. – Лихо ты с ней!
Черный перевел взгляд на Ненси.
- Я выполнил своё обещание, - произнес он. – Я привел тебя в город. Я уничтожил стража, и теперь город твой. Слуги у входа ничего тебе не сделают. Никогда. Теперь я уйду. Позволь мне забрать мою награду – то, что я сам пожелаю взять, - и уйти.
- Хорошо, - бесцветным голосом произнесла Ненси. Тонкие веки опустились на её глаза, и было видно, что ей все равно, что возьмет Черный. Свою миссию она выполнила – она заманила его в этот поход, привела его сюда, в этот чистый мраморный склеп. Дальше уже не её забота… не её…
И Черный взял. Он подошел ко мне – я все еще стоял у указанного им покойника, - нагнулся и разжал сухие пальцы мертвеца.
Он не мог увидеть эту куклу.
Он не мог знать, что в ладони, ссохшейся и мумифицированной, что-то есть.
Но он знал это.
На миг все замерли – и Ур, уже шагнувший к своему спасительному Зеркалу, и я – потому что я знал о печальной судьбе тех, кто трогал эту куклу, - и Ненси, потому что она до конца не знала ответа на этот вопрос – возьмет он или нет? – и краб
Краб даже дышать перестал.
Рыцарь-девственник замер, наблюдая, как Черный разгибает хрупкие пальцы и берет то, что взять – невозможно.
- Стой! – крикнул я, когда мои нервы не выдержали, и краб молниеносно выхватил меч и направил его в грудь Черного.
- Положи это на место, парень, - зловеще проклекотал он, и вовсе не на языке варваров,  которым прикидывался все это время, а на нашем родном языке – и засмеялся от счастья. – Ты этого не возьмешь!
Ур замер; на лице его отразилось неподдельное изумление.
Он тоже знал этот язык – но он не ожидал, что его знает краб!
И мир вокруг нас ожил.
- Ты чего, красавчик, – ошарашено произнес Ур, немного коверкая слова. – Ты не имеешь права! Он может забрать все, что пожелает, в качестве награды. Это – Закон Всех Миров!