Легенда о ватниках-бушлатиках

Царь сильно тогда гневался на жителей китайской страны, что те совсем безбожно грабили землю русскую. Повелел он своим приграничным казакам ходоков китайских выслеживать и отстреливать. Вот откуда пошло на китай-сынов прозвище «ходя»: потому как ходили они во чужие земли тишком-нижком, уворовывали золото и каменья драгоценные. Да волокли всё в свою страну, где ожидали их с добычей несметные семьи.
А куда им было ловчей всего ходить? Ну конечно же, во Сибирь нашу во богатую. И первыми места богатые разведывали, и первейшими их требушили. Не знаю, кто удумал в ручьях-речушках, что с правого берегу в Кан вливались, золото искать, а только сильно китайцы полюбили эти места.
Шли и шли, ничего не боялись: ни пули казацкой, ни хитрости мужицкой. Сколько их тут осталось в земле сырой — кто теперь скажет?
Только доподлинно известно, что по указу царёву никто ни за одну загубленную китайскую жизнь не отвечал. Бабушка Феоктиста сказывала, что даже какое-то вознаграждение полагалось за изничтожение воров и «ходей». У себя-то в стране они не воровали. Там, слышь-ко, за любое воровство сперва одну руку отрубали, а потом и вторую. Кто без руков-то схочет остаться?
Так вот я чего тебе перерасскажу от бабы Феоктисты. Про золото приканское, которое особливо имелось в месте, где река Богунай в Кан опрокидывается.
Сперва мужики деревенские, что ходили за мясом да рыбой в тайгу зелёную, никак вразуметь не могли, чего это «ходи» там шастают, чего выискивают. Тайга полна дикого зверя — а китаёзы без ружья, только с ножами. Да ещё ящики деревянные у них и тазики.
Забирались «ходи» совсем в глухие места. С сибиряками опасались в тайге встречаться. Сами маленькие, в щель где-то забьются — ищи-свищи! Находили охотники китайцев, зверями поеденных. Одни голые кости да ватники-бушлатики с ватными же шкерами.
Отец бабы Феоктисты однажды пришёл с таёжного промысла и принёс в кисете жёлтые неровные крупицы. Нашёл он всё это возле распотрошённого китайца. Ночь была дождливая и холодная. Никак костёр не горел. Так отец сходил к тем китайским остаткам, взял бушлатик, чтобы в костёр подбросить сухой ваты. А утром на выгоревшем кострище увидал эти самые крупинки.
С тех пор, мол, начала их семья помаленьку золотишко промышлять — так, между делом. Како дело? Известно — охота, шишкование да рыбалка. И по хозяйству: огородина, покос, выпас скота, заготовка дров. Да мало ли в деревне дел у любого хозяина?
А с золотишком сперва совсем не знали, что делать. Ну, лежало оно в холщовом мешочке под притолокой. Никаких ни торгсинов, ни бонн тогда не было. Плавить его и делать колечки-серёжки никто у них в деревне не умел. А с песком чего иначе сделаешь?
Но шила в мешке не утаишь. Один, другой крупный самородок попался — и началась тут куролесия такая! Побросали многие мужики свои прибыльные дела. Перестали в тайгу за добычей живой ходить, стали — за мёртвой, за золотом.
До того времени, как блеснуло оно некоторым в глаза своим мёртвым блеском, все семьи, почитай, жили богато да дружно. А тут — один срам пошёл. Хоть пашня не пахана, а скотина не кормлена, хоть путина рыбная, чтоб на весь год рыбы навялить, а самые бесшабашные уходили золотые жилы искать.
А как и вовсе открылась тайна Богунай-реки, так пришли сюда и старые, и молодые. Мыли золото, а то берега реки копали и по выходу белой глины самородки искали. Но не все ходили к реке золотоносной.
Расскажу тебе о семье Горностаевых, что и в тайге гнусом не была поедена, а золота имела больше других. Жила семья эта на самом берегу Кана, в Ильинке, недалеко от парома. В осеннее время обычно старатели выходили с того берега с золотом. Переправлялись к нам на пароме. Тогда же, только почти что потемну, выбирались из тайги китайцы. Обыщи их где хошь, а золота при них нет. Кто бы на таких добытчиков ни напал в дороге, золота при них не найдёт.
Так вот, я об ильинской семье, что охотилась на китайцев. Кто в тайге на охоте днями выслеживает соболей, заваливает сохатых, с рогатиной ходит на медведя, а эти вечерами осенними охоту устраивали на китайцев. И всего-то приладов у них, что светец горящий ночью в их окне, когда в остальных избах темень кромешная.
Ну, придёт «ходя» к парому, станет махать, чтобы перевезли. Но никто и не подумает это сделать. А уже «сало зимы» плывёт по реке, без шалаша до утра смерть или болезнь смертная китайца ожидает. И костёр разжечь на виду села «ходя» не решается. Вот тогда лодочница, дочка Горностаева, переедет Кан и возьмёт китайца, да ещё и плату получит. Поведёт ночного гостя к себе в избу, а там отец и братья быстро вытряхнут китайца из его ватника-бушлатика. Самого — обухом по голове и в яму к другим таким же горемыкам кинут. А ватники на большом железном противне сожгут.
Ты спросишь, для чего? Так оно, золото, китайцы выносили не в мешочках, не в туесах, а в ватниках. Распорют в тайге свой ватник, в него и сыплют золотой песок, да и самородки там же прячут. А потом всё назад зашьют. Попробуй сдогадайся.
А как рассуждали душегубы? Царь велел воров вылавливать, убивать. Да и злато вынуто из русской земли, здесь оно остаться должно.

Тут и сказка моя про китайские бушлатики кончается. Глянь-ка, месяц-рог за гору зацепился. А звёзды блекнуть начали. Спать пора.