Райкины цветы. 1978 год

- Ну, вот что, Раиса, поедешь в Белоруссию, - директор Хайтинского фарфорового завода довольно потирал руки.
- А что я там, Павел Аркадьевич, буду делать?
- Будешь производство поднимать! – Павел Аркадьевич громко хлопнул рукой по своему директорскому столу, мол, баста, и никаких пререканий! Партия сказала, значит, поедешь!
- А там что же, есть фарфоровое производство?
- Есть, Раечка, есть. Построили в городишке Добруш заводик. Вот главным художником туда и поедешь. Сначала сама съезди, осмотрись там, жилье подбери себе, а потом за Ольгой приедешь.
Павел Аркадьевич расхаживал по кабинету, демонстрируя мощь своего натренированного тела, любуясь в зеркало, поглядывая сверху вниз на Райку-занозу, которую ему представился случай безболезненно удалить.
- Не скрою, Раиса, мне без тебя трудно будет. Все-таки столько лет ты у нас производство держишь, рисунки вон твои по всей Сибири, да чего уж там, по СССР, как пирожки разлетаются. Но пришло мне, Раечка, сверху указание – дать новому заводу большого профессионала, так как на завод этот у них большие виды. А кто у меня еще профессионал, как не ты?
- Ну что ж, Павел Аркадьевич, я так понимаю, выбора у меня нет?
- Нет, Раечка, нет у тебя ВЫ-БО-РА, - произнес по слогам и заулыбался директор, - да ты не переживай! Новое место – новые перспективы.
Когда Рая пришла работать на Хайтинский фарфоровый завод, она и не думала, что через несколько лет станет главным художником, а заодно помешает директору грабить удивительный музей завода, где сохранилось множество ценных экспонатов из металла и фарфора. Год за годом Азыров безнаказанно выносил из заводского музея редчайшие вещи: тонкой работы китайские чайные пары, подсвечники, старинные сервизы, создавая в собственном доме бесценную коллекцию. Рая старалась этому препятствовать, да разве кто директору помеха? Но Азыров, как любой вор, кожей чувствовал опасность, знал, что рано или поздно его с головой накроют за такие делишки, и свидетель ему не нужен. А здесь такой случай представился! Отправить Райку в другую страну, подальше от Сибири, к черту на кулички!
Раю же заботил не переезд в далекие края, а здоровье дочери. Врачи сказали, что влажный климат белорусских земель усугубит и без того хрупкое Олино здоровье и в Белоруссии с годами ее ожидают хронические заболевания дыхательных путей – бронхиты, трахеиты. Для поддержания здоровья в приемлемой норме сибирский сухой климат подходит, как нельзя лучше.
Нужно сказать, что у переживших ленинградскую блокаду редко рождались здоровые дети, и Оля не стала исключением – с детства мучилась туберкулезом, вдобавок нянька заразила желтухой, после чего резко упало зрение. Хрупкую свою Оленьку Рая, как могла, оберегала от всего. Однако вырос подлинный сорванец – Ольга гоняла на лыжах, как настоящая спортсменка, рассекала коньком лед на конькобежных соревнованиях. Ей оставался последний год в школе, не вырывать же девчонку в другую страну! Поэтому сначала Рая поехала одна, оставив Олю на попечение соседей, благо они на это с удовольствием согласились.
В Белоруссии ее встретил директор нового завода. Показал производство, поделился грандиозными планами на завоевание рынка всего СССР.
- А теперь, Раиса Григорьевна, пойдем-ка тебе квартиру выбирать! – сказал директор Гоман, доставая из своего стола увесистую связку ключей.
- Это как же? – удивилась Рая.
-  Да вот так, - заулыбался директор, - напротив завода для будущих работников пятиэтажный дом построили, художники в первую очередь могут себе квартиру выбрать. Вот и пойдем выбирать. Тебе же еще и дополнительная площадь под мастерскую полагается.
Рая скромно остановилась на двухкомнатной квартире, мол, я и дочка, нам больше не нужно.
- Вот человек! Говорили мне про тебя, что честная слишком, но ты еще и глупая, - без злобы сказал Гоман. – Дочку привезешь, она замуж здесь выйдет, детей нарожает, где все жить-то будут? Поэтому на-ка вот тебе ключи от четырехкомнатной. И телефон скажу, чтоб завтра подключили!
- Да не могу я так! – пыталась возразить Рая.
- И не возникай! Я – директор, я лучше знаю, что моему художнику нужно! – ответил директор.
И напевая что-то под нос, Гоман удалился.
Нужно сказать, что отношения с директором у Раи сложились хорошие, но своеобразные. Гоман вообще был человеком непростым, многие его не любили за излишнюю разухабистость, за жизненный размах, за нескромность в аппетитах. А Гоман считал, что от жизни нужно брать максимум, потому и сам был весьма внушительных размеров, и приближенных своих работников благодетельствовал, как мог. Но и спуску не давал. Мог строго спросить за невыполненную во время работу или отчитать за производственный брак. Вспыльчив был весьма.
Как-то взорвался и накричал при всех на Раису. А она в кабинете потом закрылась и ревела, что есть силы. Было обидно, что ни за что наорал! Просто под руку попалась. А Гоман, даром, что вспыльчивый, но и быстро отходчивый. Пришел в художественную лабораторию, и в замочную скважину Раиного кабинета стал песни петь, чтобы Рая его простила. Вся лаборатория от смеха ходуном ходила.