III Третий сын. Глава 3. Девушка с грушей

   ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
   ЧАСТЬ III. ТРЕТИЙ СЫН.

   ГЛАВА 3. ДЕВУШКА С ГРУШЕЙ.

   Однажды мы заночевали возле скалистого островка. Там был посёлок и маленькая пристань. Все мы уже собрались спать, когда обнаружили, что нет ни Кохи, ни Чикикуки. Что за дела такие? Оставив Терезку сторожить детей и котёнка, мы обошли деревеньку, вышли к лесу, покричали на опушке, пошарахались по прибрежным скалам, никого не нашли и вернулись на пристань. Там стояла Терезка и прямо подпрыгивала от возбуждения.
   - Чего вы кричите? Машу, машу – не видите. Тут он, Кохи, вернулся. Такой чудной пришёл, рот до ушей…
   - С чего бы это?
   - Не знаю. Рот до ушей, глаза вот такие, - Терезка показала размер тазика. – Ни на что не отвечает, брык – и сразу спать.
   - Устал, значит, - поняли мы и тоже отправились на боковую.
   Ночью меня разбудила Чикикука. Она тыкалась мордочкой мне в лицо, ласкалась и мяукала. Она ещё и мяукает? Не знал. Рыжик, наш котёнок, видя такое дело, откуда–то издалека прыгнул мне прямо в рот. Хотел поиграть, а провалился в яму.
   - Тьфу! – выплюнул я его. – Засилие зверья! Вам чего надо?
   Видя, что я проснулся, Чикикука исполнила на моей груди дикий танец «растопчи его совсем». Рыжик гонялся за её хвостом, а я пытался схватить обоих.
   - Тс–с! – шипел я. – Тс–с! Разбудите всех.
   Чикикука распласталась на моей груди, обняла меня лапками, насколько смогла, сунула носик мне в ухо и заснула абсолютно счастливая, не смотря на то, что Рыжик активно хватал её за хвост. Подивившись, я тоже заснул, потому что была глубокая ночь.
   - Миче, - наутро сказал мне Кохи. – Я видел её.
   - Кого? – спросил я, зевая.
   - Её, эту девушку, о которой я тебе говорил.
   - О какой конкретно?
   Кохи взглянул укоризненно.
   - Которая мне снится. Однажды я уже её видел. В Някке ещё. Она разглядывала витрину снаружи, а я как раз торговал в твоём магазине.
   - А я где был?
   - А ты гадал кому–то, как всегда.
   - А ты что сделал?
   - А я выскочил на улицу, но её там не было. Я тебе не говорил, думал, что померещилось.
   - А зачем ты выскочил? Решил, что тоже ей снишься? – подколол я Кохи, а он совершенно искренне вскричал:
   - Да! Потому что она на меня вчера так смотрела!
   - Где?
   - Там! – Кохи махнул рукой в сторону деревни. – Миче, она здесь живёт – и я никуда не поеду. Я останусь тут.
   И он ушёл, даже не позавтракав, и вернулся лишь после обеда. Мы были возмущены: где его носит? «Комарик» был единственным судном у пристани. Все остальные давно тронулись в путь.
   - Её здесь нет, - сообщил мне Кохи и сел мимо скамьи.
   - То есть, ты не остаёшься?
   - А смысл? Я опросил всех. Зашёл в каждый дом. Никто никогда такой девушки не видел. Вчера я наткнулся на неё на базарчике. Она стояла и ела грушу. А я встал и смотрел на неё.
   - Это невежливо, Кохи.
   - Она тоже смотрела, - объяснил своё поведение Корк. - Ты бы видел, какие у неё глаза! А я вот так протянул руку…
   - И отобрал у неё грушу…
   Кохи обиделся и отвернулся. 
   - Эй, мальчики, вы будете стоять или займётесь якорем? – закричала Ната.
   - Ну, Кохи, прости. Что ты сделал?
   Он с готовностью меня простил и сказал:
   - Я её потрогал.
   - Грушу?
   - С ума сошёл! Девушку.
   Я так и ахнул. У меня прямо мозги дыбом встали. Как это так, на улице потрогать неизвестно чью девушку? А если она чья–то жена? А если кто–то видел, и папочка дома её побьёт, как мерзкий Ош? И за какую часть тела потрогал её Кохи? Я так его и спросил. Он попытался продемонстрировать, но я сказал, чтобы на мне он не показывал. Оказалось, всё было целомудренно. Кохи погладил девицу по руке и по щёчке.
   - Теперь ты видишь, она не сон и не мерещится, - радовался Корк.
   Меня взяло естественное любопытство.
   - Девушка хоть красивая?
   - Не знаю, - похвастался Кохи. – Но она хорошая и мягкая.
   - Ой, мама! – схватился я за сердце. Надо спросить у Шу–Шу, всё ли в порядке с головушкой Кохи. Знаете, если по макушке треснут торшером, потом могут быть последствия.
   - Что сделала девушка? – спросил я огорчённо. – Дала пощёчину?
   - Нет. Протянула мне грушу.
   - Ты взял и доел?
   - Нет. Я опять её потрогал.
   - Мама! Тебя оштрафуют! Кохи, так себя не ведут в общественном месте.
   - Ведут, - возразил тот. – У неё волосы, как у Чикикуки шёрстка.
   - А! Я помню. Глаза тоже Чикикукины.
   - Да, - отстранённо подтвердил Кохи.
   - И хвост. С рогами.
   - Да, - твердил Корк, счастливо глядя куда–то внутрь себя.
   - И усы, - изгалялся я.
   - Да.
   - Кохи, ау, очнись.
   - Да - да.
   - Может, это и есть Чикикука?
   - Да. – Ну вообще он с ума сошёл.
   - Это Рыжик, – сказал я.
   - Да - да.
   - О чём это он? – спросил Чудила. – Только и слышно: «да – да».
   - Да, - улыбнулся Кохи.
   Мы с Петриком переглянулись.
   - Ната велела гнать вас помогать. Сто лет уже отчалить не можем.
   - Да, - кивнул Корк и вдруг очнулся. – Да! Если она здесь проездом, надо её догонять.
   - Кого? – поинтересовался Чудила.
   - Не обращай на него внимания, - посоветовал я, но Кохи, к моему удивлению, не делал тайны из своей встречи.
   - Девушку, - сказал он. – Я видел на базаре настоящую девушку, которая мне снилась.
   - Он ощупал её, отобрал её грушу и съел, - наябедничал я.
   - Ребята, вы оба всего лишь спятили, правда? – спросил Чудила.
   - Я хотел купить ей ещё грушу, повернулся к прилавку, а она ушла. Как–то так быстро, как испарилась. Где она? Я искал её, - жаловался Кохи.
   - До поздней ночи?
   - Не знаю. Кажется, некоторое время я просто мечтал. Я не помню, где был.
   - Миче, - зашептал мне в ухо Петрик, - давай, мы оставим его мечтать, а сами пойдём. Надо двигаться вперёд, вверх по речке, но надо же что–то для этого сделать.
   Сделали уже всё без нас. «Комарик» бодро рассекал воды Някки, а Ната, сдвинув брови, выговаривала нам, что думает про наше поведение. Кстати, когда она так мило хмурится, делается такой смешной!

    *   *   *
    Но вот ещё такая странность на мою голову.
    Мне очень не нравилось, как Воки Ловкач смотрел на Терезку. Невозможно было отделаться от ощущения, что он попросту попал под её чары. В этом нет ничего удивительного. В Някке в ту пору из всех красавиц и завидных невест купеческого сословия выделялись две – и обе они сейчас путешествовали с нами: Ната и Терезка. Не то странно, что Воки постоянно злился и раздражался на Хрота, успевшего завоевать сердце дочери Оша раньше. Это понятно: ревность и всё такое. Даже можно было понять, что из-за нехорошей этой любви доставалось и Кохи с Мадиной: Ловкач избегал сестру и отвратительно вёл себя с братом. Цедил сквозь зубы и косил глазами в сторону при необходимости разговора. Но он порой ТАК смотрел на Терезку, что я пугался. То казалось, что Воки и впрямь влюблён и страдает, то бросал вдруг на неё взгляд, полный такой лютой ненависти, что объяснить это было нечем. Терезка сама не замечала – Воки пялился ей в затылок. Но заметили Рики и Лёка.
    - Что за дела? – прошептал мне на ухо мой очень младший брат. – Чего Воки таким злобным стал? Ты видел его глаза? Того и гляди сожрёт Терезку. То всё нормально, а то как зыркнет!
    - Не любит она его, - вздохнул я.
    - Ладно. Но Лале пришлось сделать ему замечание. А что он Кохи грубит? А что он на Хрота наорал?
   - А ревнует, - развёл я руками. – Завидует.
   - Ну, допустим. Только Лала пригрозила долбануть его шваброй, если это ещё повториться. Если мы дружим – то дружим все. А если ты, как дурак, втюрился в замужнюю, и даже в беременную даму, то нечего нам в глаза плохим настроением тыкать. И учти, Миче, Лала – она долбанёт. И шваброй может, и чем потяжелее.
   - Ната её накажет.
   - Ната слышала, хоть мы и подловили Воки одного. Сказала, что пусть долбанёт, она не против. Сказала, нечего грубить. И, если Ловкача мир не берёт, пусть его домой отправляется.
    - Это правильно.
    - В общем, если ещё раз – мы объявляем Воки бойкот и списываем на берег. Ты согласен? Если да – я всем скажу потихоньку.
    - Я согласен, - кивнул я. – Но лучше мы Воки посадим в трюм, чтобы перед глазами был.
    - Ты что, Миче? Зачем нам ТАКОЕ перед глазами?
    Ну мог ли я сказать мальчишке, что мы с Лёкой подозреваем бывшего приятеля в очень серьезных вещах, причём, сами точно не знаем, в каких.
    - Чтобы не донёс Коркам, где нас искать и как ловить, - сообразил ответить я. – Видишь ли, Рики, одни люди от влюблённости добрее становятся, а другие – злее и мстительнее.
   - Хм! Это тебе кажется, что Воки только сейчас озверел, но я тебе говорю, он всегда таким был. Я его терпеть не могу, уж очень он непонятный. Я только тебе не говорил, что он мне не нравился. Что, я тебя нравоучать, что ли, буду? Но ты бы слышал, как он на Тиле орал, и на других ребят. Помнишь, тогда, на празднике, когда нас наградили после победы? Такой злой был! Если вокруг все радуются, то что орать-то?
   - У меня другие сведения, - я сурово сдвинул брови. – Воки слёзы проливал. Когда учил тебя на роликах кататься, и ты упал с горы.
   - Ага! – хлопнул в ладоши Рики. – Проболтался кто-то! Ну ладно. Ладно! Да, то орал, то проливал слёзы. Вот это-то и ненормально. Ты когда-нибудь видел, чтобы люди так себя вели?
   Я усмехнулся про себя: видно, у Воки нервишки сдали. Что это он так сорвался? Не радовался нашей победе?
   - Короче, бойкот, - объявил Рики. – Бойкот – и на берег.
   - Бойкот, - подтвердил я. – Бойкот – и в трюм.
   Но Воки по прозвищу Ловкач проявил все свои артистические способности и силу воли, едва почувствовал, что мы настроены решительно. Перестал грубить и хамить, и даже извинился перед Кохи. Но был с молодыми Корками хмур и неразговорчив. Настроение Воки портилось день ото дня, и это уже начало нас раздражать. Он всё больше уединялся, когда был свободен от работы. Всё чаще с ненавистью смотрел на Терезку, и Лёка иногда приставал ко мне с просьбой разрешить кунуть за это Ловкача головой в воду.
    Наблюдая за Ловкачом, я пришёл к такой вот идее: не виноват ли Воки в том, что Терезка упала со сходен? Малёчек, с одной стороны утверждал, что вполне возможно, с другой не понимал, как такое мог проделать неволшебник. Никто не видел, чтобы Ловкач толкнул сходни или хотя бы топнул по доскам ногой. Кстати, также, как и на озёрах, и в Лесте, я не почувствовал того, что где-то рядом применили магию. Это странно, но, говорят, бывает.
     Когда произошёл этот случай с Терезкой, мне пришлось удерживать Малька силой – а это не просто. Лёка так разозлился, что орал как никогда. Прямо скажем, он никогда не орёт – зачем ему? Своими длинными руками Лёка за моей спиной пытался схватить Ловкача. Но тот рыдал настоящими слезами, утверждая, что если и при чём, то самую малость и не нарочно, и сам не знает, что такого сделал. Лала и Рики презрительно фыркали, Хрот пребывал в потрясении, и его больше интересовало состояние жены, чем рыдания Воки. Остальных, кстати – тоже. Плаксивое заявление Ловкача о том, что ведь рядом был Кохи, мы вообще пропустили мимо ушей. Кохи-то при чём? В тот момент, как упала Терезка, он потянулся погладить Чикикуку и тоже чуть не упал. Сама Терезка хохотала над своим испугом, над нашим ужасом, над гневом Малька и рыданиями этого чёрта. Она насмехалась над собственной неуклюжестью, и так искренне считала, что виновата сама, что даже я поверил и сказал, что главное, что всё обошлось. Прямо обвинить Воки было не в чем. Лёка просто дал выход своему раздражению, потому что из-за давних подозрений, решил, что это он помог Терезке упасть. Воки действительно стоял чересчур близко.
    Воки был замечен на кухне незадолго до того, как туда вошла Терезка, и прямо перед ней взорвалась такая интересная кастрюлька, скороварка, в которой внутри большое давление, пар и кипяток. Терезка не пострадала только потому, что в тот самый момент резко сменила курс, заметив на столике банку с солёными огурцами. От неожиданности Терезка уронила и разбила банку. И так была огорчена этой потерей, что даже не очень испугалась взрыва. Небольшим ожогам на плече она не придала значения. Вот счастливый характер! И снова никто ничего не мог сказать в адрес Воки. Ну, заходил в кухню – и что? Он не упустил случая напомнить, кстати, что ведь это Кохи, как дежурный, нынче готовил ужин в скороварке. Малёк, однако, просто из себя выходил и выговаривал мне, что это я не даю пристукнуть негодяя и клеветника.
   - Лёка, - уговаривал я. – Доказательств нет. Да и подумай, пожалуйста: Терезка беременна. Ни у кого не поднимется рука навредить будущей матери, нет-нет. Таких людей не бывает.
   - Да сплошь и рядом, наивный ты наш! Это у тебя не поднимется, Миче. А у Воки рука поднялась на нашего очень младшего брата.
   Ну да. Поднялась. Я стал думать, что у Воки поднимется рука. Хотя это в голове не укладывалось.
   Гнев светлой Эи, любящей детей и внуков, будет страшным для того, кто обидит беременную женщину. Тем более, причинит ей вред.
   Если Воки подкупило старшее поколение Корков, то могу сказать, что их ждёт далеко не удачное будущее.

http://www.proza.ru/2010/03/07/809