Человек, который не проигрывал пари

       
                Рассказ
                1
   Миллионер, банкир Сергей Павлович Златосумов сидел, позевывая, в ресторане «Легенда», считавшимся одним из самых дорогих заведений города. Напротив Златосумова сидела Анжела, невероятно красивая брюнетка, которую он нанял для сопровождения своей персоны на светских мероприятиях и для удовлетворения интимных нужд. Анжела работала у Златосумова уже вторую неделю и успела ему изрядно надоесть. Бизнесмен с удовольствием отдал бы девушку обратно в агентство, но деньги были заплачены полностью за весь месяц, притом деньги не малые, поэтому ничего не оставалось делать, кроме как терпеть до конца.               
   Поужинав, Златосумов откинулся на спинку кресла с бокалом французского вина пятнадцатилетней выдержки и стал лениво осматривать зал. За соседним столиком сидела пожилая дама с молодой женщиной, видимо, дочерью. Они говорили о мужчинах. Их лица показались Златосумову крайне постными и неинтересными. Поодаль сидела пара пожилых людей – он в дорогом костюме, сшитом на заказ, она – в вечернем платье от Кутюрье. О чем они говорили, слышно не было. Их лица излучали лоск, светскость и осознание собственной важности. Глядя на них, Златосумов зевнул во весь рот, допил вино, после чего перевел взгляд на Анжелу. Девушка держалась безупречно: идеальная осанка, неизменная полуулыбка на губах, чуть небрежный охват бокала с вином, спокойный, не лишенный чувства собственного достоинства и при этом очень мягкий и теплый взгляд. Хотя Златосумов за весь ужин не проронил ни слова, и девушка должна была просто умирать от скуки, казалось, что она, напротив, счастлива и весела в своем изысканном безмолвии… Банкир все это заметил и оценил: «Профессионал с большой буквы! – похвалил он девушку про себя. – И где тебя, детка, нашли эти вшивые агентишки? Находят ведь! Ну и что мне сегодня с тобой делать, мисс Безупречность?»
Златосумов уставился на девушку, соображая, что же с ней делать: «Махнуть в казино? Ну, проторчу там два-три часа. Может, выиграю. А, может, и проиграю. Но какая мне разница? Скучно! Может, привезти ее в клуб, и пусть куколка танцует? А я тем временем понаблюдаю, как она от назойливых мальчишек отбрыкиваться будет? Нет,  детский сад какой-то… Может, не мудрствуя лукаво, поехать домой, а там будь что будет? Во! Пусть стихи мне вслух читает! Они же там, в агентстве, говорили, мол, все девушки у нас с высшим образованием, культурные, о живописи – пожалуйста, об авиастроении – извольте… Английский, французский, все дела… Нет, бред какой-то… Стихи… Эх, тоска, тоска, что же, мать твою, с тобой делать-то!?.»
   В кармане Златосумова зазвонил один из трех телефонов. Достав трубку из кармана и небрежно приложив ее к уху, Златосумов начал разговор:
- Алло! Да! Нет! Нет! Да! Давай.
    Закончив разговор и убрав мобильный обратно в карман, Сергей Павлович подумал о том, что даже на работе у него все так отлажено и четко, все так понятно и предсказуемо, что нестерпимо, просто невозможно скучно…
   В ресторане появился мужчина лет сорока в сшитом на заказ костюме, в «бутиковых» ботинках, с удивительно живым, умным и интересным лицом. Мужчина сел за столик возле окна, бегло просмотрел меню и продиктовал официанту заказ. Златосумов с любопытством следил за незнакомцем, пытаясь угадать, кто он: дирижер, художник, режиссер? Но уж точно не жулик, решил бизнесмен.
   - Вот сидим мы с тобой в шикарном ресторане, а жизнь проносится мимо, - заговорил Златосумов, и трудно было понять, обращается он к Анжеле или это просто мысли вслух. – Летит куда-то жизнь. . .  А умных людей так мало. Одни жулики, типа меня. Или проститутки, как ты. Ну-ну, не обижайся. Это я так выразился…
   Анжела сделала свое личико обиженным, но тут же примирительно улыбнулась одной из своих козырных улыбок.
   - Вот посмотри, только аккуратно, не в наглую – справа от тебя у окна мужик сидит. Видишь?
   Анжела чуть повернула голову вправо  и стрельнула глазками в сторону нового посетителя.
   - Видишь? Вот умный мужик сидит – это я тебе ручаюсь! Режиссер или драматург – по нему сразу видно. Вот с ним, небось, интересно за поллитрой посидеть, по душам поговорить. А о чем говорить с такими, как я? Бабки, шмотки, брюки, шлюхи… Тачки-дачки, Петровка-Рублевка… вот и все разговоры, мать…
   - А я его знаю! – вдруг призналась Анжела.
   - Знаешь? И кто это?
   Анжела с вызовом посмотрела на Златосумова и торжественно проговорила:
   - Это господин Лукавин. Виктор Лукавин. Жулик еще тот…
   - Жулик?! Я всех жуликов знаю. Он не из наших.
   - Он не простой. Он зарабатывает тем, что заключает пари с богатыми людьми и выигрывает их.
   - Откуда ты это знаешь? Впрочем, не важно. Ну, что еще тебе о нем известно? Что за пари? У кого он выиграл?
   - Мне всего не известно, Сергей Палыч. Знаю только, что недавно он поспорил с одним очень состоятельным человеком, что выучит любой европейский иностранный язык за один месяц.
   - И что?
   - Выучил. То ли испанский, то ли португальский. Привели ему двух испанцев или португальцев – говорил с ними без умолку два часа.
   - А, может, он полиглот и уже знал этот язык? Бывают же такие умники!
   - Нет. Его потом проверяли на детекторе лжи и под гипнозом – деньги-то на кону стояли нешуточные. Оказалось, реально выучил. А до этого поспорил с другим господином, что сможет в казино поставить шесть раз кряду на одно и то же поле, и оно шесть раз подряд и выпадет.
   - Ну и?
   -  Выпало шесть раз кряду шесть черное… Мало того, что он казино чуть не разорил, он еще и по условиям спора полкоролевства того бедолаги себе оттяпал!
   - Вот это уже интересно! Только как-то уж больно похоже на сказку. Слушай, а сейчас он при деле или как?
   - Этого я не знаю. Вряд ли. Дураков больше нет. Он то ли ясновидящий, то ли колдун какой-то. Или просто фокусник. Но, говорят, спорить с ним бесполезно – по-любому выиграет.
   - Не верю! Ну-ка, Анжелочка, детка, сделай одолжение. . . Ты сколько классов закончила?
   - Обижаете, Сергей Палыч! МГИМО с красным дипломом!
   - Ладно-ладно. Давай-ка, сделай одолжение… А впрочем, я сам.
   Златосумов поднялся из-за стола, пригладил галстук, купленный во Франции, поправил костюм, сшитый на заказ, и решительно зашагал к заинтересовавшему его столику.
    - Добрый вечер! Приятного аппетита! Позвольте представиться: Златосумов Сергей Павлович, банкир. Позволите присесть?
   Оторвавшись от какого-то экзотического блюда и вытерев губы о краешек белоснежного полотенчика, Лукавин с удивлением поднял глаза и бросил на банкира быстрый пристальный взгляд.
   - Извольте. Присаживайтесь. Очень приятно. Наслышен о вашем меценатстве, о помощи выдающимся талантам и поддержке современного искусства. Чем могу быть полезен?
   - Если не ошибаюсь, вы – человек, который всегда выигрывает пари. Ваше имя – Виктор Лукавин.
   - Совершенно верно. Но смею вас разочаровать – если вы хотите заключить со мной какое-нибудь пари – я отошел от дел. Я заработал достаточно, чтобы жить безбедно до глубокой старости.
   - Хм… А почему вы решили, что я обратился к вам именно за этим?
   - А разве не так?
   - М-да. Действительно, я хотел с вами поспорить. Видите ли, я человек серьезный, состоятельный, к авантюрам не склонный, но иногда…
   - Вам не хватает острых ощущений, - вставил Виктор.      
   -  Не совсем так. Острые ощущения я могу себе позволить в избытке, и от этого они становятся не столь острыми, - Златосумов сделал паузу, подбирая слова. – Скажу вам откровенно: мне не хватает общения с интересными умными неординарными людьми. У меня множество друзей: из правительства, из милиции, из администрации, среди воров в законе и докторов на зоне… В общем, как говорится, по долгу службы  вынужден общаться. Но все это не совсем то… Дела обсудим, деньги поделим, и разбежимся… А я бы с удовольствием посидел за бутылочкой виски или бренди с каким-нибудь режиссером или живописцем, поговорил бы о высоких материях. Однако, я, как собеседник, для них, к сожалению, не представляю никакого интереса. Их интересуют только мои деньги. Проспонсировать концерт или съемку кино, помочь в организации выставки или издательстве книги – это пожалуйста, но не более…      
   Лукавин выслушал исповедь банкира с вежливым вниманием.
   - Сочувствую. Но, скажите, чем вам могу помочь я? Я – не музыкант, не артист Большого театра…
   - Да, но, смею предположить, вы еще круче! Вы либо владеете черной магией, либо чем-то еще в этом роде. Как вам удалось шесть раз кряду поставить на одно число и выиграть все шесть раз?
   - О, это чистое мошенничество. А точнее, вершина инженерной мысли.
   - В смысле?
   - Вы хотите, чтобы я вам открыл секрет, как выигрывать в казино?
   - Нет, просто мне интересно, как такое возможно.
   - Для начала поверьте в то, что в мире нет ничего невозможного. А секрет моих побед уйдет в могилу вместе со мной. В этом можете не сомневаться.
   - Позвольте еще полюбопытствовать – а португальский язык вы все-таки знали?
   Виктор усмехнулся:
   - Вам известно и об этом споре. Нет, здесь не было никакого мошенничества. Я действительно выучил.
   - Но как?!
   - Вы слышали, как готовят к работе шпионов?
   - Что-то слышал об этом. Но их натаскивают годами!
   - Их учат не только языку. Я же на тридцать суток полностью погрузился в одно занятие – в португальский язык. К слову, довольно простенький язык. И днем, и ночью, и наяву, и во сне я слышал только португальскую речь - так называемый метод погружения. К концу месяца я уже думал по-португальски, и видел во сне португальских женщин…
   - Любопытно-любопытно. Но, мне кажется, лично я даже таким методом не освоил бы язык и за год.
   - Захотите – освоите. Главное – несгибаемое упорство и жизненная необходимость.
   Банкир глубоко задумался. Лукавин тем временем доел экзотическое блюдо, после чего ему принесли кофе и сигару.
   - Человечиские возможности неисчерпаемы, - изрек Лукавин, затягиваясь ароматным дымом. – Человек может стать богом, если захочет.
   Златосумов резко дернулся, словно его ударило током.
   - А спорим, что вы – вы, человек не проигравший ни одного спора, - не сможете им стать?! – вскричал банкир.
   Лукавин закашлялся – видимо, дым попал ему не в то горло.
   - Что, слабо? Не сможете ответить за свои слова?
   - Кажется, ваша спутница скучает одна. Вы ее совсем забросили, - сказал Лукавин, прокашлявшись.
   - Вы это оставьте! Спутница никуда не денется. А вот вы, похоже, хотите уйти от ответственности. Не выйдет!
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Вы должны на деле доказать и мне и всему разумному человечеству, что человек реально может стать богом. Вы должны поспорить со мной!
Ставлю все свое состояние и свою жизнь ради такого дела!
   - Я на пенсии. Я отошел от дел… - попытался возразить Виктор, но банкир был непреклонен:
   - Я тебе выпишу пенсию по инвалидности!
   - Вы угрожаете мне? У вас бандитские замашки. А еще хотите, чтобы с вами общались профессора и поэты.
   - Простите, любезнейший, - Златосумов встал и с презрением посмотрел на Лукавина. – Видимо, я вас с кем-то спутал. Вы даже за свои слова не можете ответить. Какое там пари!
   Банкир вернулся к своему столику, за которым, сгорая от любопытства, сидела Анжела:
   - Ну? Вы смогли его раскрутить?
   - Я смог его раздавить. Ты была права: обычный жулик, прохиндей, как и все. Давай-ка закажем еще бутылочку сухого.
   Через несколько минут Виктор Лукавин предстал перед столиком банкира и его спутницы с немного заискивающим видом:
   - Прошу меня простить, уважаемый Сергей Павлович, но я осмелюсь вас побеспокоить. Разрешите присесть?
   - Валяй! – Златосумов даже не взглянул на Лукавина, но выдвинул для него кресло.
   - Я готов принять ваш спор. Для меня это дело чести. Моей профессиональной чести.
   Широкое лицо банкира расплылось в довольной усмешке:
   - Вот это я понимаю! Это по-человечески. Ну, давай пять. Анжела, разобьешь?
   - Стоп-стоп! Не так быстро, - Лукавин сделал паузу. – Спор-то не простой. Надо обговорить условия и некоторые тонкие детали.
   Златосумов насупился:
   - Да, действительно. Так, с бухты-барахты, тут не выйдет.
   - А какое пари вы хотите заключить? – спросила Анжела.
   - Непростое, - ответил банкир. – Видишь ли, уважаемый утверждает, что человек, если захочет, может стать богом. Ему предстоит на деле это доказать. Но как?
   Виктор согласно кивнул:
   - В том-то и дело, Сергей Палыч. Как? Допустим, я стану богом. Но как я вам докажу, что я им стал? Мне надо будет пройтись по воде, воскресить мертвого?
   Златосумов щелкнул пальцем:
   - А почему бы и нет? Христос был богом и мог совершать такие чудеса.
Как ты считаешь, Анжела? Ты ЦМШ закончила – должна все знать…
   - МГИМО, - поправила девушка раздраженно.
   - Да хоть ПТУ. Ответь на вопрос: может ли наличие таких ненормальных способностей являться доказательством того, что человек, типа, бог? 
   Анжела сделалась серьезной и подумав подобающее количество времени, произнесла:
   - Не может. Такие фокусы могут делать и обычные колдуны. На востоке есть люди, умеющие заставлять шевелиться мертвые тела и обладающие способностью не только ходить по воде, но и летать. Но это не значит, что они боги. Это, безусловно, люди необыкновенные, но не боги.
   Банкир ухмыльнулся:
   - Ишь какая умная! Не даром, не даром свою консерваторию оттрубила. Тогда что же будет доказательством?
   - МГИМО…
   - Да черт с ним! Скажи, как он докажет, если что?
   - Лично я поверила бы, что передо мной живое воплощение бога только если бы… Если бы…
   - Ну!?
   - Вот видите, Сергей Палыч, доказать свою божественную природу я вам не смогу, - заговорил Лукавин. - Спор заранее обречен. Физических
доказательств при таком споре предоставить невозможно. И поэтому, при всем своем желании…
   - Я бы пошла за ним на край света, - вдруг прорезался голос Анжелы. Глаза ее сияли. – Я бы бросила все: шмотки, удобства, даже, если бы понадобилось, детей. Я собирала бы с ним подаяния, слушала бы каждое слово его проповедей, я была бы ему верна до конца дней…
   - Милая девушка, - перебил ее Лукавин, лукаво прищурившись. – Скажите, какова ваша профессия?
   Анжела ответила, не задумавшись:
   - Я люблю. Просто я люблю…- и она потупила взор.
   - Прекрасная профессия!
   Златосумов стукнул кулаком по столу:
   - Думай, голова, думай! Надо, в конце концов, решить, что будет доказательством. Я этот вопрос просто так не оставлю!
   - Но это невозможно, - заметил Лукавин с довольным видом. – Я, Сергей Палыч, вынужден продолжить свою праздность. Позвольте откланяться…
   - Нет! Сидим! Думаем! И я, кажется, придумал!
   - Слушаем вас внимательно, господин Златосумов! – сказал Лукавин с ехидством.
   - Ставлю все свое состояние и жизнь свою на то, что ты не станешь богом, ни даже божком! А если станешь, доказательство предъявишь следующее. Когда мне было пятнадцать лет, в автокатастрофе погибли мои родители. Ты должен будешь сделать так, чтобы я как-то
мысленно – может, наяву, а может, во сне – оказался на месте аварии и своими глазами увидел, как они погибли и узнал, действительно ли они сами выскочили на встречную полосу, как установило следствие, или все-таки был виноват тот грязный ублюдок, сидевший в КРАЗе. И еще: я хочу понять, не знаю как, но если пойму, значит, пойму – как могло такое случиться, что они не взяли меня тогда? Ведь они просто забыли меня, как забывают какую-нибудь не очень нужную вещь. А ведь я должен был ехать с ними и, соответственно, должен был погибнуть с ними…
   - Простите меня, Сергей Павлович, соболезную вам, но предоставление подобных нематериальных доказательств – вещь весьма сомнительная. Эфемерность и расплывчатость ваших формулировок…
   - М-да, и то верно, - с досадой проговорил банкир. – Не туда меня понесло…
   - Убедительное материальное доказательство может существовать! – торжественно произнесла Анжела. Оба мужчины уставились на нее. – Бессмертие! Вы, Виктор, явитесь нам. Мы вас убьем. А через три дня, воскреснув, вы явитесь нам снова!
   - Ну что, серьезное доказательство! С ожившим трупом не поспоришь! – заметил банкир.
   - Нет, вы забываете один момент: Христос, на чье воскресение вы намекнули, конечно, воскрес, но вознесся после этого на небеса, а не явился людям в виде зомби. Так что и это доказательство невозможно…
   Анжела налила себе целый бокал вина и залпом его осушила. Недолго думая, Златосумов и Лукавин последовали ее примеру.
   Еще около двух часов они сидели, что-то придумывая, споря, смеясь и чуть ли не плача, то бурно что-то обсуждая, то погружаясь в тяжелое раздумье. Их бокалы то и дело пополнялись вином. В конце концов они о чем-то договорились, и пари было заключено. Спор разбила Анжела.
   Пошатываясь, они вышли из ресторана, и еще некоторое время постояли на свежем воздухе: мужчины – в небрежно накинутых пальто,
 Анжела – в норковой шубе до пят.
   - Так сколько, ты говоришь, лет тебе понадобится, чтобы стать богом? – спросил банкир.
   - Лет пятнадцать, не меньше, - ответил Виктор.
   - А если я не доживу?
   - Доживете, Сергей Палыч. Вам сейчас сколько?
   - Сорок шесть.
   - Отлично. Значит, будет шестьдесят один.
   - Это уже старость.
   - Ошибаетесь. Это всего лишь юность старости.
   Подул сильный ветер. Банкир со своей спутницей сели в ожидавший их шестисотый «Мерседес». Лукавин поднял руку. Тут же подъехало такси. Вскоре ресторан закрылся.      
      
                2

   В церкви было мало народу, было спокойно. Горели свечи, мерцали иконы, пахло ладаном. В правом от входа углу подсчитывала прибыль деловитая бабулька в очках, торговавшая иконками, крестиками и свечками. Одна молодая женщина во всем черном, видимо вдова, ставила свечку у иконы Николая угодника. Две пожилые женщины крестились у иконы пресвятой Богородицы. Златосумов, войдя в храм, привычно перекрестился, поздоровался с деловитой бабулей, которая при его появлении сразу широко заулыбалась и радостно закивала головой, опустил стодолларовую купюру в ящик для пожертвований и направился к алтарю. Пред алтарем он постоял некоторое время, крестясь, потом стал подходить к иконам. Вглядываясь в лики святых, он крестился и что-то нашептывал себе под нос. Вышел батюшка – отец Пантелеймон. Батюшка сразу заметил Златосумова, банкир сразу заметил батюшку. Они поздоровались за руку и отошли в сторонку. Златосумов что-то рассказывал отцу Пантелеймону. Тот с серьезным видом кивал. Потом батюшка что-то стал объяснять банкиру, и тот в свою очередь принял серьезный вид и закивал. Их беседа длились довольно долго. Пришло время вечерней службы, народу в храме заметно прибавилось, появились дьякон и певчие. Началась служба. Златосумов смиренно отстоял вечерню, после чего, усердно перекрестившись, покинул храм.   
   
   - Я готов, - Златосумов сидел, развалившись в кресле ручной работы итальянского мастера в семидесятиметровом холле своего загородного особняка. От банкира исходило спокойствие, самоуверенность и благородный аромат виски двадцатилетней выдержки.
   - А виски пьешь для храбрости? – Анжела, как ни старалась, не могла
скрыть иронии.   
   - Ты меня сколько знаешь?
   - Пятнадцать лет.
   - Я хоть раз пил для храбрости? Я, дорогая, пью исключительно ради собственного удовольствия.
   Анжела вздохнула.
   - Что ты грустишь? – поинтересовался Златосумов, ласково погладив жену по коленке.
   - Да что-то предчувствие у меня какое-то нехорошее. Ты сегодня в церкви был?
   - Конечно. С батюшкой разговаривал. Службу отстоял. Денежку пожертвовал.
   - И что он сказал?
   - Очень умные вещи. Он сказал, что любая азартная игра, любой денежный спор – это грех, но не смертельный. Велел искренне покаяться перед Богом, сказал, что такой грех Бог легко простит. Главное, впредь не спорить ни с кем.
   - А что насчет этого Лукавина он сказал?
   - Что он явно человек неправедный и, скорее всего, недалекий – раз взял на себя смелость утверждать, что сможет стать богом. Бог един, бог один – это Иисус Христос. Он явился однажды людям, чтобы поселить в них истинную веру. А второе пришествие, если оно и состоится, будет еще не скоро. А кроме Иисуса и не может никого быть на этой земле, кто мог бы называться богом. Все великие духовные подвижники, которых потом причислили к лику святых, ясно осознавали свою беспомощность и ничтожность перед лицом Бога, и старались служить ему верой и правдой. Вот так.
   Златосумов задумчиво повертел в руке стакан с виски, отчего кубики еще не растаявшего льда зазвенели, как крохотные колокольчики. Анжела глядела на мужа растерянно – ее не покидало неспокойное чувство, и потихоньку эта странная тревога стала передаваться и ему.
   - Ну что ты, что ты? – затараторил банкир, нежно и ободряюще глядя на жену. – Ты правда думаешь, что он придет, чтобы разрешить этот нелепый и изначально проигрышный для него спор? Ты знаешь, я по своим каналам несколько раз пытался узнать его местопребывание. О нем не нашлось никакой информации ни пять лет назад, ни год. Он просто исчез. Я думаю…
   - Это-то и настораживает, дорогой мой. Если бы он по-прежнему продолжал мошенничать, если бы его убили, или если бы он просто где-то кем-то работал… Но он просто исчез. О нем даже ты по своим каналам ничего не узнал.
   - Ну, это не совсем так. Я узнал, что у него где-то на соседнем шоссе остался особнячок, куда раз в месяц наведывается домработница – поливает его экзотические кактусы и вытирает пыль. Узнал, что у него остался счет в одном из известных банков, откуда сразу после заключения нашего спора была снята довольно приличная сумма – примерно четверть тех денег, которые он успел к тому времени накопить. Больше никаких финансовых операций он не производил.
   - А ты не пробовал прозондировать эту домработницу?
   - Пробовал. Оказалось, что ее он нанял через какого-то посредника, и она его ни разу не видела.
   - Все это очень подозрительно. И тревожно. Мошенники так не исчезают. Они могут исчезнуть уже после мошенничества. Получить круглую сумму и исчезнуть, спрятаться где-нибудь в Новой Зеландии – это естественно. А вот чтобы так…
   - Дорогая, даже если он явится, даже если он начнет предо мной летать по воздуху и ходить по воде, я не признаю, что он бог. Потому что он просто не может стать богом. Ни за пятнадцать лет, ни за целую жизнь стать богом невозможно.
   - А если он просто загипнотизирует тебя или незаметно подсыплет  какой-нибудь наркотик?
   - Я не поддаюсь гипнозу. Это я тоже уже проверил - на всякий случай. Три известнейших гипнотизера пытались ввести меня в транс, но тщетно. Они констатировали, что я из тех людей, на которых гипноз не действует. А это были сильнейшие профессионалы.
   Анжела снова вздохнула.
   - Помнишь те времена, когда замочили моего зама и пытались меня? – cпросил банкир после некоторой паузы.
   - Такое разве забудешь!
   - Помнишь, каким я тогда был самоуверенным, наглым типом. Но перед лицом реальной смертельной угрозы я вдруг осознал свое ничтожество, свое бессилие, незащищенность. Помню, еду в своем бронированном «Мерине» и думаю: вот сейчас рванет, сейчас рванет. Прихожу домой и думаю: вот сейчас снайпер подстрелит, сейчас подстрелит… Помню, как мимо церкви проезжали, и я ни с того ни с сего кричу водиле: стой, тормози – и туда, в храм. Часа полтора там молился. Водитель уж подумал, что меня прямо там, в храме замочили… И помню: помолился, и  всю тяжесть вдруг как рукой сняло. И сразу какая-то уверенность: не замочат, твари, не замочат… И вскоре ситуация реально стала разруливаться. Вот тогда я и понял, какая это сила – Бог! Так что, Анжелочка, нечего нам бояться. Я уж столько лет в церковь чуть ли не каждый день хожу, и со священниками общаюсь, и даже Библию иногда читаю, а уж сколько я на строительство и восстановление храмов пожертвовал…
   - Ай-ай-ай! А ты все-таки не изменился! Думаешь, покровительство у Бога можно купить.
   - Не купить, а заслужить! Праведной жизнью, делами, добром всяческим.
   - Ладно. Будет день, будет пища. Пошли спать.
   - Ты, хочешь, иди, а я еще посижу, еще полстаканчика выпью.
   - Лучше помолись как следует, попроси у Бога помощи.
   - Да что ты в самом деле! - вспылил Сергей Павлович. – Какого-то мошенника мне еще бояться! Богом он станет! Я уверен, что он уж и забыл об этом дурацком пари. Небось, облапошил еще парочку миллиардеров и отдыхает где-нибудь на Мальдивах круглогодично.
   - Он завтра придет. Вот увидишь. И придет не с пустыми руками.
   - А с чем он придет, с пузырем? Ну, выпьем с ним за встречу, посмеемся, вспоминая тот вечер в ресторане, пожмем друг другу руки и разойдемся друзьями.         
   - Я тебя прошу, помолись, - сказала Анжела и на ее глаза стали наворачиваться слезы. – Не дурачься, а подойди к этому делу серьезно. Мне страшно за тебя. Гораздо страшнее, чем тогда, когда за тобой киллеры бегали…
   - Ну, хорошо, хорошо. Обязательно помолюсь. Обещаю…
   Златосумов налил себе еще полстакана виски и, откинувшись на спинку кресла, глубоко задумался.
   
   Утром сон супругов Златосумовых был прерван громким и настойчивым стуком в дверь спальни. Степан, дворецкий, стуча, бормотал что-то невразумительное.
   - Эй, Степан! Ты чего? – крикнул банкир осипшим со сна голосом.
   - Ваше благородие. Эка напасть! Ой-ой-ой! – закудахтал за дверью Степан.
   - Что случилось? Только не говори, что со Стелой опять что-нибудь случилось! – Сергей Павлович посмотрел на настенные часы – семь утра, рань-то какая!
    - Да не то, с кобылами и жеребцами все нормально. Тут другое: гость к вам пожаловал. Непрошеный. Я с утра вышел на улицу, посмотреть, что все хорошо. Смотрю: по дорожке старик идет. Весь в черном. Борода седая. С виду вроде не бомж, да одет как-то странно. Вроде как по-монашески. Думаю: и как его охрана-то пустила, или, может, как через четырехметровый забор перемахнул? Я ему навстречу, мол: кто такой? Он молчит. Молчит и улыбается. И идет прямо на меня. Я хочу его схватить, да вдруг руки словно отнялись. Тут он и говорит: я к Сергей Палычу, по делу. Он, мол, знает по какому. Он, короче, внизу, в холле вас ждет. А глаза у него – мать честная! Я таких отродясь не видывал! Чистое серебро! Блестят, ей-богу, как серебряные!
   - Это он… Пришел по твою душеньку! – зашептала Анжела, вскочила в чем мать родила с кровати, кинулась в угол к образам и начала молиться.
   - Скажи ему, что через десять минут я спущусь, - сказал Златосумов не своим голосом – его вдруг охватил панический страх. Его трясло. Мысли в голове путались: так, все-таки пришел, весь в черном, прошел сквозь забор, сквозь надежную охрану, пришел, чтобы доказать, что стал богом и получить, что ему причитается.
   - Вставай, жена, вставай. Кто же голышом Богу молится! Пойдем поить чаем гостя. Пойдем, посмотрим на него.
   Банкир хотел стать на колени рядом с женой и помолиться, но вдруг какая-то странная гордость охватила его. «Что это я буду тут молиться, как перед казнью? – подумал он. – Кого мне бояться? Мошенника? Да пошли вы все!..» Внезапно охвативший банкира страх исчез с той же быстротой, с какой и появился. Пока Анжела продолжала судорожно молиться, Сергей Павлович стал неторопливо одеваться. Он надел сорочку, завязал галстук, натянул брюки…
   - Эй, красавица! Я не ревнив, но если ты пойдешь к нему голая…
   Анжела, бледная, как смерть, посмотрела на него такими же бледными, как будто выцветшими глазами и встала на ноги.
   - Я накину халат, - сказала она хрипловатым голосом. 
   

   Странное чувство переполняло Златосумова, пока он с женой спускался по лестнице с третьего этажа. Это было чувство нереальности происходящего. Вот сейчас он увидит бога…
   Холл был пуст. Супруги огляделись. Диван, кресла, шкафы, картины, светильники. Никого.
   - Э-э, есть кто-нибудь? Господин Лукавин, вы здесь? – твердым и уверенным голосом осведомился банкир.
   - А где Степка? – прошептала Анжела.
   - Прямо как в плохом фильме про маньяков, - заметил миллионер, и тут же чья-то темная фигура отделилась от массивной колонны и сделала шаг навстречу супругам.
   Это был старик с длинной седой бородой, одетый во что-то черное – ни то в хитон, ни то в мантию; глаза его блестели неестественным серебряным блеском. Старик скрестил руки на груди и промолвил мягким бархатистым голосом:
   - Здравствуйте, уважаемый Сергей Павлович! И вам доброго здравия, дорогая Анжела Аркадьевна! Что ж это вы, Сергей Павлович, не покрестились, не помолились с утра? Что это за гордыня на вас нашла? То все были примерным христианином, а это что с вами вдруг стряслось?
   «Что он, видел что ли?» - мелькнуло в голове банкира.
   - Вижу, готовились вы к нашей встрече. Иконы стали коллекционировать, храм регулярно посещали, восстанавливали монастыри - делами праведными занимались. Да только зачем-то два мелких банка обанкротили ни за что ни про что, и взятками вопросы важные решали. Это уже нехорошо.
   «Откуда он это знает?!» - поразился Златосумов.
   - Посты плохо соблюдали: пищу скоромную не употребляли, а вот от развлечений всяческих греховных не отказывались. А как умные священники говорят: ты мясцо-то можешь и скушать, если очень захочется, а вот попробуй телевизор не смотреть, греховных мыслей не допускать да матом не ругаться. О! То-то и оно! Это куда тяжелее!
   - Я говорила тебе, говорила: добром это не кончится, - запричитала Анжела.
   - А вы, батенька, неплохо осведомлены о моих делах, - сказал Златосумов. Все это время он вглядывался в лицо старика, пытаясь найти в нем знакомые черты, но это ему никак не удавалось.
   - Вы, Сергей Павлович, не переживайте. У меня нет агентов, разведчиков, шпионов, как у вас. Все, что я узнал о вас, я узнал только что. Вы сами мне все рассказали.
   - Когда это?
   - Только что. Секунду назад.
   - Да ладно, - скривился в усмешке банкир. – Анжела, вели чай подать. Мы с гостем пойдем в библиотеку. Как вы относитесь к чаю, Виктор?
   - Если можно, зеленый с молоком и с маслом. Без сахара.
   - Чего-чего? С маслом? Бутерброд, вы хотите сказать?
   - Нет, просто с молоком. Без масла.
   - Вы приняли буддизм? – спросила Анжела, которая хорошо знала, какие народы пьют чай с маслом.
   - Я принял все, дорогая моя, - сказал Лукавин и ласково посмотрел на супругу банкира. От старика вдруг повеяло чем-то добрым, мягким, успокаивающим, как от родной матери. Анжела тут же успокоилась, приободрилась и пошла давать распоряжения относительно чая.
   Банкир проводил гостя в библиотеку. Они расположились в мягких уютных креслах друг напротив друга.
   - У вас замечательная библиотека, - сказал Лукавин и сощурил глаза, как довольный мартовский кот. – Это то, что действительно ценно в вашем доме.
   - Вы находите, - банкир полностью расслабился и ему уже доставляло удовольствие общение с этим странноватым старикашкой, с которым они сейчас поговорят по душам, выпьют по рюмашке и разойдутся с миром.
   - Да, особенно мне импонирует наша классика: Пушкин, Тютчев, Чехов, Толстой, Булгаков, Стругацкие… Поистине бездонные товарищи!
   «Он видит ушами. Все это стоит на верхней полке за его спиной», - заметил про себя банкир.
   - Вы умеете видеть ушами? – уже вслух осведомился он.
   - А почему бы и нет. Помните у Конан Дойля? Доктор Ватсон в одной из новелл заметил, что Шерлок Холмс видит то, что находится за его спиной. Он подумал, что Холмс – мистик. Но Холмс заверил его, что  просто видит все в отражении кофейника, который миссис Хадсон натерла до блеска. Ватсон был удовлетворен этим на первый взгляд вполне рациональным объяснением. Однако в реальности увидеть то, что увидел сыщик, было невозможно: угол отражения был не тот… Холмс действительно был мистиком, одним из величайших мистиков в истории литературы…
   «Наверное, он заметил книги, когда вошел», - подумал банкир и приуныл.
   - Может, приступим к делу? – предложил банкир.
   - Сразу же после чая, - ответил Лукавин и лукаво сощурился, и банкир тут же узнал в старике того, прежнего Лукавина.

   Анжела принесла чай и хотела остаться, но супруг мягко попросил ее оставить их наедине, заверив, что когда настанет необходимость, ее непременно позовут. Анжела вышла, немного обиженная.
   - Приступим, у меня не так уж много времени, - сказал Златосумов.
   - Действительно. Времени у вас совсем не осталось. А чай был великолепен, хоть и без масла.
   Златосумов посмотрел на антикварные настенные часы. Они показывали без четверти восемь. Рань-то какая! И снова чувство нереальности происходящего – серебряные глаза…
   - Нисколько не смущает, уважаемый Сергей Павлович.
   - Что вас не смущает? – удивился банкир.
   - Вы задали вопрос. Я на него ответил.
   - Когда я задал вопрос?
   - Только что.
   - Я не задавал вопроса.
   - Значит, я на него не отвечал.
   - Вы что-то пургу какую-то гоните. Лучше скажите, как вам удалось пробраться в мои владения, миновав охрану и неприступный забор.
   - Мне ничего не пришлось миновать. Охрана и забор существуют только в вашем мире. В моем мире их и быть не может.
   - Любопытно. Значит, вы прошли сквозь…
   - Иногда и вы были недалеки от истины, но сами того не сознавали.
   - Чего?
   - Мы говорили о том, что и вы в какие-то моменты были недалеки от просветления сознания.
   «Похоже, у меня какие-то кратковременные провалы в памяти», - подумал Златосумов и содрогнулся от этой мысли. Еще он вспомнил слова Анжелы о наркотиках. Уж не подсыпал ли Лукавин ему чего-нибудь в чай?
   - Это провалы не в памяти, а во времени, - уточнил Виктор. – Такое случается при общении с богами. Вы на какое-то время вылетаете из настоящего, но не в прошлое и не в будущее, а в четвертое временное измерение. Что же касается наркотиков… У меня, безусловно, была возможность растворить в вашей чашке сполведра какой-нибудь отравы, но заметьте: вы не сделали и глотка.
   «Действительно, я не притрагивался к своей чашке».
   - Вы хорошо читаете мысли, - произнес Златосумов вслух.
   Лукаво сощурившись, человек, не проигравший ни одного спора, с видимым удовольствием допил свой чай. 

   - Я, Сергей Павлович, пришел к вам прежде всего с благодарностью.
   - Благодарностью? За что?
   - За тот вечер в ресторане. За тот спор. Тогда, пятнадцать лет назад, я был обычным самодовольным глупцом. Впрочем, как и подавляющее большинство людей. И мои слова о том, что любой человек может стать богом, так и остались бы просто словами, если бы я не решился доказать на деле их правоту. Доказать и вам, и всему миру, но прежде всего – самому себе. На следующий же день после того ужина в ресторане я принялся за работу. Прежде всего, я решил как можно больше узнать о том, что это, собственно, такое – бог. Я объездил полстраны, посещая храмы и монастыри, общаясь со священнослужителями и монахами. В конце концов, я сам постригся в монахи и несколько лет прожил в монастыре. Очень многое узнал я за это время о боге. Однако, в какой-то момент я почувствовал необходимость приобщиться и к другим духовным традициям. Так я побывал в Японии, в Китае, в Индии, в Тибете, в Африке, в Мексике. Несколько лет я странствовал, общаясь с магами и мудрецами, с жрецами древних полузабытых культов и лидерами ультрасовременных религиозных течений. Я узнал о боге еще больше. Теперь я знал о нем почти все. Дело оставалось, как говорится, за малым – собственно, стать им. В моем распоряжении было уже не так уж много времени – всего восемь лет. Срок критический. Однако в некоторых культурах существуют методы, позволяющие в довольно сжатые сроки достигать весьма значительных духовных результатов. Самым сложным было выбрать тот единственно правильный путь, приемлемый для меня. Сорок дней я провел в жесточайшем посту на вершине холма, обдуваемого со всех четырех сторон ветрами. Я хотел, чтобы мне открылся мой истинный путь. Под конец сорокового дня, когда я уже готов был упасть в голодный обморок, мне ясно и четко обрисовался этот единственно верный для меня путь. И я пошел в ту страну, где мне предначертано было пройти этот путь.
   Восемь лет я непрерывно, методично двигался к поставленной цели.
Были и взлеты и падения, бывало, я начинал двигаться не в том направлении, но интуиция, усовершенствованная за последние годы, возвращала меня в нужное русло. Главная задача в этом деле – побороть в себе привычную человеческую природу, уничтожить ее, и впустить вместо нее высшую божественную. Тут много подводных камней, много иллюзий, много сетей, куда можно попасться и застрять. Но, к счастью, я не был первопроходцем на этой земле – за тысячелетия человечество накопило достаточно опыта в решении таких задач. И этим бесценным опытом со мной щедро делился мой учитель. Великий учитель.
   В итоге я полностью изменился. Во мне не осталось ничего человеческого, кроме видимой оболочки. Да и она в любой момент может исчезнуть…
   Лукавин продолжал говорить, а Златосумов чувствовал, как речь обволакивает его, словно она материальна, словно это не речь, а клубы теплого ароматного пара. Какое-то фантастическое спокойствие и умиротворение охватило все его существо. Ему вдруг нестерпимо захотелось лечь и уснуть, и сопротивляться этому желанию не было никакой возможности. Банкир бросил взгляд на старика, который продолжал что-то говорить, откинул голову на спинку кресла и тут же уснул.    
   Через какое-то время, проснувшись, Сергей Павлович первым делом подумал, что давно ему не доводилось так сладко поспать и так хорошо выспаться, и еще он подумал, что видел очень необычный и яркий сон о старике с седой бородой, который утверждал, что стал богом… Тут банкир открыл глаза и понял, что это был не сон: старик сидел перед ним на стуле и, прищурив глаза, глядел на него с полуулыбкой.
   - Вот вы и поспали, Сергей Павлович. Всего несколько минут, а выспались за всю жизнь. Жаль, очень жаль, что вы не отнеслись серьезно к моим словам о том, что в любом человеке есть неисчерпаемые бесконечные возможности. Знаете ли вы о том, что человек может спать вместо восьми часов всего полчаса и полностью восстанавливать свои силы за это время? А что для поддержания жизни ему не надо каждый день съедать по килограмму мяса и по батону хлеба, а достаточно нескольких граммов рисовой муки и двух-трех листиков зеленого чая?
А одежда? Что вы носите зимой? Свитера, шерстяные костюмы, пальто?
Все это лишнее, Сергей Павлович. Поверьте мне на слово: чтобы не замерзнуть, человеку вполне достаточно кожи. Своей собственной кожи…
   Златосумов почувствовал, что вокруг что-то изменилось, пока он спал, но что именно, он понять не мог. Окинув взглядом комнату, он понял:
комната была наполнена каким-то волшебным нереальным сиянием. Но откуда исходил свет? И тут его осенило: свечение исходило от самих предметов, они словно фосфорицировали. Стены, потолок, шторы, шкафы, картины, книги – все это давало слабое, но вполне определенное световое излучение. А старик продолжал говорить, не останавливаясь ни на мгновение, продолжал обволакивать своей спокойной неторопливой речью:
   - Вы прожили удивительно неинтересную жизнь, Сергей Павлович. Но это была не ваша жизнь. Ваша настоящая жизнь бурлила рядом, она ждала вас, а вы даже и не догадывались о ее существовании. Кем-то придуманный серый тесный мирок, в котором вы жили, принес вам несколько миллионов и нескончаемую череду проблем, перемежавшихся время от времени с приступами меланхолии.   Конечно, уже поздно что-то менять или пытаться как-то исправить это печальное положение. Но для того  я и здесь, чтобы помочь вам, как вы помогли мне. Во мне достаточно силы, чтобы хотя бы на несколько мгновений приоткрыть вам те удивительные прекрасные миры, которые довелось созерцать мне. Эти удивительные миры есть в каждом из нас, просто мы их не видим, не хотим видеть, или просто не догадываемся об их существовании. 
   К сожалению, вы не подготовились должным образом к нашей встрече и не только не накопили необходимой силы, чтобы лицезреть божественное, но и растратили остатки тех немногих сил, что у вас пятнадцать лет назад еще были. Поэтому после того, как вы увидите иные миры, вы уже не вернетесь в эту комнату, вы просто не сможете вернуться. Вы оставите привычный мир навсегда. Но, уверяю вас, вы не пожалеете об этом…
   Свечение предметов, находившихся в комнате, стало усиливаться – они как будто накалялись. Невероятно тонкий и завораживающий аромат стал расползаться по комнате. Златосумов машинально попытался встать (шевелиться или как-то сопротивляться ему совершенно не хотелось), но ни рук, ни ног у него как будто уже не было. Тогда банкир попытался что-то сказать, но и это ему не удалось. Мыслей в голове становилось все меньше и меньше, и их круговорот постепенно замедлялся. Одной из последних отчетливых мыслей была мысль о том, что Лукавин не жулик и что он смог, смог честно выиграть этот спор. И вдруг… страшная догадка или предположение мелькнуло в мозгу банкира. Эта мысль была столь сильной, что на некоторое время вернула ему способность говорить:
   - Ты не бог. Ты – дьявол, - прохрипел Златосумов из последних сил.
   - Дьявол – выдумка средневековых церковников, а точнее их заимствование из Зороастризма. Зороастризм в свое время также унаследовал этот довольно комичный образ из предшествующих верований. Бог и дьявол – два лица одной сущности, два берега одной великой реки. Бог и дьявол – светотень мироздания…
   Златосумов почувствовал кисловатый привкус во рту. Что-то ему подсказало, что это вкус смерти. Она была совсем-совсем рядом. Банкир вдруг обнаружил перед собой чистый лист бумаги и ручку. Он быстро составил завещание, после чего привычный мир начал сужаться. Мир сжался до размера теннисного мяча, потом до размера пылинки, после чего исчез. Лукавин не слукавил: мир, открывшийся Златосумову через некоторое время после того, как исчез старый, был действительно удивительно прекрасен.
   Почуяв неладное, Анжела и Степан вбежали в библиотеку, но было уже поздно: банкир был мертв, он сидел, уткнувшись лицом в письменный стол, с шариковой ручкой в руке, на лице его застыла счастливая улыбка. Старика же и след простыл, словно его и не было.

                3

        Виктор Андреевич Лукавин зашел в гардеробную на третьем этаже своего небольшого особняка на Новорижском шоссе. Он отклеил бороду, снял мантию (или хитон), аккуратно сложил их и убрал. После этого он проследовал в свой кабинет. Здесь он, стоя перед зеркалом, осторожно снял контактные линзы с серебристым покрытием, сделанные на заказ, и убрал их в специальные маленькие контейнеры. Потом Лукавин выложил перед собой и остальные аксессуары: крохотные светодиодные лампы, сделанные опять же на заказ, благовонные палочки и, наконец, остаток галлюциногенного порошка, добытого у знакомого аптекаря.
   - Эти улики надо непременно уничтожить, - сказал он сам себе вслух. – Хотя, какие это улики? Театр!