Чапа

Чапа

Чапа – мохнатая, с кудряшками по бокам дворняга, радостно вилась около своего хозяина. Его большие, ласковые руки держали двух щенков. Собака от переизбытка чувств то лизала свое потомство, то подпрыгивала, пытаясь лизнуть хозяина, то вдруг начинала лаять и во весь дух носиться по двору. Выраженье большого собачьего счастья было в каждом её движении.

На утро, накормив щенят, Чапа выбежала на улицу. Ну, теперь-то все окрестные собаки узнают, что у неё есть то, чего нет у Альфы – большой и зазнавшейся овчарки из дома напротив. И пусть она даже не пытается не то, чтобы лизнуть или понюхать, но и приблизиться к её щенкам. Они её и только её. Разве может знать эта холеная и вредная сука, как это приятно, когда к твоему брюху прижимаются два маленьких и теплых, родных комочка.

Побегав по улице и побрехав с соседними моськами, Чапа с гордым видом превосходства прошествовала мимо ворот, из-под которых торчал нос и бегающие, злые глаза овчарки. Но забежав к себе во двор, она вдруг ясно ощутила тревогу. Обегав и обнюхав весь двор и огород, Чапа даже взвизгнула и заскулила от отчаянья: щенков нигде не было. Был только запах, запах тех, за кого она готова отдать всё-всё и даже ту куриную косточку, которую на прошлой неделе закопала под лопухами. Не веря своим глазам, бедная дворняга всё бегала и бегала, нюхая землю, пока вдруг не почуяла такой привычный запах хозяина. «У него! Они у него! – если б смогла, закричала она, но только тявкнув от радости, подбежала к хозяйской двери и стала отчаянно скрестись, – я здесь! Я пришла!» Но хозяин всё не выходил и не выходил. И когда он появился, вся нижняя часть двери, а вернее дерматин, покрывавший её, был излохмачен собачьими когтями. Забегав вокруг хозяина, Чапа визжа и лая, стала обнюхивать его ноги, приседать и прыгать и, радостно виляя хвостом, доверчиво заглядывать в его умные глаза. Но он, сердито глянув на преданную собаку и на испорченную дверь, вдруг схватил стоявшую рядом лопату и ударил ею по спине дворняги. Заскулив от жгучей боли и накатившего страха, Чапа резко отскочила в сторону и, растерянная от такой чудовищной неожиданности, увидела как с большой силой в неё полетел, подпирающий дверь, кирпич и больно ударил по передним лапам. Заскулив ещё громче и сильно припадая на перебитые лапы, Чапа заковыляла к дальнему сараю и спряталась за строительным хламом.

Тихо поскуливая, убитая горем дворняга смотрела на свои распухшие лапы, и из её больших и печальных глаз медленно катились слёзы. Собака плакала… Собака плакала и никак не могла понять, чем же она так сильно провинилась. Ну ладно он мог бы накричать на неё или даже слегка ударить веником, но только ни лопатой и кирпичом…

В её собачей памяти ещё свежи были события двухдневной давности, когда её хозяин тем самым кирпичом размозжил головы Мурке и трем её котятам. Нет, Мурку он трогать не собирался, он даже не ожидал, что всегда покорная кошка осмелится броситься на его руку, сжимающую кирпич. Глубоких, полных ненависти к человеку царапин хозяин ей не простил. А потом была лопата… Чапа видела, как эта уродливая палка вырыла глубокую яму в огороде и столкнула туда котят и саму Мурку. С этого времени собака стала очень настороженно ходить мимо этих страшных предметов.

В сарай, где неподвижно лежала Чапа, сначала прокрались летние сумерки, а затем сквозь широкие щели пробилось плоское сияние луны. Время шло, а она всё ждала и надеялась, что вот-вот придет хозяин и, потрепав её немного за уши, отнесёт к щенкам. Так, лежа наедине со своими мыслями и немного притупившейся болью в лапах, Чапа вдруг четко услышала тонкое мяуканье и возню в другом углу сарая. Громко тявкнув, скорее по привычке, чем из надобности, она увидела выбравшегося из старого вороха тряпок черного котенка, который, заметив Чапу, радостно побежал к ней. Острый собачий глаз сразу узнал в нём котенка Мурки. «Так их было четверо», – сообразила дворняга, и что-то очень большое и чистое, так похожее на человеческое сострадание, дрогнуло в её сердце.

Почти трое суток голодный котёнок ждал свою мать и теперь, почуяв запах молока, он подбежал к Чапе и жадно ткнулся в сосок. Всем своим нутром собака почувствовала, как она нужна этому маленькому и никому ненужному в таком большом мире котенку. Чапа догадывалась, что своих щенков ей уже не увидеть, и это чувство потери и одиночества помогло ей проникнуться нежностью и заботой к совсем чужому существу. Ещё час назад она была готова умереть с голода, но сейчас, когда жизнь котенка стала напрямую зависеть от её жизни, всё изменилось. Дождавшись, когда он насосется молока, Чапа медленно, лежа на левом боку, поползла через весь огород к своей миске. Сырая земля (после полива) лезла ей в нос и уши, задние ноги вязли в черной почве, и каждый раз при неверном движении её пронзала острая боль в передних лапах. Но она, упорно толкая свое тело здоровыми конечностями и загребая мордой землю, продолжала ползти. И каково же было её отчаянье, когда после нескольких часов неимоверных, несобачих усилий Чапа оказалась у совершенно пустой и теперь такой ненавистной миски. Взвыть, о, как же ей захотелось взвыть, да так, чтобы разом всё кончилось, чтобы треснула пополам эта проклятая луна, и весь мир рухнул во мрак, но… Скоро, совсем скоро ей надо накормить котёнка такого же одинокого, как она. Чапа помнила о своей закопанной косточке, но ползти в другую сторону огорода, к зарослям лопухов, а затем ещё и в сарай уже не было сил. И всё равно, превозмогая боль и усталость, она поползла. Ей очень хотелось остановиться и передохнуть, и даже капельку поспать, но нельзя: не было времени. И лишь когда собака доползла до заветного места, она позволила себе перевести дух и потом медленно стала разрывать носом землю. Роя яму и кляня себя за то, что так глубоко закопала косточку, Чапа даже не заметила, как наступил рассвет, и неожиданно сзади с кирпичом и лопатой в руках подошёл хозяин…

Четыре дня спустя, насвистывая себе под нос весёлую мелодию, из дома вышел человек и, пробежав взглядом по огороду, неожиданно заприметил что-то черное на земляном холмике. Подойдя к месту, где совсем недавно была захоронена нерадивая и посмевшая испортить его дверь собака, он увидел котенка. «Наверное, с голода сдох»,– пробурчал хозяин и, пнув мёртвое тельце, покинул двор. А там, на улице, просыпалась жизнь. И Чапа не могла знать того, что соседская овчарка Альфа, которую она так ненавидела, спустя минуту сорвётся с цепи и бросится на её хозяина.

О, если бы она только могла, то даже с перебитыми лапами, пусть ценою собственной жизни, ни за что и никогда не позволила кому бы то ни было вонзить клыки в самое святое на свете – в своего хозяина.