Белые пятна

БЕЛЫЕ ПЯТНА
Ей всё было знакомо тут: и эти острые камни, и песок, такой ярко-белый летом и серо-коричнево-грязный сейчас, и море, у берегов покрытое тонкой коркой льда, и железнодорожная старая и обваливающаяся насыпь, и гранитная набережная, леденящая своими прикосновениями даже в зной.
Она безумно хотела подняться над всем этим, расправить крылья, окинуть счастливым взором море и закружиться над теплоходами. Но у неё уже не было возможности поднять два белоснежных крыла: буря поломала их, и чайка уже не могла летать. Она медленно перебиралась от старого утёса к воде, и в глазах застывали слёзы. Неужели птицы плачут… Плачут. Точно так же, как и наши разбитые мечты. Да и вообще они схожи: разрушенные мечты и бескрылые чайки: увидав раз высоту, испытав счастье и радость, они, порой замечтавшись, падают с высочайших просторов, ломая крылья, теряя надежду, стеная от боли. А потом долго смотрят туда, где было их счастье, такое близкое и такое окрыляющее…
Её подруги-чайки носились над побережьем, кричали что-то. А эта чайка стояла и смотрела. Нет, никогда ей не подняться туда уже, не поймать бриз, и никогда (какое страшное слово!), никогда, никогда ветер не взъерошит ей перья и не позовёт за собой.
Море потихоньку замерзало. Чайка первый раз видела зимнее море – ей ведь не было и года. До этого она не знала, что песок, летний красивый песок ярко-жёлтый с белыми переливами, может быть таким невзрачным и пугающим. Он, словно подгоревшее тесто, темнел вдоль моря, и лишь кое-где были видны белые пятна – соляные наросты. И этим пятнам сверху кричали уже другие пятна, тоже белые – чайки, гордые и неугомонные. А ещё выше – другие белые пятна. Облака. Сколько их, чаек, мечтало подняться туда, окунуться в мякоть поднебесного пуха и, сладостно зажмурясь, ринуться навстречу волнам. Бескрылая чайка проводила взглядом косматую тучу, наклонилась вбок, перевалив остатки крыльев за спиной, и осторожно ступила на гальку. Набежавшая волна обдала птицу миллиардами искрящихся капель и тут же отступила с шуршанием. Чайка тоже отступила, и в ту же секунду мелкие камешки засыпали след от лап. Чайка постоянно видела, как время вершит свои дела, крутит неумолимое колесо забвения: на летнем песке за секунду исчезали следы отдыхающих, а вырытые ямки наполнялись водой, рушились песчаные замки, и уносило в просторы океана прибрежный мусор.

Ледяным дыханием обжёг чайку порыв ветра, злобно толкнул и повалил на мокрый, и от того ещё более холодный январский песок. Злобно зашипели волны, а чайки всё летали и кричали. Может быть, они звали свою подругу, а может, играли друг с другом, упоённые высотой. Что-то тяжёлое ткнуло чайку в бок – это яблочный огрызок, прикатившийся неизвестно откуда, прокладывал дорогу к морю.
«Глупый огрызок», - подумала чайка и прикрыла глаза. – «Ты так же, как и твои летние братья, пропадёшь в пучине, сгинешь в глубине моря, и никто никогда не вспомнит о тебе»… Ветер усиливался. Вдалеке раздался тревожный гул пароходной сирены, и ярко вспыхнул маяк кроваво-апельсиновым цветом, прорезав огненным лучом столб в наступавшей темноте…
***
… - Мама, а мы поедем на море? Это моя самая заветная мечта!
- Конечно, родная. Поедем.
- И я увижу чаек?
- Непременно! Обязательно увидишь! И покормишь их!
Улыбка на лице. Девочка стоит у окна и водит по стеклу пальцем. На улице вьюга заметает дома, укрывает мир мокрым снегом. А на стекле – чайки, море и пальмы.
- А далеко до моря, мама?
- Далеко, доченька. Мы будем ехать поездом 5 дней.
- Ого! Но зато я увижу чаек и море! И теплоход!
И снова тишина, и лишь лёгкий стук – пальцы по запотевшему окну.
- Мама, смотри! Снег ещё не постелился, он лежит на земле кусочками, то там, то тут. Как пятна на рисунке! Белые пятна!
Улыбка. Вздох. Маленькая девочка упоённо дышит на стекло, а мама, отвернувшись, смахивает слёзы, зная, что поездки на море не будет. Выбраться бы летом за город…
***
Темнеющий залив зловеще омывал скалы. Чайки уже улетели, спрятались и теперь собирались ко сну.
Резкой волной обдало бескрылую чайку, и каждое пёрышко, намокнув, стало тут же замерзать. Ветер валил птицу с лап, и чайка сделала то, чего боялась всю жизнь: она, собрав все силы, подобралась к огромному камню и распласталась на нём. Самое страшное для чайки – это остаться без движения. Недвижимая, лежала она на холодной, бездушной и молчащей глыбе, вдыхала солёные брызги и покрывалась ледяной корочкой. Остатки крыльев уже не шевелились, голова не поворачивалась, но чайка ещё могла видеть! И она видела. Видела небо цвета чёрной туши, видела вспышки маленьких звёзд, видела и созвездия. Каким же другим теперь воспринимался для этой маленькой и несчастной птицы мир! Небо. А оно, оказывается, может быть таким чёрным-чёрным, и казаться мягким на ощупь. А звёзды! Они ведь все разные! И так далеко от нас. И море. Оно разговаривает! Днём оно ворчит, а к ночи ругается и бьётся о берег. И даже эти вечно серые камни могут быть другими! Ведь на каждый из них когда-то наступал человек, какие-то ломались, а какие-то уезжали в рюкзаках отдыхающих в далёкие края. В Сибирь. В Воронеж. В Мурманск. Сколько всего тут было, есть и будет. Чайка закрыла глаза. Темнота. И лишь острое покалывание по всему туловищу – усиливался мороз. Птица снова открыла глаза и посмотрела на морскую гладь. Огонёк. Рыбаки рискнули отправиться днём за уловом и теперь возвращались. Раньше они всегда кормили её. А теперь никогда (опять это страшное слово), никогда, никогда не покормят. И никогда уже не закружиться над теплоходами, не закричать детям приветствие, не проводить в плавание матросов.
Чайка напрягла тело. Белые пятна звёзд мерцали и звали к себе. Исчезли такие милые и родные созвездия: Кассиопея, Лебедь. Теперь вместо них другие звёзды сияли и манили. Или Кассиопея всё-таки осталась? Чайка напряглась. Она очень любила Кассиопею, ей казалось, что это два крыла на небе. Звёзды стали двоиться и плыть. Чайка собралась с силами, приподнялась на лапы, потянула голову к небу, рванулась, попытавшись подняться и стать ближе к созвездиям… Вмиг догорел тлеющий месяц на небе, погасли одно за другим белые небесные пятна, и море стало говорить тише и тише, будто убаюкивая, шептать, шептать и почти тут же умолкло.
***
Ливень неистово хлестал в окно. Коротким ударом ветра распахнуло раму, и в стоящий на подоконнике горшочек с пальмой налилась вода.
Он спешно захлопнул окно, глянул на подоконник и пальму, рассмеялся:
- Самое настоящее море. Пальма, вода. Не хватает лишь чаек!
Он согнул пополам сигарету и воткнул её в пальмовые листья.
- Вот! Другое дело. А что, похоже! – отошёл, сложил руки на груди и снова засмеялся.
- Поеду летом на море, поеду. Чайки, волны, песок. Приключения.
Снова сигаретная затяжка, и дым, окутавший поволокой белое пятно в пальмовых листьях.
24.02.2010.