Перьепад

Не мягко планируя, не цепляясь за густые, нависшие над поселением кроны деревьев, черное перо камнем падает вниз, как будто знает, что там, внизу, за сучьями и листьями, стоит белоснежная люлька. Что в ней, цепляясь крошечными пальчиками за фигурку ангела, подвешенного на цепочке, лежит румяный младенец, беззубо улыбающийся затянутому горем небу.

 - Смотри, опять летят, - две дамы пожилого возраста, чинно рассевшиеся за резным столиком в плетеных креслах, даже не поднимают взгляда, только фыркают в унисон, когда тяжелое перо провисает на защитном поле, создавая звуковую вибрацию, и отскакивает куда-то в сторону ухоженного сада.

 - Всё летают, летают, бьются, а что толку то, а? – добавляет дама с серыми, серебряными от времени волосами, уложенными в высокую гульку, и отпивает холодного лимонада из стакана. – Вот ты, Эльза, как думаешь? 

Эльза только пожимает плечами и берется за свой стакан. Признаться, ей было всё равно ещё и год, и два, и все шесть назад, когда свод над головой неожиданно оброс перьями и заслонил солнце. Яблоки в её саду по-прежнему краснели, черное свечение давало достаточно света в дневное время, а уж то, что внук так никогда и не видел облаков да голубого неба, так толку от них? Жизнь-то продолжается, да без особых перемен, разве что из столицы наведались и защиту от перьепада установили, пока под весом черного покрывала вконец не просели крыши.

 - Зря летают, - говорит, наконец, Эльза, подавляя желание посмотреть вверх. – Только перья сбивают.

А над ними, над верхним барьером, в разбитом формировании летят домой перемазанные кровью неба усталые бойцы. Двое из них, чуть отставая от остальных, несутся почти у самого поля, задевая крыльями невидимую линию, отделяющую боль от безразличия. Левое крыло опускающегося всё ниже бойца с телом подростка и взглядом мужчины тянет его вниз – кажется, один из обрушившихся на них клювов всё-таки успел не только выщипать несколько белоснежных перьев, но и прогрызть до раны.

 - Приземляйся на второй барьер, не долетишь ведь до базы, - перекрикивая шум ветра, его напарник первым опускается на главную из защит страны, растянутую на шестьсот километров в диаметре. Барьер чуть дергается под его весом, но благосклонно выдерживает.

 - Кай! – снова кричит он, обращая на себя внимание зависшего в воздухе ангела, и машет рукой, как будто хочет приманить его к себе. – Кай!

И Кай, в последний раз взглянув на ни капли не изменившееся небо, по-прежнему черное и непробиваемое, послушно летит к Руфу, уже держащему в руках аптечку.

 - Мы никогда не пробьемся, - тихо говорит он, пока друг сыпет заживляющим порошком на его рану. – Пока всем всё равно, оно будет держаться и гадить им на головы.

Конец.