Суета

1.

Это было беспокойное утро. И хоть нельзя точно определить, с какого момента начало рушиться спокойное течение обстоятельств, только ясно одно: порой для беспорядка достаточно единственной, но важной детали. А для человека важнейшей деталью всегда является человек. В первую очередь, человек близкий, по которому истосковалось сердце. И вот при мысли о нём попросится под рубаху тоска, и станет иноязычным и непонятным слово «спокойствие»…

-Harmony about our unity…, - пропоёт ухажёр, преклонив одно из колен и страстно смотря в глаза юной барышне, чья белоснежная ручка так и млеет от трепета его сильной ладони.
- Ах, сударь, - сомкнув очи и сдвинув обреченно брови, отвернёт лицо красавица, - не знакомо мне всё, о чём вы так странно поёте.

Помимо же душеугодного трепета, существуют и пренеприятные боли. И не редко тому виной внеочередной гражданин страны чудаков, так яростно обременяющий своим поведением и бездумно заставляющий выслушивать его устав. Вот только эти ощущения отличаются от сердечных переживаний тем, что встают поперёк горла и меняют ход событий в небывалое доселе русло.

Итак, отчёт этих событий можно начать с того часа, когда спокойствие осенних луж нарушили шаги пьяного мужчины лет тридцати, прятавшего начало своего старения под клетчатой кепкой, и одетого в скромное пальтишко, из-под которого выглядывали серые брюки, совсем не скрывающие белые носки и черные недешевые туфли, без стеснения оравшего песню:

«Одинокая ветка сирени
У тебя на столе стояла,
Я твои целовал колени
И судьбе говорил: Спасибо…»

Он пел это четверостишье и останавливался – забывал, что дальше – и начинал снова-заново. Раз на пятый, исполняя обязанность предотвращать раздражение спящих жителей, к нему подъехал милицейский «уазик»:

- Ну что, граммофон, поехали, в отделении попоёшь! – приоткрыв дверь, сказал хриплым басом огромный до потолка лейтенант, широкоплечий и с заметно излишней массой тела.
- Мужики, я же не матерно!
- Никак нельзя! – заключил лейтенант, деловито вылезая из машины и по привычке, но в данном случае бессмысленно отдавая честь пьяному.

С другой стороны - из-за руля - вышёл его коллега, по всем параметрам уступая первому: ниже ростом, моложе, на звезду меньше званием, и, открыв дверь казённого автомобиля, слегка подтолкнул мужика забираться внутрь.

После того, как затейника погрузили в машину и увезли, на улице стало тихо. А  вскоре каждая не спящая в эти минуты личность, повернув голову от листа бумаги к окну, остановила себя на мысли: «Светает».

2.

Утру приятны бодрствование чувств и созерцание прекрас и чудес, приятно наполняться не похмельными последствиями, а вдохновлёнными ночными трудами человечества… Наполняться теми, кто полезен! Потому-то оно, утро, не против баловаться и бесконечно шалить, сыпать на головы засыпающих в эти часы оригинальные снежинки-раздражители и подстраивать сладко спящим незапланированные нарушения сна.

Чуткое восприятие окружающего мира, обратив внимание на возню за окном, испортило сон Тихона. Оно, восприятие, зачастую было ну уж слишком чувствительным, и потому проснувшийся открыл глаза и, приходя в реальность, собидничал:

- И почему у меня даже с утра нет иллюзии, что всё не так уж плохо?

Квартира встретила темнотой и тишиной своего героя. Ведь не герой ли тот, кто без будильника резко встанет с кровати, дёрнет шторы в разные стороны, напялит штаны и задумает стремительно просыпаться, чтоб случайно даденные часы не прошли зря?

Тихон, довольствуясь лишь уличным светом, дошагал до компьютера и нечетким движением пальца нажал на «пуск»; затем подошёл к зеркалу, где его ждал лишь собственный силуэт. Не включая освещение, он медленно взъерошил волосы, даже не пытаясь вглядеться в собственное лицо, не принуждая ленивые глаза продраться. Да и стоит ли спросонок занимать мысли вопросом внешности? По утрам этот вопрос снимается с обсуждения в силу отговорки «потому что у всех так». Не стоит внимания. Вот и про Тихона можно сказать, что он, скорее, неприметный, нежели ему можно было бы дать конкретные характеристики. Ну, разве что светлоглазый и с вьющейся чёлкой, а остальное – средние параметры тела и неявные черты лица.

Лишь через минуту, как загудел компьютер, зажёгся монитор, где в качестве заставки служила фотография Тихона: он у микрофона с гитарой на слабо освещённой задымлённой сцене… в зеркале отразился свет от экрана монитора. Отразившись, лучи осветили лицо. Но, как уже говорилось, не было смысла искать с утра изъяны на лице – в выходные ты не лицо фирмы! И не к чему прихорашиваться. И не к чему гримасничать, как перед выходом на сцену… Вместо этого глаза нашли слева отрывной календарь, который уже долгое время использовался в качестве ежедневника. Незаменимая вещь, когда отделяешь зерно-дело от россыпи свалившихся на голову многочисленных плевел и фиксируешь на листе бумаги как самое значимое на ближайшее будущее. Пришлось включить в комнате свет. Жмурясь от остроты освещения, Тихон схватил со стола ручку, и, вернувшись к календарю, где томилась жирно напечатанная заметка на вчерашней дате, перелистал на «сегодняшний» день и написал на краю: «Успеть к 2-м часам зайти…». Вдруг остановился, обвёл пару раз слово «Успеть», перелистнул обратно и прерывистыми движениями, как ребёнок карандашом, вывел «не успел».

Потом он подошёл к аудиосистеме и включил её. Заиграла «песочная» музыка, но захотелось сменить плейлист в сторону спокойных песен.

Автоматически включилась «аська», заморгав внизу экрана сообщением. Тихон посмотрел, что там. Пришло сообщение от пользователя «Хомониитр»:

«Скачай newz и вали ко мне вот ссылка заценим», - без знаков препинания написал Хомониитр.

- Ого, альбом этого года. Ну, старички дают! – произнёс Тихон.

Когда файлы были поставлен на закачку, он добавил: - Да, интернет – великая сила! – и пошёл ванную.

Процесс копирования на экране закончился быстро. Потому через несколько минут влажные руки вставляли в разъём флэшку, а через минуту уже с информацией сухие выдёргивали её и клали в карман куртки. Одно дело на день было запланировано.

Что и говорить, частенько приятели встречались у кого-нибудь дома и с общим интересом слушали музыкальные новинки и смотрели концерты любимых групп.

Бывает же так. Вроде бы и разные люди, но есть общая тема, что держит в так называемых «друзьях». Чаще Тихон осторожно предлагал тему разговора, а Хомониитр высказывал всё, что думает: и только свою позицию, и только категорично, тобишь небезосновательно; в свою очередь, Тихон терпеливо выслушивал комментарии и мнения. Заостряли внимание лишь на тех эпизодах, в которых трудно было найти той часто встречающейся посредственности, например, когда читаешь заезженные шаблонные интервью. Да, узкая, но интересная дорожка связывала юношей, можно сказать, меломанизмом. И совсем не обязательно такой союз клеймить именем «дружбы». Просто сотоварищи по такой-то теме. А именно, в области интересов самого объекта обсуждения. Ну, то есть, получалось углубляться в то, что ещё заведомо не обсуждалось. Например, пришли к такому выводу, что если бы у гитаристов на левой руке, то есть там, где ставятся аккорды, было шесть пальцев, они бы не могли бы не думать о седьмом… Чтобы занять каждый…

Было одиннадцать часов утра, когда Тихон позвонил в дверь Хомониитра, человека с немытыми длинными волосами, испорченными хной и дешёвой краской, с одним начавшимся рваться носком, с двумя дырками в ухе. Роста он был немалого, но частенько втягивал голову, по причине глядеть прямо в глаза, когда вел разговор. Тогда он ещё и наклонял голову, когда казалось, что собеседник избегает взгляда или тяготится задирать голову, и полгал, что нужно неприметно стать одного роста, чтобы его слова были восприняты, так как считал их важными и правильными. А когда курил, всегда выдыхал тонкой струей в сторону, беспокоясь тем самым, чтобы дым не попал в лицо тому, кто должен был его выслушать.

Сейчас он не спал, ввиду того, что просто не ложился спать, хотя надетая на выпуск белая майка чем-то напоминала сорочку. Он просиживал за монитором, и потому после звонка быстро подскочил со стула, заправил майку в штаны, накинул цветастую рубаху и, застёгивая на ходу, пошёл открывать гостю.

Стоявший за дверью Тихон успел снять шапку, расстегнуть свою любимую черную куртку, демонстрируя, что на его потёртых джинсах нет ремня.

- Здоров, чё так рано? – как бы ругая, спросил Хомониитр, отворив дверь.

Тихон зная, что его ждут, без заминки шагнул через порог и, оказавшись на грязном коврике в тамбуре, протянул руку.

- Дома нет дел… С утра неведомая сила разбудила, я все дела и сделал… - улыбался он, уставившись в светлое пятно – часть белой майки - результат не до конца застёгнутой рубахи.

Хомониитр пожал руку, ухмыльнулся и позвал следовать за ним. Тихон разделся и вошёл в комнату, где ему был предложен стул. Усевшись на него, он был удивлён, что его приятель снова уселся за часто протираемую спиртом белоснежную клавиатуру - продолжать с вечера начатое дело.

Предположив, что пришёл не к часу, Тихон стал ожидать своей очереди. Так он осмотрел комнату и уставился на какую-то сувенирную вещичку. Ей оказалось огромное блюдо из белого фарфора или чего еще, о чём ни Тихон, ни обладатель блюда и знать не знали, на котором в синих тонах было изображено красивое старинное здание, очевидно олицетворявшее символ или гордость того самого города, откуда был привезён сувенир. «У нас таких полно, - оценивая великолепия фасада, подумалось Тихону. – Но побывать бы я там не отказался. Люблю путешествовать».


Пока разглядывался интерьер, Хомониитр оставался быть погружённым в процесс использования интернет-ресурса. Он как отважный шахтёр боролся с неисчерпаемостью запаса. Однако нет же! В данном случае неисчерпаемость стоит заменить  наполняемостью, если не свалкой, а слово «запас» - «раздачей». Тогда-то и героическая профессия шахтер в русле современных обстоятельств становится неуместной, превращаясь в раджу из «Золотой антилопы»: «Ещё, ещё…» Не прошло и десяти минут, как Тихона посетила мысль на эту тему:

«Но, как и любая данная сила, она может оказаться губительной для тебя».

Вдруг осознав, что происходит нелепая ситуация, хозяин взглянул на гостя. Стоило глазами намекнуть на факт безрадушия встречи, как ответственный за гостеприимство, пожав плечами, дал объяснение:

- Подожди малёхо – переписка важная. Со вчерашнего дня залипаю, - пожал он плечами.
- Подожду, - согласился Тихон, продолжая наблюдать за тем, как бегают глаза, и нервничает под кистью мышка. - Вижу, пока не до newz? – не выдержал он задать вопрос.
- Ну да… Вон смотри какой сайт крутой… Вчера зарегился… Закачаешься!
- Думал, вместе послушаем альбом… Без тебя не стал…
- Извини, мне ещё нужно срочно свою страничку оформить… Я день уже распланировал… думал, ты выспишься и к обеду придёшь. Давай лучше вечером встретимся? Только приходи в мажоре.

Это означало с настроением.

К подъезду подъехал мрачный мусоровоз – в грязи и с неопрятным водителем - и, громко тарахтя, стал бороться с переполненным баком – он таки не хотел цепляться за крючки. Хомониитр, раздражаясь на шум, подошёл к окну, захлопнул форточку, а пока он возился со шпингалетом, Тихон направился надевать свои черные одежды. Хомониитр поправил занавеску и шторы, обернулся и, обнаружив пустой стул, пребывал некоторое время в недоумении. Опомнился он, что обидел гостя лишь, когда куртка уже была застёгнута, и руки сосредотачивались на завязывании шнурков. Его голос поторопился помешать этому:

- К тому же, ты вчера писал, что тебе нужно куда-то до обеда попасть. Видишь, и время появилось, – оправдывался Хомониитр. Он застегнул самую верхнюю пуговицу рубахи, тем самым окончательно спрятав на себе белый цвет.

Да разве ж так важно было, собирался ли Тихон идти куда-нибудь или нет, до обеда или после? Сейчас проблема лишь в том, что не уделили гостю должного внимания, не оставили до времени свои дела, не понимая, каково это, когда тебя пригласили, но не считаются со статусом приглашенного? Гостеприимство слилось в разбитую чашечку! А это ещё одно упоминание, что в мире много чего не так, не ровно, не направлено!

В дверях Хомониитр попытался сделать вид, что всё в порядке вещей, основываясь на убеждении: мелкие обиды быстро забываются, и продолжение неизбежно.

- Я позвоню, - протянул он руку.

Тихон пожал её, кивнул головой – звони! - и, спускаясь вниз по неосвещенной лестнице, завершил возникшую некоторое время назад мысль:
 
- А она окажется!

Он достал из кармана телефон и, не раздумывая, выключил его. Как и в подъезде, на экране стало темно.

3.

Выйдя из подъезда, первое, на что он обратил внимание, было собственное дыхание. Первому встречному могло показаться, что его обладатель человек раздраженный, а может, и взбешенный, но Тихон старался скрыть некоторую сердитость, уже, впрочем, сходившую на нет, и оправдывал такое дыхание как результат пробежки по лестнице. Вторым был продукт выдыхания – воздух. Пар. «Прохладно» - подумал он, безостановочно уходя прочь.

Можно было долго идти по многолюдной, общепринятой асфальтовой улице, но Тихон быстро перешёл дорогу и свернул в сторону от этого нескончаемого движения, зная, что попадёт в так названный им спокойный коридор.

Располагался коридор между стеной небольшого здания и деревьями вдоль него. Узкий, в полтора метра шириной, но прямой и продолжительный бездушный путь.

Если то, с чего он свернул, можно было сравнить со смешанным лесом, кишащим зверьём, то эту дорожку можно было определить, как топь да сухие сучковатые кустарники. Лишь фрагмент на стене – рисунок с изображением мальчика и девочки, держащихся за руки, – рушили статус окончательной бездушности.

Есть ли объяснение такому выбору? Сам Тихон в момент мысли о предстоящем прохождении по этой тропинке, определил бы свои действия как отличную возможность сократить расстояние, но главная, скрытая, мотивация его поступка не в этом. Разве не существует неосознанных причин для наших действий? Чтобы понять смысл такого решения, нужно постараться не обращать внимания, что здесь в тёмное время суток встречаются нелицеприятные люди, из которых кто-то скрывается неопытно покурить, кто-то спокойно выпить,  а кто-то  непристойно вылить. Здесь же не исключен факт встречи с недомашними собаками – пусть не укусят, но напугают своим неожиданным появлением; днём же здесь сверкают разбитые бутылки, смятые металлические банки, окурки, пачки сигарет и прочие следы появления нелицеприятных людей и собак без ошейников. Так вот, важная, хоть и неосознанная мотивация выбора в том, что, не соглашаясь с этим, просто-напросто, не успеваешь стать безразличным к собственной персоне. Потому что, отталкиваясь со всех сторон от мусора под ногами, липких стен, малолетних куряк, непроизвольно концентрируешься на себе…

И ещё, думается, этот коридор был замечательным средством избегания случайно подслушиваемых разговоров там, на шумной дороге. Одни идут по парам, строя планы на вечер или же на совместную жизнь, другие шагают целым ансамблем весельчаков, как и положено, с шумом-гамом, не замечая и не стесняясь прохожих, вынужденных обходить их нерушимую цепь по краю тротуара. Никуда не деть тех, кто выходит из магазина со смелыми комментариями о качестве продуктов и высоте цен, но и тех, кто доволен обменом денег на товар: «Да ты только представь, как я зажгу на вечеринке! Смотри, какая лялька!» Или выходят с невзрачными, без страсти и огня словами, никому не интересными: «Нужно будет перед включением инструкцию почитать. А то мало ли что!» Никуда не деться и от тех, кто с ветром залетает в магазин, с лозунгом в голове: «Ну, щас прикуплю себя побаловать!» Спокойный коридор изолировал от летящих со всех сторон осколков речей незнакомцев. В его же силах состояла помощь в избегании личных встреч с безразличными вопросами к тебе: «Как дела?», «Кем работаешь?», «Не женился?»

Переступая через мусорообразующие внутренности коридора, Тихон, не замечая их, погрузился в себя, и на него нахлынули секундные воспоминания.

Почему-то вспоминался редкий в памяти зимний день, безмолвный, безлюдный, снежный и застывший удивлением. А удивляет, прежде всего, размах горизонта, и что по нему - неисчерпаемая зимняя седина, и не можешь ни застыть, но проникнуться. В нём далеко до городских ярмарок, далеко от оживления первых насекомых уже скорой весной. Это ловушка для сознания. Ловушка, в которой приятно остаться и продолжать созерцать и созерцать великолепие естества. И чаша весов склоняется к умиротворению…

Но такова жизнь, что в противовес не может не падать снег неожиданных, отрезвляющих ум пробуждений. От них не могут не пошатнуться сидящие на ветках звонкоголосые соловьи… Редкий вид пташек, щебечущих о душевном спокойствии человека… Так, в самой сердцевине коридора он остановился. Его остановил тот самый рисунок. Под изображением мальчика и девочки он обратил внимание на свежую надпись: «Любите друг друга». «Хороший рисунок, и дописали правильные слова, - подумалось ему, - к месту».

Снова оказавшись на улице, ему вспомнился разговор с Хомониитром, когда их дружба только начиналась. «Дружба начиналась с непонимания, чем каждый дышал, - вспомнил он, - потом воздух перемешался…»

- Вот скажи, Тих, я тебя давно знаю, зачем ты слушаешь тяжёлую музыку. Очевидно ведь, что она давит собой, - с каверзным оттенком был задан вопрос.
- В том-то и парадокс: тяжёлая музыка мне приносит облегчение, - с искоркой личного откровения прозвучал ответ.
- Тогда почему играешь в другом, точнее, в более лёгком направлении? – вопрос с легким недоумением.
- Музыкант не должен копировать, он должен рождать, - ответ в поддержку кодекса чести творческих людей.
- Ха, но вы ведь исполняете на концертах одни и те же песни… Повторяете сами себя. Цикличность всё равно присутствует! – слова с поддёвкой.
- В песне есть важная составляющая, - начал рассуждать Тихон, зная, что говорит с понимающим человеком. - Это мысль, которую не всегда удаётся донести с первого раза. Тем более, уловить… Мысли повторять нужно.
- По-твоему, любой исполнитель пытается донести свою мысль до слушателя? У кого-то и мыслей собственных нет, а они для многих считаются «звездами». Ха, смешно!
- Не смешно, - сказал Тихон. – Да, ты прав, что в наше время каждого выскочку так называют, но ведь ясно, что когда много звёзд, значит – ночь! Нам преднамеренно кислород перекрывают черной атласной тряпкой, которую позиционируют как небосвод. А потому такие звезды есть не что иное, как дыры. Пустоты.
- С чего ты так решил? Что, поднимаешь тему «фальшивоисточников»?
- Хорошо сказал… - похвалив за высказывание, принялся доказывать свою позицию Тихон. – Скажем, я поднимаю тему «Красивые фантики и начинка». Кто из названных светил в наши дни поделится светом, теплом? Перед глазами такая картина: треск дров, шум, а огня нет.
- Думаешь, достаточно одной искринки? – задумался Хомониитр.
- Думаю, достаточно одной мысли… Ведь, мысли – своего рода искры!
- А как же фанаты? Ведь и за «шумливыми» звёздами тоже бегают толпы…
- Есть личности, которые ведут не к тёплому свету, а к свету холодному, отражённому. А про фанатов… Слепому маяк не под силу…
- Почему отражённому? – начал путаться Хомониитр.
- В Зазеркалье есть выгода быть неясным, мнимым. На нас смотрят не как на тех, кто мы есть…
- Мы же не в Зазеркалье… - недослушал Хомониитр.
- Кто не смотрит в зеркало, тот не в Зазеркалье. Не путаемся ли мы в том, что видим - вот вопрос. Уверен, что любуясь отражением, люди не только видят мнимое, но со временем начинают также чувствовать.
- Ты хочешь сказать, лишь тот, кто смотрит в себя, не заблуждается? Кажется, там такая темень… - усмехнулся Хомониитр.
- Можно я отвечу аля поэт, в рифму? Чтобы в тебе исчезла темень, разбуди искрою кремень… Надо зажигать в себе свое самому. Понимаешь? Жить, что да будет день!
 
Воспоминания Тихона испарились, когда его вынесло на проезжую часть. Опять бежать, снова торопиться! Да что же это такое?! Сколько можно не обращать внимания на светофор? Не сигналь! Сам знаю, что виноват! Всё, хватит! У меня нет большой обиды. Понять не сложно, почему гости не удались… Я не был ни почтальоном, перед которым нужно танцевать, ни десертом к соответствующему вину, а был чужд – не к столу! Понимаю, что его твердая позиция по отношению ко мне имеет право на существование, но сам бы сделал выбор в русло реверсионной реки! Мы все разносторонние личности! И кто знает, как скоро левый берег окажется по правую руку…

Шаги замедлились, когда Тихон оказался на полосе людей, а не машин. Пар валил неровными порциями, как дым из выхлопной трубы. «Дружба заканчивается пониманием чуждых взглядов», - меньше, чем на одну секунду прилетела такая мысль и, не задержавшись, вылетела восвояси. Первостепенной задачей стало восстановление дыхания. И чтобы поймать собственный ритм ходьбы, он свернул на одну из узеньких улочек, где не было ни души. Улочка была так непродолжительна, что ему не удалось заметить ещё сохранившуюся по краям траву и архистарую тротуарную плитку под ногами.

4.

На повороте он столкнулся с приятелем, по прозвищу «Повар».

- Здоров, куда идёшь? – поприветствовал его Тихон.
- Привет. Я за материалом для ужина, - в хорошем настроении произнёс Повар.
- Если ты к Кольцу, нам по пути! – сказал Тихон с небольшой надеждой, что настроение приятеля передастся ему.
- Да, ближайший супермаркет там. Погоди кропаль, я сигарету стрельну.

Повар, широкоплечий, как положено, и объёмноживотный, как получилось, всем своим видом остановил первого прохожего, вежливо спросил сигарету. Прохожий достал из нагрудного кармана пачку, открыл её и протянул «попрошайке». Рядом прошагали две девицы, лет по шестнадцать, держащиеся за руки – явные подруги – и хохочущие о забавном происшествии, случившемся, может, где-то в школе, может, только что на улице. Одна из них громко крикнула:

- Вот это он подпрыгнул от страха!
- Да, как будто в первый раз видит, - скромнее, и даже с неловкостью, добавила вторая и повернулась в сторону Повара, без стеснения устремляя пальцы к содержимому пачки, и прохожего, неприятно удивлённого. В одном из глаз вместо человеческого сиял фальсифицированный кошачий глаз зеленого цвета. Прохожий вздрогнул, а Повар, воспользовавшись моментом, незаметно вытянул две сигареты и довольным вернулся к Тихону. Девчонки же, бегло шагая вперед, теперь смеялись уже над этим прохожим, который смотрел им вслед и думал: «Ай, да мода!»

- Вместо одной пару стрельнул, тот не заметил, - похвалился Повар.
- Сразу бы спросил две, - с недовольством произнёс Тихон, повернул голову и зашагал вперёд, пряча руки от холода.
- Не пойман – не вор! – оправдывался попутчик, догоняя и пряча одну сигарету в нагрудный карман своей куртки.

«Хм, было бы так, как каждый думает!». Тихон молчал, пока на ум не пришло что-то стоящее, не бессмысленное, не пустое.

- Нет. Не пойман – ненаказанный вор! – придумалось ему.

Повар подкурил сигарету, и было видно, что он раздумывал над ответом. Прошло время, до того, как они успели свернуть на другую улицу, безобразнейшую в плане архитектуры и ничтожную в плане чистоты, но названную в честь одного очень даже замечательного человека.

- Наказывать может лишь тот, кто видел, тот, кто поймал! Кто видел, что я взял больше? – продолжал оправдываться Повар.

Поиск истины был недолгим. По крайней мере, ответ на вопрос такого характера неоднократно возвышался как яркое знамя надежды среди опустивших руки борцов за Царя в голове! Но вот только что делать, если упоминать об этом всуе запрещается? Может быть, вести разговор о подобном, когда на руках есть явные в подтверждение этого причины… Или быть кротким…
 
- Бог всё видит, - спокойно сказал Тихон и, остановившись, добавил: - подождёшь  пять минут?

Повар вначале осмотрел по вертикали снизу вверх то, перед чем они остановились, а потом удивлённо посмотрел Тихону в спину. Ему не терпелось идти дальше – хоть не жди, а иди по своим делам; только на улице было прохладно - хоть самому входи! Он несколько обиженно прошептал:

- Блин, с тобой кашу не сваришь.

До Тихона долетело только шипение и не помешало ему подняться по ступеням, ведущим в совсем не популярное место. Перед высокими дверями он на секунды замер.

С самого начала прогулки прохлада делала видимым выдыхаемый воздух, и на лице отражалась эта прохлада. Лишь пальцы, находясь в карманах, избегали такой участи. Теперь же настало время покинуть уютное место, превратиться из кулака в щепотку, троекратно описать в этой воздушной зябкости крест и, после поклона, ухватиться за ручку двери. Тихон, стараясь быть безмысленным, вошёл внутрь. Перед ним открылось трёхмерное полотно, сочетаемое палитру тусклых икон и золотых иконостасов, старых стен и свечей,  сгорающих за минуты, запах странного цветка и могучий дух неизведанного, и поглотило его, вверяя что-то, что обязательно нужно увидеть и принять. Но даже если сюда войдёт Повар со щепоткой и даже с поклоном, то он вряд ли получит такое доверие, чтобы с умиротворением смотреть, как всё это ярится и всё это греет. Только безмыслие, только награда за доверенную сердечную просьбу! И вот тогда оживает молчание, вот так светлеет на глазах всё, на что падает твой взгляд, так зарождается что-то чудесное в твоих чувствах. Тайная дверь открывается в сердцах тех, кто осмелился расплавить воск печати своей собственной тайны!

День заволокли тучи. На их фоне черными точками мерцали птицы. Они осуществляли свою давнюю мечту - летать. Парить в облаках, раскрывая крылья-объятья, кричать от восторга воздушные гимны. Впрочем, была ли у них мечта? Ведь желать может тот, кто не имеет, а пытаться сделать будет тот, кто не умеет… Птицы могли бы составить Повару компанию в очередном броске ввысь, но он в одиночестве курил вторую и крутил головой по сторонам. В момент тушения сигареты, из церкви вышел Тихон, пряча по карманам свечи и белые нитки, называемые почему-то суровыми.

- Продолжим, - позвал Тихон за собой.

Они пошли дальше. Повар хмуро спросил:

- Почему ты обращаешься к религии? Церковное учение преграждает путь ко многому интересному в жизни.

Последние слова напомнили о многочисленных забавах в детстве, нередких дурачествах в настоящее время, поучаемо-занимательных книгах, интересных предметах из грубой материи и многогранных кухнях всех стран земного шара. И с этим Тихон мысленно согласился, но не мог не указать на ту ограниченность мировоззрения, что возникает лишь при разглядывании наготы тела материи, но без созерцания одежды духа. Эти невидимые одежды, защищая, покрывают внешнее и, укрепляя, наполняют внутреннее…
- Я недавно начал понимать, - с некоторой степенью стеснения, но и с определённой твердостью, что появляется после посещения Храма, сказал Тихон, - такие нематериальные вещи, как вера, молитва, надежда, благодарение и любовь, дают возможность жить в этом… - он сделал акцент, - …материальном мире.

Теперь пришлось согласиться Повару, но с оговоркой:

- Дают. Понимаю. Духовность, нравственность… А, с другой стороны, не те ли книги пророчат, пугают апокалипсисом, готовят к бедственному будущему, мол, испытания грядут и останется каждой твари по паре!

Они подошли к газетному киоску, по причине того, что Тихону этим самым чудным утром пришла идея изобразить несколько своих мыслей, только вот будет ли это картина или же скульптура, он ещё не решил, а потому нужно было купить клей, картон, пластилин и зачем-то скрепки.

- Зато сейчас каждой твари не по паре, сейчас каждой твари – по образцу! - Тихон кивнул головой и указал пальцем на крупный заголовок за стеклом витрины «Экспериментальный образец подтвердил гипотезу об изменении генотипа человека», продолжая выбирать себе товар.

- Иногда нужны жертвы. На войне ведь убивают. Без лягушки супа не приготовить, – со знанием дела сказал Повар.

Тихон объяснил продавщице, что нужно, отдал деньги и стал ждать, когда купленное соберут в кучу и запихают в непрозрачный пакет. Женщина, неопределённых лет, в шерстяном полосатом свитере, по одному предмету бережно уложила продажу и подала Тихону. «Дать человеку понять, что всё не так просто – не то же самое, что взять и ему самому понять всю сложность вопроса» - подумалось ему, когда рука, получила сдачу и сразу же спрятала богатство в карман.

- Нельзя убивать не разобравшись. А вернее, никогда нельзя убивать, ведь всё равно во всём не разберешься, - не без основания сказал Тихон, когда киоск, со всё новыми и новыми объяснениями-запутываниями этого мира, остался за спиной.
- А защищаться-то как? Неужели ты не видишь смысл в армии? – сказал тот, кто сам пошёл учиться, чтобы избежать службы.

Тихону сразу же вспомнился плакат социальной направленности, где парень в одежде защитного цвета с измалёванными щеками, держа в руках автомат, беззаботно, не соответствуя тематике, улыбался.

- А войны не будет! – вера Тихона в абсолютный мир вырвалась наружу. - Вместо этого нужно просто научиться превращать врагов в друзей…

Наступила пауза, в которой Повар задал вопрос самому себе, вернее, своему носу:

- И почему пацифисты избегают оружия? – с каким-то подозрением в непатриотизме и даже с обидой спросил он.

Нос, испугавшись, что его сунут в чужое дело, в котором не исключен факт приставления к нему пистолетного дула, чихнул. Тихон пожелал носу в лице хозяина здоровья и добавил:

- Всё просто: чтоб сработал автомат, нужно давление, для полёта же мысли нужна свобода!
- С поэтической точки зрения – да. Баснописец, блин! А с бытовой – лупить их всех надо. И врагов, и товарищей, и любимых… - засмеялся Повар, - если за дело, конечно. И, понятно, веником.
- Боль близким никак нельзя оправдать! – с мыслью прервать легкомыслие собеседника, сердито заявил Тихон.

Повар перестал смеяться.

- Ты странный человек… Вспомни, даже поговорка такая есть: бьёт – значит, любит! – здесь он всё же улыбнулся тому, что вспомнил шутливое выражение.

Терпеливым был Тихон, слова подбирал. Был бы он другого воспитания – давно бы добавил в диалог пару грубых выражений.

- Человек, странный этому миру – мирный человек… - в защиту странности сказал он, а в осуждение рукоприкладства атаковал короткой фразой: - бьёт – значит, враг!
- Ха, милые бранятся – чешутся! – специально иносказал Повар. – Значит, их что-то не устраивает, что-то беспокоит. Дерутся за то, что каждый считает правильным. Кто виноват, что на вкус и соль, как говорится… - он сказал ещё несколько слов, но внезапный гул поглотил их.

Они вышли на широкий проспект, где потоки разношерстных горожан хлынули в глаза. Ни одного стоящего - все прохожие! Как ни смотрел Тихон по сторонам в поисках чего-то, что ему покажется пусть даже наивным, но созидательным, он не мог видеть из-за пелены урбанизации как где-то вдали, на безлюдном пяточке возле обычной булочной состоялось примирение двух любящих, где они крепко-крепко слились в объятия.

- Если не соглашаешься, не обязательно руками махать. Неужели обсудить нельзя? Голова зачем? Поделись беспокойством, выскажи свою позицию, но не ссорься! Прав тот, кто ищет правды, а не тот, кто говорит от её лица!

Тихону надоел попутчик, что так захотелось произнести «я отрекаюсь, отстань», и он ещё раз окинул взглядом проспект в надежде заострить внимание на том, что можно было бы сравнить с подснежником среди заснеженных лесных полян. И он всё же увидел, как те двое прижимались друг к другу, и стал умиляться их радости, не замечая, как поётся его слог, а сам он вдохновляется прекрасным видением. «Так часто желаешь видеть родные сердцу глаза, – думал он. - Вот так напротив, вот именно наедине. И пусть подчеркивается в тот миг уверенность в сосредоточении ваших сердец на биении в унисон. Пусть в данную секунду её глаза доказывают, что принадлежат тебе… что принадлежат твои ей… И сердце безмерно радуется, что настало-таки время, когда ему позволили отдышаться».

Но ту самую романтическую наивность прервал Повар:
- Ну, и близость ниже пояса тоже сдерживает от разрыва… - усмехнулся он. – Кто захочет быть в одиночестве?
- Я не хочу, чтоб люди занимались любовью без любви! – раздражаясь на черствость, сказал Тихон.
- Ну! Кто-то любит, кто-то страдает, - не унимался Повар.
- Жизнь без любви - вариант, но не выход!
- Красиво говоришь… Выход куда?
- В ту самую жизнь, которую начнёшь ценить! Да и не честно это – обижать и обманывать! – в повышенных тонах сказал Тихон.
- Блин, ну не всегда же в жизни получается встретить тех, кого полюбишь, вот и выходит, что не по любви… Есть ли смысл воздерживаться? Ведь всё происходит здесь и сейчас.
- Есть смысл аккумулировать чувства до выплеска!

Повар почесал макушку: «Всё, приятель, готов, спёкся. Да у тебя, видно, жар! О чём с тобой можно говорить?» - ехидно улыбаясь, покосился он на Тихона.

Начался дождь. Под шумом падающих капель разговор быстро сошёл на нет, и когда подошли к магазину на том самом дорожном кольце, попутчики расстались.

5.

Ступая по мокрой дороге в удобных тёплых ботинках, беспокойство возникает лишь, когда видишь растоптанные сухие листья. Один из них был таким большим и красивым, но вот уже с одного края разрушен и потерял целостность, которая сейчас лишь угадывается. И воображается, что когда-то этот жёлтый лист, нетронутый, украшал запыленную асфальтовую дорожку. А ещё раньше кружился в воздухе, заставляя наблюдателя вздохнуть от такой чудности. И, в конце концов, он воспитывался солдатом мира в рядах зелени… И, предположив, что где-то наверху на одной из раскидистых ветвей сиял этот лист, можно попытаться найти место, где он держался, но промахнуться взглядом и увидеть через осенние пустоты веток первые звёзды - воображение заставляет взглянуть на небо. Приближался вечер. Небо медленно стягивало свой разбросанный за день голубой цвет, пока он не уплотнился до синего.
 
Дождь закончился, кода Тихон вышел к побережью. У берега сидел его знакомый театрал по кличке Перьяница. На его лице была черно-белая маска, в руке - бутылка вина, рядом павлиньи перья, длиннющие и неописуемо красивые. Он всегда таскал их с собой в качестве толи брелка, толи веера, толи просто хвастаться, что умеет быть эпатажным на публике, потому и получил такое прозвище. Короче, для привлечения внимания к своей персоне. Вот только сейчас под маской он скрывал слёзы, дабы не спугнуть свою привлекательность. Узнав его по разноцветным заплаткам на штанах и индивидуальному рисунку на куртке – что-то вроде иероглифа, но нарисованного собственноручно, а потому коряво - Тихон спустился к воде.
 
- Привет, Перьяница. – окликнул он сидящего на траве. - Ты чего на берегу сидишь? Дождь ведь лил. Мокро.
- Кто-то лил, кто-то пил, - грустно заявил тот.

Тихон присел на корточки рядом, заметив под маской несколько ручейков:

- А что случилось? – с неприятным страхом узнать о чужом горе, спросил Тихон.
- Роль уж сильно весёлая… - развеял страх театрал. - Нужно быть предельным жизнелюбом, чтобы зритель поверил. А я не могу из роли Кабачного Гуляки выйти. Проникся. Надорвался он однажды, - совсем поник Перьяница, вспоминая обстоятельства своего персонажа, - разлетелось всё его имение в пух и прах… А я поймал его состояние, его боль и не могу отпустить, вернее, оно меня.
- А меня, чтобы быть трезвому к этому миру, спасают размышления, - как-то радостно сообщил Тихон.
- Постоянно в думках быть нельзя! – зло и пьяно сказал Перьяница и глотнул из горла.
- Пока идут выходные, стараюсь использовать время на это… - в этот раз сдержанно произнёс Тихон, дабы избежать агрессивной реакции.
- Значит, твоё спокойное мудрствование в будни закончится? – с ядом спросил Перьяница.
- Да. Слишком большой разброс эмоций в суетные дни. Не могу сосредоточиться на собственных мыслях… Всё о чужом… - усмехнулся Тихон, но как-то грустно.
- И что? – Перьяница резко встал, сняв маску, - боишься лишний раз оказаться в непривычной для себя роли? – по щекам его текли слёзы, добавляя уставшим от частого нанесения макияжа векам припухлость.
- У нас с тобой разные сферы перевоплощений, – постарался успокоить и объяснить Тихон. - К тому же, если бы я не думал о лишнем, я бы успевал делать нужное?

Тихон, чтобы избежать разрастания конфликта, встал с корточек, пожал театралу руку, кивком пожелал «всего хорошего» и покинул берег.

- Какое такое нужное? – крикнул вдогонку Перьяница.

Тихон повернулся к нему, раскинул по сторонам руки и изобразил «большое».

Театрал остался стоять в недоумении:

- Новую планету, что ли?

Большими бывают не только планеты, но и дела. Огромное Солнце, не оставаясь в стороне от дел человеческих, величаво накрыло последними лучиками, как мама перед сном, детишек-людей, растения, дороги, крыши домов, и отправилось спать.

Эпилог.

Наступил вечер. В эту пору дома, дождавшись своих деловых хозяев, всегда наводят сон и растворяют уютом негативные эмоции, полученные от раздражающих улыбок и пустых приветствий продавцов, от считающих правыми только себя водителей и беспардонных пробирающихся к выходу пассажиров. Но есть квартиры, которые целый день скучали по своим домочадцам и желают поиграть с ними в игру «Не спи - я понаблюдаю за тобой»…

Включенные компьютер и светильник на стене, брошенная на кровать черная куртка, собранные на столе в творческий саквояж краски, картон, клей, ножницы, зачем-то купленные скрепки, пластилин, церковные свечи и нитки – всё это замерло не зря, а говорило, что скоро начнётся действо.

Тихон в кофте с засученными рукавами стоял у календаря и выводил карандашом на листке «предстоящего» дня фразу «Продолжить успевать», когда в зеркале увидел мигание, коим было сообщение от Хомониитра следующего содержания:

«Почему телефон выключил??? Я заколёбся звонить!! Телефон дружище знаешь ли необходимая вещь в интерактивном мире» - всё так же без знаков препинания строилось предложение, лишь восклицания в ругательстве и вопросы в упрёке…

- У меня и без того слишком много суеты! – медленно, делая акцент на каждом слове, прочитал Тихон свой ответ, как будто в пятый раз объяснял тому, кто не понимает, и закрыл приложение, а затем, сменив заставку на рабочем столе, выключил и саму машину. Заметив, что кровь остывать и не собирается, он снял кофту, швырнул её к куртке и, недолго думая, подошёл к шкафу – сейчас его манили лёгкие одежды.

Мимолётно он вспоминал, как поутру придумал дело на этот вечер, как пробирался через суету города, через встречи с колкими разговорами. «Из дома в дом через водоём» - описал он свой день и, помыслив о гармонии, достал из кармана телефон – поскорее  включить его. На экране представился выбор: телефон или проигрыватель. Тихон игнорировал телекоммуникационные возможности аппарата, отдав приоритет звукоизвлечению, не скрывая улыбку в честь того, что сделан основной ход для занятия важным делом. Через мгновения, соблюдая правила игры «Не спать…», в творческой атмосфере начало зарождаться то, что было и «большим», и мамой, и хлебом, и смыслом… аккуратно и очень медленно.

К ночи из головы совсем исчезли города, кишащие деньгами, драками, политикой… Впрочем, раз исчезли, значит, только малейшее упоминание о них… А потому продолжим так: кишащие пья…, развр…, мусо…, людьми безопред…, безбож… и человеческой трух…, исчезло всё внешнее… И даже исчезло имя, освободив от дифференцирования по признаку… отзываться на определённое с рождения слово…

На часах совпадением стрелок щёлкнул понедельник.

Человек в белой рубахе поторопился снять часы и спрятать их под подушку. И уже свободные от звонящей в набат, но не в колокол суеты руки с умиротворением продолжали успевать…


29 января 2010 год
г.Барнаул
Второе Издание