Допрос

- Черт, как здесь темно! Просто, хоть глаз выколи! И холодно как… И с руками что-то странное происходит. Не чувствую. О, и ног тоже.  Что за хрень, вообще?
Свет. Яркий, в глаза. По краям слепящего пятна две темные фигуры, расплывающиеся на пороге видимости.
- Какое печальное зрелище, - одна из фигур сочувственно качает головой. – Кого мы видим, кого наблюдаем? Как же вы дошли до жизни такой, Андрей, что здесь, у нас оказались?
- Да что ты с ним расшаркиваешься, с уродом? Ты что, дело его не читал? Да на нем пробы негде ставить, хоть сейчас на сковородку! – подключается вторая.
- Подожди-подожди, - успокаивает коллегу первая. – Дай сказать человеку. Ну, бывает, оступился, согрешил. Так может, у него причины были? Ведь были причины, Андрей?
Андрей мотает головой, пытается увернуться от света, потом закрывает глаза. Бесполезно, лампа сильная, пробивает сквозь веки, перед глазами начинают плавать огромные радужные пятна, кружится голова. – Нет, лучше открыть, - решает он. Потом открывает рот, пытается что-то сказать, но выходит только сдавленный хрип.
- Горлышко пересохло? – издевательски-сочувственно спрашивает вторая фигура и с размаху выплескивает ему в лицо содержимое стакана. – А вот, охладись!
Он вздрагивает. Ледяная вода затекает под рубашку, становится еще холоднее. Наконец он справляется с непослушной гортанью и выдавливает из себя хриплое: «Кто вы такие? И что вам от меня надо?»
- Да-да, понимаю ваше недоумение. Конечно, вы, Андрей, имеете право знать. – Первая фигура стала ниже, как будто села за стол. – Сообщаю вам, что вы присутствуете на предварительном следствии по поводу ваших прегрешений. Присутствуете в качестве свидетеля. Пока, по крайней мере!
- Но не надолго, - ехидно вставляет вторая. – Поскольку висит на тебе столько, что статус подозреваемого у тебя на лбу написан. А там и до обвиняемого дело дойдет. Мы, веришь, тянуть не будем. С таким дерьмом разговор короткий, понял, нет?
- Что за следствие? Каких грехов? Ничего не понимаю! – Он вроде нашел положение головы, при котором свет не был таким нестерпимым. – Объясните толком, в чем меня подозревают-то?
- А вот это – правильный деловой подход, - одобрила первая фигура и кивнула второй. – Зачитай-ка ему список.
Вторая взяла откуда-то снизу листок и, откашлявшись, начала читать: «Предварительным следствием по делу новопредставленного раба божия, …так, фамилия, адрес, мать, отец, это все пропускаем, (о, еще и крещеный, сука! ),…., установлен следующий состав прегрешений: Нерегулярный блуд, систематическое обжорство, немотивированный гнев, неоправданная и нескрываемая алчность, (крысятничество, короче), потом  черная зависть, и, наконец – хроническая беспросветная лень. Почти полный комплект. Не хватает только гордыни. Но не по твоей вине, веришь?  Просто, тем, чем ты при жизни был, гордиться нереально. Ну что, рожа, признаешь себя виновным?»
«Новопредставленного», «был при жизни» - до него стал доходить предельно печальный смысл этих слов. – Я что, умер?
- Чудак-человек, а мы тебе о чем толкуем? – Развеселилась первая фигура. – Ну что, имеешь, что сказать в свое оправдание, или – признаешь все, подмахнешь протокол и уже  отмучаешься?
- В оправдание? – Фраза про «отмучаешься» ему сразу не понравилась. – Ну, вы как-то выворачиваете тут все. Ну, в жизни всякое бывает.. было, но если вот так на это смотреть, как вы.. «нерегулярный блуд».. Ну,  слово-то какое странное. Необъективное какое-то, обвинительное!
- Необъективное, обвинительное? – первая фигура продолжала искренне радоваться. – Так ведь мы не сами обвиняем-то. А действуем исключительно на основании свидетельских показаний людей, относительно которых прегрешения совершены были. Ну, если женщина, с который ты переспал, а потом свалил, считает, что ты ей попользовался и ноги об нее вытер, то мы ее заявление обязаны принять и дело соответствующее открыть. Понятно?
- Понятно, - мрачно ответил он. – А в обжорстве меня кто обвиняет, интересно?
- А ну, брось нам тут вкручивать, клоун! - вторая фигура затрясла кипой бумажек. – Это что, я тебя спрашиваю? Прочитать? «Хватит жрать, худеть надо, больше никакого хлеба, этот кусок торта – последний, сегодня еще поем, а с понедельника – все…».  Дальше продолжать? Только попробуй на суде отказаться от собственных показаний, гад! У меня дружок в аду работает, училище вместе кончали. Так вот, он тебе такой спецобслуживанье устроит, орать устанешь! А ну, колись! Признаешься во всем, гнида?
Внезапно ему стало как-то слабо и грустно. В голове крутилась какая-то дурацкая фраза, типа «незнание закона не освобождает от ответственности», а также возникали лица людей, у которых, если честно, были основания упрекнуть его. Лиц было много…
- Признаю, - меланхолично ответил он. – Где подписать?
- Молодец! – довольно кивнула первая фигура. – Правильное решение!  А подписывать нигде не надо. Это фигура речи просто.  Да вам, извините, уже и нечем подписывать-то. Просто произнесите вслух, Андрей Владимирович: «С моих слов записано верно. Исправлений и дополнений не имею».
- Михайлович, - автоматически поправил он.
- В смысле? – спросила первая фигура. – Вы – Семенов Андрей Владимирович, тридцати восьми полных лет. Так и в деле написано!
- В смысле, я - Кононов Андрей Михайлович, и мне сорок пять. Я понимаю, что сути это не меняет, но все-таки чужое на себя брать неохота, граждане начальники!
Фигуры зашли за лампу и начали переругиваться яростным шепотом. До Андрея доносились фразы «бардак», «пятый раз на этой неделе»,  «получите выговор о неполном служебном соответствии» и «так ведь поток-то какой, товарищ старший серафим. А тут еще землетрясение это на Гаити. Эшелон за эшелоном.  И одни негры, бля. Так им вообще хрен чего объяснишь, дурным детЯм природы. Спал ведь неделю назад последний раз, товарищ старший серафим!»
Первая фигура встала, откашлялась и заявила официальным тоном: «Приносим вам свои извинения, Андрей Михайлович. Произошла досадная ошибка, связанная с нашей загруженностью и недостаточным штатом. Желаем вам счастливого пути».
- Ничего-ничего, я понимаю, служба,- фальшиво-сочувственно произнес Андрей и…. проснулся. Некоторое время лежал на кровати без движения, потом вытер со лба холодный пот и зябко поежился. – Блин, приснится же такое! А нечего было наедаться на ночь. Точно, надо завязывать с обжорством. Хорошо, сегодня ладно, сегодня на Ольгу вечером решающий натиск запланирован.  И что ж теперь, ее кормить, а самому – не жрать? Хрена! А вот завтра – на диету. Строгую, безуглеводную! Все, вставать пора. Мдааа, сон, однако…..
Темная комната, потушенная лампа, стол, напротив стола – пустой стул. У стола в полголоса беседуют две неясных фигуры.
- Как считаешь, херувим, проникся этот, как его, Андрей Михайлович?
- Не могу сказать точно, товарищ старший серафим.  Может, и проникся. Да только, если хотите знать мое мнение, цирк этот с якобы ошибками – пустая трата времени. Отойдет немного, оклемается и - понеслась грешить дальше. И вообще, профилактикой грехопадения участковые ангелы должны заниматься, а не Серафимский Следственный Комитет.
- Есть такое дело, херувим. Но других-то способов вообще не осталось. Народ совсем отвязался, хорошо еще – хоть ментов кто-то боится. Есть за что, слава богу. Вот и приходится  новые методы осваивать. Перенимать лучшее, так сказать. Глядишь, хоть немного коллег разгрузим, а то у Верховного вот такая папка рапортов об увольнении из нижнего отдела лежит. В связи с непомерной загрузкой ада, частыми отказами оборудования и недемоническими условиями труда!