Даниэль. Глава 3. ver. 2

***

Даниэль держала в руке цветок. Только что почтальон принес ей новую порцию писем, в одном из них была роза – перевязанная лентой. Девушка дрожащими руками перевернула конверт и прочитала адрес. Ее дом. Ее квартира.
Она глубоко вздохнула, пожалуй, даже слишком,  что голова закружилась. Запах розы сводил ее с ума.
Даниэль перечитала письмо и помрачнела. Улица ее, дом ее, квартира ее,… но имя - Джулия.  Даниэль печально смотрела на красиво выведенное «Джулия» с изящными завитками, легко набросанными на бумаге конверта. Быть не может, что в ее квартире жила, какая-то Джулия и тоже была влюблена. Это немыслимо и несправедливо! Секунду спустя Дани поняла, что это ее мысли немыслимы, в квартире уже 5 лет жила она, Даниэль Деверу, а не какая-то Джулия.
 
Конверт был пуст. Лишь это глупое имя нацарапанное внутри «Джулия». Даниэль рассердилась и выкинула конверт в окно. Розу вначале ожидала такая же участь, но девушка сжалилась и поставила ее в вазу.
«Завтра понесу Принцу письмо» - решила она, яростно стукнув кулачком по полу.


К сожалению, вчерашняя уверенность, мигом исчезла на следующий день.  Одевалась невероятно рассеяно, два раза возвращалась домой, забывая перчатку или конверт. В конце-концов собравшись, она на ватных ногах прошествовала к дому напротив. Каждый звук в доме, казался настолько знакомым, будто она здесь давно жила. Крики и ругань – в комнате парочки, фальшивые ноты – у старика, музыка и тихий голос – у художницы Рори. Молчание - у Принца… Она неуверенно прошла к двери и стукнула один раз.
Тишина.
Никаких приближающихся шагов, никаких криков «сейчас, сейчас», никакого улыбающегося лица возникающего из-за открывающейся двери.
Тишина.
Даниэль вздрогнула всем телом и стукнула еще раз, громче, в этот раз.
Никто не открыл.

Когда девушка вернулась домой, выпила кофе, скурила пачку Vogue, проплакала 5 минут  - в общем ежедневные обязанности, одиноко живущего человека – она увидела в окне Принца вспыхнувший свет и силуэты. Два. Один, несомненно был женским.
Даниэль снова дрогнула и закурила последнюю сигарету.  Туман—дым клубился над потолком.

«Я устроюсь на нормальную работу» - решила она, злобно глянув на кучку писем.

Вторая встреча с дяденькой-работодателем была более лаконичной и быстрой. Изъявив желание поменять работу, Даниэль указала 6 мест, в которых могла бы и хотела бы работать. Работодатель быстро откинул почти все варианты, кроме, как его назвала Даниэль, «экстренного».
Девушка не смотрела в глаза, отвечала одним-двумя словами. Блеск в глазах пропал.
Роше внимательно оглядел странную француженку, которая все время загружала его мозг ненужной информацией, почерпнутой из любимого дамского журнала, а сердце теплом и радостью. Сейчас она заставляла его проявлять такую заботу, какую только у него получалась. От круасана она отказалась, внимательно выслушала условия работы, которые не смогла бы выполнить даже при желании, но Роше сказал, что «про все договориться».
Даниэль забыла зонтик в кафе, но не возвращалась за ним.
«К черту», - только подумала она, поправляя растрепавшуюся прическу, как вдруг начался дождь. 
«К черту», повторила она тише, когда дождь смешался со слезами и тушью.
К черту… шептала она, глядя на парочку, бегущую под зонтом.

**
Она любила грозу. Бывало, сидела у окна, вдыхала запах приближающегося дождя и напряженного воздуха и ждала. Ждала, пока небо разорвет яркой полосой, и воздух сотрясется от грома. Все окутывала тишина, как на день рождение, именинник ждет сюрприза, приоткрывая дверь в гостиную  – так и она затаив дыхание, ждала, когда раскаты грома, заполнят звенящую тишину.
В такие моменты комната погружалась во мрак, потому что свет она запрещала включать. Он, как всегда стоя на кухне, видел ее темный силуэт на фоне мигающего окна. В глазах – благоговейный страх.
Ему невероятно хотелось подойти к ней в такие моменты, обнять и зарыться носом в пахучие волосы. Но видя это детское восхищение, он не осмелиться отвлечь ее.
После таких «сеансов» она начала пахнуть дождем, разбираться в «видах» грозы и восхищаться красотой природы.
Он, смеясь, называл ее или «хиппи» или «дитя дождя» *.

* ChildRain – дитя дождя. Children - ребенок

Она лишь  качала головой, поднимала вверх уголки губ и отворачивалась, пряча глаза – пустые, безрадостные, с океаном боли внутри.
Даниэль куталась в подаренный им шарф, мыла посуду, разбивала чашки, читала  Vogue – курила Vogue, плакала на балконе, выпивала приготовленное на Рождество шампанское.
Он лишь печально пытался утешить ее. Не мог видеть, как боль разъедает ее, убивает, превращает совсем в другую Даниэль.
Он начал учить ее жить. На выходные они ездили в Англию, прыгали с парашюта, катались на роликах, пили кофе и почти не спали.  На выходные они выбирались из Парижа на воздушном шаре, взрывали хлопушки посреди площади, фотографировались и расклеивали фото по стенам города.
На выходные они катались на лошадях, снимали фамильный замок на день и наряжались в старые костюмы. Она ела гамбургеры в платье Викторианской эпохи, а он мыл посуду во фраке Линкольна. Они украли нижнее белье из Victoria Secret, вернули, просидели день в обезьяннике и отметили все это бутылкой ирландского виски и «кровавой мери».
А будние – они проводили в лунопарке, в бассейне, в клубах, в приютах для животных и сирот.
Она жила полноценной жизнью, дышала полной грудью, смеялась громко, плакала от счастья. Он лишь приобнимал ее, называл Дани и всегда был рядом.
Они бегали по пляжу, собирали ракушки, смотрели альбомы и купили собаку. Катались на велосипедах, пили литрами, а запивали кофе.
Она назвала собаку Хоуп - надежда.  Ведь это последнее, что у нее оставалось, кроме Него. Они жили друг-другом.
Она уходила в душ, а он каждые пять минут постукивал в дверь, проверяя ее.
Он уходил за мороженным, а она тревожно считала минуты, опасаясь, что он не вернется.

***
Конечно, из-за глупого ливня, она заболела.
Дрожа от озноба, кутаясь в кофту, она выходила из кухни  с чашкой чая. «Это простуда» - отговаривала она себя, от вызова врача, когда перед глазами поползли пятна.
Сегодня она даже не открыла окно. Ливень хлестал по дороге, ветер сдувал листья с деревьев, выдирал из рук парижан, зонтики. Она печально глядела, на разбушевавшуюся стихию и молила небо о солнце.
В кладовке послышался грохот. Даниэль, судорожно вздохнув, прошла к двери и рывком ее открыла. Все было на своих местах.  Коробки на полках, на полу хлам и подставка для зонтиков.
Всю ночь она не спала, слыша судорожное постукивание в кладовке.
Галлюцинация продолжалась неделю, до ее полного выздоровления.
Даниэль распахнула дверь кладовки и принялась искать источник шума. Обшарив каждый миллиметр кладовой она нашла, кошачьи следы на полу и открытую форточку. В конец, разозлившись, она пихнула соседние коробки – одна перевернулась, и все содержимое высыпалось на паркет. Ракушки, фотографии, купальник, сдутый мяч…   Даниэль судорожно вздохнула и внезапно, с озлоблением принялась вытаскивать (выкидывать) коробки с фотоальбомами, старыми вещами и воспоминаниями.
Пришло время взглянуть правде в глаза. К сожалению, глаза застилало слезами, когда она вытаскивала кожаный ошейник с кулоном «Хоуп», всхлипывала и лежала на полу, колотя по паркету кулаком.

***
Со временем Даниэлла начала замечать его угрюмость, задумчивость и отстраненность. Его руки пахли сигаретами, хоть он клялся что бросил.
Денег было мало. Они исчерпали все сбережения, живя на полную катушку.
Он снова сел за печать. Каждый день – 3 страницы в журнал, 5-10 страниц в книгу. 
Марк все больше отдалялся от нее. Даниэль целовала его в лоб, ставила возле компьютера кофе, ложилась в кровать и всю ночь не могла заснуть, слыша стук клавиатуры, ругань, звон чашек и щелчки зажигалки.
Даниэль гуляла с Хоуп, слушала музыку, писала новые песни, мыла посуду. Осень стучала в окно ливнями и пожелтевшими листами. Они все реже разговаривали и открывали окно.
Он все печатал. Все мрачнее и мрачнее. Даниэль возмущалась, кричала, но он все печатал, мял, выбрасывал, выкуривал сигарету.
Она хлопнула дверью, забрав журналы, шарф и Хоуп.
Он начал жить сам.

Впервые вышел из дому. Закончились сигареты. Вечер быть теплый, пах осенью и грустью. Он крепко сжимал зажигалку и думал где же она сейчас. Прошла неделя, но он не соскучился. Его больше интересовал факт ее местонахождения, при их, менее чем скромных, средствах.
Тяжело вздохнув, он сел прямо на бровку около дороги. Фонари освещали мокрый асфальт, а дым его сигареты взлетал спиралью вверх. Он чувствовал, что в душе назревает что-то неприятное, как зубная боль постепенно становящаяся сильнее.
- Даниэль, – выдохнул он вместе с порцией никотина и душевной боли. Он взглянул на пачку сигарет невидящим взором, будто впервые видел и кинул через плечо.
Удивительно быстро бросить курить, ради кого-то.
Ему хотелось бежать по Парижу, забегать в дома, магазины, поезда – только бы найти ее поскорее.
- Где же ты?.. – спросил в пустоту.
- Здесь.
Он обернулся. Перед ним стояла решительная, властная, заплаканная девушка. От нее веяло холодом и неприязнью. Даниэль была без Хоуп и чемодана, в руке был лишь зонтик и новый номер журнала. Она не собиралась возвращаться, он чувствовал.
- Как ты? – вскочил он, обнял, зарываясь носом в ее волосы невероятно пахнущие теплом. Она мягко положила руку ему на грудь и отстранила от себя.
- Я не могу вернуться сейчас. Ты не замечал меня долгое время…
- Да брось, всего неделю.
- Прошло 3 месяца, как ты безвылазно сидел дома и писал свой роман. Ты бы видел себя. Это все не нормально.
Он вдруг понял, как устал, проголодался, как хочет в душ и побриться. Хочет вернуть ее.
 Но он лишь провожал ее взглядом, собираясь что-то крикнуть, спросить… Он не мог так просто стоять.
Он кинулся вперед, крикнув : Стой! Даниэль обернулась, вдруг все произошло как в кино.
Из-за поворота выехала машина и на скорости 120 помчалась по дороге, направляясь к ней. Сбив столб, водитель попытался крутануть руль, но Марк не увидел, что было дальше. Что-то ударило его, в глазах потемнело, и он начал падать куда-то во тьму.


Декабрь.

Сигареты.
Причем много.
Много выпивки. Много слез.
Чересчур одиночество.
Чересчур дождливо.
Слишком холодно дома, слишком жарко снаружи.
Слишком больно одной, слишком страшно с людьми.
Она только и сидит на балконе. Смотрит вниз.
Нравиться это ощущение. Власть над жизнью.
Один шаг вперед -  к смерти, шаг назад – к жизни.
На грани истерики подстригла волосы. Слишком коротко, ему не понравиться, когда очнется. Если очнется…
«Привет мам, пап!»
Цветы принесла, старые выбросила. Чуть убрала осенние листья, медленно сгнивающие среди красивых цветов, выросших прямо под плитами. Такие туманно-яркие, мелкие и голубые. Словно  кто-то уронил в дымку тумана тысячу сапфиров.
Купила плитку шоколада, подарила первому попавшемуся ребенку. Мама девочки взглянула на Нее подозрительно-недоверчиво, что-то проворчала и потянула ребенка за собой, в толпу, в посредственность. После этого делай добро людям.
А у девочки глаза такие были зеленные. Будто в сосновую рощу зашел, будто изумруды.
…Рассуждает, как наркоман – просто она в себе. Запуталась, осталась, поселилась.

…Все еще ждет.


Январь.


Ждет. Кутается в шарф, покупает завтраки/обеды/ужины на двоих, но съедает все равно одна.
Читает на подоконнике, пьет крепкий чай. От кофе тошнит.
Курить бросила. Плакать бросила.
На улице холодно, на душе тепло. Надежда, словно уголек, еще теплиться.
Печатает вместо него статьи. Выгуливает собаку.
Сбивает колени об асфальт. Проклятые каблуки!..
Хронически попадает под дождь.
Ходит ночью в планетарий. Ходит в кино – на все фильмы, все сеансы. Ходит в театр.
Ходит на курсы английского и музыки.
«Живет» в библиотеке. Учиться вязать.
Ждет. Ждет. Ждет.
Покупает Vogue, безучастно листает, сжигает.
Она напивается в барах, знакомиться с кем попало,но засыпает одна. Все еще любит Его.
Она ищет его отражение в радостных эмоциях. Она чувствует его рядом, когда улыбается.
Она теряет перчатки. Потеряла работу и ключи от квартиры. Понемногу теряет веру…
…и кричит во сне от боли.

Февраль.

«С праздником милый! Люблю тебя» Ставит цветы на тумбочку у кровати.
Проводит по его волосам, целует брови, лоб, щеки.
«Сестра сказала, что ты скоро очнешься. И знаешь, я верю в это. Я вчера гуляла по скверу. Там так красиво, снег на ветках повис, словно паутина…»
поправляет его одеяло, украшает его палату ленточками и сердечками
«…и скульптуры ледяные в форме сердец! А сегодня вечером мы идем в театр, на Наш спектакль. Помнишь? Ромео и Джульетта! А сегодня на курсах английского мы читали о любви, о том, как влюбленные даже после смерти… друг-друга любят…»
В горле пересохло. Она запнулась и села на стул. Руки дрожали.
«…ты в общем не скучай, выздоравливай.. мы с Хоуп ждем тебя…»

***
Медсестра, стоящая за дверью, закусила кулак, чтобы не разрыдаться. Открытка в форме сердца ,которую ей прислал очередной ухажер, казалась ей мусором. Самое удивительное, что у нее был парень, который любил ее больше жизни, а она боялась, играла. Целая жизнь ведь впереди! … Услышав, слова Даниэль, медсестра вытирая слезы набирала номер, того самого парня, чтобы сказать – Я люблю тебя...тоже.
***

«Спектакль замечательный был! Не правда ли? Ух, как я рада. Мы отлично время провели. Я вчера нарисовала картину, представляешь?»
Она ставила цветы на полку у изголовья кровати, срывала сердечки и напевала новогоднюю песенку.
«Я на музыке учусь играть на скрипке. Мне говорят что  у меня слух есть, а ты говорил что нету! Вчера тебе написали 100 позитивных отзывов на твою статью о фильме…»


Серое небо. Все размыто, тает, стекает.
Все куда-то бегут, зонтики, шарфы, шапки.
Она с красным шарфом. Одна.
Серый снег. Противно и холодно.
Руки в краске. Она рисует новую картину. Новыми красками.
Она слушает французскую музыку, играет на скрипке.
Кричит. Напивается в барах. Играет в покер.
Она бегает по утрам, к мосту. Она пьет виски, ругается по-английски.
Пишет на стенках. Выгуливает собаку.

..И словно поселилась в это чертовой больнице.
Утром. Днем. Вечером.
«Как ты милый без меня, скучал? А я вот тебе книжку принесла»

Иногда засыпает в кресле у его кровати, из бессильно повисших рук выпадает книга, которую ему читала. С фотографиями-закладками.
Нет, теперь не то время,
Теперь не то небо,
Когда можно было просто улыбаться…


…чтобы просто счастливою быть.



***


Он очнулся от яркого света, бьющего в глаза. Его руки были натыканы проводами, в одной руке лежало что-то мягкое, голову стянуло колючим проводом.
Постепенно приходя в себя, он увидел иглу капельницы в вене, руку Даниель в его руке и бинт на голове.
- Что..? – прохрипел он тонким голосом. Дани испуганно подскочила, оторвавшись от книги.
- Милый, милый, милый… - каждое ее слово сопровождалось поцелуем. – Ты очнулся.
Она заключила его в объятия, он смог лишь похлопать ее по спине, слабость еще не отпустила.
- Ты жива, - он шумно выдохнул. Глаза защипало, и он, отвернувшись, вытер слезы о подушку.
- Да… но это не важно. Главное ты очнулся. Слава богу… - она откинулась на кресле, прикрыв глаза с подрагивающими веками.
- Что же произошло?
- Ты выбежал на дорогу, наверное хотел спасти меня, - голос дрогнул, - И сзади выехала другая машина… Ну и… Ты пробыл в коме месяцы.
- Я люблю тебя.
- Я умру без тебя.

Запоздавшая, но удачная мысль пронзила его голову: вылезу отсюда, куплю ей кольцо.


 

Она сидит на окне, читает книгу. Он невероятно рад тому, что она здесь рядом, что он может просыпаться с ней, обнимать, целовать и приносить завтрак в постель.
Но на ее лбу все чаще появляется морщина, она, хмурясь, что-то обдумывает. Что-то тревожит ее, а это тревожит его.
Марк сел рядом возле окна и молча закурил, глядя на нее, судорожно обдумывающую что-то.
- Дани?
- М? – она будто очнулась и, бегло оглядев его, повернулась закрыть окно.
- Что такое?
- Я устала, - выдохнула она, бессильно свесив руки.
- От чего?
- Дышать, смеяться, разговаривать. В общем, существовать, захламляя свое существование журналами, сигаретами и литрами кофе. Что же мне делать?
- Просто живи.


Yiruma - When The Love Falls (String Ver.)
Yiruma - Indigo