Курсантские годы из книги Командую кораблем

Нельзя быть хорошим морским офицером, не соединяя в себе практических знаний матроса и благородных привычек  джентльмена.
 Адмирал Нельсон

1. Первый курс («Ваньки Жуковы»)

В течение августа 1953 года мы проходили курс молодого матроса под Ленинградом в форту Ино на побережье Финского залива. Строевые занятия, изучение ВС, усиленная физподготовка с 3-километровыми кроссами, плавание, хождение на барказах и шлюпках – на веслах и под парусом, стрелковая подготовка сделали из нас, гражданских мальчишек, молодых матросов, прошедших курс учебного отряда. Проводились также занятия по высшей математике и марксистско-ленинской подготовке по программе высшей школы.
Первый морской переход на барказе под парусом мы совершили в середине августа по маршруту: форт Ино – Крондштадт и обратно. Был свежий ветер, волна 3 балла, и многие курсанты укачались. Я чувствовал себя хорошо. Море… Пусть не совсем открытое, но были волны, соленые брызги, ветер, раздувавший паруса, чайки… Все это наполняло душу радостью общения с морем. Начинала сбываться мечта детства.
В конце августа мы покинули наш палаточный лагерь и вернулись в стены училища. Краснознаменное высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе орденов Ленина и Ушакова являлось одним из старейших учебных заведений России, вело свою историю от Навигацкой школы, основанной Петром I в 1701 году. До Октябрьской революции оно называлось Морским кадетским корпусом его Императорского Величества и готовило вахтенных офицеров для морского флота. Выпускаясь из корпуса, они могли быть назначены на боевые корабли и штурманами, и артиллеристами, и минерами, и специалистами по связи.
После революции Морской кадетский корпус был переименован в Военно-морское училище, а курсантами стали сотни революционных матросов. Училище стало кузницей кадров командиров флота.
Об училище написаны десятки книг, издана история, так что я переписывать его летопись не буду. Но замечу, что мы все – выпускники этого училища – с гордостью носим имя «фрунзаков», гордимся традициями училища, героями-выпускниками прежних лет.
До начала пятидесятых годов все выпускники получали общий диплом – «Вахтенный офицер» и могли быть назначены на корабли в должностях от штурмана до минера. В 1951 году в училище были образованы три факультета: штурманский, артиллерийский и минно-торпедный. Так как я сдавал вступительные экзамены в последней группе и зачислен был в числе последних, то выбор был или в артиллеристы, или в минеры. Я выбрал артиллерийский факультет, о чем и сейчас не жалею.
Придерживаясь хронологической последовательности, остановлюсь на общей организации учебного процесса, жизни и основных событиях, которые оставили след в памяти и сыграли определенную роль в формировании характера и приобретении жизненного опыта.
С 1 сентября начались занятия и адаптация к новой жизни. К дисциплине, к оторванности от дома я привык быстро. День в училище начинался с подъема в 6 часов утра, зарядки и пробежки вокруг училища в любую погоду, умывания и уборки помещений. Затем завтрак и переход в аудитории на занятия. Занятия начинались в 9.00. Четыре часа занятий до обеда и два часа после обеденного перерыва. Вечером после ужина до 21.00 – самоподготовка, сдача зачетов, задолжностей и так далее. В 21 час – вечерний чай, прогулка и в 22 часа – отбой. Увольняли курсантов 1-3 курсов два раза в неделю – в субботу с 19.00 до 24.00 и в воскресенье с 9.00 до 24.00. Четвертый курс, кроме субботы и воскресенья увольнялся в среду после ужина до 24.00.
Не все легко привыкали к такому распорядку. Кроме учебы еще были и несения дежурной службы, караулов, выполнение хозяйственных работ и т.д. Некоторые курсанты еще до принятия присяги были отчислены из училища и отправлены по домам.
Что касается преподаваемых дисциплин, то их можно разделить на три основные группы. Общеобразовательные дисциплины, характерные и для гражданских технических вузов, как-то: высшая математика, иностранный язык, теоретическая механика, электротехника и т.п. Марксистско-ленинская подготовка, включавшая философию, теорию марксизма, политэкономию и другие. Специальные дисциплины: навигация, астрономия, боевые средства флота, связь, основы радиолокации, корабельная артиллерия, основы ракетного оружия, оптические приборы, боевое применение корабельной артиллерии, основы тактики флота, военная география, военная история, устройство корабля, средства и способы борьбы за живучесть корабля и др. На третьем и четвертом курсах все внимание обращалось на изучение военной специальности. Марксистско-ленинская подготовка сопровождала нас все четыре курса, отбирая добрую пятую часть всего учебного времени подготовки будущих офицеров. С первых дней я с удовольствием изучал навигацию, штурманскую прокладку, способы определения места корабля в море и т.п.
После первого курса предстояла штурманская практика на учебном корабле «Комсомолец», поэтому навигации уделялось особое внимание. Труднее было с высшей математикой. Видимо, с самого начала я недостаточно уделял внимания изучению этого предмета, первым лекциям преподавателя, мало занимался им на самоподготовке. Так и отстал в этом предмете. И остались для меня «черной дырой» дифференциальные и интегральные уравнения в моем образовании, что впоследствии сказалось и на изучении теории вероятности в академии.
11 октября 1953 года мы приняли присягу и стали равными среди всех курсантов по правам, обязанностям и ответственности как военнослужащие. Получили право на увольнение в город. В первое увольнение я сфотографировался у памятника Петру I и выслал фотографии родным и близким. Мы начали знакомиться с Ленинградом. Ходили в музеи, кинотеатры. В училище распространялись льготные билеты в театры. Очень легко можно было попасть на спектакли Мариинки, БДТ, Театра оперетты, на концерты Утесова, Райкина и других знаменитых артистов. Появились знакомые девушки, ходили на танцы в клубы города, в гости, в компании. Конечно, по сравнению со студентами, мы были ограничены временем увольнения.
В слякотную, дождливую ленинградскую погоду я любил ходить в училищный Зал Революции. Он был и остается одним из лучших концертных залов города. Высокий потолок поддерживался цепями, а не колоннами. Построен зал был в ХIХ веке и остается до сих пор уникальным архитектурным памятником. Раньше в нем давали балы, куда приглашались высшие флотские чины и их семьи. Затем в нем выступали революционные агитаторы.
В советское время устраивались курсантские вечера, шли концерты многих знаменитостей. В нем выступали Черкасов, Утесов, Райкин, оркестры Эдди Рознера и Лундстрема, выступала студентка Эдита Пьеха со своей «Дружбой», танцевала балерина Дудинская, пели Изабелла Юрьева, Марк Бернес, ставились драматические спектакли, оперы и оперетты. При проведении танцевальных вечеров ряды кресел легко снимались и убирались по периметру зала, а часть – в соседние помещения. Зал становился большой паркетной площадкой для танцев. Училище имело свой отличный духовой оркестр со штатными музыкантами-сверхсрочниками и воспитанниками. Самодеятельными курсантскими коллективами руководили режиссеры и постановщики, приглашаемые из городских театров.
Первый семестр пролетел быстро и закончился 20 декабря семестровыми экзаменами и зачетами. Больше всего я боялся экзамена по математике, но он был заменен зачетом, а сам экзамен перенесен на 2-й курс, то есть через год. Экзамены и зачеты прошли успешно, и нам был предоставлен 10-дневный отпуск.
Однако выезд к родителям разрешался только в радиусе до Москвы или не более 12 часов езды поездом. Так что по домам поехали москвичи и все, кто жил ближе. Остальные оставались в училище, могли увольняться ежедневно, как исключение – и на ночь с указанием адреса. Я же поехал в Москву.
В это время мой отец учился в Москве на курсах по подготовке начальников строительства элеваторов. Слушатели курсов жили в общежитии. Отец выслал мне справку о том, что он действительно в настоящее время проживает под Москвой, и мне в училище разрешили поездку в отпуск в столицу. Я поселился с отцом в общежитии. Утром отец шел на занятия, а я после завтрака выезжал на трамвае в Москву.
Это были незабываемые дни. Я побывал в основных музеях города, в знаменитой Третьяковке. В московской комендатуре, где я становился на учет, мне предложили льготный билет в Большой театр на «Хованщину» и только что открывшийся Мавзолей Ленина и Сталина. Сходил в ЦУМ, на Арбат. Много ездил по Москве.
Новый, 1954 год встретил с отцом и его товарищами в общежитии, а вечером 1 января уже выехал в Ленинград – 2 января заканчивался отпуск. Начался новый семестр с его тревогами, заботами, новыми учебными предметами и неизвестностью.
Незаметно подошла весна первого года пребывания в училище, а с ней и экзамены, которые для меня прошли благополучно. Надо сказать, что в первый год обучения обычно идет большой отсев курсантов. Кто-то не справился с учебой, кого-то подвела дисциплина, кто-то разочаровался в выбранной специальности военного моряка. Отчислялись получившие три двойки в семестре, получившим два «неуда» давалась возможность пересдачи во время отпуска. Дважды не сдавший экзамены также отчислялся из училища. Списывались за драку и пьянки, замеченные в воровстве. Все отчисленные через экипаж отправлялись служить на флот как матросы срочной службы.
3 мая весь первый курс убывал на первую свою практику. Она начиналась со штурманского месячного похода на учебном корабле «Комсомолец». Это был корабль постройки 1903 года с крепким клепаным корпусом, шестикотельной паросиловой установкой, мог развивать скорость до 14-16 узлов. Строился он как госпитальное судно «Океан», участвовал в Цусимском сражении в 1905 году, был пленен японцами, затем выкуплен после войны.
В 1922 году восстановлен силами комсомольцев, пришедших на флот по шефскому набору. На нем проходили практику «военморы» – будущие флотоводцы. После войны прошел модернизацию и стал учебным кораблем, оборудованным двумя отличными прокладочными, где одновременно могли вести штурманскую прокладку около 60 человек (2 класса).
Кроме того, курсанты несли сигнальные вахты, вахты в котельном и машинном отделениях, гребцами дежурной шлюпки, дежурство на камбузе и т.п.
С 3 на 4 мая началась погрузка угля в Угольной гавани Ленинградского порта, а затем и первый переход на настоящем корабле в Кронштадт. Сутки стоянки – и выход в первый рейс.
Практика на «Комсомольце» продолжалась месяц, и все это время продолжался штурманский поход из Ленинграда до Калининграда вдоль побережья нашей Прибалтики и не нашей Скандинавии с кратковременными заходами в порты Таллин, Рига, Балтийск, Калининград.
Нас знакомили с этими городами, как правило, в виде экскурсий, строевых прогулок (так было и в Риге, и в Калининграде) или персонального увольнения (как в Таллине). Надо сказать, что летом 1954 года в Прибалтике не все относились к русским, особенно к морякам, доброжелательно.
Оставшиеся два месяца (июнь и июль) наша практика прошла в Кронштадте на линкоре «Октябрьская революция», где весь наш первый курс артиллерийского факультета был расписан на боевых постах всех трех дивизионов артиллерийской боевой части линкора в должностях матросов-комендоров. Мы должны были изучить и освоить обязанности комендора, организацию БЧ-2 (артиллерийской боевой части), устройство основных артиллерийских систем – от главного калибра до зенитных установок, несение дозорной службы по погребам. Мы также должны были изучить устройство и тактические характеристики самого линкора. С этой целью нас назначали на вахту дублерами в котельные, машинные отделения, электростанции и посты живучести. Мы участвовали в стрельбах главного 305-мм калибра и зенитных стрельбах, в походах и учениях. Это была интересная, тяжелая и нужная для будущего морского офицера практика.
В увольнение ходили в Кронштадт – город белых бескозырок и форменок, город, где все дышало флотом, историей, морем.
В конце июля мы возвратились в Ленинград и стали готовиться в первый курсантский отпуск: приводили в порядок форму одежды, пришивали две «галки» на рукава, что означало 2-й курс, получали проездные документы и деньги. 30-31 июля мы все выехали в отпуск.
В марте 1954 года отец окончил курсы и был назначен начальником Нижнего строительно-монтажного управления треста Южно-Уральского заготстроя в Челябинскую область. На станции Нижняя железнодорожной ветки г. Каменск-Уральский началось строительство зернового элеватора. В мае мама и сестренка переехали из Ишима в Нижнюю.
Семья начальника, как и десятки семей строителей, разместилась во временных деревянных сборных домиках. Туда я и приехал 3 августа 1954 года в свой первый курсантский отпуск. Мама успела завести огород, небольшое хозяйство. На столе всегда были свежие овощи. Каждый день в поселок заезжал рыбак-татарин и привозил крупных свежих, еще живых, карасей. Так что всегда была любимая еда – карась, запеченный с яйцами. Отпуск прошел спокойно, в кругу семьи.
2. Второй курс («Непокоренные»)

Второй курс учебы складывался для меня тяжело. Осенью я простыл, заболел воспалением легких. Простудными заболеваниями, ангиной я, да и многие мои товарищи, болели часто. Этому способствовала система «закаливания». Утром, теплых после сна, нас выгоняли на физзарядку. Моросит ленинградский дождь, часто со снегом, а мы, по пояс раздетые, или, как исключение, в тельняшках, делаем зарядку и бегаем вокруг училища. А потом во влажных, сырых тельняшках идем на завтрак и потом в аудитории на занятия. В результате мы чихаем, кашляем, сопливим. С тех пор я возненавидел физзарядку.
Я две недели пролежал в лазарете, вышел и через 3 дня снова был положен в лазарет. Так более месяца я проболел и сильно отстал в учебе. Особенно по высшей математике, которую и так-то не очень знал.
Как результат – двойка на экзамене и подготовка к пересдаче во время зимнего отпуска. Что-то я подтянул, кое в каких вопросах помогли товарищи, и все же моя подготовка по математике была слабой. На повторных экзаменах я «поплыл». Ну, думаю, все, отчислят на флот. Спас меня начальник кафедры математики полковник в отставке Динер. Старый еврей, над которым мы посмеивались, поставил мне тройку.
Второй семестр второго курса был легче. С математикой было покончено. Остальные общеобразовательные предметы особой тревоги не вызывали.
В апреле во время экзаменов второго семестра нашу роту второго курса артиллерийского факультета потрясли драматические события, оставившие у многих тяжелые воспоминания и перевернувшие в нашем сознании многие взгляды на реальную жизнь. А события развивались следующим образом.
15 апреля, в субботу, в день увольнения ввели форму одежды: бескозырка вместо шапки, шинель. Мы с радостью достали наши черные, суконные бескозырки, перешитые и подогнанные под тогдашнюю моду. После ужина построенную и готовую к увольнению роту (более ста человек) старшина роты повел на выход, где окончательное «добро» должен был дать дежурный по училищу. Дежурный, осмотрев роту, решил, что перешитые бескозырки – это неуставная форма одежды, вывел 8 человек, у которых бескозырки не были перешиты, и разрешил увольнение только им. Остальных отправил обратно в расположение роты устранять замечания. А как устранить, если перешитое устранению не подлежит? Вся рота потребовала, чтобы старшина еще раз вывел роту на осмотр дежурному и дежурный второй раз отправил роту обратно. И тогда пронеслось по рядам: «Завтракать отказываемся!».
Утром роту привели в столовую, посадили, никто к еде не прикоснулся, роту подняли и увели в расположение. Дежурному по училищу доложили: «Рота от завтрака отказалась». Он приказал вернуть роту на завтрак. Вернули, посадили, и опять никто к еде не прикоснулся. Это уже ЧП!
Конечно, дежурный – капитан 1 ранга – спровоцировал инцидент своими безграмотными, бездарными и безответственными действиями, однако машина закрутилась. Доложили начальнику училища, начальнику строевого отдела, «особисту» и роту взяли в оборот. Вот тогда я понял, что в коллективе, тем более в военном, никаких тайн для начальства нет. Были выявлены «зачинщики», то есть те, кто больше всех кричал и провоцировал на неуставные действия, призывал к «голодовке». В результате расследования около 10 человек были отчислены из училища на флот, некоторые добились «помилования», «заложив» товарищей, чем помогли расследованию.
Чистка шла более двух недель до майских праздников, то есть до самого отъезда на практику. Выезжали мы 3-4 мая на Северный флот специальным эшелоном сроком на два месяца. Для меня события, связанные с «голодовкой», стали тяжелым испытанием, нервотрепкой и бессонными ночами. Найдись «недоброжелатель», скажи: «Вот он возмущался и призывал к «голодовке» – и вылетел бы я за милую душу из училища.
Фразы – «круговая порука», «ложное товарищество» – еще долго звучали на комсомольских собраниях. Для себя мы сделали вывод: не высовываться!
Практика на Севере была интересной. Она продолжалась два месяца на боевых кораблях северного флота. Первый месяц мы провели на крейсере «Молотовск». Он был построен первым на Северодвинском заводе им. Молотова и вступил в боевой состав флота несколько месяцев назад (позже он был переименован в «Октябрьскую революцию»). Мы были расписаны на все боевые посты артиллерийской боевой части и дублировали должности матросов по всем расписаниям. Так, с низов, мы – будущие офицеры – корабельные артиллеристы осваивали свою профессию.
Будучи на Севере, мы впервые на практике находились среди матросов и старшин крейсера. Там впервые мы были участниками и свидетелями жизни экипажа, могли наблюдать взаимоотношения в коллективе. Служили тогда на флоте пять лет. Старшинами команд и командирами отделений были старшины срочной службы. Сверхсрочников на корабле было мало. Те, кто служил на кораблях, занимали должности старшин команд, радистов, радиометристов и других «интеллигентных» специальностей. «Годками» назывались матросы и старшины одного года призыва. Кстати, призывались на военную службу один раз в году – осенью. Команду башни главного калибра, состоящую из 35-40 человек, возглавлял старшина команды. Я до сих пор вспоминаю старшину башни, в которой мы были расписаны на практику. Это был среднего роста, крепкого телосложения двадцатичетырехлетний парень. Он никогда не кричал, не суетился. Его указания выполнялись беспрекословно и старослужащими, и молодыми матросами. За обеденным столом он напоминал «бачковым»: «Навали молодым мослов!». Молодые матросы, прибывшие из учебного отряда, первое время всегда ходили голодными, молодой организм, тем более растущий, требовал больше калорий, вот их старослужащие и подкармливали. Каждый старослужащий имел своего подопечного, которого он и учил, и опекал, и не давал в обиду.
Команда – это семья, где люди вместе находились несколько лет. Это был коллектив. Как в семье, каждый знал свое место, свои обязанности. Старшины играли основную роль первичного командного звена в организации башни, команды, боевой части и корабля. Должность старшины была почетной и ответственной и высоко оценивалась финансово.
Так, старшина башни главного калибра – старшина 1 статьи срочной службы – получал на руки 810 рублей в месяц, командир отделения – около 500 рублей. В послевоенные годы это были большие деньги. К демобилизации у старшин накапливались солидные суммы. Через корабельный ларек и военторг матросы и старшины могли заказывать и приобретать часы, фотоаппараты и отрезы на костюм и пальто. А также иметь наличными на первое время пребывания на «гражданке».
На флоте матросы и старшины получали отличные специальности: радистов, радиометристов, электриков, турбинистов, дизелистов и десятки других. Эти специальности были востребованы в народном хозяйстве. А раз старшина дорожил своей должностью, то он и болел за положение дел в команде и отделении, поддерживал дисциплину, организацию и порядок. Он же непосредственно и обучал подчиненных специальности.
За два месяца пребывания на корабле мы ни разу не видели драк, издевательств над младшими, неуставных взаимоотношений. Особое внимание весь экипаж обращал на содержание кубриков, там, где жили годами. Все понимали, как важно было содержать кубрики, места общего пользования в чистоте и порядке для здоровья каждого. Еженедельно во время «большой приборки» все постельные принадлежности выносились на верхнюю палубу или на берег: подушки, матрацы, одеяла выбивались от пыли, а старшины кубриков следили и контролировали наличие пыли. Если принадлежности были плохо выбиты, хозяина отправляли на повторную вытряску. Тщательно мылись гальюны, умывальники. Там никогда не было характерного для туалетов запаха.
Когда люди живут несколько лет вместе, делают общее дело, постоянно чувствуя плечо друг друга, тогда нет секретов в коллективе. И радость, и горе друг всегда разделит с другом. Знали, кто кем был на гражданке, как живет семья, какие у кого планы после демобилизации.
Я видел, как провожали матроса-строевого в первый отпуск (тогда отпуска предоставлялись после второго года службы и после четвертого на 30 суток без дороги). Парень был из забытой Богом мордовской деревни. В семье несколько младших братьев, работают в колхозе, надеть нечего. Целым отделением ему собрали шесть комплектов брезентовых рабочих платьев, несколько тельников, суконок, несколько пар рабочей обуви и всякой мелочи. Целый морской чемодан! Все это он повез в деревню. Как же благодарна была семья этого парня его друзьям и товарищам!
«Годковщины», «дедовщины» в ее дикой, омерзительной форме, которую мы видим сегодня в армии и на флоте, не было. Конечно, взаимоотношения в коллективе, где собраны моряки 4-5 годов службы, не были идеальными. Люди разные, с разными характерами, образованием, привычками не могли быть подстрижены под одну гребенку. Случались споры, очень редко случались драки. За это можно было в лучшем случае отсидеть 10-15 суток на гауптвахте, в худшем – быть отправленным в дисбат. Дисциплинарный устав, Закон об ответственности за воинские преступления выполнялись неукоснительно. Конечно же, последний год службы в силу служебного положения (как правило, они были командирами боевых постов, отделений и команд) они пользовались и особым положением. Расписание по приборкам, заведованиям были составлены так, что молодые матросы были расписаны на уборках мест общего пользования, старослужащие – на боевых постах, в каютах офицеров, кубриках.
Молодые «бачковали», т.е. получали завтрак, обед, ужин, вечерний чай. Мыли посуду, причем, очень тщательно. Плохо вымытая посуда – это ЧП. Для «бачкового» это несколько внеочередных бачкований. Вахту и дежурство старослужащие несли на более ответственных постах. Но никто и никогда не имел права заставить молодого делать вместо себя работу, приборку, чистить старослужащим обувь, стирать одежду, бегать за куревом и прочее. Все это было бы на виду и в корне пресекалось бы старшиной команды. А еще были партийная и комсомольская организации, которые не допустили бы нарушений.
На второй месяц практики нас распределили на эсминцы проекта 30-бис. Наш класс попал на эсминец «Опасный». Как и на крейсере, нас расписали на боевые посты БЧ-2. К концу практики мы оказались свидетелями и участниками совместной артиллерийской стрельбы. Стрельбы выполняли эм «Опасный» и «Отчаянный». Обеспечивал стрельбу в роли буксировщика БКЩ (большого корабельного щита) эм «Оберегающий». Прошло более пятидесяти лет, а события те сохранились в памяти…
Вначале все шло по плану. Буксировщик занял исходную позицию и по сигналу начал движение. Оба стреляющих эсминца начали маневрировать, занимая позицию начала стрельбы. Первым пристрелку начал «Опасный». После двух пристрелочных залпов была введена корректура. В этот момент вышел из строя усилитель угла места центрального визира командно-дальномерного поста (КДП). В результате наводчики КДП потеряли цель, растерялись, горизонтальный наводчик повел визир влево, в сторону буксировщика, пытаясь поймать цель. Управляющий огнем, не наблюдая щит, должен был бы подать команду «Дробь» и прекратить стрельбу, но он этого не сделал, и стрельба продолжалась в «белый свет, как в копеечку». Пока управляющий огнем (УО) подал команду «Дробь», два залпа уже были в воздухе и неслись к цели. Целью оказался эм «Оберегающий». Один из снарядов пробил левый борт в районе машинного отделения и застрял в щите электростанции. Второй попал в торпедный аппарат. На торпедном аппарате взорвался баллон воздуха высокого давления, разорвав торпедный аппарат (ТА) так, что все пять труб раскрылись, как веер. Взрывом сорвало рубку торпедного аппарата. К счастью, не взорвались боевые отделения торпед. В рубке ТА находился расчет из трех человек: командир отделения и наводчики. Один погиб от взрыва, одному оторвало ногу, третьего выбросило за борт, к сожалению, он умер от переохлаждения.
Стрельба была прекращена. Возвратились в базу, начались разборки, судебные следствия по действиям, повлекшим за собой гибель людей. Стреляли болванками, а если бы были боевые фугасные снаряды? Были выявлены очевидные виновники: слабая подготовка расчета КДП и группы управления в целом, безграмотные действия управляющего огнем – командира БЧ-2, а также слабая подготовка контролеров и другие. Нам, курсантам, показали последствия стрельбы, был сделан разбор недостатков, ставших причиной трагических событий.
Вот тогда мы впервые почувствовали серьезность и ответственность в подготовке корабельных артиллеристов, важность освоения и изучения будущей нашей профессии, необходимость четко выполнять Правила артиллерийской стрельбы, написанные опытом и даже кровью предыдущих поколений корабельных артиллеристов. К сожалению, на флотах печальный опыт нарушений не всегда принимался во внимание при подготовке и проведении практических артиллерийских стрельб, что приводило к трагическим последствиям. В результате гибли люди, взрывались погреба, выходили из строя артиллерийские системы и корабли.
В конце июня тем же эшелоном весь второй курс вернулся в Ленинград. В училище сдали теплое обмундирование, которое брали на Север.
С 1 июля началась штурманская практика на знакомом нам «Комсомольце». Штурманский поход длился весь июль. Весь месяц мы несли штурманские вахты, вели прокладку, определяли место корабля различными способами, занимались астрономией. Должен сказать, что штурманскому делу в училище уделялось большое внимание, и мы могли бы вполне профессионально выполнять обязанности младшего штурмана корабля. 30 июля закончилась практика второго курса.
Это был тяжелый учебный год. События этого года перевернули наше представление об учебе, о жизни, о службе, о нашей будущей профессии. Для меня это была и угроза отчисления за неуспеваемость, и разочарование в коллективе, серьезном осмыслении таких понятий, как «круговая порука», «ложное чувство товарищества». Я осознал, что начальство все обо мне знает, что никаких тайн в коллективе быть не может, что ради своего спасения тебя «заложат» с потрохами. Трагическая артиллерийская стрельба показала ответственность офицера за свою специальность, за подготовку своих подчиненных и себя лично.
За прошедший год мы стали взрослее, мальчишество постепенно уходило, приходила зрелость.
И второй свой курсантский отпуск я провел у родителей на Урале. Стройка отца разворачивалась и набирала обороты. Появилось много строителей, молодежи, так что мне не было скучно.


3. Третий курс («Веселые ребята»)

Быстро пролетел второй курсантский отпуск, и с 1 сентября начались занятия. С третьего курса мы начали в полном объеме изучать специальные дисциплины: основы радиотехники, электроники, электротехнику, основы кораблестроения и живучесть кораблей. Самыми же основными предметами стали те, которые формировали нас как корабельных артиллеристов: основы боевого маневрирования (по кафедре навигации), основы тактики ВМФ, организация связи корабля, приборы управления артиллерийской стрельбой, боевое применение морской артиллерии и др. На третьем курсе я был назначен командиром отделения на младший, первый, курс. Нам, «комодам», присвоили звание «старшина 2 статьи». Из своей роты мы перешли в расположение роты первого курса. На занятия мы ходили в свои учебные классы и аудитории. Все остальное время находились со своими подчиненными. Звание старшины 2 статьи и должность командира отделения давали возможность увольняться на сутки с субботы на воскресенье. Что и говорить, должность командира отделения была престижной.
В 1955-56 учебном году мы, курсанты 3-го курса, стали замечать, да и на себе почувствовали, что из училищ стали списывать на флот курсантов гораздо чаще, чем раньше. Приказы начальника ВВМУЗ адмирала С.Г. Кучерова шли один за другим.
Списывались курсанты выпускных курсов – четвертого, пятого. Списывались за прибытие в училище в нетрезвом состоянии, за неудовлетворительную учебу, за аморальное поведение (обещал девушке жениться, а потом отказался). Если раньше применялись более мягкие наказания, то теперь основной воспитательной мерой стало списание на флот без зачета службы в училище.
Строже стали относиться к учебе. В училищах инспекторские проверки сопровождались массовыми отчислениями на флот. Проверялись служебные карточки, и если было 4-5 взысканий даже за самые незначительные нарушения, стоял вопрос об отчислении. Курсантские роты редели, как после боя. Родилась курсантская частушка:
«А у нас количество переходит в качество,
Было отделение, все списали начисто».
И пословица: «Кучер правит – все трясутся».
Мы не знали, что это уже были раскаты будущего сокращения армии и флота. И началось это с училищ, которые готовили офицеров и которые уже не были нужны своей стране. Впереди маячило «миллион двести тысяч». К слову: наша рота артиллеристов начинала учебу в составе 156 человек. Окончили училище 76.
Экзамены за третий курс прошли благополучно, всех артиллеристов 3 курса отправили на практику в г. Таллин. Там базировалось соединение надводных кораблей в составе двух крейсеров и бригады эсминцев. Нас расписали на крейсер «Жданов» проекта 68-бис в артиллерийскую часть дублировать командиров отделений и старшин команд.
Там же, в Таллине мы прошли катерную практику на дивизионе рейдовых тральщиков. При выходах тральщиков в море отрабатывались совместное плавание, сигналопроизводство, уклонение от условного противника и его оружия. Там, в окрестностях Таллина, мы выезжали на ознакомление с организацией и боевым использованием железнодорожной береговой 180-мм батареи. Знакомились с авиацией на аэродромах, летали в роли пассажиров на ЛИ-2 и ИЛ-14.
Увольнялись вместе с матросами согласно очередям увольнения, ходили на пляж и в знаменитый таллинский парк Кадриорг. Все было бы хорошо, но на крейсере «Жданов» было безобразно организовано питание личного состава. Суп и борщ готовились из сушеной картошки и кислющей капусты. Каши постные и практически без мяса. Если на обед были щи с кислой капустой и сушеной картошкой, то на ужин была так называемая «селянка», опять же с той же капустой и картошкой.
Мой гастрит разыгрался с такой силой, что я корабельную пищу не мог есть. Кое-как я дождался окончания практики и отпуска. В отпуск в Нижнюю к родителям приехал совершенно больным. Мама принялась за лечение моего гастрита соком картошки и молодой редьки. Через неделю я уже мог нормально есть и даже выпивать рюмку-другую водки.
В этом отпуске у меня была интересная поездка с отцом в окрестности стройки. Отец взял грузовую машину («уазиков» тогда у начальников не было), и с главным бухгалтером, мастером и завгаром мы на несколько дней выехали в окрестные колхозы, чтобы с председателями решить ряд вопросов с поставкой рабочей силы и транспорта на стройку. Я с радостью с ними поехал. Взяли ружье, припасы, снаряжение и одежду. Ночевали у председателей-татар, меня кормили вкусной кониной, котлетами, жареными карасями с яйцом. Несколько раз я выезжал на лодке на озера, убил несколько уток. Поездкой я остался очень доволен.
В конце августа все мы собрались в училище. Уже курсанты выпускного курса. И сразу же новость – училище в полном составе участвует в Московском параде 7 ноября 1956 года.


4. Четвертый курс («Женихи»)

С начала сентября вместе с учебным процессом началась подготовка к параду. Батальон моряков на параде, которых представляло наше училище, состоял из двух рот численностью по 200 человек каждая, 20 человек в шеренге, 10 шеренг в роте. Был взвод запасников для замен в случае болезни или травмы основного участника. Был произведен ранжир всех участников, независимо от курса. Второй, третий, четвертый курсы факультетов были перемешаны и прошли общий ранжир. В каждой шеренге назначен командир отделения и на пять шеренг – помкомвзвода. На каждую роту – старшина роты. Старшина роты в строевой состав парада не входил. Большая группа офицеров во главе с начальником строевого отдела училища составила штаб подготовки парада. Выделены знаменная группа, группа офицеров, возглавлявших роты при прохождении. К каждой шеренге был прикреплен офицер. До конца сентября парадный полк тренировался на плацах училища и у Дворца культуры им. Кирова на Васильевском острове.
В первых числах октября весь полк с поварами, продовольственными и вещевыми службами, запасными и обеспечивающими специальным железнодорожным эшелоном убыл в Москву. Размещены мы были в Тушинском экипаже Московского военного округа. Были оборудованы спальни двухъярусными койками, столовые, оружейные комнаты, ленкомната. Вся организация жизни была посвящена подготовке к параду. Всем нам шили новые шинели, брюки, суконки, бескозырки, обувь – и только для прохождения по Красной площади. К парадному полку была придана автоколонна крытых брезентом ЗИЛ-130 для перевозки курсантов на тренировки и к местам культурных мероприятий.
Начались тренировки на площади Филинского речного вокзала. Первое прохождение посмотрел командир Кремлевского полка и дал неудовлетворительную оценку. В результате к каждой шеренге были приставлены офицеры Кремлевского полка, которые контролировали и проверяли каждый наш шаг и жест. Идти мы должны были с карабинами СКС в положении «на плечо». Очень трудно было держать равнение штыков. Чуть-чуть кто-то из двадцати в шеренге прижал или ослабил руку, штык вываливался из строя равнения.
Подъем был в 6.00, умывание и завтрак. Завтрак был обильным и сытным. Какао или кофе, мягкие белые батоны, сыр или колбаса, рисовая или гречневая каша. Всего до отвала. Вначале решили: «Ну, ребята, отъедимся, поправимся». Оказалось, к концу подготовки похудели все.
В 8.00 – погрузка на автомашины и переезд в Химки, к месту тренировки. С 8.30 до 12.30. Вначале одиночная тренировка, затем в составе шеренги, затем ротой. За 20 минут до окончания всех строили по кругу в затылок, и под бой барабана начиналось движение. Оценивался каждый: подъем ноги, взмах рукой, положение карабина, поворот головы и т.п. Кремлевские офицеры оценивали каждого, и если все безупречно, выводили из общего строя. Вывели – значит, молодец. Таким образом, оставалось человек 80-100, которые чем-то не удовлетворяли проверяющих. Их переписывали и после обеденного отдыха в 16.00 для них были дополнительные занятия уже на местном плацу в Тушино. Конечно, большинство отстающих были со 2-3 курсов. У нас строевая подготовка была лучше, все же был опыт парадов в Ленинграде. Каждую субботу и воскресенье роту вывозили в театры, на концерты, которые участникам парада давались бесплатно.
Так пролетел месяц. В ночь с 3 на 4 ноября была генеральная репетиция. Накануне выпал снег, площадь скользкая, обледенелая и при первом прохождении у Мавзолея кто-то в первой роте поскользнулся, упал, за собой увлек несколько человек в шеренгах, сломали 2 карабина, в общем – конфуз. Площадь приводили двое суток в порядок, и парад прошел отлично. На трибунах все правительство, парадом командовал маршал Москаленко, принимал маршал Жуков.
После прохождения было увольнение в город, и на другой день эшелоном – в Ленинград. Началась учеба. Учебный процесс четвертого курса в основном был направлен на практическое освоение специальности корабельного артиллериста и подготовки корабельного офицера. На кафедре тактики ВМФ мы изучали тактические характеристики надводных кораблей, подводных лодок и авиации вероятного противника, состав и боевые возможности АУГ, особенно палубной авиации, что было особенно важно для корабельных артиллеристов. Изучали тактические характеристики сил и средств нашего ВМФ. Нас учили анализировать сильные и слабые стороны противника и использовать в морском бою свои преимущества.
Изучали мы основы тактической разведки, маскировки, тылового обеспечения. Что касается нашей специальности, то основной упор делался на боевое использование артиллерии и приборов управления стрельбой.
Мы отрабатывали практические действия каждого из расчета систем «Мина-30-бис», «Зенит-68», «Молния-АС68». Этими системами были оснащены эсминцы 30-бис и крейсера 68-бис.
Класс занимал места расчета ЦАП (центрального аппарата стрельбы), СВП (стабилизированного визирного поста наводки), задавалась задача, и начиналось РДУ (радиодальномерное учение). Расчет вырабатывал данные для стрельбы, управляющий огнем в СВП наблюдал макет морской цели и выполнял стрельбу. Преподаватель оценивал действия расчета, управляющего, и номера менялись. Так мы осваивали артиллерийские специальности, это была целенаправленная и эффективная учеба. Мы вышли из училища вполне подготовленными корабельными артиллеристами. Придя на флот, мы не испытывали комплекса неполноценности, могли показать своим подчиненным, как надо работать и оценить их действия. Своевременно сдать на допуск к управлению группой, батареей для нас было престижно.
В феврале начался последний семестр. Месяц пребывания в Москве продлил и наше обучение на месяц. Выпускные экзамены вместо июня сдавали в июле, в начале августа были отправлены на стажировку.
Нас, 8 артиллеристов, отправили в Балтийск для стажировки на крейсерах «Орджоникидзе» и «Жданов». Я назначался на крейсер «Жданов». Мы еще в училище знали, что «Жданов» идет с официальным визитом в Югославию, и радовались этому событию, мечтая побывать за границей. Но командование распорядилось по-своему. Вместо нас, артиллеристов, на «Жданов» были назначены на стажировку выпускники-стажеры Киевского политического училища. Видимо, будущим политработникам знакомство с Югославией было важнее, чем строевым офицерам. Поэтому все мы были размещены на крейсере «Орджоникидзе» и до конца октября проходили стажировку на нем.
Я дублировал командира кормовой группы управления главного калибра. Корабль периодически выходил в море, проводились стрельбы, мы готовились после выпуска быть назначенными на крейсера. В конце октября закончилась наша стажировка, и мы убыли в училище. По приезде началась примерка формы офицера, мы рассчитывались с училищем, сдавали курсантскую форму, получали причитающееся офицеру вещевое имущество.
29 октября 1957 года начальник училища вице-адмирал Богденко убыл в Москву для подписания приказа о производстве нас в офицеры. И в тот же день мы узнали, что министр обороны маршал Жуков отстранен от занимаемой должности и выведен из членов ЦК. Мы забеспокоились: кто подпишет приказ? Не задержат ли присвоение звания? Ведь мы и так отстали от выпускников других училищ на 2 месяца!
31 октября маршал Малиновский, назначенный Министром обороны, подписал приказ о присвоении звания лейтенант нашему выпуску. 2 ноября зачитали приказ о присвоении звания, о назначении на флоты и вручили погоны и кортики. Я был назначен в распоряжение командующего Северным флотом. После выпускного вечера 4-5 ноября мы стали разъезжаться в отпуска.
4 ноября 1957 года я выехал на Урал, а 6 ноября, к великой радости родителей, явился домой во всей красе морского офицера.
Закончилось беззаботное курсантское время, начиналась офицерская служба. Впереди нас ждали флот, море, корабли. Так, по крайней мере, думали все мы.